Капканчики. Домыслы и враки вокруг приключений Бениовского

Вадим Геннадьевич Шильцын

30 лет жизни великого авантюриста Екатерининской эпохи влезают в одни бурные сутки клоуна-аниматора. Люди, сообщества, и даже страны связывают Мадагаскар 18-го века с Москвой 21-го. Конспирологические версии то смешно, а то скандально вторгаются в обман исторических умолчаний. Книга содержит нецензурную брань.

040

«Нынче старый ампансакабе снова потешил нас несуразными играми, кои он то и дело учиняет над своими подданными, а те, словно послушные дети, безропотно поддаются его сумасбродствам. Я бы даже назвал их ритуалы коллективным безумием, если б не следовала за ними польза, подтверждённая многолетним процветанием племени. На этот раз польза вышла в мою сторону, и была столь же неожиданной, сколь очевидной.

Построив мальгашей в ровный круг, он выделил четверых женщин из племени, разбил их на две пары и поставил обе пары на противоположных сторонах круга. Там они должны были держать друг дружку за обе руки, в то время, как остальные малагасы, бывшие в кругу, тронулись против часовой стрелки и стали проходить через стоячие пары как сквозь ворота. Движение происходило под ту же ритмичную музыку, которая звучала в нашу предыдущую встречу.

Едва ампансакабе крикнул что-то резкое и гортанное, как музыка оборвалась, а стоявшие попарно женщины резко опустили руки вниз. Один из малагасов попался в ловушку и оказался в самом центре первой пары. Другая пара не поймала никого.

Старик обратился к соплеменникам. Видимо, объяснял правила. По ходу объяснений, он помог тому, который попался, взяться за руки с поймавшими его женщинами и стать третьим в их компании.

Снова выкрикнув нечто краткое, ампансакабе запустил игру музыкальных инструментов и движение мальгашей по кругу. Потом вновь прозвучала команда, и движение прервалось так же, как и давеча. На этот раз попались двое. Оба примкнули к тем, кто их ловил.

«Так это ж «Золотые ворота!» — воскликнул Ваня и устремился в идущий через «ворота» круг. Его порыв ускорил движение малагасов, что обрадовало старого ампансакабе, и тот захлопал в ладоши, ускоряя ритм оркестра и движение подданных по кругу. Тут и я вспомнил подобную игру, виденную мной во времена Казанской ссылки. Пихнув под локоть Григория Кузнецова, я последовал примеру нашего юного друга, и постепенно нам троим удалось изрядно оживить движение игры.

Пётр не последовал нашему примеру, остался наблюдать за игрой, в то время, как малагасы приняли участие белых людей с радостью. Оркестр ускорил ритм, и вот уж мы неслись через «ворота» во всю прыть.

Ловкому Ване удалось ни разу не попасться в «золотые ворота», а меня всё-таки поймали. Когда забава закончилась, особенно довольным оказался старый император. Он подозвал меня, Григория и Ваню, и сказал: «Вы помогли мне воплотить в жизнь то самое, что я видел во сне. Не знаю, для чего это было сделано, но если сон стал живым, значит, последуют события, полезные для моего племени и для всех нас.

Внешний мир отделён от внутреннего границей человеческой оболочки. События внешнего мира легко становятся достоянием внутреннего, но когда события пересекают черту в обратной направлении, это всегда к добру. За это я подарю тебе синий предмет. Я нашёл его на берегу, и долго думал над ним. Наверное, тебе он будет полезней, чем мне» — и старик выдал мне тот самый синий карандаш, который я возил с собою с тех пор, как его подарила мне дочь губернатора Макао.

Не так давно это было. Когда «Святой Пётр» добрался до Китая и вошёл в португальский порт Макао, в компании моих соратников совершенно потерялась былая сплочённость. Люди есть люди, и каждому то и дело хочется повернуть не в ту сторону, куда влечёт его судьба. Добрая треть команды желала развернуть судно и обратным курсом вернуться в Большерецк. Мои аргументы им не хотелось принимать во внимание, поскольку тяготы плавания увесистей слов.

Трое наших товарищей погибли в схватке с туземцами. Пятнадцать человек унесла лихорадка. Погибли самые увлечённые, самые надёжные мои товарищи. Сила духа не всегда гарантирует победу. Никто из моих соратников не поддержал меня, когда я решился продать галиот. «Святой Пётр» стал для нас частью родины, расставаться с которой тяжко.

Пока шли мои переговоры с губернатором, дочь его изрядно увлеклась общением со мною. Не мудрено. Девушка на выданье, а на тысячи миль вокруг ни одного порядочного европейца. Одни торгаши, да солдафоны. Желая произвести на меня впечатление, она взялась показывать мне произведения живописи, которые создавала при помощи цветных карандашей. Детская забава, надо заметить, но пуще всех её картин увлекли меня сами карандаши, верней один из них, синий. Взор мой так и застрял на нём, не имея возможности оторваться.

Проницательная девушка заметила мой интерес и спросила — с чего он возник? «Это удивительно, Мари! — воскликнул я вполне искренне — Этот самый карандаш снился мне однажды в детстве, и вот теперь я вижу его и не верю своим глазам. Именно тот цвет, не голубой, не тёмный, а глубокий синий, при необычайной чистоте!» «Ну, так возьмите его себе. Будете вспоминать меня, а я буду печалиться о потере карандаша. Это и смешно и не так тяжко, как вспоминать о разлуке с вами» — сказала она великодушно, и отказать ей в этом капризе я не смог, как и во всех прочих.

С тех пор я берёг чудно обретённый мною карандаш. Теперь же слова ампансакабе удивили меня сильней, чем сам факт возвращения утерянного предмета. Старец говорил о материализации чего-то из внутреннего мира, а карандаш для меня тоже был примером таковой материализации. Он оказался некой эмблемой того случая, когда идея приходит в реальный мир из-за непроницаемой границы, отделяющей сны от реальности. Ампансакабе сказал о карандаше так, словно не Мари из Макао, а именно он знал о том, что мне снилось в далёком детстве…»