Графиня поневоле

Аскольд Де Герсо

Лизавета Бахметьева, возвращаясь с привычных посиделок, даже представить не могла, что окажется вовлечённой в омут приключений, коварства и интриг, коими был полон императорский двор Санкт-Петербурга.

Глава 2

Ефрем Криворук, а это был не кто иной, а именно он, имея небольшой рост и худосочную фигуру, при этом обладал недюжинной силой, мог запросто на спор поднять годовалого бычка, что тот, не понимая сути происходящего, начинал, бешено вращать белками своих обезумевших глаз и мычать изо всех сил. А он, знай себе, улыбается и только лишь. Правда, подобными фокусами, Ефремушка радовал не столь часто.

И вот, при всякой насущной надобности провернуть какое да тёмное дельце, граф снаряжал не иначе, как Ефремушку, заведомо уверенный, что тот не оплошает. Да и по-другому и быть не могло, барин — от его подобрал на улице мальчонком лет пяти — шести и вырастил у себя во дворе.

Сегодня он, Ефремушка, едва ли не правая рука графа, а когда-то был уличной шпаной, невзирая на юный возраст, и шастал с компанией таких же оборванцев. Отца своего он не ведал, как не существовало в его словарном запасе слов: папа, батя, отец, он рос на улице. Маму также помнил смутно, её черты сохранились в памяти, словно в тумане, спроси кто: а какая она у тебя, мама, он с трудом смог бы припомнить несколько черт, которые впечатались в его памяти крепко.

Последний раз он её видел, когда она уходила на работу и только. Ни вечером, ни ночью, она не вернулась, как не вернулась и на следующий день. Что произошло, куда она исчезла, так и осталось загадкой. Сколько вот точно таким же образом пропадает людей никто, поди, достоверно и не знает. Как никто, кроме Царя Небесного и не ведёт счёт потерям. Кому интересны обыватели и обывательницы, проживающие в лачугах или подготовленных к сносу домах, откуда жильцы, подобрав кое-какой скарб, ушли в другое жильё. Работный люд всегда найдётся. Но вот описать подробно, тут уже, как, ни напрягай свои извилины, ничего не получится.

Оставшись один, он помыкался немного, пока однажды не оказался на улице, лишённый крова над головой. Со шпаной уличной связался по простой причине, так легче было выжить — не один, так другой добудет пропитание, да и отбиваться от других намного легче. Одному-то, никак не выжить в большом городе, где опасности подстерегают едва ли не на каждом шагу. Хотя, конечно, нельзя отрицать и того, что стычки случались и между собой и редко ходил без синяков и ссадин. Единственно, может быть Ивашка, да и тот лишь по той простой причине, что он был старше всех, но и тому в драках с другими, такими же оборванцами доставалось и тогда он отрывался на своих.

Ефремушке, по причине неброской внешности и небольшого роста, игравшего заметную роль при тёмных делишках, чем они и промышляли на базарах или торговых площадях, всегда доставалась роль воришки, кравшего товар, пока другие отвлекали хозяина; и таким вот образом, ему и досталось, погоняло Криворук, словно выжженным тавро, сопровождающее всю его жизнь. Надо сказать, что сей факт нисколько не стеснял его и не заставлял краснеть, последнее он едва ли испытывал, вынужденный обитать на улице.

Может статься, он и понимал, что его поступки не благовидные, но среда, в которой ему приходилось существовать не оставляла времени на размышления, да и какое может быть серьёзное размышление в четыре с половиной года. И логически рассуждая, можно прийти к выводу, что к совершеннолетию он стал бы закоренелым преступником, если не замёрзнет в зимнюю пору где-нибудь или не покалечат в уличной потасовке, не окажись на его жизненном пути графа Апраксина, что вытащил его из улицы.

В первое время его, если и тянуло обратно на улицу, где был предоставлен сам себе, но приближающиеся зимние дни, с холодными вечерами и пронизывающим ветром, тут же отбивали охоту к бродяжничеству. Оставаться на улице значило одно из двух: либо будешь всю зиму искать какое-либо временное прибежище, где относительно тепло, либо замёрзнуть до смерти. Но ни первое, ни второе особо не улыбалось Ефремушке.