Самая холодная зима

Бриттани Ш. Черри (2023)

Новый трогательный и чувственный роман о запретной любви от автора бестселлеров Бриттани Ш. Черри! Откровенная и искренняя история об исцелении душ. Книга, которая заставит вас сопереживать, наслаждаться и любить. «Душераздирающая история, которая прекрасно уравновешена сладкой остротой, трепетной радостью и успокаивающим удовлетворением. Это изысканное волшебство!» Мечтая хоть однажды нарушить запрет, я совершила огромную ошибку. Ошибку, которая казалась такой правильной… В ту ночь, когда наши с Майло пути ненадолго пересеклись на шумной студенческой вечеринке, оба хотели лишь одного: найти пристанище на время бури. Я была уверена, что мы не увидимся снова. И уж точно не ожидала встретить Майло в свой первый рабочий день, войдя в аудиторию в качестве преподавателя-практиканта. Теперь я вновь вынуждена смотреть в эти холодные, печальные глаза, которые должны были остаться не более чем воспоминанием — пусть и приятным, но угасающим. Нас неизбежно тянуло друг к другу, а когда мир Майло изменился к худшему, я не смогла удержаться и, несмотря на запрет, прижалась еще ближе. В эту холодную зиму мы хотели лишь согреться. Но нам было суждено сгореть в пламени…

Глава 3

Старлет

Я проснулась без единого намёка на головную боль.

«Это чудо двадцать первого дня рождения!»

Я догадывалась, что одного глотка волшебного пунша будет недостаточно, чтобы вызвать у меня похмелье.

Первым, что пришло на ум, когда я потянулась на кровати в комнате общежития, было то, что Джон мне изменил. К счастью, вторая мысль, которая врезалась в голову, была о Дике — и о нем самом, и о его фаллосе.

Моё тело всё ещё болело от того, как он вертел меня, будто блин на сковороде.

Я сказала ему, что я хорошая именинница?

«О боже, Старлет. Что за ночь, что за ночь».

Встав с кровати, я направилась в душ. Одно из преимуществ учиться на старших курсах колледжа — иметь душ в своей комнате, вместо того чтобы делить его с двадцатью другими девушками на этаже. Бонусы за прогресс в учёбе.

Выйдя из душа, я стала сушить волосы, и тогда Уитни пошевелилась в своей постели. Она широко зевнула, а затем пять раз похлопала себя по животу, как делала каждое утро.

— Доброе утро, соседушка, — заявила она.

— Доброе утро, соседушка, — ответила я.

Она села и вытянула руки.

— Похмелье?

— Ни капельки.

Её бровь тотчас взлетела.

— Серьёзно?

— Может быть, у меня иммунитет к похмелью.

Или я вчера вечером не выпила ни глотка.

— Не сглазь, подруга. Помнишь тот раз, когда я выпила двадцать один шот с желе?

Я вздрогнула от воспоминаний.

— Помню.

Тогда она вернулась в общежитие словно сама сделанная из желе.

Уитни улыбнулась:

— В итоге я оказалась в кабинете медсестры, и мне сказали, что похмелье настигло меня два дня спустя. Я никогда в жизни не пила столько «Гаторейда».

— Будем надеяться, что это не мой случай, — хмыкнула я. — Я чувствую себя довольно хорошо.

— Хорошо. И даже отлично, учитывая, каким придурком оказался Джон. Но потом, судя по той ночи, которая у тебя была… — Она лукаво ухмыльнулась и пошевелила бровями. — Нам даже не удалось поговорить о том, что произошло, когда ты сбежала с горячим-горячим.

Это верно. Мы с Уитни вернулись домой, хихикая как школьницы, над всем и вся. Я еле-еле переставляла ноги из-за того, что произошло в спальне, а она шла боком из-за волшебного пунша. Мы даже не начали погружаться в мои приключения с Диком.

Я почувствовала, как щёки вспыхнули от мыслей о прошлой ночи. Мне было не очень комфортно говорить о своей сексуальной жизни, главным образом потому, что секс с Джоном был довольно обыденным и скучным. Но прошлой ночью?

«Прошлой ночью…»

Я села за стол и достала расчёску.

— Прошлая ночь была… другой.

— У него была большая дудка? Или маринованный перчик?

Я усмехнулась, покачав головой:

— Почему ты такая?

— Я не знаю. Мои родители странные. Я думаю, что этот ген передался и мне. А правда, как это было?

— Это было… — Я на мгновение закрыла глаза и погрузилась в мысли.

— О боже мой, — ахнула Уитни, заставив меня открыть глаза, и сурово указала в мою сторону пальцем. — Он растряс твою вагину!

— Он растряс мою вагину, — повторила я, недоверчиво покачивая головой, вспоминая прошлую ночь.

— Чёрт возьми, да! Я так горжусь тобой, соседушка. Так теперь я права? У Джона был маленький член?

— Я не думаю, что мы можем даже классифицировать это как член. Это был, скорее, арахис.

— А у мистера горячего-горячего?

— Хобот слона.

Уитни победно вскинула руки:

— С днём рождения, Старлет Эванс!

Действительно, с днём рождения.

— Надеюсь, ты не сможешь ходить прямо все выходные. Кстати о… По шкале от одного до десяти, насколько немощными мы себя чувствуем сейчас? На уровне тостов с авокадо? — спросила меня Уитни, пока я пыталась распутать мокрые растрепанные пряди.

Мои вьющиеся каштановые волосы каждое утро представляли из себя комедию положений. Я думала о том, чтобы их сбрить, не менее пятидесяти раз за день.

Субботы для Уитни означали одно и только одно — поздний завтрак. Это был её любимый способ протрезветь после бурных пятничных вечеров. По большей части моя соседка по комнате была книжным червём, да и к своему образованию относилась серьезно. Но когда наступали пятницы! Как у прилежной студентки, у неё было не слишком много времени на отдых, но она вносила вечеринки в расписание.

Уитни называла это идеальным жизненным балансом. После вчерашнего вечера я поняла почему и была несколько разочарована тем, что пропустила два года студенческих вечеринок, сосредоточившись на учёбе.

— «Тосты» звучат потрясающе. С яичницей, — предложила я.

— Нет, лучше с яйцами, сваренными вкрутую, а после натёртыми, — поправила она. — И козий сыр с «Горячим мёдом Майка».

Она застонала от предвкушения.

— Пойдём в «У Евы»? У тебя день рождения, я угощаю.

«У Евы» было нашим любимым местом для бранча по двум причинам: кафе находилось в нескольких минутах ходьбы от кампуса и предлагало меню длиной с моё предплечье. Если хочется поесть как ЗОЖник или утонуть в кленовом сиропе, «У Евы» всегда найдётся подходящая позиция.

Отказавшись от расчёсывания волос, я собрала их в небрежный пучок на затылке.

— Я не могу пойти на бранч, помнишь? Я пообещала отцу, что в мой день рождения он заберёт меня на все выходные.

Уитни вскрикнула от отчаяния, как будто я сказала ей, что Лондон пал.

— А как же наша традиция бранча на выходных?

— Традиции придётся взять перерыв. Если только ты не хочешь присоединиться к нам.

Она задумчиво прищурилась:

— Эрик очень красивый.

Я вздрогнула.

— А, забудь, ты не сможешь поехать со мной.

— Ты уверена, что не хочешь новую мачеху?

— Ты и так мешаешь мне каждый день.

Я усмехнулась, схватила кроссовки и надела их, потом взяла розовое пухлое зимнее пальто, шарф и варежки.

Укутавшись и упаковав рюкзак, я подошла к Уитни и поцеловала её в лоб:

— Съешь тост с авокадо за меня.

Она ворчливо отмахнулась:

— Передай моему будущему мужу привет.

Я усмехнулась и, прежде чем выйти, схватила корзину с одеждой — постираю в папином доме. В Чикаго я добиралась на своей машине. Учиться в Висконсинском университете в Милуоки было очень удобно, учитывая, что до дома моего отца было всего два часа езды. Мы проводили каждое воскресенье вместе, время отца и дочери. Это был тот день, когда он не работал в тату-салоне, и день, который я тратила на стирку. Было бы здорово провести с ним субботу и воскресенье в эти выходные. День за днём я всё больше становилась папиной дочкой.

Я поехала прямо в «Инкед», зная, что именно там папа проведёт субботнее утро. Он жил и дышал этим салоном, и я была почти уверена, что и сегодня он и его сотрудники будут работать над фантастическими произведениями искусства. Когда я была ребёнком, я проводила много времени, наблюдая, как папа, его ребята и девчонки рисуют. Удивительно, сколько заказчиков плакали от радости, видя, как их шедевры оживают.

Если бы я ещё не начала свою карьеру, имела бы твёрдую руку и некоторые художественные способности, я бы с радостью провела жизнь, работая в папиной студии.

Припарковав машину за углом салона, я выскочила на мороз — по щекам бил холодный ветер — и бросилась к входу.

— Сюрприз! — прокричала толпа в холле, повергнув меня в шок.

Салон был празднично украшен.

— С днём рождения, Старлет! — пели собравшиеся.

Одной из самых крутых вещей в мире было увидеть группу мускулистых татуированных мужчин-байкеров, держащих розовые и фиолетовые воздушные шары, чтобы поздравить меня. Вся команда состояла из лучших друзей папы, и я выросла и прожила всю жизнь в их окружении. Нельсон первым поспешил ко мне и заключил в медвежьи объятия.

— С днём рождения, самородок, — сказал он, потирая кулаком мои вьющиеся волосы.

Нельсон вёл себя как рок-звезда, а с виду походил на игрока в американский футбол — непринуждённо крутой и непринуждённо гигантский. Нельсон был ростом шесть футов четыре дюйма и весом не менее двухсот девяноста фунтов. Хотя он не был пухлым. Он был весь в мускулах. Нельсон поднял меня с пола, как будто это было проще простого. Следующей на моём пути оказалась его жена Джой. Джой была красивой темнокожей женщиной, покрытой чернилами с головы до ног. У неё были яркие седые волосы и выбритые виски. Она всегда носила каблуки высотой не менее пяти дюймов — и всё же была ниже мужа.

Я почти считала их своими тётей и дядей. Папа называл их «любовью до гроба». Нельсон и Джой поддерживали нас в самые мрачные времена, и я, честно говоря, не думаю, что мы бы справились, если бы не их свет и забота.

Харпер обнял меня следующим. Ему было за шестьдесят, и его знали как одного из лучших татуировщиков в мире. Люди прилетали со всех уголков света, чтобы стать клиентами Харпера. Он был крутым, спокойным человеком, соприкасающимся с энергией и Вселенной. Иногда, если он чувствовал, что человек нервничает перед нанесением татуировки, то доставал колоду карт Таро и раскладывал их, а затем проводил быстрый сеанс рейки-терапии. Мы называли его нашим гуру-хиппи.

— Светлый привет, наша любимая.

Харпер улыбнулся и обнял меня. Он обнимал крепче всех, так, будто всю жизнь ждал момента объятия; от такого приветствия человек таял.

Дальше был Коул — тусовщик. Он уже разменял четвертый десяток, но всё ещё веселился так, словно ему только что исполнился двадцать один год. Коул был покрыт пирсингом, последним был «укус дельфина», прямо под нижней губой. Стройный, с лохматыми светлыми волосами и зелёными глазами, которые радостно сверкали, — я никогда не видела, чтобы у него был плохой день. Коул был человеком, который жил ради острых ощущений. Никого не удивило, что он вышел вперёд, держа поднос с шотами.

— Двадцать, чёрт возьми, один!

Коул прокричал это, не вынимая изо рта праздничную дуделку.

— С днём рождения, ковбойша, — сказал он, ставя поднос на стол и целуя меня в лоб.

И наконец был папа — лучший папа на свете.

— С днём рождения, принцесса, — сказал он, обнимая меня. — Я не могу поверить, что ты уже такая взрослая.

Он несколько раз поцеловал меня в лоб.

Мы с отцом были очень похожи. Не считая татуировок. В течение многих лет он предлагал набить мне что-нибудь, но я всё ещё не была готова. Быть может, однажды. В один прекрасный день.

Папа был красивым мужчиной. Когда он смеялся, а делал он это очень часто, на его щеках появлялись ямочки. У меня были такие же. У меня были и его карие глаза, и широкая улыбка. Ростом он был шесть футов два дюйма, и у него была лысая блестящая голова, которую все любили потирать на удачу.

— Я думал, что твой парень тоже приедет, — удивлённо сказал папа.

Я сморщила нос:

— Скажем так, не вышло, и я надеюсь, что больше никогда его не увижу.

Папа прищурился, раздумывая, стоит ли спрашивать подробности, но затем пожал плечами:

— Хорошо. У него были дерьмовые татуировки.

Я улыбнулась:

— Худшие из худших.

— Шоты! — крикнул Коул, сунув один мне в руку.

Я засмеялась.

— Хорошо, но мы не будем буйствовать. В понедельник у меня важный день, и я не должна переходить черту, — предупредила я.

Коул отмахнулся от меня:

— Это твой двадцать первый день рождения. Дай себе волю.

Если бы он только знал, какой свободной я была накануне вечером. От одной мысли об этом мои щёки вспыхнули.

— Не волнуйся, лютик, — сказал папа. — Я позабочусь о тебе.

Собравшиеся выглядели настолько радостными, что я не могла их подвести.

Кроме того, разве может быть что-то хуже волшебного пунша?

Я приняла шот от Коула, мы чокнулись и опрокинули рюмки.

— О боже! — вскрикнула я.

Хуже. Намного-намного хуже волшебного пунша.

Харпер хихикнул и похлопал меня по спине:

— Позволь приготовить тебе настоящий напиток. Тот, после которого не захочется блевать. Поверь мне. Это говорит человек, ненавидящий вкус алкоголя.

«На Харпера уповаю!»

Он приготовил мне напиток, и это был настоящий волшебный пунш, потому что я не могла сказать, что в нём есть хоть капля алкоголя.

Я пила коктейль за коктейлем, как моряк. Мы весь день включали музыку, танцуя в салоне, ощущая полную свободу. Я не знала, что могу пить так много, пока не выпила слишком много, и следующим, что я помнила, было наступление субботнего вечера. Я обнимала унитаз, пока отец держал мне волосы.

— Я чувствую себя мёртвой, — сказала я после того, как меня вырвало в третий раз.

Похмелье, которое, как мне казалось, я пропустила субботним утром, очень любезно встретилось со мной в субботу вечером.

Папа хмыкнул:

— Я помню своё первое похмелье. Мне было четырнадцать, и меня вырвало в любимую пару туфель отца.

— Четырнадцать?! — ахнула я.

— Не все были такими хорошими детьми, как ты, принцесса. Некоторые из нас изо дня в день делали неправильный выбор.

— Я больше никогда не буду пить, — простонала я, прислонившись к ванне.

Папа сел рядом, и я положила голову ему на плечо.

— Так все говорят, когда им плохо от выпивки. Но потом, что ты думаешь? Наступает ещё одна ночь, которую нужно забыть, и цикл повторяется.

— Нет, — поклялась я. — С меня хватит.

Он поцеловал меня в лоб.

— Прими душ и надень пижаму. Ты пахнешь как задница. Я приготовлю тебе немного попкорна, чтобы успокоить желудок. Ты сегодня мало поела.

Он заставил меня принять стоячее положение.

— Как насчёт «Тако Белл»? Это немного облегчит похмелье.