Жани, mon amour

Анна Сергеевна Варенберг, 2020

Роман посвящен жизни и творчеству уникального артиста, актрисы, имидж-модели, исполнителя, композитора и поэта – Жанэ Пати (Александра Брагина) (1973 – 2020 гг.). Да, талант творческого человека всегда имеет свою тёмную сторону. Цена такого дара слишком высока. Всегда, всегда в судьбе таких людей есть какой-то излом, надрыв, какой-то страшный вывих, что ли, то, чему они, собственно, и обязаны своим талантом. Создавая эту книгу, я хотела, чтобы она стала не «окном», через которое можно «подсмотреть» за жизнью другого человека, но – зеркалом, в котором каждый увидит в какой-то степени и самого себя. Моей целью было не просто рассказать о яркой и глубоко трагичной судьбе Жанэ, но, главным образом, о тех роковых ошибках, которые совершают многие родители в отношении своих необычных детей, а также о том, к каким непоправимым последствиям приводят и эти ошибки, и неспособность талантливого творческого человека в полной мере распорядиться собственной яркой одаренностью.

Глава 3. Брат и сестра

Восьмого ноября 2008 года мы снимали ролик «Антимех». Что это было? Идея принадлежала Жани, также в рамках зоозащитного движения. Проще всего привести отрывок из интервью по поводу этого ролика, которое мы делали совместно. Жан говорил, я записывала, редактировала, отправляла ему.

— Наша съемочная группа делает социальный ролик"АнтиМех", посвященный проблеме жестокого обращения с животными. К сожалению, до сих пор убийство животных ради того, чтобы из их шкур шились шубы, остается в порядке вещей. Мы считаем, что такую ситуацию необходимо изменить — во всем мире и в нашей стране.

— Это антиреклама меховых изделий?

— Безусловно. Но, в первую очередь, это антиреклама бессмысленного насилия и безответственного отношения к миру природы.

— Чьи интересы вы представляете?

— Интересы тех, кто не в состоянии себя защитить. Тех, у кого нет права голоса. Тех, за кем люди оставили только одно право — быть убитыми ради того, чтобы потешить людское самолюбие.

— Как возникла идея снять такой ролик?

— Эта идея буквально носится в воздухе! Сотни тысяч здравомыслящих людей ужасаются тому, что в наше время продолжается варварское истребление живой природы в угоду человеческой прихоти. Тому, что, при наличии прекрасных изделий из искусственного меха, редкие и даже исчезающие виды животных продолжают гибнуть, а из их крови, боли и смерти изготавливаются дорогостоящие игрушки — предметы престижа. Я не могу назвать какого-то одного человека, который вдруг взял и придумал снять ролик. Нас много.

— Но кто-то должен был выступить инициатором…

— В данном случае, инициатором выступил я сам. И множество людей меня поддержали. Предлагали варианты сценария, собрали деньги, согласились провести съемку, предоставить своих собак для этой работы… Далеко не со всеми из тех, кто меня поддержал, я знаком лично. Достаточно того, что мы одинаково мыслим и чувствуем…

Золотистого ретривера для съемок предоставила моя подруга. Сам ролик должен был получиться небольшим, всего на тридцать секунд, и Жан хотел выступить в двух ролях: мужской и женской.

Сюжет был предельно прост. Парень гуляет с собакой, рядом проходит шикарная женщина в дорогой натуральной шубе, с ней — огромный черный ньюфаундленд. Собака замечает женщину, возмущенно лает на нее, парень подзывает собаку к себе и обнимает, словно пытаясь защитить от человека, которому нисколько не претит носить мех, снятый с убитого животного.

Закадровый текст должен был звучать так:

Человек — король мира. У него есть такие меньшие братья, которые безоговорочно любят своего короля. Они готовы нам подчиняться, готовы отдать за нас свою жизнь, а когда нужно — могут нас защитить. Многие говорят, что любят животных. Но одних мы балуем вниманием, а у других отнимаем жизнь, будто другие братья — чужие нам. Но они, также как и первые, — хотят жить.

А почему Вы носите мех не своей любимой собаки?

Съемки, проходившие в Озерках, начались с утра. В ноябре световой день очень короткий, а нам нужно было успеть всё отснять до темноты, за один раз. На то, чтобы оплатить операторам второй съемочный день, просто не хватило бы средств.

Было уже довольно холодно, поздняя осень, но нам, по крайней мере, повезло с погодой — дождь был совсем недолгим, в основном, светило солнце. Операторы возились с оборудованием, очень долго что-то подключали, настраивали, время шло. Собака, конечно, радовалась такой долгой прогулке и возможности носиться по опавшим листьям сколько душе угодно, а вот людям было далеко не так весело. Особенно Жани. Он мерз просто отчаянно, Жан вообще всегда плохо переносил холод…

Но как он, при этом, играл с этой собакой, как искренне и радостно бегал и обнимался с ней! Это было так по-детски, Жани выглядел тогда совершенно счастливым…

Наконец, начали снимать. Каждый кадр давался мучительно, как бывает всегда, если задействованы животные, тем более такие, которые никогда раньше ни в чем подобном не участвовали и понятия не имеют, что от них требуется. А эта красавица-ретривер и об элементарных азах дрессировки представление имела весьма смутное, так что она развлекалась как могла. Заставить ее выполнить простейшие команды, когда нужно — сесть, когда нужно — идти — было невозможно. Ловили наиболее удачные моменты. При этом, я снимала все происходящее на обычную мыльницу, только фото, всем остальным занимались операторы. Учитывая требовательность и перфекционизм Жани, результат не удовлетворял его снова, снова и снова. В результате взаимодействия неуправляемой собаки и отчаянно упрямого Жана, дублей было сделано огромное количество. Его не смущало даже то, что при такой низкой температуре он уже не чувствовал ни рук, ни ног. Пока не добьемся идеала — будем снимать!

Все-таки отсняли кадры с парнем, пришла очередь красотки в мехах.

Жани гримировался в машине, и снова, его будто совершенно не волновали такие «военно-полевые» условия, грим должен был быть только на пять баллов. В спешке такое сделать невозможно, а уж при его-то тщательности… Понадобилось больше часа на создание образа.

До этого момента, я ни разу не видела Жани — Женщину. То есть, конечно, видела бесчисленные фотографии и ролики, в основном, пародии на звезд. Но в живую — никогда. Дома Жан не носил ничего женского, а на его выступлениях мне еще не довелось побывать. И то, что произошло в тот день, было для меня впервые.

Вместо милого парня, красивого мужчины из машины вышла стервозная девица, самоуверенная, надменная. «А ну-ка, суки, смотрите все на меня!»

Я забыла, как дышать. Она была настолько совершенна в своей королевской стати, с этим презрительным взглядом из-под полуопущенных век, чуть брезгливым изгибом идеальных губ, выражением абсолютного сознания собственной избранности, что сразу становилось понятно: именно так должна выглядеть роковая женщина. Та, которая вполне способна небрежно спросить: «Кто меж вами купит ценою жизни — ночь мою?» — и любой мужчина падет ниц и поползет за ней на коленях, как пес, действительно, готовый с радостью принять смерть ради не то что ночи — нескольких минут наедине с нею. А ей будет целиком и полностью наплевать на любые жертвы, принесенные ради нее, и на следующий день она не вспомнит ни имени, ни лица своего очередного рыцаря. Потом же, от скуки, просто устроит новый кастинг, и история повторится снова… Какие там переживания по поводу меха животных — я вас умоляю, такая и сапогами из натуральной человеческой кожи не побрезгует, если, конечно, они хорошо сшиты и идеально сидят на ее божественной ножке!

Помимо до каждой мелочи выверенной детали женского образа — виртуозная актерская игра?.. Или…

Я всегда была толерантным человеком, и для меня общение и дружеские отношения с людьми, обладающими так называемым плавающим гендером, дело естественное. Но, на тот момент, это общение не бывало особенно плотным, и я не знала самого, пожалуй, главного и универсального психического свойства трансвеститов и многих трансгендеров. То, как выглядит женщина в их исполнении — всегда, в ста случаях из ста, является точной проекцией того, как они воспринимают женщину вообще.

Для кого-то это — развратная шлюха, готовая раздвинуть ноги перед первым встречным, и ее мысли заняты только этим. Для кого-то — домашняя ласковая кошечка. Для иных — леди в лучшем смысле этого слова, и такие очень трепетно относятся к своей репутации, они никогда не позволят себе опуститься до дешевой интрижки. Нередки — визгливые истерички, отчаянные сплетницы, завистливые и склочные сутяжницы. А для кого-то женщина — холодная стерва, запросто идущая по головам и не способная не то что на любовь, но даже на простое сочувствие кому-либо, разумеется, виртуозная манипуляторша и прирожденный абъюзер. Да для нее никого, кроме нее самой, и не существует в принципе, только до ее жертв это доходит слишком поздно (причем, когда доходит, у них уже успевает развиться такой Стокгольмский синдром, что вырваться из ее цепких коготков становится почти невозможно).

Слишком большая тема — как и почему в сознании транса формируется то или иное вИдение женщины, сейчас я даже касаться этого не буду. Позволю себе только заметить, что первая и главная женщина в жизни любого человека, будь то девочка или мальчик, — его мать. Отменить или изменить эту заданность невозможно. Также как невозможно отрицать и тот факт, что непреодолимая потребность временно или постоянно жить в обличии противоположного пола — девиация, зачастую родом из детства. Сейчас я не говорю об истинной, на научном языке — ядерной трансгендерности, когда человек рождается не в том теле. Это отдельная история. Но когда мы имеем дело с трансвеститом, или кроссдрессером, без сомнения, в его жизни был момент, когда «что-то пошло не так», и, однозначно, это произошло задолго до пубертата. То есть, если совсем коротко, мы имеем дело с какой-то глубокой детской травмой, нанесенной, скорее всего, матерью, травмой, «запустившей» девиацию. С непроработанной страшной обидой на мать — и, в то же время, желанием подражать ей, той, каковой кроссдрессер ее видит, и вместе с ней — всех женщин вообще.

И — нет, это не игра.

Совсем не игра.

Как минимум, начинаясь с игры, очень быстро становится чем-то совсем другим.

Перевоплощения Жана были настолько убедительными отнюдь не только в силу его невероятного актерского таланта, даже гениальности, о нет. Он мог изображать звезд эстрады. Играть Пьеху, Каас, Орбакайте, Гурченко, Ротару, практически кого угодно. Но, когда дело касалось Жанэ-женщины, он не играл ее роль. Он сам становился ею. Именно такой, какой она предстала перед всеми нами тогда, на съемках «Антимеха». Жана там не было, оставалась только она — Жанэ.

Та, у которой, как я узнала чуть позже, любимый афоризм был такой:

В себе уверена вполне,

И светлый образ мне не нужен.

Те, кто злословят обо мне,

Пусть знают: я гораздо хуже!

И я во второй раз, теперь уже окончательно и бесповоротно, растворилась в его-ее непреодолимом очаровании.

Помню, как в коротких промежутках между дублями бросалась к ней и старалась хоть немного согреть ее ледяные от холода руки в своих ладонях, при этом, сама не ощущая никакого холода, наоборот, мне казалось, что у меня жар, и что сердце сейчас просто выломает ребра. Ведь я могла прикасаться к ней — Королеве, этому ангелу, спустившемуся с небес!

Без сомнения, она всё поняла сразу. Мимолетный взгляд в мою сторону — какое ощущение полной победы в нем было! О, Жанэ не сомневалась в себе и своих чарах, силу которых отлично знала. Жан — тот мог метаться, ощущать неуверенность, «ставить призрачный вопрос и не находить нужного ответа»; Жанэ — никогда. Ее можно было слепо обожать или же люто ненавидеть, но уж точно, однажды увидав, не остаться равнодушным и не пройти мимо.

Пытаясь описать впечатление, которое производила на меня Жанэ, всегда вспоминаю тот момент из романа Достоевского, когда князь Мышкин смотрит на портрет Настасьи Филипповны:

«… Вдруг он (Ганя. — авт.) подошел к князю; тот в эту минуту стоял опять над портретом Настасьи Филипповны и рассматривал его.

— Так вам нравится такая женщина, князь? — спросил он его вдруг, пронзительно смотря на него…

— Удивительное лицо! — ответил князь, — и я уверен, что судьба ее не из обыкновенных. — Лицо веселое, а она ведь ужасно страдала, а? Об этом глаза говорят, вот эти две косточки, две точки под глазами в начале щек. Это гордое лицо, ужасно гордое, и вот не знаю, добра ли она? Ах, кабы добра! Все было бы спасено!»

…Ничего не было спасено. Ни для Настасьи Филипповны, ни для Жанэ, ни для Жана.

Не удивительно, что не прошло и пары дней после «Антимеха», как я стала постоянно жить с Жаном, появляясь у себя дома лишь наездами.