Синергия

Антонина Шевченко Цецилия (2024)

Как-то батюшка с нашего прихода однажды спросил: «А почему не печатаешь?». Решилась. Не могу сказать точно, как писалась эта книга. Она с событиями, которые происходили в моей жизни или в жизни моих знакомых. Название пришло в тот момент, когда я поняла, что сотворчество Бога и человека в деле спасения последнего прослеживается на протяжении всей книги. Отсюда такое громкое название — «Синергия» В ней говорится о молодом человеке, который с молодых ногтей, имея верующую бабушку, впитал духовную жизнь, но в водовороте нашего мира, и, не найдя у родителей поддержку, быстро растерял её. В книге говорится, как важно следить за предлагаемыми нам жизненными обстоятельствами, не чураться добрых дел, что идёт настоящая борьба между горним и дольним. Эта борьба ярко прослеживается в книге. И как Господь милостив к нам, желая всем спасения, и ведёт путями Им известными к этому спасению. Все герои, не зная сами как, оказываются в переплетении с главным действующим лицом.

СИНЕРГИЯ*

* Сотворчество Бога и человека в деле спасения, на языке богословия.

Глава 1

Внезапный гудок большегрузной фуры проник в ушное пространство, как в тоннель. И последнее, что увидел Ваня, это яркий свет, который прошел сквозь него и как бы выбил его тело, из болезненных мук. Очутившись на обочине в сугробе, Ваня резко отпрянул от него и провёл по лицу рукавом: «Фу-ты! Жив!»

Он не ощущал ни холода, ни боли. Его мысли начали лихорадочно бурлить: «Пронесло, так пронесло! Никогда больше в ночь не поеду! Чё я попёрся сразу на дальняк? Ведь предлагали остаться до утра: баньку, шашлычок! Эх, бабуля, бабуля…. Если бы тебе не обещал…»

Из развёрнутой фуры выскочил мужик, а за ним и другой.

— Вован, смотри, жив?!

— Да не вижу я пока!

Оба мужика почему-то орали друг другу, как будто, они находились в разных мирах. И оба были на грани срыва. Ванька легко поднялся из сугроба. И с большим удивлением, что нет никаких вывихов и больных ощущений, пошёл к месту аварии. Его полуторатонная Аудотья, как он называл свою машину марки «Audi», была похожа на помятый ботинок. Суета мужиков, его почему-то забавляла. Он предвкушал, как они удивятся, увидев его живым.

— Толик, в скорую звони, мож успеют….!!!

Ваня подошел к мужикам, почти, вплотную. «Да не пыхти, я живой…» — не очень громко начал Ваня, дабы не испугать участников события. Между тем, этот Толик, никак не приходил в себя. Он ходил, приседал, хватался то за голову, то за телефон. Ваня решил подойти поближе и ещё раз обозначиться.

— Мужик, да не волнуйся, я тут, живой я! Живой!

Хотя Ваня подошёл вплотную, мужик никак не отреагировал. Дрожащими руками пытался набрать экстренный вызов. А второй, Вован, в это время крикнул:

— Во месиво! Не пойму жив он иль нет?!…

Ваня, удивлённый, опять начал лихорадочно соображать, что пассажиров-то у него не было…

«Аааа, мож я проскочил, и моя машина где-нибудь в кювете? Ну тогда всё объясняет, я самая менее пострадавшая сторона»

Он оглянулся, потом обошёл фуру с другой стороны. Но, кроме этих машин, других рядом не было. Ваня сделал ещё одну попытку заговорить с мужиками.

— Слышь, отец, да не голоси так, меня выбросило в сугроб… вишь? Отделался лёгким испугом! — и даже попытался весело хмыкнуть.

После этого хотел похлопать его по плечу, но рука не нашла точку соприкосновения, а провалилась, проделывая круг и, Ванька замер…

Простояв пару минут ошеломленно, вдруг, заорал, что было силы: «Аааааааааа!»

Его голос был оглушительной силы, но… только для него. Водители большегрузной фуры не обладали духовным слышанием, а тем более духовным видением… Его действия были категорически не замечены обывателями планеты. Толик, в это время, уже дозвонился до службы спасения. А Вован, выломал, уже «на соплях» державшуюся дверь Аудотьи и, взяв запястье несчастного парня, проверял пульс.

— Не надо так кричать, я уже давно тут!

Ваня оглянулся и невольно закрыл глаза ладонью от яркого света. Но разглядеть он успел, что говоривший был очень высок, а рядом с ним стоял подросток и держался за руку. Глаза Вани быстро привыкли к свету и рука медленно опустилась. Суета за его спиной, перестала его волновать. Он даже ещё не понял, в какое состояние впал: как бы, между небом и землёй… то есть ещё не на небе, но уже и не на земле.

— Этого не может быть! Я что….??? — Ваня испугался произнести это страшное слово. — Я где? Я же живой?… Почему они меня не слышат?

Но, эти двое стояли с умиротворёнными лицами, где-то скорбными, но с большой любовью в глазах и видимой надёжностью.

— Вы кто? Почему Вы молчите? Это чё — рОзыгрыш? Да? — срываясь, практически, на визг, прокричал Ваня.

— Напротив, всё очень серьёзно, — спокойно сказал высокий.

— Этого не может быть… — не унимался Ваня. — Я живой… вот хожу, говорю… нет, нет, это не смерть…

— Да, ты прав, смерти нет! Это только переход, в вечную жизнь!

— Да неееет, жееее… — и Ванька расплакался, усевшись пятой точкой на гололёдный асфальт, почти, как в детстве — навзрыд. Только голос его был грубый, и Ваня никак не мог поверить, что это конец.

Подъехала скорая без сирены с включённой мигалкой, а за ней подтянулись и ГИБДД. Ваньке показалось, что он что-то почувствовал. Подскочив на ноги, он как заворожённый, стал наблюдать, как осторожно вынимали его тело из помятого автомобиля.

— Эй! Я что-то чувствую, Вы слышите меня? Я не умер! Вот… вот… вот опять… — Ване и правда чувствовалось какое-то прикосновение, и даже показалось, что внутри сердце пошевелилось, как будто встрепенулся голубь.

— Такое бывает. Это вопрос времени.

— Ну не нааадоооо! Я прошуууу Ваас! Верните меня в тело.

— Мы этого не решаем.

Медики со спасателями уже положили тело на носилки и быстро повезли к машине скорой помощи. Ваня не раздумывая, вдруг сорвался с места и бросился на своё тело, как кошка на мышку, но провалился сквозь носилок на асфальт. Процессия, не заметив выходку Вани, довезла тело до машины. Там быстро погрузили носилки внутрь и громко закрыли задние двери. Эхом отозвался этот звук в ушах Вани. И он бросился опять к своим собеседникам.

— Ну попросите Его, или давайте я попрошу! У меня дела ещё не оконченные, родители… У меня бабушка верующая!… да нельзя мне пока, я ведь ещё молодой! Куда, куда меня повезли? Остановите их! Куда? Мне надо быть рядом!

Не успев это договорить, как он оказался в машине скорой помощи, рядом со своим телом. Врач сделал какие-то уколы, на лицо наложили аппарат искусственного дыхания. Ваня сидел на коленках, как в детстве в песочнице, и округлёнными от ужаса глазами, смотрел на себя.

«Что теперь будет?» — немного успокоившись, подумал Ваня. И также мысленно ему ответили: «Экзамены. А если Господу будет угодно, то отправит тебя обратно. Но обнадёживаться не надо. Люди всё равно не верят». Ваня покрутил головой, но никого не увидел.

— А Вы теперь и мысли мои читать будете? — негромко произнёс Ваня, всё ещё боясь, что его услышат врачи.

— В нашем мире нет такого разделения: слова-мысли.

— Значит, всё, что я буду думать, Вы будете слышать?

— Да.

— А там? Вы тоже слышали мои мысли?

— Нет. Там, мы могли догадываться, по твоим поступкам. А мысли слышал один Господь.

— И что мне нужно сделать, чтобы вернуться обратно?

— Ты уже ничего не можешь сделать.

— Ну ведь бывали случаи… я знаю, мне бабушка рассказывала… я правда, не помню, кто… что они сделали, чтобы вернуться?

— Человеку не возможно, но Господу возможно всё!

— Я обещаю, что исправлю свою жизнь. Я буду ходить в Церковь, соблюдать посты, что ещё? Я не знаю, что скажете, то и буду делать! Я обещаю!

— На этом переходе все это обещают. Но у каждого был шанс! Теперь надо смириться. Где ты хочешь побывать, пока Господь окончательно не перерезал пуповину с этим миром?

Ваня, с какой-то глобальной обреченностью, смотрел на себя и думал, что сейчас, его мысли похожи на чистый лист. Он, с этой минуты теперь, стал бояться запятнать эти страницы… как на мгновение, пришло воспоминание одного разговора…

*Ванька влетел в комнату навеселе. А увидев в гостях свою бабулю, ещё сильнее обрадовался.

— Здаров, бабуль! Всё молодеешь!

— Здраствуй, здраствуй, маё солнышка!

Ваня, почти, сгрёб в охапку сухонькое тельце своей бабули, и смачно чмокнул её в макушку. Прямо поверх синего платочка в горошек. Это был подарок внучка, и Евдокия Петровна (так звали его бабушку) покрывала его исключительно в праздничные дни: в Церковь или в гости. Дома его не трепала.

— Ты к нам надолго? А то мне надо отскочить…

— Да до завтряни пабуду, красата мая!

— Ооо! Приду пораньше, сказку готовь, меня сегодня укладывать будешь, а то я соскучился, — игриво подмигивая бабуле, на лету хватая со стола снедь, — сказал Ваня.

В это время мама Вани правила на стол.

— Сядь, хоть перекуси, — мама попыталась задержать всегда спешащего сына. — Вань, ну правда, никуда твои дела не денутся.

— Не, есть не буду, а вот чаёчек так и быть, попью с вами, — и опять подмигнул бабуле, которая с любовью, во все глаза, смотрела на внучка. — Нууу, рассказывай, какими судьбами?

— Я, миленькай мой, на выставку приехала. У вас в «Вясне», в вашем тарговам центре, праваславная выставка аткрылася. Мне саседка мая, за палгода сказала. Ана анадысь была, ей пандравилася, вот и я тоже ряшила. С пензии дяньжат аткладывала. Туда сюда, записачки падать, книжачки прикупить…

— Ба, ну чё ты? — доставая из кармана дутый портмоне, удивился Ваня, — я чё тебе денег не дам? Говори, сколько нужно? Откладывала она…

— Нет, нет, спрячь. Это маи ступенечки к небу. А ты сам схади, к иконам прилажись, миластыню раздай, каму там захатишь. В церкви небось давно был?

— Да некогда мне, ба. Вот я оставлю тебе всё равно, а ты сама, куда надо определи… а хочешь, просто себе забери. Не разбираюсь я в этом.

— А када-то разбирался! Када маленький был, помнишь? Как в манастырь с табою ездили…

— Да помню, ба, беззаботные времена были, как будто не со мной.

И у Вани на душе теплотой разлились воспоминания.

— Ваня, а ты книжку-та прачёл, какую я табе с прошлага раза аставляла?

— Ба, ну не «грузи» ты меня, ну правда, времени нет, как-нить почитаю.

— Время скаратечно, Ванечка. А абещание выполни. Нельзя раскидываться этим «богатствам». Слово дал — дяржи! Деда на табя нет. Я сматрю родители савсем табе запустили.

— Ух! Какая ты у меня строгая!

— Да не в строгости дело. Суета табе затянула сматрю. И не только табе, мир, как в варонке кружится. А переход — он мгнавенный. Мы и апомниться не успеем.

Я вот нонча, на выставке, хадила на лекцию к адному батюшке, к о. Олегу Нестяжаеву. Он ещё книжки пишет. Так вот, как харашо он сказал, что для кажного будет свой апо — па-апо-кали-сис, — баба Евдокия еле выговорила это слово. Для кажного свой будет апо-кали — сис, он сказал. И нада стараться до него максимально приблизиться к Богу. А ещё мне пондравилась, он сказал что, когда вы умрёте, не сидите у своего тела, а лучше посетите Ирусалим, гроб Господень, во как! Гаворит, и денег платить не надоть, усилием одной мысли там можно аказаться. О! Стало быть как. Вот бы не забыть, когда помру, про Ирусалим-та…»

Этот разговор пролетел в голове Вани, как стриж. И недолго думая, сказал: «Хочу в Иерусалим, ко Гробу Господню»