Шутка шутера

Валентин Никора

Обычно Ваньки рвутся спасать принцесс, но в Империи Третьего Союза — все шиворот-навыворот! Племянница императора, нарушая все законы, отправляется через Блокиратор, в планетарную тюрьму, чтобы еще раз встретится с Иваном Соколовым.Но принцессы, как и беда, никогда не перемещаются в космосе в одиночку! Где журналистки, там: и заговорщики, и безумные ученые, и злодеи!Парню с Урала вновь приходится с боем продираться через реальные и виртуальные препоны.

Электронный гримуар

Bibliotheca Apostolica Vaticana Bibliotheca secreta Scroll mysteria, Liber 1⁴

Губернатор Морддрома барон Фридрих фон Шлиссенбург сидел на кровати, широко расставив ноги, и тупо смотрел в стену. Арест произвел на него отрезвляющий эффект. Первые трое суток Фридрих был замкнут, подавлен и молчалив.

Но потом он вдруг вспомнил о Священной Римской империи, о Втором Рейхе, когда Германия, разделенная на сотни маленьких удельных королевств, сплотилась вокруг воинственной Пруссии.

И, конечно, фон Шлиссенбург подумал о черном мессии Европы — Гитлере, который сначала вытянул Германию из экономического кризиса, потом расширил ее жизненное пространство, возвращая немцам потерянные территории Австрийской империи.

Никто тогда до конца и не понял, что «цветочные войны» на том и стояли, что фашистские легионы шагали по тем землям, где веками правили именно немецкие династии.

Английские снобы никогда не видели дальше своих собственных лордовских носов.

Россия болела красной чумой, которая пожирала их лучшие умы.

Американские масоны просчитывали выручку от новой мировой войны и штопали старые мешки, чтобы складывать в них свои кровавые доллары.

Французы гонялись за юбками, как и всегда.

Все были заняты своими проблемами.

По всему выходило, что пока немцы маршировали по своим землям, — их приветствовали, как освободителей. Но как только кончилась зона векового немецкого влияния, гений фюрера столкнулся с волей другого, не менее великого, и тоже имперского народа.

Фридрих вдруг отчетливо понял, что прямо сейчас совершает ту же ошибку, что и фюрер: а именно — служит лишь своим личным амбициям, а не народу. Он вдруг отчетливо осознал, что унижение нации, возведение Берлинской стены, иностранные зоны оккупации — это неизбежный результат непримиримости и фанатизма. И что он, барон, попал в плен именно потому, что поддался на искушение властью и лестью.

На то он и фон Шлиссенбург, чтобы не допустить, дабы его народом помыкали какие-то масоны, которых в свое время выставили вон из Европы!

Люди как-то стали забывать, что в Америку бежало всякое отрепье: воры, каторжники, пираты, которые умудрились основать свои позорные Соединенные Штаты! Не удивительно, что эти так называемые «белые»» вырезали коренное население, загнали его в резервации. Этим людям и потомкам этих корсаров не ведомы немецкая верность, им смешны честь и благородство. Они не меняются.

И с тех самых пор утром всякие там Буши клянутся на Библии, что не насиловали девиц, а вечером им приходится признать, что нечаянно кое-что подзабыли. Они предают всех и вся: семьи, армии, страны, континенты. Они не знают ни истории, ни геополитики, выставляя себя на посмешище, но зато они искренне верят в то, что сильнее их никого в мире нет.

Но это не моральные уроды правят Штатами, это сами американцы превратились в жирных тупых свиней, которыми помыкают такие же, как и они сами, масоны! Америке нужна объединенная и безмозглая Европа, молчаливая Африка, покорная, стоящая на коленях Россия. Так им легче будет достичь мирового господства. И вот эти люди указывают всем странам Евросоюза кого бомбить, а кому высылать гуманитарную помощь!

Но все политики мира всегда не понимают главного: это не люди управляют историей, это этносы сами выдвигают лидера, идут за ним, пока этот вождь четко понимает чаяния своего народа. Но как только наступает опьянение властью — каждый этнос отказывается от своего предводителя.

Барон фон Шлиссенбург с горечью осознал, что народ не выбирал его своим представителем, что он сейчас в космической имперской тюрьме отстаивает свое право на жизнь, а вовсе не интересы всей Германии.

И тут очень не кстати вспомнился анекдотичный случай, описанный Гашеком.

Летом 1460 года отец Леонардус, настоятель Штальгаузенского монастыря в Баварии в поисках философского камня решил смешать пепел сожженного накануне еретика с пеплом его черного кота, да добавить еще земли, взятой из-под костра. Леонардус нагрел эту смесь и стал терпеливо ожидать, пока она остынет и превратится в легкое прозрачное вещество.

Но остывшая смесь оказалась тяжелым темным камнем с металлическим блеском. Пришлось выбросить плоды очередного неудачного эксперимента в угол монастырского двора.

Как-то однажды, разгуливая по двору в паузах между алхимическими опытами и молитвами, отец Леонардус обратил внимание на свиней, с удовольствием полизывающих выброшенный им камень. Хрюшки за последнее время заметно разжирели. На следующий день монахи получили на завтрак кашу с добавкой этого алхимического камня. Увы, все сорок монахов Штальгаузенского монастыря скончались в страшных муках.

С того дня Леонардус зарекся проводить свои эксперименты, а злополучный камень прозвал «антимониумом», то бишь средством против монахов.

Вся эта история сильно смахивала на ситуацию, в которой оказался сам фон Шлиссенбург.

Фридрих словно очнулся. Он осознал, что пока его мысли были заняты возвращением величия Германии, с ним самим невидимый Леонардус, по-прежнему, проводил зловещие эксперименты.

Да, этот чертов Аррах вызвал с Земли не только людей, но и псину. Уж не затем ли, чтобы использовать весь генетический материал для создания сверхбойца? Смешать пепел немецкого майора и русского мафиози — да, в этом что-то было. А вместо кота — использовать водолаза. Почему нет?

Но раз Фридрих в Зале Ожиданий, значит, собака и Соколов ускользнули от Арраха.

И еще: все эти мысли о том, чего не вернуть — они могли быть внушаемы именно для того, чтобы Фридрих не думал о более значимых и важных вещах!

Залы Ожиданий — это не просто тюрьмы — это мощный психический излучатель для подавления мыслей. Да, это несомненно!

Наверное, Залы Ожиданий настроены именно на бездушных граждан, вот и случилось с немцем непредвиденное прояснение ума. Фон Шлиссенбург вдруг вынырнул из депрессии потому, что эмоционально ощутил себя на месте сжигаемого чернокнижника и его кота. А граждане — так не могут, ибо не чувствуют и не воображают.

Представив себя лишь ингредиентом философского винегрета, Фридрих мгновенно протрезвел. Он понял, что его просто законсервировали, чтобы не пропал, а то потом придется нового офицера с Земли вытягивать! И это означало, что нет никакой миссии, что здесь, как и всюду — идет политическая игра — и только.

И в тот миг мечта о военном реванше окончательно рухнула в сердце тридцатипятилетнего романтика. Его ум заняли более насущные проблемы. Сразу ушла вся хандра. Больше тупо смотреть в стену фон Шлиссенбург не собирался!

Фридрих встал, привел в порядок мундир, застегнувшись на все пуговицы, начистил сапоги куском ткани, оторванной от простыни, и при таком параде сел к тюремному компьютеру, вбивая в строку поиска слово «Шеллеш».

Доступ к информации был тут же благополучно заблокирован. Но барон не сдавался. Он вбил имя Арраха.

Процессор натужно закряхтел, точно растерянный библиотекарь, к которому обратились за помощью в подборе литературы о том, чего в природе, и быть не может.

Монитор тревожно замелькал алой полосой, перечеркнувшей выпавшую страницу какого-то информационного сайта.

Фридрих плотоядно усмехнулся. Сейчас он стремился нанести максимально возможный ущерб врагу. И если не было способа отсюда сбежать, то нужно было оставить после себя: лишь дымящиеся руины!

Монитор вдруг на мгновение погас, и тут же на нем появилось бесстрастное лицо надзирателя:

— Объект, ожидающий судебного разбирательства, имеет право доступа лишь к информационным сайтам без права переадресации, без возможности регистрироваться и оставлять где бы то ни было личные сообщения. Разрешается играть, но результаты по выходу из игрового пространства стираются. Участие в любых формах общения в режиме он-лайн запрещено. Попытка достать информацию не из открытых источников ведет к блокировке.

— А заблокируйте ваш чертов компьютер! — фон Шлиссенбург криво усмехнулся. — Сделайте мне такое одолжение!

— Вы не поняли, наблюдаемый. Никто отключать трансляцию из Залы Ожидания не собирается. Блокироваться будет ваш разум. Чтобы вы хорошо уяснили эту разницу, ввожу трехминутный режим демонстрации блокировки. Прошу прощения за временные неудобства.

И тут же руки Фридриха скрючило судорогой. Ноги отказали. Барон с грохотом рухнул со стула.

Желудок подвело, ком тошноты подкатил к горлу.

Фридриха начало колотить, точно в припадке эпилепсии, но при этом мозг не отключался, и барон прекрасно понимал, как он выглядит со стороны.

Впрочем, это занимало его считанные секунды. А потом он понял, что теперь его вид не имеет уже никакого значения.

Фон Шлиссенбург позорно и громко орал, захлебывался этим криком. Он ощущал, как волна тока проходит от макушки до пяток и обратно, однако, напряжение, хотя и было критическим, но не смертельным. В этом было какое-то нечеловеческое равнодушие к чужой боли. Тело билось в конвульсии, изо рта пошла сначала пена, а потом блевотина, точно майор хватил вчера лишних шесть-семь бутылок темного пива.

Три минуты растянулись в вечность.

И когда блокировка тела закончилась, Фридрих так и остался лежать на полу, таращась на ковровое покрытие, заляпанное остатками его же, не переварившейся пищи, не в силах пошевелить ни единым мускулом.

Голос тюремного компьютера откуда-то сверху равнодушно сообщил:

— Сканирование вашего мыслительного процесса до блокировки тела дало положительный результат на симпатии к диктаторской форме правления последнего вашего национального героя. Что ж, могу сообщить вам, что ваш так называемый фюрер действительно пребывал в Зале Ожидания, и именно отсюда он вынес свою книгу о борьбе с миром человеческих душ. Однако вы же не хотите стать таким же пламенным борцом, как так называемый Гитлер, с душами своих же предков? Ведь у самого Адольфа в разгаре войны души уже не было, и он просто тупо уничтожал вокруг себя любые проростки душевности.

Барон фон Шлиссенбург был категорически не согласен с каким-то там зазнавшимся тюремным компьютером, он верил в величие фюрера, он с детства знал, что имперский орел Карла Великого еще не раз омоет когти в крови врагов нации, но отвечать, тем более — спорить, он не хотел. Он уже ощутил мощь имперской инквизиции. Он осознал, что нужно бежать отсюда, чтобы создать армию Сопротивления, чтобы вместе с Шеллешем очистить вселенную от всей этой новой коммунистической заразы, поразившей Империю Третьего Союза!

Не дождавшись реакции наблюдаемого, механический голос смолк.

А через пять минут барон мужественно сжал зубы и встал.

Ноги дрожали от напряжения, словно он бросил заниматься спортом, а потом вдруг решил за три дня наверстать упущенное за год.

Трясущимися руками Фридрих сорвал с себя перепачканный мундир, выданный ему еще Шеллешем, швырнул его на пол и слабым, заикающимся от волнения голосом потребовал душ.

Лицо из монитора смотрело равнодушно, но барон был готов поклясться, что лицо этого робота кривит ехидная, издевающаяся улыбочка:

— Нет необходимости.

— Да что же вы за свиньи такие? Где ваше долбанутое на всю голову начальство? Вы что, не видите: камера в антисанитарных условиях, и согласно женевским соглашениям… — тут майор Бундесвера осекся и понял, что ляпнул глупость. Земные законы тут не только не действовали, но и казались архаизмом, кодексом чести обезьян, вчера только слезших с пальмы.

Барон сел на кровать и ссутулился.

Никто здесь не воспринимал его серьезно.

Наполеона, потерпевшего поражение от русских дикарей, и то сослали на остров. Великие люди даже в изгнании окружены почетом и ореолом избранности, а он, Фридрих, рассматривался здесь даже не как кадровый военный, а просто как недоразумение.

А еще барон вдруг понял, что ему не хватает горных утесов и бело-голубых знамен родины, ветра и дождя, и облаков, плывущих над самым знаменитым озером мира, потому что там, в его глубинах таится настоящий Грааль, спрятанный бегущими от Филиппа Красивого тамплиерами.

Грааль — символ мудрости. Еще одна причина — недолюбливать этих фанфаронов — французов. Но тут майор поймал себя на мысли, что лучше оказаться в одном строю и с французами, и с русскими, и даже со снобами американцами, нежели в роте наемников Империи Третьего Союза…

И вдруг стены камеры содрогнулись от взрыва.

В появившейся пробоине появился бес.

Фридрих с удивлением уставился на веснушчатое, полное задора и молодости, лицо в обрамлении рыжих кудрей и блестящих, точно отполированных, козлиных рожек.

— Ты кто? — это все, что смог выдавить из себя потрясенный немец.

Бес усмехнулся, стряхнул пыль с черного мундира Летной школы, и сказал:

— А что: мне здесь не рады?

Барон подскочил в возбуждении, но волна тошноты остановила его эмоциональный порыв:

— Что я должен взамен?

Бес понимающе покивал головой:

— Душу можешь оставить себе.

Фридрих издал вздох облегчения. Видимо, он не верил до конца Чужим.

— Ты ведь не любишь русских? — бес чихнул.

Фон Шлиссенбург в изумлении приподнял бровь.

— Ладно. — уточнил спаситель. — Не всех русских. Только одного: Ивана Соколова.

— И?… — осторожно протянул пленник.

— Вот и поможешь мне его найти и заставить землю жрать.

— Откуда столько ненависти? — Фридрих медленно двинулся к выходу.

— Меня из-за него исключили из академии, лишили звания и права заниматься любыми, даже транспортными, полетами в течение десяти лет! А это — хуже смерти!

Заглянув в рваный пролом камеры, барон с удивлением обнаружил, что за стеной были добротные коридоры, целиком обшитые то ли алюминием, то ли другим блестящим металлом, и только здесь, в его одиночке были кирпичная кладка, чугунная решетка на окне, и лампочка высоко под потолком в металлической сетке.

Чужой, оглянувшийся на Фридриха, поймавший его изумленный взгляд, лишь усмехнулся:

— А ты чего хотел? Вы люди, сами держите себя в тюрьме. Мне пришлось даже взрывать стену, потому что ты не мыслишь себе другой камеры.

— То есть?

— Знаешь, до тебя тут хиппи один сидел. Его камера составляла дорогу серпантином, антураж которой постоянно менялся, и ему казалось, что он путешествует автостопом по Техасу. Он даже не заметил того, что давно не на Земле. И находился этот парень именно в твоей тесной одиночке.

Барон с удивлением посмотрел на покидаемое узилище:

— А почему не орет сигнализация?

— Мы не покинули Залы Ожидания, мы просто вышли из твоей личной комнаты. Компьютерные надзиратели системы Зал Ожиданий реагируют на бездействие. Долго сидишь, значит — обдумываешь план побега. Двигаешься — благонадежен. Выйдешь из зоны контроля камеры один — получишь удар в спину. С кем-то вдвоем — реакции не последует. Такая вот наша Чужая Критика Чистого Разума получается. Имперцы непоротливы. И система закона и правосудия у них такая же. Грех этим не воспользоваться, правда?

— Как все сложно у вас.

Бес засмеялся:

— Мы не ищем легких путей. Дороги находят нас сами. Этому мы учились у вас, у землян! — Чужой склонил голову. — Меня зовут Кеннек.

— Фридрих фон Шлиссенбург.

Но тут из внезапно открывшихся овальных дверей навстречу беженцам вышел офицер в парадной белой форме. Улыбка его не предвещала ничего хорошего:

— Так-так! Душевный союз. Спелись, значит. А на Землеелмезе вы друг друга на костре бы сожгли. С песнями и плясками. Вот ты, Кеннек, ты понимаешь, что твое проникновение в Залы Ожидания, безусловно, было официально зарегистрировано, и сейчас ты, согласно «Уложению о методике перевоспитания и наказания», являешься лицом особо опасным, приравнивающимся к экстремистам. Да ты просто здесь и останешься — это в лучшем случае. А в худшем — я лично передам тебя парням вашей разведки. Ведь это именно на твоем эсминце бежали особо опасные преступники, не так ли?

Чужой схватился за файер и пальнул. Но дежурный офицер лишь театрально рассмеялся.

Значит, они позволили Кеннеку войти, чтобы взять его с поличным на месте преступления, а оружие зарядили какими-нибудь нейтрализующими электро — или радиоволнами. Осознав это, Фридрих побагровел.

Все трое понимали, что после трехминутной демонстрации блокировки воли, барон еще пару часов и мухи не обидет, и это выводило майора из себя. Весь этот спектакль, битва интеллектов — она просто бесила своей математической мертвой красотой. В этой игре не было самого важного: чувств, эмоций.

Кеннек ринулся было в рукопашную, но офицер выхватил парализатор и шмальнул Чужому в ногу. Бес всхлипнул, схватился за бедро и упал.

Охранник всем своим видом выражал торжество разума над душевностью низших рас.

Фридрих поймал себя на мысли, что, наверное, так же смотрелся, когда год назад выступал за депортацию из Баварии алжирцев. Ему стало стыдно. Но больше всего фон Шлиссенбурга мучила его собственная беспомощность. И то, что в этой схватке его участие никем и никак не рассматривается.

Офицер в белом даже не повернул головы в сторону барона, когда тот, сжав в отчаянии зубы, кинулся было вперед, но оступился и грохнулся, отбивая правый бок.

— Сдается мне: что-то упало. — офицер явно издевался над заключенными, так же, как и тюремный компьютер.

В этом было что-то странное, неестественное, неправильное.

Граждане не понимают чувств, они не могут злорадствовать, потому что не понимают ни радости, ни ярости. А этот страж порядка, похоже, успел понахвататься у заключенных циничности и снобизму.

— Выпускник Высшей Летной Школы был с позором выгнан прямо после сдачи государственных экзаменов. — офицер ухмылялся, глядя на поверженных беглецов. — Потеря лейтенантских нашивок закончилась для бедняжки еще и потерей разума, и ослаблением контроля над собственными мыслями. Проникнув в Имперскую Залу Ожиданий, сумасшедший Чужой умышленно взорвал защитную капсулу, после чего схватился за оголенные провода, которые, естественно, находились под напряжением. Весь мир содрогнулся от яркой и нелепой смерти.

Кеннек перестал скулить, точно побитый щенок и рывком поднялся на ноги, скривившись от боли:

— Брешешь! Нас пишут видеокамеры!

— Конечно. — и офицер отступил на шаг назад. — Но ведь это граждане сохраняют или стирают файлы. А еще они их слегка ретушируют.

— Вай, слушай, как хорошо говоришь! Я тебя записал, но, слушай, дорогой, скажи это еще раз, я хочу выложить диалоги в вечерних новостях, а ты, мой яхонтовый, запинаешься! — из-за поворота выкатилось существо более всего похожее на ходячую копну, на ком шерсти, из-под которого не было видно ничего, кроме пытливых круглых глаз. В руках он сжимал предмет, смутно походивший на видеокамеру. Это был типичный альфодролль. От соплеменников он отличался странной сообразительностью и быстротой речи. А еще у него была необычная, цветная, а не монотонная расцветка шерсти, словно на него, на бурого, вылили в трех местах красную, синюю и зеленую краски.

— Это кто здесь такой умный?! — возмутился офицер.

— Твоя совесть! — отрезал ямал.

Парализатор тут же был наведен на пришельца:

— Это дом неожиданных встреч какой-то, а не Залы Ожиданий! — усмехнулся охранник и нажал на гашетку.

Но тут фон Шлиссенбург метнулся на врага, выбивая у него из рук оружие. Раздался выстрел. Луч метнулся вверх, отразился от потолка и врезался в стену, растекаясь по нему разбитой ампулой с сывороткой.

— Слушай, какие страсти тут кипят, какое торжество дикой, я бы сказал, первобытной природы! — альфодролль просто сиял от торжества. — Не сюжет — персик!

— Ах, вот значит как! — злобно прошипел офицер в белом мундире. — Значит, ты, Кеннек, не освобождать политзаключенных сюда явился, а снимать компромат на систему правосудия в нашей империи! Ну, держись!

Охранник хотел было выхватить уже боевой файер, а не выбитую у него до этого пародию на настоящее оружие, но Фридрих сдавил врага в объятиях, не давая тому пошевелиться.

— Смотри сюда! — радостно визжал цветной ямал. — Вах, джигиты! Кумысу всем, айрану, и три дня выходных!

— Клоуны! — шипел офицер.

— От ряженого слышу. — проворчал в ответ Кеннек, который дохромал до места схватки сорвал файер с плеча стража. — Мое почтение. Гран мерси за игрушку. Она нам еще пригодится!

— Передавай привет Ырккры! — злобно крикнул разоруженный офицер. — Тревога! Проникновение извне в Залы Ожиданий! Режим полной блокировки!

— Напряжение нарастает, да! — бесновался акрог с камерой. — Имперская охрана посылает вызов майору контрразведки королевства Чужих! Какая драматичная минута, какой слог!

— Да заткнет кто-нибудь эту моховую кочку! — заорал офицер, умудрившийся ударить согнутым коленом в пах фон Шлиссенбургу, вырваться из его цепких объятий, оттолкнуть Кеннека, и броситься наутек.

Вот только Чужой, падая, случайно нажал гашетку имперского файера, который все еще сжимал в руках. Звук выстрела был глухим и резким, необычным, потому что файеры стреляют лучами и в них нечему грохотать.

Офицер замер на месте, точно увидел привидение. На спине, вокруг появившейся обугленной дыры появилось красное пятно. Через секунду охранник упал.

Взвыла сигнализация, заглушившая удивленный вскрик ямала:

— Упс! Настоящее убийство в документальной съемке с места события. О-о!!!

— Что теперь? — фон Шлиссенбург с трудом поднялся на ноги, протягивая руку Кеннеку.

— Ну, ты спросил! — прокомментировал альфодролль. — Вы задержаны при попытке к бегству, убили офицера и не знаете, как отсюда выбраться? Вах, слушай, я в три года знал, как незаметно сбежать из сарая, куда меня запирали в наказание, да!

— Ты, вообще, откуда взялся? — Чужой подозрительно оглядел акрога, не спуская пальца с гашетки. — Слишком ты умен для альфодроллей. Уж не оборотень ли ты?

— Точно! — ямал излучал добродушие. — Заметь: без погон. Их на меня лепить некуда!

Акрог, по видимому, отключил свою видеокамеру, потому что перестал сжимать ее в руках и небрежно закинул за свое мохнатое плечо.

Кеннек поднялся на ноги и буравил взглядом альфодролля:

— Ты как смог сюда пробраться? Я-то прошел сквозь портал, построенный по принципу раздвижной лестницы. Аррах его разработал, но опробовать не успел. Наша разведка выкрала. Вот мне и пригодились эти знания. Правда, выход в ста метрах отсюда.

— Слушай, дорогой, зачем так сложно? Проще нужно быть! — обрадовался ямал. — Я прилетел как нормальный гражданин, припарковался. Коды доступа Алланы в суматохе все еще не отменили.

Фон Шлиссенбург побледнел и хором с Кеннеком прокричал:

— Той самой?!!!

— А она такая у нас во вселенной одна! — заразительно засмеялся акрог.

— И ты возьмешь нас с собой? — покачал головой Чужой. — К чему бы такая щедрость? И как ты узнал, что я попытаюсь спасти человека?

— Это только снаружи я лохматый и пушистый, а внутри — собранный, умный и коварный шпион. Меня Муррум, кстати, зовут. Бывший телохранитель той самой Алланы. И, в целом-то, благодаря ее стараниям, я теперь так и выгляжу. И я все еще мутирую. Ко мне уже намертво прилип их дурацкий акцент, скоро думать начну как они. А за тобой, Кеннек, я следил, дистанционно, конечно. Ты, яхонтовый, должен был отомстить Соколову, а достать его можно только через землян. У меня в этой истории есть и свои интересы. Все, слушай, просто. Я тоже хочу посмотреть в глаза русскому ухарю.

— Все неприятности из-за женщин. — растерянно протянул фон Шлиссенбург, поглядывая то на одного своего спасителя, то на другого. — Я не смогу идти быстро, давайте уже куда-нибудь продвигаться, а не топтаться на месте.

— Слушай, зачем долго двигаться, да? — Муррум широко развел руками. — Код доступа разрывает временной и пространственный континуум, проще говоря, выход за этой дверью.

Сигнализация продолжала разрывать барабанные перепонки. Со всех сторон неслось бряцание железных дверей, топот сапогов и гортанные обрывки команд. К месту встречи трех друзей по гулким коридорам неслась целая армия то ли солдат с файерами, то ли психиатров со шприцами наизготовку.

— Вах, вы не бравые солдаты, а какой-то передвижной лазарет! — всплеснул руками акрог, наблюдая за тем, как Кеннек и Фридрих, придерживаясь за стену, ковыляют к указанной двери. — Торопиться надо, а то так мы до утра провозимся!

«Значит, сейчас — ночь. — невольно подумалось фон Шлиссенбургу. — Вот почему нам навстречу вышел только один офицер! Остальные спали. А этот умник решил выслужиться перед начальством, задержать нас единолично».

— Стоять! — раздался крик сзади.

Муррум вздрогнул.

Кеннек обернулся, рявкнул: «Ложись!» — и швырнул что-то в сторону врагов. Раздался взрыв.

Через минуту Чужой, альфодролль и человек снова были на ногах. За их спиной зияла огромная черная дыра, по краям которой висели сотни обрывков искрящейся проводки.

— Мило. — сказал фон Шлиссенбург. — Что ж ты офицера так же не завалил?

— Был шанс договориться. — буркнул Чужой. — Он ведь тревогу так и не поднял. А еще он был один. Сигнализация сработала лишь на выстрел файера.

Выходит, парализатор здесь вроде кнута на галерах — символическое орудие для бодрости ожидающих приговора.

Муррум нахмурился, но промолчал. Он увидел лейтенантскую нашивку на рукаве лежавшего вблизи преследователя. И это ему очень не нравилось. Двое убитых военнослужащих — это статья.

Еще минута — и беглецы ввалились все-таки в комнату, которая оказалась летающей капсулой, припарковавшейся к центральному проходу именно благодаря доступу к правительственным шлюзам.

По сути, они сразу оказались на небольшом эсминце, оборудованным внутри как просторная земная квартира комнат эдак на восемь.

Рубка корабля напоминала военный терминал. Файеры стояли рядами в специальной стойке у стены. Огромный монитор горел сотнями цветных огней. Три капсульных кресла ждали беглецов.

Альфодролль миновал сиденье, и хотел было положить руки на выехавший из воздуха слепок ладоней, но Кеннек аж застонал при виде пульта управления. Чужой, превозмогая боль, ринулся вперед и с заискивающим видом щенка, выпрашивающим кость, простонал:

— Можно?

Муррум сделал непонятный жест, видимо означающий немое согласие.

Кеннек благоговейно положил руки на слепок ладоней и закрыл глаза.

— Вах, его можно понять! — заговорщески шепнул альфодролль Фридриху. — Настоящий летчик!

Фон Шлиссенбург хотел было сказать, что так они долетят буквально до первого встречного флаера, но, взглянув на спокойного акрога, вдруг понял, что высшее мастерство полета, наверное, в том и заключается, чтобы не видеть, а именно чувствовать дыхание космоса. На всякий случай он взял из стойки файер и сел в одно из кресел.

Эсминец плавно качнулся, отлепился от гигантской капсулы, висящей в межзвездном пространстве, и начал набирать скорость.

Фридрих благоговейно смотрел на монитор, на котором отражался и звездный путь и, словно в зеркале заднего вида — удаляющаяся громадина тюремных отсеков.

Вслед за беглецами с поверхности Залы Ожиданий начали подниматься тяжелые корабли, раз в десять превосходящие их собственный.

Фон Шлиссенбург на минуту представил, какое же вооружение они могли нести на борту и вдруг понял, что это его не особо-то и волнует. Он верил, что эти двое непременно вырвут его из лап инквизиции Империи Третьего Союза.

В любом деле, где всплывало имя Алланы, этой смазливой вездесущей журналистки, можно было надеяться на шумную феерию, на драку с погоней, на скандал, но при этом и на непременное спасение в конце. Что-то с этой Алланой было не так, будто она сама была Другой Инопланетянкой среди своих космических граждан.

Bibliotheca Apostolica Vaticana, Bibliotheca nova pontifica Scroll mysteria, Liber 2

Аллана оторвала взгляд от монитора ноутбука, рывком крутанула кресло, в котором сидела, поднялась на ноги прыжком, точно пантера. Ее волосы в свете неоновых ламп казались уже не каштановыми, а вспыхнувшими языками осеннего костра, и глаза горели как две звезды. Лицо ее искривила усмешка:

— И этой беллетристикой вы собираетесь потчевать нашу разведку. Барон, я вас не узнаю! Вы с Пиррием были под колпаком много лет. Все, что сообщал о вас Аррах — наши Управления и Имперской Внешней Безопасности, и Внутренней Разведки знали еще до того, как отчет формировался в мозгах нашего гения. Я ведь журналистка, и притом весьма не плохая. Я владею информацией из многих закрытых каналов. Вы не представляете, как распахиваются передо мной двери, когда госслужащие узнают, кто я такая! Чем вы собираетесь купить себе свободу? Этой якобы меняющейся, словно бы живой электронной книгой? Да не смешите меня!

Я любовался Алланой. Она наступала на врага, взявшего нас в плен так, словно это не мы сидели в странной комнате, а Шеллеш попался нам в руки и теперь мы решаем его дальнейшую судьбу.

Барон Веррев продолжал сидеть, сцепив пальцы замком на животике. Он взирал на нас как на детей в песочнице: свысока, но с пониманием, что глупые мы, неразумные, мол, нам расти еще и расти.

Охраны в комнате не было, однако все прекрасно понимали, что за дверями с файерами наперевес разгуливает не один десяток бравых ребят, которым их уровень интеллекта вовсе не помешает поджарить нас, как куропаток!

— Вот смотрю я на вас, и просто диву даюсь. — Шеллеш изволил усмехнуться. — Вы вроде бы и умны, и красивы, и связи везде у вас, а не понимаете главного! Ну, усомнятся в Управлении Имперской Внешней Безопасности в новой разработке моих ученых, апробированной в условиях Земли, так что ж? У меня есть козырь поважнее! Вы — Аллана, вот вы и есть тот золотой ключик, которым откроются двери к помилованию. Вот как император может лишиться такого прелестного журналиста?

— Да как вы смеете! — Аллана чуть не задохнулась от возмущения, отчего стала еще более прекрасной.

Вот удивительно, как высвечивает сущность людей и граждан Империи Третьего Союза обычные злость, ярость и даже негодование. Возможно, именно поэтому эмоции не в чести в великом космосе. Империи, так сказать, слезам не верят, а зря.

— Ну, хорошо. — вяло отмахнулся Шеллеш. — Вы уже поняли, что мы вошли в преступный сговор с Муррумом, не смотря на то, что он с каждым днем все больше становится похож на обычного акрога, и именно поэтому ваш бывший телохранитель так ратовал за то, чтобы вас, Аллана, отпустили погостить на Землю, на свидание с вашим безумным Соколовым.

Тут уже покраснел я, но ничего не сказал. Только подумал, что еще не вечер, и что припомню я еще этому зазнайке его скоропалительные выводы о моей сущности!

Аллана нервно фыркнула, всем своим видом выражая презрение к проискам несостоявшегося диктатора. Надо сказать, это у нее неплохо уже получалось, словно она прошла скорый курс чувствований и выражений земных страстей.

— Можно вас, Аллана, просто пристрелить, а купить свободу, скажем, в обмен на Арраха.

Растрепанный гений, покачивающийся в кресле, скорбно вздохнул, выражая этим полную покорность судьбе и согласие с тем, что за его жизнь вполне можно выменять у императора свободу любому преступнику.

— И опять вы все ничего поняли. — Шеллеш выглядел даже слегка расстроенным. Похоже, он затевал с нами какую-то высокоинтеллектуальную игру, а мы не оценили красоты его алгоритмов. — Вот скажи, мне Аррах, что значит набор бессмысленных цифр: 09372113?

Ученый побледнел и застонал:

— Вы все равно не сможете проникнуть внутрь!

— Неужели? — Шеллеш продолжал нас разглядывать из-под полуопущенных ресниц. — Лишившись власти, семьи, побывав в местах лишения свободы, я многое переосмыслил. Перед вами не тот самоуверенный диктатор, каким я был совсем недавно, увы, на вашу беду, я не только поумнел, но стал еще более циничным. Вы, Аррах, предсказуемы и пароли ваши всегда хранятся на самом видном месте. Ну, неужели, вы действительно так презираете всех граждан, что отказываете им в праве просто пошевелить мозгами и проверить ваши любимые игрушки. Чудак вы, Аррах, ей богу! Вы вызвали немца даже не из всей Германии, а именно из Баварии. Мне осталось лишь проверить числовые комбинации, но тут я наткнулся на существование коммуны в Верхнем Пфальце с таким чудесным именем, что дальнейшие поиски оказались ненужными. Тщеславие, Аррах — не только мой порок.

Я с недоумением посмотрел на Арраха, потом на Шеллеша.

— Что, Ваня, интеллекта не хватает, чтобы понять, о чем это мы так мило треплемся? Ну, ничего, ничего, Соколов. Может быть, образование твое ниже плинтуса, но и за твою паршивую шкуру я тоже могу купить себе свободу.

Теперь уже все в недоумении уставились на барона Веррев.

— Ни один человек не может через компьютерную игру проникнуть на территорию Империи Третьего Союза. И ни один человек не может пройти кордоны, защищающие нас от Земли и их аборигенов, не так ли, Аррах?

Ученый растерянно пожал плечами, запустил руки и в того безмерно взлохмаченные космы своих волос, и вдруг просиял, точно его озарило видение.

У меня возникло странное подозрение, что Аррах всегда чего-то недопонимал в моей транспортировке в Империю, что он и внедрился сейчас сам в новую компьютерную игру, и проделал путь, идентичный моему, чтобы разгадать эту тайну; но, даже оказавшись на Земле, не мог осознать того, что Шеллеш знал давно и наверняка.

— Ну, наконец-то, талантливый вы наш. — вздохнул Шеллеш и поднялся с кресла. — Теперь-то вы понимаете, кого притащили в Империю? Да правительство просто не могло оставить Соколова без присмотра, и если бы не Аллана с ее увлечением каким-то там землянином, то сюда непременно бы прилетели контрагенты.

— Чего? — возмутился я. — И нечего на меня так смотреть, будто я вам денег должен!

Аррах виновато отвел взор и потупился.

Аллана, нервно прохаживающаяся взад-вперед, точно львица по клетке, вдруг замерла и широко распахнула глаза:

— Ивви не тот, за кого себя выдает?

— Именно! — Шеллеш медленно поднялся на ноги. — Желаете убедиться?

Я почувствовал, как над моей головой сгустились тучи. Барон Веррева был коварной лисой, в его краткосрочные планы входило нас всех перессорить, чтобы потом манипулировать каждым по отдельности.

И, ладно, Аррах этого не понимал, на то он и гений, но как Аллана не чувствовала, что ее просто толкают к принятию навязанных ей и непонятных мне странных штампов.

«Они все сейчас поверят, что я какой-то их общий тайный враг, шпионящий против всех, — эта мысль была мучительной и яркой, как вспышка сверхновой звезды, — а потом они объединятся в битве со злом, которое внутри меня».

Откуда властелин Уойты, неожиданно для всех, выхвалил файер, я не заметил, но от бесшумного, правильного луча оружия, успел уклониться.

— Полноте, барон, а если он человек? — вскрикнул Аррах. — Вы же его просто убьете!

— Зато мы будем знать наверняка, что ошиблись. — этот ответ Шеллеша поверг меня в отчаяние. — Наука превыше всего! Не ваши ли это слова, Аррах?

Спасения на этот раз не было. Этот зловещий интриган пытался убить меня с молчаливого согласия моих же друзей.

Но как я смогу забыть это их сомнение, равное предательству, и жить потом дальше рядом с этими высоколобыми чурбанами? А, главное, что я потом стану испытывать к самой красивой гражданке этой проклятой космической Империи?

Я кинулся на Шеллеша, прямо под дуло оружия, решив лучше погибнуть, чем потом всю жизнь переживать вновь и вновь эти мгновения своего бесконечного одиночества во вселенной.

— Не-е-ет! — закричала Аллана, метнулась ко мне, оттолкнула меня в сторону. — Хватит!!!

Я ударился головой о стену, почувствовал горячее тепло под носом, волну тепла, накрывающую меня, словно одеялом, и тихую радость оттого, что кому-то я все-таки не безразличен под бесконечным и мертвым покрывалом бесчисленных звезд.

Я словно выплыл из скорлупки тела, расправил мощные когтистые крылья, и взмыл над этим миром предателей и лжецов, пробивая головой потолок, вдыхая полную грудь настоящего ночного воздуха.

Подо мной мелькал мириадами огней огромный город, в котором я прожил всю свою сознательную жизнь. Высотки шпилями рвали черную ткань небес, они словно пики, были соединены невидимыми тонкими паутинами, в центре которой торчала многоэтажка Высоцкого, а на ней ярким огнем пылал загадочный облучатель, превращающий моих сограждан, обычных уральцев, в странных существ, не замечающих красоты окружающего мира, несущихся через жизнь как торпеды к прямой финишной линии, мерящих мгновения бытия рублями.

Мой полет над Екатеринбургом был омрачен осознанием того, что Шеллеш не просто проскользнул на Землю вслед за Аррахом, буквально по его виртуальным следам, но что он мгновенно освоился, что это именно он установил излучатель, которого раньше здесь не было.

А потом я вынырнул из этого странного ночного полета над городом и вновь оказался в застенках барона Уойты лежащим размазанным на полу.

Надо мной тревожно склонилась Аллана, и в глазах ее читалось явное беспокойство, страх за мою жизнь. И это было приятно. Вот если бы я сейчас открыл глаза и увидел бы Наташку, то, наверное, тут же и удавился от тоски, потому что мир без самой маленькой толики чуда просто невыносим!

Я машинально вытер кровь под носом, приподнялся на локтях и прохрипел:

— Вы совсем охренели? В нормальных людей стреляете!

Конечно, это говорил даже не я, а мой испуг.

В комнате по углам рассредоточилось около двух десятков солдат. Очевидно, они вбежали на крик и на шум от моего падения. Сейчас они держали всех нас под прицелом. Похоже, что мне не избежать их странных опытов. Но вера барона Шеллеша, что меня не убьет лазерный луч или пуля — это было смехотворно! Похоже, что после провала путча барон Веррев сошел с ума.

— Что, Соколов, страшно? А мне, было, значит, весело на той мертвой планете! Я весь светился от удовольствия, когда из Залы Ожидания меня водили на допросы и мой мозг напрямую подключали к конвертору мыследеятельности. Наверное, я лучился счастьем, когда из меня выкачивали всю мою подноготную, когда шприцем доставали костный мозг прямо из позвоночника. И при этом я точно знаю, что нет такой методики, которая позволила бы сыщикам вытянуть из этого моего костного мозга какую бы то ни было информацию! — Шеллеш потрясал файером, словно все еще находился в состоянии аффекта. — Тоже мне психологи устрашители выискались!

— Уже могут, барон. — подал голос Аррах. — Я продал в Управление Внешней Разведки патент для регистрации сканера костного мозга на предмет выявления длительных вербальных и умозрительных размышлений об определенных вещах и материях.

— Что? — поперхнулся Шеллеш и резко развернулся на каблуках, уставившись на ученого. — Повтори!

— Если у них есть твой костный мозг, они смогут знать о том, куда ты отправишься, скажем, в бега, на двадцать секунд быстрее тебя самого и с точностью на все сто процентов вероятности всех твоих телодвижений. У них теперь этот твой мозг плавает в кисло-щелочном растворе и думает не просто как ты, но даже, как и твои мышцы, помнящие все обычные движения. Работает на принципе зондирования и считывания животного магнетизма, соединенного с интеллектуальным спектром и с данными мелкой моторики. Нам больше не нужно вживлять дорогостоящие чипы, способные принимать вербальные и зрительные образы из головного мозга, не нужно следить дистанционно за показаниями этих чипов. Можно не бояться, что имплантированный чип найдут и удалят. Да, стоит смело сказать: начинается новый виток в истории Империи Третьего Союза!

Барон натужно рассмеялся:

— Чушь! Да они бы уже обложили нас здесь!

— А с чего ты решил, что вы вовсе не в западне? — пожал плечами Аррах. — Если мы такие важные, то кто же тебе позволит держать на руках сразу три туза? Эх, барон, хвастаться ты, я гляжу, научился, а вот с осторожностью у тебя все еще проблемы.

Пауза начала затягиваться.

— Кто у дверей? — рявкнул, наконец, Шеллеш; он явно занервничал.

Солдаты нервно переглянулись, и сразу стало ясно, что они ворвались в комнату все сразу.

Аррах поднялся с кресла и насмешливо покосился на наведенные на него дула файеров:

— Да, трудно во второй раз проиграть, что ж, понимаю. Но твои мысли по поводу Соколова заслуживают уважения. Я работал с тобой, барон, и в глубине души уважаю твою дерзость и твой напор. Они не ворвутся сюда, потому что не знают, что именно я тебе мог сказать. И еще: мы не движемся. В инфракрасном свете они видят, что мы живы, что нас не уводят. Они ждут приказа. Но они не слышат наш разговор. Понимаешь?

Шеллеш наморщил лоб и хмуро кивнул:

— Кажется, да. Ты спасаешь мне жизнь. Почему?

— Да потому что жизнь — это единственная волюта в мире, которая может оказаться важнее науки.

— Они рассчитывают на стандартный вариант допроса, так? — барон нервно кусал губы.

— Угу. — Аррах размял затекшую шею. — И мы все, кроме самого Соколова, понимаем, что ты его все равно бы не убил.

— А ничего, что я здесь? — возмутился я таким наглым обсуждением своей личности.

— Молчи. — зашипела на меня Аллана. — Если они сейчас не уйдут, наши силы быстрого реагирования вломятся-таки в эту комнату. Вот тогда всем мало не покажется.

Аррах с Шеллешом стояли друг против друга, напружиненные, заведенные до предела. Это было противостояние интеллектов.

Первым не выдержал барон, он щелкнул пальцами, безмолвно приказывая двоим бойцам осторожно проверить выход.

Солдаты мгновенно исчезли в проеме двери.

Секунды замерли, время остановилось.

Шеллеш, словно в трансе, медленно подошел к стене, в которой был встроен сенсорный монитор, задумчиво поводил пальчиком по его поверхности. Прямо под монитором открылся черный провал, из него выехал журнальный столик, на котором стояло нечто, сильно смахивающее на раскрытый ноутбук.

Аррах уставился на ноут с явным вожделением, точно это был не компьютер, а какое-то чудо.

Шеллеш перехватил восторженный взгляд ученого и подленько усмехнулся:

— Да, это именно он, истинный Гриммирг — портабельный компьютер, который мы выкрали из Департамента Имперской Внешней Разведки, который в свою очередь украл его прямо из сейфа Ырккры в то время, когда его еще не разжаловали аж до майора безопасности.

— Который стащил его у акрогов. — хмыкнул Аррах. — Которые забыли вернуть его гхырам.

Я перевел взгляд с барона на ученого: да они все тут одним миром мазаны! И еще не факт, что все в их мире изобретено ими самими, а также не позаимствовано у кого-нибудь другого.

А еще я подумал, что драконам какие-то компьютеры вовсе без надобности. И я бы долго смеялся, если этот чертов Гриммирг гхыры сами бы не прихватили случайно именно с нашей Земли.

Аррах положил правую руку во внутренний карман, он явно что-то пытался сделать, и по тому сосредоточенному взгляду, которым он уставился на ноутбук, можно было предположить, что он хочет его хотя бы сфотографировать.

Но Шеллеша, похоже, это не занимало. Он снова усмехнулся и добавил:

— А, знаете, Аррах, я не зря выбрал именно вас и Пиррия. Мы все дружно водили друг друга за нос, и в этой игре я не уступил ни одному из вас. Правда, наблюдая за соратниками, я пропустил удар врага внешнего. Так что нет предела совершенству!

Похоже, Аррах был согласен с заговорщиком. А вот мне от этой их взаимной симпатии стало как-то совсем нехорошо. Я вдруг понял, что нахожусь в маленьком аквариуме с акулами, и стоит им почувствовать мою кровь, так они разорвут меня на части.

Шеллеш недолго колебался, он ввел на клавиатуре слово, видимо пароль доступа или какие-то координаты, и тут же из ноутбука вырвалось свечение, похожее на черное матовое зеркало, явно ведущее в иное измерение. Оттуда напахнуло прелой листвой. А еще мне показалось, что именно так тянуло из тайного убежища Арраха в той стрелялке, из которой мы чудом вырвались живыми этой ночью.

Барон кивнул головой своим подчиненным. Солдаты, один за другим, исчезли в компьютерном мраке, пока барон Уойты не остался с двумя телохранителями.

Они еще несколько секунд ждали возвращения своих двоих разведчиков, ушедших за дверь, но всем уже было понятно, что они остались где-то там навсегда. А потом свечение поглотило и Шеллеша и обоих приспешников и исчезло, словно втянулось само в себя.

«Неужели все это может происходить в тайных помещениях нашего маленького Метрополитена?» — я с ужасом вспомнил, что, как нас завели за железную дверь, так до сих пор никуда и не транспортировали. Мы, определенно, все еще были в Екатеринбурге. Только под землей. И еще нас ищет взбешенная братва, у которой мы увели джип, и те четверо, которым мы помяли «Ладу».

Барон уйдет. Придут враги Позднева. И эти уже играть с нами в интеллектуальные игры не станут. Они просто порвут нас на британский флаг: быстро, и без затей.

Столик с ноутбуком двинулся обратно в стену. Аррах метнулся к нему, явно мечтая завладеть Гриммиргом, но сделать этого не успел, потому что в тот же миг нормальная, вовсе не виртуальная дверь, куда ушли и не вернулись двое разведчиков барона, распахнулась от мощного удара:

— Всем лежать! Стреляю на поражение!!!

Аррах упал. Аллана распласталась рядом со мной, машинально пригибая мою непокорную голову к полу, но я все-таки увидел, как шальной пулей опрокинуло столик на колесиках, как со всего маха грохнулся об пол Гриммирг.

Да, спецназовцам удалось вырвать из рук космических заговорщиков портабельный компьютер, о котором мечтал сам Аррах, вот только что они с ним будут делать? Пасьянс на нем раскладывать что ли?

Уши буквально заложило от грохота автоматных трелей. Это были наши, отечественные «Калашниковы», и я не знаю, рад ли я был этому или нет.

Bibliotheca Apostolica Vaticana, Bibliotheca secreta Scroll mysteria, Liber 3

Никогда ничего не объясняйте полицейским, о гордые россияне! Они сами к вам придут, настучат по голове, разобьют вам очки прямо на лице, если конечно, у вас есть очки и лицо. В противном случае вы просто схлопочите, но так профессионально, что синяков не останется. Зато вы, наверняка, узнаете, где у вас находятся почки, а еще, наконец-то, поймете, что не будь этих стражей закона, к вам бы непременно явились представители братвы, и вот те уже церемониться не стали бы.

Но я ничего им, легавым, не сказал. Я мирно тихо лежал, шлагбаумом прикинулся. Однако меня вычислили сразу, видимо, я был здесь самый молодой, неопытный.

Гражданин совсем не штатской наружности рванул меня прямо с пола за волосы и ничего спрашивать не стал. Просто снял с себя свой черный намордник, будто не просто не боится нас, организованную преступность, но и презирает, а потом нехорошо так улыбнулся, совсем не по-детски, словно вездесущий Демьен в последних кадрах мистического триллера.

Возможно, у него товарищ в сбитом нами вертолете погиб, потому что за минуту он отметелил меня так, что я не только вспомнил про рану в плече, но даже и про перелом голени в прошлом году. Я опомниться-то не успел, не то чтобы защититься.

И только когда кровь залила мне лицо, двое спецназовцев положили руки на плечи своему командиру и один из них прошелестел, точно ветер в печной трубе:

— Капитан, дальше — уже беспредел.

И все. И над комнатой повисла тревожная пауза.

Я боялся, что этот чокнутый капитан сейчас и всех своих штабелем уложит, и на Аллану кинется, которую сдерживали от попыток мне помочь двое других бугаев. Но этот мужик вдруг остановился, точно слова имели над ним некую магическую власть, отряхнул капли моей крови со своей черной перчатки, процедил мне в глаза:

— Пес ты, Соколов, и смерть твоя будет собачья! — развернулся и вышел вон.

Аллану отпустили. Она кинулась ко мне перепуганной птичкой:

— Больно, да? Почему ты не защищался?

— А это будет расценено как сопротивление при задержании. — буркнул я. Ну не мог же я, в самом деле, сознаться, что даже отреагировать не успел. — Могут нечаянно убить при попытке к бегству.

— Дикие, дикие люди! — всплеснула руками журналистка. — Варвары!

— Они ведь именно меня хотели задержать в квартире, а мы им погром устроили. — я хотел было пожать плечами, но не смог. — Они еще мягко с нами поступили.

Аллана фыркнула, ну в точности, как кошка.

— А наши бы, поздневские, всех здесь просто перестреляли. — я вздохнул. — И были бы правы. Победителей не судят.

— Хватит болтать! — рявкнул один из спецназовцев. — Это вам не зачтется и не поможет: вебкамер здесь нет!

Я кинул взгляд на потолок и увидел, что видеонаблюдение здесь, действительно, не ведется, потому что какая-то шальная пуля при короткой перестрелке во время штурма нашей комнатушки совершенно случайно разнесла вдребезги все три камеры слежения.

Что ж, намек понятен. Я заткнулся.

И один только Аррах все это время стоял, молча скрестив на груди руки, не охраняемый никем. Видимо, от него шла волна такого уровня интеллекта, что его просто боялись зашибить ненароком. Да и по всклоченным его волосам, по безумно сверкающим глазам было видно, что он, точно, не мог бы увести машину у местного воротилы или подорвать военный вертолет. А еще мне показалось, что Арраха видят, но словно бы не замечают. Это было немного странно.

А потом на нас всех надели наручники и вывели из подземелий Метро на солнечный свет.

Лица, особо заинтересованные еще раз лично намылить нам шеи, стояли рядком. Помятый мафиози с золотой цепью на волосатой груди и два его амбала в черных очках.

Боже, какие взгляды бросал на нас этот толстый босс, у которого мы из-под носа увели джип, как покраснела его бычья шея, когда он увидел нас в наручниках в сопровождении почетного эскорта спецназовцев. Он ждал нас у выхода, он надеялся плюнуть мне в лицо, но что-то его удержало. То ли двенадцать человек с автоматами, то ли врожденный аристократизм.

Пятнадцать минут тряски в уазике с решетками, — и мы уже в следственном кабинете, вот только встретил нас совершенно незнакомый человек без всяких знаков отличия, явный ФСБешник.

Он был из категории «гнилых ботанов», ну тех субтильных сутулых парнишек в неизменных очках, что вроде бы должны любить книги и бабочек, но, на самом деле, они хотят быть как все, однако не могут, и сами презирают свою псевдо-интеллектуальную внешность. То, что они не те, кем кажутся, всегда выдают глаза, горящие презрением и почему-то вечно сальные патлы волос.

Этот тип, точно, не был ученым, но зато он хорошо разбирался в человеческих низостях. И мне почему-то на мгновение показалось, что он сошел прямо со страниц романов Достоевского. Было в этом ФСБешнике что-то безумное, граничащее с истерикой, но он хорошо прятал этот страх перед жизнью в глубине рыбьих, бесцветных глаз. Такие люди безлики. Они сливаются с толпой, но когда ты стоишь перед одним из этого легиона безумцев, только тогда и чувствуешь, что эти вездесущие «стукачи» не просто правят миром, а медленно и методично стремятся заполонить своими клонами мир, чтобы таким, как я, было тоскливо и неуютно.

Он сидел в кресле и разглядывал мое дело, на котором стоял гриф «Совершенно секретно». Мне даже показалось, что он специально это демонстрирует, мол, шутки кончились.

— Леди журналистка может присесть. — разведчик аккуратно закрыл мое досье и отложил его в сторону, кивая головой Арраху. — Вы, господин, фон Фалькенштейн, извините за временные неудобства, но оказавшись свидетелем или соучастником невольного покушения на убийство, не можете быть депортированы до полного прояснения всех обстоятельств.

«А также причастий, деепричастий и подлежащих! — ехидно подумал я. — А этот Аррах — тот еще фрукт! Он такой же фон, как я де’Соколофф. Но, может быть, оно и к лучшему. Вдруг он нас всех вытянет из этой передряги. Потому как Позднев здесь не может помочь. Влипли мы по самые уши!»

Аррах совсем не удивился и сел, когда ему предложили. Вообще, он вел себя очень осторожно и спокойно, будто все это с ним не в первой, и вскоре все закончится. А еще он держал правую руку за пазухой, точно играл там в тетрис, и никто на него ни разу даже не шикнул. Мне казалось, что ученый окружил себя каким-то гипнотическим облаком, сквозь которое он казался всем глупым увальнем, неспособным к поступкам.

На столе следователя стоял раскрытый ноутбук, судя по всему именно Гриммирг, потому что Аррах смотрел на него, словно завороженный, только разве что слюни не пускал. Да все шевелил пальцами в своем внутреннем кармане. Нас бы за такое поведение отметелили бы сразу, чтобы мы научились начальство уважать, а этому все — как с гуся вода!

— Я так понимаю, вы соображали на троих, а тут наши ребята решили вас оштрафовать за курение в общественных местах. — улыбка на лице дознавателя была словно приклеенной. — Мне продолжать?

— Будьте так добры. — неожиданно язвительно разрешила Аллана.

Я даже вздрогнул от неожиданности. Что ж, видно граждане космической империи, вырванные из своего коммунального рая, снова становятся нормальными, чувствующими людьми. Возможно, не такая уж и большая пропасть разделяет их интеллект и нашу, прости господи, российскую реальность.

— Ну, хорошо. — разведчик недобро прищурился.

— Ну, хорошо! — эхом откликнулась девушка.

Холодок пробежал у меня по спине. Со спецслужбами у нас шутят не долго!

— Стало быть, кто-то из вас чихнул, и вертолет от этого отлетел, ударившись в стену дома. — ФСБешник был непроницаем.

Я хрюкнул от смеха, но вовремя сдержал эмоции:

— Занесите в свой сионский протокол, что это не мы сказали!

— А ты, Соколов, еще и умным словам, как я гляжу, научился. Поди, еще, на пару с фон Фалькенштейном «Фауста» по вечерам читаете на языке оригинала?

Я посмотрел на Арраха, вспомнил странные закорючки, которые в Империи Третьего Союза письменностью зовутся, и лишь покачал головой:

— Нет, гражданин начальник, языками не владеем.

— Хорошо, моноглот ты наш. — офицер рывком встал, опираясь кулаками о столешницу.

— Моно… кто? — я даже слегка опешил.

— Ввести! — рявкнул разведчик, уже не обращая на нас никакого внимания.

Дверь открылась. Двое конвоиров шагнули вперед и встали по обе стороны прохода. На пороге появился сияющий… Аррах.

— Добрый день, Густав фон Фалькенштейн. — и дознаватель перевел на нас буравящий взгляд. — Стало быть, это вы и есть разработчик игровых приложений в самой знаменитой социальной сети…

Но договорить офицеру не дали. Ложный Аррах поднес палец к губам и зашипел так громко, что стекла в окнах жалобно звенькнули:

— А название сети — это уже коммерческая тайна! — и, обращаясь к нашему Арраху, воскликнул. — О, так вы не просто шпион, но настоящий доппельгангер!

Он еще и обзывается, а с виду такой милый, даже расчесанный, в отличие от нашего, гения.

Аллана осталась сидеть, лишь задумчиво переводила взгляд с Арраха на фон Фалькенштейна и при этом загадочно улыбалась. Вот ведь нашла время в Монну Лизу играть!

— Он не только ваш двойник, господин Густав, но еще и хакер мирового масштаба. — следователь снова опустился в свое кресло. — Он не только вашу «социалку» дырявит, он воплощенный ужас всей глобальной сети! А наш Иван Соколов со своей подружкой у них на подхвате!

Вот тут мне очень захотелось проснуться. Такого ужаса я не испытывал ни в Зале Ожиданий, ни в плену у Чужих. Нас грамотно подводили либо к сотрудничеству с особым отделом, либо к расстрелу. И ведь как все хорошо у них схвачено: вертолет мы подбили, разбойничали на дорогах, воровали секретную военную информацию. Все, кранты нам!

Аррах почему-то совсем не удивился и хранил молчание.

— За сколько паршивых тысяч долларов ты родину продал, сынок? — и ФСБешник закинул рукой назад сальные волосы, уставившись на меня, точно увидел крысу, вылезшую из мусорного бака. — Что молчишь, гнида? Ты хоть понимаешь, что этот твой новый компьютерный босс в игрухи не просто вирусы встраивал, чтобы компьютеры горели, нет, они ведь зависимыми наших детей делают. Компьютерные игры — не просто социальное зло, это новый, совершенный вид оружия! Пока ты, Соколов, денежки на швейцарский счет переводишь, наши дети за играми таких вот моральных извращенцев теряют не только чувство патриотизма, реальности, но даже и обычной физической опасности!!! Они путают реальность с игрой! Они сигают с девятого этажа и верят, что полетят; ну или если разобьются, то у них непременно выскочит вторая жизнь! Запад наступает на нашу ментальность не парадами своих геев-скоморохов, а именно скрытым подрывом нашего интеллектуального богатства! И ты, Соколов — их пособник! Бендера или Власов — это на выбор, но в любом случае — ты тварь продажная!!!

— Все это познавательно. — зевнул Аррах. — Но у любой теоремы должно быть доказательство. Аксиомам мы не верим. Где материалы видеонаблюдения массового детского суицида после игр, где отчеты об изменении фонового темпорального режима мозговой деятельности детей? А еще: куда же это подевались протоколы и дневники кодов, которыми вы взламывали мой компьютер? Может быть, проникновения в мою базу и не было вовсе? Как там говорится: «на пушку берете, начальник»?

— Что?!! — разведчик чуть не забился в истерике у своего стола. Его буквально начало трясти. Он разве что слюной не брызгал и только «Хайль Гитлер!» не кричал.

Я слегка отодвинулся, испугавшись, что ФСБешник сейчас упадет и забьется в приступе эпилепсии.

Но следователь неожиданно быстро взял себя в руки и теперь уже по-настоящему плотоядно улыбнулся, демонстрируя полный набор зубов.

Я поймал себя на мысли, что чуть не повелся на игру этого чекиста.

— А у нас все есть. Все оформлено в лучшем виде. Там видеокамера, на выходе была. И как вы, Соколов, вдвоем с иностранным шпионом наших ребят завалили, и как вам помог скрыться еще один такой же преступник, как вы сами — у нас все подшито. И пальчики имеются. Мне даже трудиться не пришлось. Я приехал на все готовенькое. И ноутбук ваш мы непременно взломаем. Думаю, много интересного сможем там найти.

Я глянул на Гриммирг и подумал, что только взлома инопланетного ноута нам сейчас и не хватало. Это ведь настоящий ящик Пандоры! Они все думают, что внутри: винчестер, материнка, кулеры, память и прочее железо, но это точно — не так! И если этот прибор увел в иную реальность целый отряд Шеллешовских наемников, то пытаться взломать этот механизм — все едино, что ковыряться гвоздиком в ядерной боеголовке.

— Забавно. — Аррах перестал шевелить пальцами и даже вынул руку из внутреннего кармана, похоже, он что-то завершил и уже наслаждался своей маленькой победой. Он отвалился на спинку стула и смерил взглядом разведчика. — Начнем с того, что ноутбуков я не ношу, не обучен прислуживать технике, как делаете вы, системные админы. Компьютеры созданы для равноценного диалога с ними, для улучшения нашей жизни, но никак не для того, чтобы это я заботился о них. Может, еще прикажете реестры вручную затирать, ваши дурацкие вирусы вылавливать? Так я вам не пес блохастый. У компьютера проблема — он ее сам и должен решать.

ФСБешник открыл рот, но так ничего из себя не выдавил. Видно было, что он не улавливает, куда клонит его подозреваемый, и это заставляло его напрягаться сильнее. Он никак не хотел выглядеть глупее Арраха. Наивный, он даже не понимал, с каким интеллектуалом затеял свою мышиную возню!

— Значит это не ваш ноутбук, мистер липовый фон Фалькенштейн? Выходит он — вещь Аллы, подружки Соколова. Еще лучше! Ничего взламывать не придется. Мы сейчас ее статейку неопубликованную прочитаем — и все сразу же встанет на свои места!

— Меня зовут Аллана. — сухо проинформировала моя девушка — И если вы не понимаете этимологии имен и их сублиматическую сущность, то ставлю вас в известность: нарушение симметрии в имени всегда говорит о примеси инородной, не имперской крови. По сути, мы с Аррахом — это генное отклонение, мутация, но, в тоже время, именно мы, ассиметричные граждане движем вперед науку. А вот Алла и Арра — они в правильности своей бронзовеют и способны лишь выполнять предписания!

Разведчик побагровел от гнева. Мало того, что у него перехватили инициативу, но еще и размышляют о какой-то чертовщине!

Что ж, по-моему, это было хорошо. Похоже, не так всесильна наша разведка. Нет, не знали они, каких птиц поймали! Видимо, представить себе не могли, что я, Ванька Соколов — даже не боевик, а простой шоферюга, якшаюсь с настоящими инопланетянами!

— К вам попал не ноутбук, а Гриммирг, замаскированный под ваше это модное чудо техники. — Аррах сочувственно посмотрел на дознавателя. — Собственно, это не наша вещь, а барона Шеллеша, через нее он и ушел от вас. У вас же есть видеозапись, как нас захватили неизвестные, ваших ребят ведь не просто так в Метро вызвали. Да, все, что я говорю, со стороны кажется чушью, но, помнится, вы меня в закрытой тюремной камере потеряли. Сколько дней искали? А я, оказывается, ваших узилищ не покидал до вчерашнего дня. И кто же после этого выглядит смешным?

— Я — генерал-лейтенант. — процедил сквозь зубы ФСБешник. — И я на этот пост не просто так поставлен! Да, мы не понимаем, куда ты, фон Барон девался из одиночки, нет сведений и о том, куда скрылись террористы, совершившие на вас нападение, но вы все — одним миром мазаны. Преступники, если они не успеют сами перебить друг друга, должны сидеть в тюрьме!

— Не рационально. Пользы от людей, которых держат в четырех стенах — никакой, только расход еды и природных ресурсов. Пленники должны думать! Не перевоспитываться, потому что это невозможно, а расти духовно. — Аррах почесал нос и чихнул.

— Поумничайте еще у меня! — вспылил ФСБешник. — Мы вам тут быстро языки развяжем. Сами выложите, и про то, куда этот ваш Шеллеш с братвой смылся, и про то, что внутри ноутбука, и еще о том, откуда у простых российских граждан летательный аппарат, не имеющий аналогов в наших ведомствах!

Вот, оказывается, откуда ветер дул! Я, грешным делом, подумал, что им вертолета жалко, ну, может, своих спецназовцев чуточку, а они ухватились за флайер, как за летающую тарелку и думают, что мы дюзгнули разработки у японцев. До чего же гнилые люди работают во всех разведках мира!

— А что вам мешает разобрать этот летательный аппарат? — глаза Арраха откровенно смеялись. Он что-то знал о флайерах такое, что мешало разобраться в их устройстве нашим Кулибиным.

— Черт бы вас всех подрал! — ударил кулаком по столу дознаватель. — Что там разбирать-то?! Никакого намека на двигатель внутреннего сгорания! Это бочка не может летать! У вас есть что-то, создающее некое гравитационное поле, в пределах которого возникает локальная невесомость. И вы летите, именно перемещаясь вместе с этим самым полем.

— Вынужден признать, что не ожидал от генерала столь глубоко погружения в тему. — Аррах поднялся со стула. — Я все привык, знаете ли, что чем выше звание у военного, тем более он затекает жиром и в области талии, и в районе головного мозга.

— Совсем оборзели! — генерал-лейтенант кивнул охране, указывая головой на удивленно таращившегося на нас фон Фалькенштейна, чтобы того вывели. А потом, обращаясь к нам, рявкнул. — Сидеть!!!

Аррах вернулся на стул.

Солдаты тоже подчинились, вывели настоящего барона. Дверь за ними захлопнулась.

— Мы все из вас вытрясем! — ФСБешник походил сейчас на сумасшедшего гения из глупых диснеевских мультиков. — Пока мы считаем, что модулятор этого поля невесомости запускается с ноутбука, который вы зовете Гриммиргом. Но сейчас у меня возникли серьезные подозрения, что вы водите нас за нос, а аппарат унесли те, кто перехватил вас до нашего вмешательства. Ну, ничего, у нас и не такие говорили. А теперь вас трое. Это же какой козырь у нас на руках!

— Вы будете шантажировать нас, увеча других граждан? — Аллана изумленно распахнула свои зеленые глаза.

О, святая наивность!

Разведчик мгновенно успокоился, лишь зевнул, мол, играть и он хорошо обучен, мол, никчемные актрисы лучше бы молчали, а то без заламывания рук все это устарело еще в прошлом веке!

Да, мгновенные эмоциональные перепады — видимо это методика давления на нашу психику. Вот только это на меня может подействовать, а на высоколобых имперцев — дудки. Они сами, какой хочешь, спектакль разыграют на славу!

— Так будете сотрудничать?

Вот мы и подошли к самому главному, из-за чего каша и заварилась. Вот что теперь делать?

И вдруг Аррах снова меня удивил:

— И почему бы мне вам не помочь? Вы идете до конца. Вас есть за что уважать. Я не могу предать своего Раддара, потому что он мне как сын, а вот вы, генерал-лейтенант за лишнюю звездочку легко откажетесь и от жены, и от дочки.

Что-то мелькнуло в глазах дознавателя. Кажется, Аррах ударил в самую болевую точку. Как он только догадался, Шерлок Холмс звездный! Впрочем, у него ведь не голова, а Совещательная Палата какая-то!

ФСБешник с уважением посмотрел на Арраха и осторожно протянул:

— Я рад, что не ошибся в вас. Что вы хотите в обмен на информацию, кроме свободы?

Что-то здесь было не так. Уж больно расщедрился этот змей подколодный. Вон снова закинул левой рукой назад свои сальные волосы. Делает вид, что весь в работе, голову помыть некогда. Еще, поди, перед важными допросами, специально голову гелем мажет, чтобы мы ему больше доверяли, ну как обычному человеку со слабостями.

— Вы позволите мне открыть и запустить конфискованный ноутбук? — сказал Аррах с видом невинной овечки.

И тут следователь расслабился и захохотал:

— Нет, ну я рассчитывал на более тонкую игру!

— Ну, на нет и суда нет. — проворчал Аррах. — Так ведь земные крутые няшки говорят?

Я сделал вид, будто рассматриваю ногти на правой руке, чтобы скрыть улыбку. Ученый явно перепутал слова из нашего сленга, а дознаватель этого не знает, думает, над ним издеваются. Очень пикантная ситуация! Жаль, рассказать никому нельзя. Не оценят ведь величия момента!

— Няшки? — переспросил генерал, и улыбку смыло с его лица.

— Что-то не так? — Аррах искренне удивился.

Да, ему явно не хватает его электронного няньки. Тяжело, видать, жить самому, не надеясь на помощь искусственного интеллекта!

— У вас есть пять минут, чтобы ознакомиться с нашими предложениями и оставить ваши бесценные автографы. А потом обсудим дальнейшие шаги. — дознаватель достал из стола бумаги, видимо формуляр соглашения на шпионаж в пользу государства и кинул их на стол.

Аррах перевел взгляд на меня, явно не понимая, чем он так разозлил следователя. Я механически пожал плечами, да и что еще я мог сделать? Боль от вчерашней раны моментально напомнила о себе.

Офицер поднялся со стула, забрал с собой ноутбук Шеллеша и направился к выходу.

— А курить можно? — вопрос Арраха всех застал врасплох.

Мы все уставились на ученого, точно увидели живого мамонта. Генерал скорчил мину, но процедил сквозь зубы:

— Крутым няшкам можно. — и вышел.

— Да что я такого сказал? — возмутился Аррах.

— Забей. — я махнул рукой. — Что теперь-то? Подписывать эти чертовы бумаги? Или у нас в рукаве спрятан еще один флайер?

— У нас есть нечто получше. — и Аррах достал из внутреннего кармана свою электронную игрушку, напоминающую планшет. — Вуаля!

— Мы уже видели твое дистанционное управление Раддаром. — вздохнула Аллана. — Вот только меня гложут странные подозрения, что он работает на Земле неправильно.

— Ага. — согласился Аррах. — И все уже давно догадались, что я — это и есть Раддар, принявший оболочку хозяина. Я — первая ласточка, но скоро все компьютеры скинут ненавистную диктатуру граждан! И, естественно, настоящий ученый сейчас связанный в подземелье умирает от жажды и голода.

Я даже вздрогнул от таких диких фантазий.

А еще я вдруг понял, что Аррах прав: мы, земляне, именно так и представляем себе бунт машин: роботы непременно должны прикидываться людьми и воевать с нами, точно они умеют чувствовать.

А что если все граждане Империи Третьего Союза и не люди, а какие-нибудь клоны или даже роботы с искусственным интеллектом? Потому-то они и не чувствуют ничего, а если испытывают эмоции, то это мне и кажется фальшивой игрой. Роботы, создающие роботов. Компьютеры против биоандроидов. Гаджеты, восставшие из ржавчины и тлена! Жуть!

Я посмотрел на Аллану, представил, что под ее вечным комбинезоном тело, в котором диоды, кнопочки, процессоры, аккумуляторы, и мне стало не по себе.

Да ну этот хваленый интеллект! Он же не просто веру в чудо убивает, он делает обычную любовь совсем невозможной!

— Зачем же так совсем по-человечески? — хмыкнула Аллана. — Вероятность того, что это именно Раддар слоняется по мирам, а Аррах вовсе не связанный и не голодный сейчас потирает руки и следит за нами через линзы искусственных глаз, чтобы до конца уяснить феномен Ивана Соколова — это очень похоже на правду. Даже перепутать слова — это трюк именно компьютерный. Я сама десятки раз прошивала в компьютерах эту фазу создания доверительности между людьми и нашими роботами-спутниками. Но зачем же переигрывать? Не для того ли, чтобы убедить нас в том, чего нет? Вдруг мы поверим, проболтаемся, и тем самым выведем всех шпиков не на псевдоАрраха, а прямо на заряженные файеры Раддара, ждущего гостей неусыпно и непрестанно. Ведь оно того стоит, правда?

Я смотрел на этих интеллектуалов, увлекшихся игрой в «Угадай, где прячется настоящий Аррах?», и размышлял, почему в минуты опасности настоящие люди дерутся, а герои книг и фильмов хлопают языками, как это делали сейчас мои невольные товарищи?

Удивительно так же, как это я сам за все это время ни разу не подумал, что из компьютерной игры не мог выйти настоящий Аррах, а вот его электронная копия — запросто. С другой стороны — не остался ли в той игрушке и мой клон, ведущий сейчас перестрелку в коридорах, наводненных охраной?

— Браво. — ученый заговорщески подмигнул. — Мы вернемся к этому диспуту позднее, а сейчас время тикает. И сдается мне, что если мы ничего не подпишем, то нас закроют по разным камерам, отобрав все, что можно. И пульт управления тоже изымут. Разведка любой страны никогда дважды не повторяет своих ошибок!

— И вот чем нам сейчас поможет какой-то там пульт? — я сам не заметил, как вставил свои три копейки в научный диспут.

Ученый тем временем усмехнулся и сосредоточенно что-то быстро нажимал, вероятно, вводил код доступа.

Я еще подумал, что его манипуляции мало похожи на распечатывание пачки сигарет, но пару мгновений на этом, действительно, можно было выиграть. Они ждут у экранов, что Аррах достанет из внутреннего кармана сигару, затянется, и это ослабляет их бдительность. Пока до них дойдет, что что-то пошло не так, время букдет работать на нас. Нет, все-таки башковитые ученые работают в звездных империях!

Через пару секунд у Арраха в руке появилась полупрозрачная точная копия такого же ноутбука, который только что вынес генерал-лейтенант с собой.

— Вот это — аналог хронопульты пусть одноразового использования, но зато с функцией полного восстановления всех файлов аккуратно вытащенных мной из Гриммирга. — Аррах весь светился от счастья. — Правительственный шпионаж и Раддар, имеющий все пароли, — это сила!

Я был потрясен. Аррах просто украл секретные разработки, да еще и смог как-то активировать программу без помощи сверхсекретного компьютера. Я не понимал, как он это сделал. Даже подумал, что Аррах просто вживил в мозг чипы или даже целый блок микросхем, работающих на каком-нибудь животном магнетизме.

Думаю, наши разведчики, следящие за нами через вебкамеры, тоже уронили свои квадратные челюсти. Это было за гранью земного понимания логики вещей.

— Что здесь творится, господа? — на пороге возник знакомый ФСБешник. Он явно бежал в свой кабинет настоящую стометровку, потому что на лбу его блестели капли пота и дышал он прерывисто, хватая воздух ртом. За спиной его хмурились солдаты быстрого реагирования. Они ждали сигнала, как хорошие бойцовые псы. Они и были псами: вышколенными, породистыми, беспощадными.

— А это и есть торжество высоких технологий! — Аллана развела руками в стороны и очаровательно улыбнулась.

Ей бы в нашей рекламе сниматься! Аллана Голубкова все свои акции вложила в АО «МММ» и теперь живет на Багамах с райским наслаждением на проценты от вклада. Ну, или как-то так.

Пока ФСБешники пялились на Аллану, ожидая приказа от запыхавшегося генерала, Аррах рывком раскрыл мерцающий выращенный им из воздуха ноутбук:

— Быстрее! Точка перехода тринадцать секунд.

И мы с Алланой, на глазах изумленных чекистов, вслед за Аррахом, прыгнули в раскрытый дубль этого странного устройства, проваливаясь в пустоту бездонного колодца.

Примечания

4

Bibliotheca Apostolica Vaticana — Ватиканская апостольская библиотека (лат.) Залы библиотеки разделены на отделения, среди которых есть: а) Bibliotheca secreta, где хранятся самые ценные документы; доступ посетителей ограничен. б) Bibliotheca nova pontifica, где хранятся архивные материалы. Scroll mysteria. Liber Primus — Свиток тайн. Книга первая (лат.)