Байона

Берегиня Форест, 2014

Кто-то умеет любить, но не хочет. Кто-то – не умеет, но пытается. Кто-то боится смотреть жизни в лицо. Но все мы в плену собственных страхов и очень редко решаемся переступить круг привычной обыденности. А что там, вне зоны нашего призрачного комфорта? Перед Вами трогательная история любви. Робкие попытки стать счастливой. Водоворот событий. Чужие страсти. Свои чувства. Ранимость и беззащитность перед обстоятельствами… Продолжением истории главной героини являются книги "ЧЕЛОВЕК ЗАКАТА" и "Я НЕ ТАК ДАЛЕКО"

Глава 9. Об особенностях одиноких прогулок

От полноты новых ощущений и нескольких часов дневного отдыха спать вообще не хотелось. После посещения ближайшей кофейни, с молочным вкусом сладкого рафа на губах и двумя персиками в оттопыренных карманах, я бродила по вечерним улочкам, незаметно превращающимся в ночные.

Шифера, пластика, силикатной и бетонной кирпичной кладки и залитой асфальтом земли здесь не было в помине. Темно-красные, оранжевые, пятнисто-серые черепичные крыши, каменные дома, расположенные на разных уровнях, извилистые улочки, потрясающая чистота и отсутствие рекламного хлама приятно провожали все дальше.

Все дома, заборы, лестницы, ступени, тротуарчики и большинство дорог были выложены из натурального камня — от глубокого серого с пятнами времени до грязно-белесого и розоватого ракушечного оттенка.

Малые часовенки с колоколами и лепными арками входа, медные, бронзовые и каменные таблички на строениях, барельефы, узорчатые балконы, колоннады, оштукатуренные фасады жилых домов — все хранило дух прошлых эпох.

Ценнее всего оказалась сама атмосфера провинциального курорта «для своих». Местное население немногим превышало двенадцать тысяч человек. Отдыхающих пока много я не заметила.

Отдыхать сюда приезжали в основном из других районов страны, а также из соседней Португалии. Бесконечных верениц круизных автобусов и толп туристов со всего мира здесь не наблюдалось. Им отданы Мадрид, Барселона и большинство городов на побережье Средиземного моря на другом конце королевства.

Непривычный для слуха мягкий говор, отсутствие суеты и безмятежность лиц располагали к непринужденному времяпрепровождению. Почти деревенская простота и спокойствие жили на краю величественной Атлантики.

Лучи закатного солнца обнимали оранжевой теплотой небольшую площадь. Стая голубей слетелась к центру. Птицы деловито расхаживали в поисках съестного. Кто-то бросил хлебный мякиш, и маленькие сизые головки замелькали, подбирая крошки.

Сбоку, между стеной средневековой часовни и небольшой смотровой площадкой с видом на океан, стояла деревянная конструкция на колесиках, напоминающая лотки разносчиков сладостей из прошлого.

— Мое почтение! — поклонился мне из-за лотка старичок с огромными оттопыренными бакенбардами. Снежно-белые, они растягивались в разные стороны от хитрого треугольного лица подобно кедровым кронам высоко в горах.

Я хихикнула, отвечая на приветствие, и подошла ближе.

— Ой! Что тут у Вас? — спросила я, заинтересованно рассматривая всякие штуковины.

— Случайности всякие, — заманчиво подмигнул старичок, оправляя легкое пальто из полувекового коричневого драпа, полинялого и выгоревшего на плечах и воротнике. Тридцатиградусная жара нисколько не мешала ему застегнуть все до одной большие глянцевые пуговицы.

Я удивленно рассматривала вещицы. С первого взгляда это могло показаться хламом. Отполированные водой причудливо загнутые корни деревьев, шершавые разноцветные стекляшки, почерневшие крохотные шкатулочки с жемчужинами внутри, осколки древней мозаики, ржавые ключи и старые монетки, камни с дырочками — «куриный бог», причудливые редкие ракушки и другие береговые находки лежали на тонкой полотняной тряпочке.

Старичок гордо взирал на меня, ловя мечтательную искорку беззаботного детства в уголке моей улыбки.

«Всякая всячина. Наверное, скопилась за долгие годы?» — подумала я, осматривая еще пару лотков, расположенных ниже, под первым.

— Э! Нет!.. — остановил меня старичок.

Я отдернула руку от горлышка маленькой закупоренной бутылки со сморщенным рыжим пергаментом внутри.

— Тебе то ни к чему! — пояснил он строгим тоном, не переставая загадочно улыбаться.

— Нет, нет! — запротестовала я. Смотря на запретную бутылочку, хотелось во что бы то ни стало получить ее. — Очень даже нужно!

Старичок недоверчиво наклонил голову, проверяя резонность моего заявления.

— И, похоже, совсем необходимо! — сводя брови на переносице, по-детски упрямо воскликнула я.

— Говорю тебе — нет! — старичок разозлился, яростно громыхая жестяными банками, в которых хранил свои драгоценности.

Я обиженно надула губы, неловко отошла в сторону, обернулась. Старичок смягчился и поманил меня иссохшим пальцем. Я в два счета подскочила к деревянному лотку.

— Хочется знать, что на той записке внутри? — спросил он.

Я быстро закивала, предвкушая приключение, необычный секрет, тайну, какое угодно волшебство. Хотелось ведь!

— Там условие! — жестко произнес он, и лицо странным образом стало похожим на застывший деревянный корень из его коллекции. — Прочтешь — обратно пути не будет! Непременно нужно исполнить условие, даже если придется пожертвовать самым дорогим желанием в жизни!

Я озадаченно выслушала его.

— Ради чего?

— Подумай, — предложил он, гипнотизируя меня.

— Откуда мне знать, — возмутилась я. — Вас, колдунов, разве поймешь, — пошутила я и осеклась.

Старичок повернулся вполоборота, не отводя взгляда черных маленьких глаз. Стало жутковато. Он сухо рассмеялся. С похожим звуком ломаются деревья в лесу во время урагана.

— А Бог его знает… И-и-и… Что, испугалась? — хитро прищурился старичок и спрятал в карман мою бутылочку.

— Да так… — неопределенно отозвалась я. «Самое главное свое желание. Хм! От чего невозможно отказаться? Наверное, от счастья», — мелькнуло само собой.

Он поймал мысль, быстро прочитал и отпустил.

— Все! — торжественно резюмировал старичок, разворачиваясь ко мне, принимая добродушный вид и взирая светлыми голубыми глазами. — Свершилось! Ступай. Ты уже знаешь, чего боишься.

Я почесала затылок, раскрыла рот, но не нашлась что ответить, закрыла, удивленно подняла брови. Последний луч заката растворился в небе. Океан дохнул влагой. Волшебство растаяло.

Старичку надоело разглядывать меня, он склонился над своим товаром, открыл одну из банок и принялся наполнять ее.

— Это не поможет, — сказал он, не отрываясь от занятия.

— Что? — откликнулась я, наблюдая, как ловко он собирает монетки.

— Сомнение.

«Как теперь?» — подумала я.

— Жить, — ответил он вслух.

В совершенном замешательстве немного постояв перед старым лотком, я развернулась и тихонечко пересекла площадь. Испанская мелодия перебросила невидимый полог между мной и торговцем случайностями, укрыв его далеко позади. Несколько раз порывалась оглянуться, но понимала — нельзя.

Невыразимое спокойствие опустилось на сердце. Я медленно шла вперед, ни о чем не задумываясь.

«Хорошо, что приехала именно сюда, — подумала я, ловя редкое ощущение совершенной душевной гармонии. — Правильно».

Саксофон и кастаньеты, ласкающие слух, давно затихли в отсветах тающего заката. Стены становились темнее, проходы уже. Неожиданно для себя забрела в один из бедных кварталов, остановилась и задумалась. Куда теперь?

Выстиранная одежда и постельное белье свисали с веревок пестрыми парусами несбыточных надежд, уснувшими в вечном штиле. Запах жареной рыбы, легкая перебранка и мигающий свет телевизоров из окон наполняли пространство.

Через открытую дверь маленькой таверны были видны усилия здорового португальца. Он гремел горой круглых тарелок. Выпуская на губку неприлично большое количество моющего средства, португалец неистово натирал белый глянец. Пыхтя деревянной трубкой, он окутывал себя сизым туманом.

Вспомнилось старое противостояние жителей Вилларибо и Виллабаджо. Эдакий «баян» десятилетия. Я негромко усмехнулась и тут же вздрогнула.

Неплотная длинная тень пронеслась мимо, слегка касаясь лица невесомой легкостью крыльев ночного мотылька. Машинально повернув вслед голову, я решила, что мне примерещилось.

В конце переулка у размалеванной стены показались трое. Если точней, просто вывалились из-за угла. Они дрались. Я подкралась поближе. Косой луч света из окон второго этажа падал на их лица.

Двое избивали третьего. Один из них — худой курчавый мужчина с горбатым носом, редкими усиками, рябой кожей и выражением лица хищной птицы бил, вернее, добивал, другого. Его сообщник — более низкий и плотный, в джинсах и толстовке, помогал. Он был развернут ко мне спиной.

Резкие частые удары сыпались без остановки. Пропустив несколько ударов в живот и солнечное сплетение, с виду похожий на бездомного бродягу, мужчина уже не мог ответить.

Глухой стук кулаков о тело заставлял меня вздрагивать, морщиться и сжимать свои воробьиные кулачки. Жажда накостылять курчавому и его подельнику проснулась в моем тщедушном теле.

Закрыв глаза, бродяга медленно сползал по стене. Высокий и неуклюже могучий, в мятой темной рубахе и с давно не мытыми длинными прядями волос, похоже, он собирался сыграть в ящик. Мне так показалось.

Удовлетворенно смотря на упавшего, первый пнул его для верности ногой. Его подельник присел и быстро обшарил карманы. Вытянув бумажник, он воровато огляделся.

Я взирала на действо из-за редкой листвы лимонного деревца. Удивительная традиция местных жителей — расставлять по улицам растения в больших горшках — как нельзя кстати спасла меня от обнаружения.

Широко шагая, грабители скрылись за углом. Я качнулась и несмело направилась вперед, к лежащему у стены. Подойдя ближе, я опустилась перед ним на корточки, стараясь оценить ситуацию.

Он прерывисто дышал. Разбитый нос и рассеченная губа кровоточили. С виду бродяга. Но разительно не похож на наших бомжей.

Я закричала, призывая на помощь. Бродяга застонал, пытаясь встать. Скользя вниз по стене на каменный тротуар, он прижимал руки к животу. Люди высовывались из окон по пояс.

На мои призывы примчалось несколько подростков, старик и двое мужчин. Они постояли, не подходя близко, посовещались и, к моему ужасу… разошлись.

Бродяга потерял сознание. Я была готова разрыдаться. И неизвестно, от чего больше — от досады на равнодушие окружающих или от страха за жизнь избитого незнакомца.

Мимо прошел грузный бородач.

— Помогите, пожалуйста! Por favor! Hospital! — взмолилась я, призывая отвезти несчастного в больницу.

Он остановился, не выказывая особой заинтересованности и не приближаясь. Сверкнув толстыми линзами очков, бородач цокнул языком и сделал отрицательный жест.

— En el hospital no llevar!⁵

— Тогда ко мне! Ко мне! — попросила я, обеими руками стуча по своим ключицам, будто он не понимал. Потом догадалась воспользоваться испробованным методом, быстро вытащив ключи с адресом и десять евро.

Бородач вышел на свет, посмотрел на купюру, поднес брелок к носу, прочитал и вернул обратно, оставив деньги себе, а потом взвалил на одно плечо избитого бродягу и неторопливо пошел по улице. Я смирно шла рядом.

На подходе к перекрестку заметила темную легковую машину. Она стояла прямо посредине, и двое, может быть, тех, кто избивал бродягу, сидели внутри. Посмотрев в нашу сторону, они отвернулись. Машина резко тронулась с места и исчезла.

В час, когда грязный окровавленный мужчина появился в доме донны Лусии, на ее лице застыла маска ужаса. Опасаясь протестов хозяйки, я бросилась спешно и сбивчиво на трех языках молить о благосклонности.

Она оторвала испуганный взгляд от бродяги и посмотрела на меня. Вероятно, мой вид являл более чем странное зрелище. Сильно озадаченная, я была готова подкупать и настаивать.

Останавливаясь на полпути, я подошла к ней. Это все-таки был ее дом. Плечи мои беспомощно опустились. Шмыгнув носом, я полезла за деньгами.

Донна Лусия не взяла их. Покачав головой, она посторонилась и отвернулась. Я махнула бородачу следовать за мной, и бродягу понесли в апартаменты.

Ему сильно досталось. Нос разбит, но не сломан… рассечена губа… под глазом растекался синяк. ссадины на лбу и скуле. Мышцы шеи напряжены. Пульс менялся, перескакивая с быстрого на замедленный.

Забираясь на кровать, я уселась возле него. Отводя прилипшие пряди волос и смачивая в воде ватные диски, я стирала кровь и думала над тем, как лучше обработать ранения.

Когда кровь и грязь отмылись с лица бродяги, я обнаружила в своей постели молодого привлекательного испанца лет тридцати.

О, Боже! Зачем ты наделил меня воображением?!

Я с любопытством разглядывала его.

Простая, заношенная, но не сильно загрязненная одежда, чистые ногти и отсутствие специфического запаха медленно развеивали легенду о бездомности.

Скуластое лицо с пухлыми губами поросло двухнедельной черной щетиной. Широкие черные брови слегка нависали над глазницами. Длиной по лопатки, пряди волос светло-медового цвета, но темные у корней, разметались по подушке. Смуглая чистая кожа на лице и шее. Я расстегнула рубашку. Дальше рельефные мышцы груди, поросшие завитками…

Я сидела на краю постели и просто восхищалась красотой сильного тела.

«Если все бродяги здесь такие, то, пожалуй, я пойду бродяжничать сама!» — увлеченно посмеивалась я сама над собой.

Он слабо шевельнул кистью и неожиданно пришел в себя. Я сильно смутилась, встретив тревожно-недоверчивый, а затем восхищенный взгляд.

Он поморгал, удивляясь моему присутствию, и теперь неотрывно смотрел на меня, сверкая влажными, черными как спелые маслины зрачками. Мне даже показалось, что он узнал меня. Так осмысленно бродяга взирал с подушки.

Я глупо улыбнулась в ответ. Опуская ресницы, поправила волосы и сообразила, что краснею.

— Как Вы себя чувствуете? Что-нибудь нужно? Как Вам помочь? Кто Вы? Могу я отвезти Вас домой? — все эти вопросы я задавала сначала на русском, после, когда спохватилась, на путаном испанском.

Безуспешно пыталась я выяснить у бродяги хоть что-либо.

Он мычал и с трудом жестикулировал руками. Потом закашлялся. Я отчаялась понять его. Он устал пытаться отвечать. Сделал неудачное усилие встать, сдержал стон и обмяк.

В дверь деликатно постучали. Вошла хозяйка гостиницы, неся поднос с чаем, маленькими забавными пузырьками из разноцветного стекла, бинтами и баночками. Она медленно приблизилась к кровати, недоверчиво осмотрела его и повернулась ко мне.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь? — неуверенно произнесла донна Лусия. Выглядела она слабой и напуганной.

Откуда мне было знать? Я пожала плечами и опять склонилась над неразговорчивым незнакомцем.

Он прикасался к голове. Я осторожно дотронулась до волос, слегка поворачивая его голову, осмотрела на предмет ранений. Слева выше виска кожа была рассечена. Кровь запеклась на вздувшейся гематоме.

— Возможно, у него сотрясение, — заметила донна Лусия, устанавливая поднос на тумбочку и подходя ближе.

— Если сотрясение, Вам нельзя сейчас двигаться, — обратилась я к бродяге. — При сотрясении соблюдают покой и неподвижность.

Он слегка удивился.

«Хех! — подумала я про себя. — Прямо вылитый доктор Пилюлькин! Как он говорил? Постельный режим, йод и касторка, вроде бы».

— Позвольте мне посмотрет, — я мягко отвела его руку от раны. Он пару раз пытался потрогать голову, морщился и поводил головой в разные стороны.

— Сейчас! — сказала я ему, вскакивая, наливая в стакан воды и доставая таблетки. — Это обезболивающее. Выпейте, прошу Вас!

— Ммм… — поморщился он от боли, хотя и показывал, что не хочет.

— Ну, пожалуйста! — просунув руку под подушку, приподнимая его чуть выше, я заглянула ему в глаза. — Если сильно болит, лучше выпить.

Он взглянул на меня и подчинился.

— Кто это? Вы знакомы? — спрашивала донна Лусия, пока бродяга с трудом глотал воду.

— Я не знаю, кто он, — тихо отозвалась я, опуская его обратно на кровать. Он побледнел и закрыл глаза.

— Ты хочешь сказать, что не задумываясь приволокла незнакомого мужчину к себе?! — она бросила на меня недоверчивый взгляд, пытаясь определить границы моего благоразумия.

— Да, — ответила я.

Донна Лусия посмотрела на меня так, будто я тоже нуждалась в помощи, но иного рода. Поразмыслив, она обошла кровать, приглядываясь к бродяге. Он лежал спокойно. Боль и слабость отражались на лице.

— Что вообще произошло?

— Его сильно избили на улице. Двое. А потом ограбили, взяли бумажник.

— Прямо на улице? — переспросила донна Лусия. В уголках ее глаз собрались морщинки. — И где это произошло?

— Точно не скажу. Я гуляла и незаметно забрела куда-то на окраину.

— Santa Maria! Никогда больше не ходи по ночам одна! — наставительно выговаривала мне донна Лусия. — А вдруг напали бы на тебя?!

— Хорошо, хорошо, — рассеянно согласилась я. Не верилось в наличие бурной криминальной деятельности в провинциальном городке, и дельные замечания я предпочла пропустить мимо ушей.

— Я не шучу! Девушкам нельзя ходить по ночам без сопровождения, — назидательно заметила донна Лусия. — Тем более в незнакомом городе.

Я коварно улыбнулась. Ее ожидало жестокое разочарование. Именно это я и собиралась сделать в ближайшее время. Очень хотелось побродить по ночному побережью.

— Байона немного старомодна и спокойна, но, глядя на тебя… — тут она сделала выразительный жест рукой в сторону моего короткого наряда, — неприятностей легко нажить.

— А что со мной не так? — удивилась я, бегло осматривая себя. — Паранджи не хватает?

«Ума тебе не хватает», — хотела, видимо, сказать донна Лусия, но смолчала.

— За себя не боюсь. А вот за него испугалась. Стало страшно, что он там и умрет. Никто не захотел отвезти его в больницу или хотя бы вызвать помощь. Почему? — потрогав лоб и убеждаясь в нормальной температуре, я повернулась к хозяйке. — Пришлось упрашивать первого встречного доставить его сюда. Спасибо, согласился!

— И что ты теперь намерена делать?

Я пожала плечами.

— Оказать посильную помощь. А утром видно будет.

— Вы можете сказать, как Вы себя чувствуете? Что беспокоит? — участливо спросила я бродягу, когда тот снова открыл глаза.

— У-у! — отозвался он, отказываясь говорить по непонятным причинам.

— Долго он находился без сознания?

— Достаточно долго.

— Нужно проверить, может, у него переломы, — кивнула донна Лусия, открывая свои пузырьки и распечатывая бинты.

— Мне? — с испугом спросила я.

— Спасла, вот ухаживай теперь! — улыбнулась донна Лусия.

Я стушевалась.

— Вы… не возражаете? — робко поинтересовалась я у бродяги.

Он не ответил, наверное, не возражал.

Закусив губу, я смутилась. Как его осматривать? Пошире распахнула рубашку. Колото-резаных ран не было. Кровоизлияний под кожу не наблюдалось. А били его сильно. Несколько ссадин, большой кровоподтек на плече. Я ощупала ключицу. Цела. Взгляд перешел на ребра.

— Дышать не больно? — спросила я, несмело прикасаясь к ребрам.

Он опять стал кашлять, но жестом показал, что не больно. Моя рука скользнула в зону подреберья. Кожа была горячей. Я ощутила спазм. Бродяга поморщился. Понятно — били по печени.

— Простите! — отняла я руки.

Он слегка согнулся от боли. Пришлось ощупать руки и ноги на предмет переломов.

— Если бы Вы могли рассказать мне о симптомах, было бы проще, — заметила я. Мне хотелось оправдаться за свои, может быть, слегка наглые и неуместные прикосновения к телу абсолютно незнакомого человека.

Он как-то странно посмотрел на меня в ответ. У меня мороз по коже пробежал.

— Вроде, здесь все в порядке, — констатировала я. — Пошевелить можете? Резкой боли при движении нет?

Он продемонстрировал. И опять попытался встать.

— Не нужно! Лежите! — остановила его донна Лусия, открывая перекись водорода. — Сейчас мы обработаем Ваши раны, — она обернулась ко мне. — Ранения неглубокие, зашивать не потребуется. Судя по всему, крови он потерял немного, можешь успокоиться, твой незнакомец не умрет, это не опасно. Да что с тобой?

Я нервно сглотнула, чувствуя, как меня саму начинает слегка мутить. Предстоящая обработка ран наравне с запахом некоторых лекарственных средств вызывала панику.

— Ты что, боишься? — удивилась донна Лусия, прочитав незатейливое выражение страха и растерянности на моем лице.

— Угу! — я закивала с жалобным видом. — Наверное, я не смогу.

Краем зрения я заметила, что бродяга сверкнул глазами и слабо улыбнулся.

— Сможешь, если захочешь, — безжалостно изрекла донна Лусия.

Судорожно вздохнув, я мысленно взывала к своей силе воли. Она пряталась где-то в пятках.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

5

В больницу не повезу!