Встреча с любимой из юности

Борис Михайлов

Реальная история о неразделенной любви русского рабочего парня и дочери богатого немецкого промышленника. Тайну своего рождения детдомовец Сева Васильев узнает в 26 лет, в 1970 году. Отец немецкий оккупант. Чтобы избавиться от позора, мать сдала его в детдом. Сева едет в Германию разобраться и влюбляется в светскую красавицу Марику. Её родители прерывают разворачивающиеся отношения, и он возвращается на родину. Через 40 лет Марика находит Севу – известного ученого.

***

…События, с которых начались перемены в жизни, медленно воскресали в памяти, когда Лена потребовала объяснить, кто такая Марика. В начале совместной жизни, умолчал о немецкой одиссее, позже повода не находилось. Да и нужно ли жене знать, что родился от немецкого оккупанта? Неожиданное письмо Марики застало врасплох. Время стирает память, но не у него. Счастливые дни их короткого романа не забылись, хотя лет прошло немало. Он счастлив с Леной, души не чает во внуке Никите, сыне Василии и жены его Людмиле, а Марика изредка продолжает сниться.

Их короткая любовь — основная причина, почему за годы совместной жизни, Сева не решился рассказать жене о своих приключениях в семидесятом году. Что отец немец, мог бы, наверное, признаться. Опустить встречи с Марикой — вспоминать нечего, жена замучает расспросами, и невольно проговоришься. А рассказать — лишиться части своего прошлого, принадлежащего только ему и никому больше, — оправдывал он себя.

— Пришло приглашение, а они еще решали, пускать — не пускать, — возмутилась Лена, когда Сева рассказал о событиях, предшествующих поездке.

Рассказал не все. Не помянул Надю, как в дальнейшем опустит многое, связанное с женщинами.

— Знала бы, сколько анкет, характеристик и рекомендаций пришлось заполнять, переписывать, согласовывать. Время, какое было!

Москва, отъезд

…Заграница для Севы началась с Киевского вокзала в Москве. Едва он с добровольным экскурсоводом по столице, оказался на перроне, их окружила толпа иностранных корреспондентов. До этой минуты Сева не встречал ни одного иностранца. Засверкали вспышки, к Севе потянулись микрофоны, посыпались вопросы. Спрашивали, как узнал адрес отца, простил ли мать, трудно было получить разрешение на поездку, намерен ли остаться у отца или вернется. Сева едва успевал отвечать. С благодарностью подумал о Сереге, молодом парне, вызвавшемся проводить его. Он предугадал вопросы, с которыми лезли настырные корреспонденты.

Сергей, представился «журналистом из Сибири, приглашенным работать в Москву». Не имея пока постоянного жилья, оказался соседом Севы по двухместному гостиничному номеру. Новый знакомый держался по-дружески просто, вызвался стать гидом по столице, сводил на Красную площадь, в магазин «Дружба» на улице Горького, где приобрели русско-немецкий разговорник. Делился опытом своих поездок за границу, и давал советы, как держаться там, отвечать на вопросы журналистов, которые наверняка будут их задавать, смеялся, рассказывал анекдоты. Сева не сразу догадался, где работает «журналист», со слишком настойчивыми советам на все случаи жизни за границей.

Избавиться от Сергея и назойливых журналистов, помог попутчик по вагону, поторопивший Севу войти. Перед дверьми уже скопилась очередь. В вагоне он спросил, чем Сева вызвал интерес у толпы иностранных корреспондентов. Сева пожал плечами и ничего не ответил. Позже они познакомились, и Сева объяснил. Попутчиком оказался советский журналист Евгений Бутузов, возвращающийся из отпуска на работу в Германию.

— Откуда они всё знают про меня? — в свою очередь спросил его Сева.

— Едешь в Германию, журналисты, в большинстве, немецкие. Естественно, знают твою историю. Сенсационный материал. Жаль, мне нельзя использовать наше знакомство. История тянет на голливудскую мелодраму.

Много позже, возвратившись в Стародубск, когда заводское радио и многотиражка отменили интервью с ним о ФРГ, Сева вспомнил горестное замечание своего попутчика «Жаль, мне нельзя воспользоваться». В Германии его история вызвала широкий интерес, у женщин слёзы. Читателям страны победившего социализма, советские идеологи посчитали не этичным знать подобные факты из истории Второй Мировой войны.

Остались позади хлопоты и переживания, связанные с отъездом. Второй день из окна международного экспресса Сева смотрел на чужую землю. Зеленые ухоженные поля, маленькие чистенькие городки, с обязательными островерхими костелом или кирхой. С интересом разглядывал настоящую Европу, совсем не похожую на ту, что показывали по телевизору в «Клубе кинопутешествий». Большую часть времени размышлял о последних событиях, нарушившихся сложившийся уклад жизни, представлял встречу с человеком, волей судьбы оказавшимся отцом, размышлял, как больше разузнать о матери.

…Шли последние часы путешествия, когда из соседнего купе пришел прощаться попутчик Евгений Бутузов. Заметив в руках Севы закрытый разговорник, спросил, много ли выражений выучил.

— Не… Не запоминается, — признался Сева новому знакомому. В Стародубске он успел купить карманный русско-немецкий двойной словарик, в Москве — разговорник. Всю дорогу вспоминал слова и выражения, которым когда-то учили в школе, пытался запомнить новые, но в голову ничего не лезло. Из школьного курса помнил совсем немного. В вечерней школе и в институте к изучению языка относились формально.

— Выучить тысячу слов, чтобы понимать элементарное, не сложно.

— Не пропаду, — самоуверенно ответил Сева. — Полтысячи знаю, с грамматикой, правда, сложнее. Надеюсь, поймем друг друга.

— Ну-ну! — Всю дорогу Бутузов опекал Севу. Знакомил с обычаями немцев, учил словам, дал свою визитную карточку с боннским адресом, и пригласил заходить без церемоний в любую минуту. Поезд тем временем вошел в Кельн. За окнами показались старые готические здания и современные небоскребы, виденные лишь в кино, эмблемы известных фирм, реклама. Проплыл позеленевший от времени бронзовый всадник. Промелькнули фермы моста, и поезд сбавил ход. По фотографии в разговорнике, Сева узнал громаду Кельнского собора. Вскоре собор и дома с рекламами остались позади, поезд медленно вполз под крышу вокзала.