Лотос цветёт под покровом ночи

Ван Вигри (2024)

Хан Эллен — успешный врач-хирург, работающий в лучшей больнице Сеула. В один вечер его однообразная монотонная жизнь переворачивается с ног на голову, когда он спешит на вызов в провинциальную деревеньку, в которой разразилась эпидемия. Эллен попадает в аварию и перемещается в далекое прошлое, когда Кореей правили императоры. Там он узнает о страшной болезни, которая делает из людей живых мертвецов. Тогда ему придется переступить через себя, свой страх неизвестности и спасти своих близких от угрожающей опасности, от того, кто распространяет эту болезнь.

Глава VIII.

 — Когда я прогуливался по главной улице, увидел, как Сонхи кормит остатками пищи дворняжку. Кожа у неё свисала, было видно кости, но Сонхи это вообще не волновало, будто она не замечала уродливый вид животного и ждала, пока пес доест все без остатка. Я подошёл к Сонхи и спросил, зачем она кормит выдохшуюся бедолагу, ей все равно осталось жить недолго. Она встала, обернулась ко мне, посмотрела таким пронзительным глядом, какого я не видел ни у какой девушки. Она ничего мне не возразила, не ответила, а схватила собаку и побежала прочь. Так мы и познакомились. — закончил свой рассказ Тэун и улыбнулся, оглянувшись на смущенную покрасневшую Сонхи. Чанмин без интереса похлопал юноше, зевнув. Тэун сложил руки в боки и нахмурился. — Вам не интересно?

— было очень интересно узнать, как же вы познакомились со столь прекрасной девушкой. Тебе очень повезло встретить госпожу Хан и добиться её расположения.

— Как говорится: « Из грязи в князи». — огласил юноша. Призрак хмыкнул на громкое заявление напротив сидящего, отвернувшись от него. Тэун совсем расстроился, насупившись ещё больше, чем прежде, а Сонхи хихикнула, нежно, нерасторопно прильнув к своему жениху так, что грозовая туча совсем испарилась над его головой.

— Шутки в сторону. Давайте обсудим более важные вопросы. Например то, как мы будем пересекать реку. — проговорил Эллен, сменив тему разговора. — Чанмин со всей уверенностью предложил, что мы сможем проехать везде — река мелководная. А хороший спуск есть только справа, но следует свернуть на лесную дорогу, чтобы добраться до туда.

— Мы это выяснили ещё когда только-только подъехали. — перебила Эллена Сонхи. Хан кивнул.

— Я веду к тому, что пешком идти будет совсем не просто. На трех колёсах далеко не уедешь. — Эллен указал на колесо, одна отлетевшая часть которого сломалась безвозвратно.

— Так это легко починить! — воскликнул Тэун. — только дайте ненужную ткань или верёвку, и мы быстро починим колесо. Одно мы уже вставили обратно, пока вы с господином Хваном шептались в сторонке. Сонхи, принеси припасенную для пациентов ткань. Из неё получится отличная веревка, которой мы привяжем отвалившуюся часть обратно.

Сонхи кивнула и, подобрав подол своих одеяний, отлучилась искать ткань. Тем временем трое друзей сидели в молчании, пока Тэун не вспомнил о том, что давненько хотел узнать. Он подвинулся ближе к Чанмину и Эллену, которые сидели вместе напротив Тэуна, и оглядел их прищуренным лисьим взглядом.

— Господин Хван, может, расскажите, кто вы такой на самом деле? Жителем другой страны, в отличие от господина Хана, вас не назовешь. Вы и нашей повозкой хорошо управляете, и обычаи знаете. — язвительно проговорил Тэун, хитро улыбнувшись. Эллен испуганно поднял на юношу глаза, отрываясь от рассматривания языков пламени костра, затем перевёл ещё более испуганный взгляд на Чанмина, сидящего все это время спокойно, будто говорят совсем не о нем, в отличии от лекаря, готового вскочить и утащить того подальше от любопытного паренька. Спокойное выражение лица и пустые глаза заставили Эллена вскоре подуспокоиться. Он взглядом вопросил не выдавать себя, но быстро понял, что уже было поздно. Мужчина развернулся к Тэуну, ожидавшему ответа. Хан, смирившись с мыслью, что от юноши больше ничего не скроешь, прочистил горло и начал за Чанмина:

— Чанмин, он… Чанмин — брат твоего дедушки, Хван Хангука. Так получилось, что слухи о брате твоего дедушки — правда. Люди не зря подозревали вашу семью в наложении проклятия. Это не совсем проклятие, точнее, не проклятие вашей семьи, а Чанмина. Это был его шанс отомстить плохим людям за его смерть, но что-то пошло не по плану и «созревание лотоса» перекинулось на других людей, совершенно не знающих и невиновных.

— Хватит! Вы нагло врете, господин Хан. Пусть господин Хван все расскажет сам, без ваших предубеждений. Вы должны понимать, что клевета, скрытие правды вам не поможет оправдаться! — вскричал Тэун, потеряв терпение. Эллен догадывался, что, возможно, Тэун ему не поверит, но полностью отрицать то, что вполне могло выйти за правду, хоть и сомнительную, ему в голову не пришло. Чанмин усмехнулся, встав с завалинки. Эллен догадался, что слушать вопли Тэуна ему надоело. Юноша поднялся вслед за ним. Тут уже готов был встрять Эллен, но Чанмин протянул Тэуну уже знакомый Хану листок прямо перед его носом. Лекарь повернулся к Чанмину. Его лицо не выражало ничего, поэтому ему сложно было догадаться в этот момент, о чем тот думает. Младший Хван принял листок и присел обратно, вчтываясь в каждый иероглиф. Затем, после некоторого времени переваривания информации, он замахнулся и кинул листок в костер, закрыв лицо руками. Эллену стало даже как-то жалко его. Не по ситуации радостная Сонхи вернулась, будто знала, сколько времени им потребуется, чтобы вот-вот рассориться.

— Я слышала громкие споры. Весь лес сотрясли своими криками. — буднично проговорила Сонхи. В руках она держала небольшой кусок ткани. — Кстати говоря, я принесла то, зачем ходила. Пришлось все сумки перерыть, чтобы найти ее.

Сонхи протянула ткань Тэуну, будто не замечала его подавленное состояние. Или не хотела замечать. Младший Хван поднял голову, взяв ткань. Выглядел Тэун правда чересчур подавленно.

— дайте мне время, чтобы привести мысли в порядок. Я правда не понимаю, как такое может быть. Мы что, в сказку попали?

«Ага, в телепрограмму «как выжить среди чосонских бандитов или не сойти с ума»» — подумал Эллен. Сонхи будто только сейчас поняла, что между тремя друзьями произошло нечто очень странное, слишком личное, но спрашивать, что случилось, не стала. Эллен разложил ткань, набитую пухом и перьями, возле костра и прилег, собираясь вздремнуть. Ничего более он говорить не собирался. Чанмин последовал примеру лекаря и прилег рядом. Тэун остался сидеть в том же положении. Все понимали, что ему понадобится много времени, чтобы все обдумать.

— Я буду на стороже. Разбужу в полночь на смену. — предупредил Эллена и Чанмина Тэун, но его уже не слышали. Сонхи приобняла его и тоже легла отдохнуть после трудного дня. Юноша остался один среди ночной песни леса, шумом реки и треском веток в костре. Он взял в руки колесо и принялся чинить его, то и дело поглядывая в сторону чанмина, спящего около Эллена. В голове он пытался сопоставить все факты и слухи, которые довелось услышать от народа. Никак не мог Тэун смириться с тем, что молчаливый друг — его родственник, брат его дедушки, дядя его отца, которого так никто и не видел из его семьи. Тут же ему стало тоскливо на душе. Прошло много времени с момента происшествия до сегодняшнего дня. Тэун представить не мог, что существо может так долго нести свое существование будучи ни живым, ни мертвым, в полном одиночестве и неприятном забвении. Следом он подумал о том, скольких человек погубил Чанмин, сколько невинных людей пострадало от рук раскрепощенного, предоставленного самому себе, озлобленного духа. Жалость, злость, обида и ненависть сплелись вместе, не оставив место любви, которую он испытывал к брату дедушки, будучи полностью уверенным в том, что все, о чем ему рассказывали про Хван Чанмина — враки, вплоть до сегодняшней ночи. Тэун так задумался, что не заметил, как уснул, сидя на завалинке с давно исправленной полоской и потухшим костром.

Утро наступило быстро. Хоть солнце сегодня обделило друзей своими тёплыми лучами, дождь не шел, а значит, дороги не будет размывать и ехать станет легче. Чанмин всю ночь находился в каком-то непривычном состоянии, похожим на сон, но призраки спать не умеют. Это состояние можно считать каким-то забытием после сильного потрясения. Да, возможно, Чанмин испытал невероятные эмоции, которые ему удалось скрыть от всех, даже от себя. Итак, он встал и огляделся вокруг. Все ещё спали, так как время было слишком раннее. Призрак присел на лежаке и достал из-за пазухи свой блокнот, открыв его где-то посередине. Вчитываясь между строк он невольно вспомнил о времени, когда он был ещё ребенком, когда мать и отец, живые и здоровые, ходили собирать зерна риса, а Хангук с Чанмином играли на заднем дворе возле сарая, где он и нашёл этот изодранный, совсем пустой блокнот. Чанмин просил своего брата оставить его себе на память, когда он научится писать, то непременно напишет на первой странице своего личного дневника имя брата, а возле него — свое. Это будет началом его жизни на страницах, которые живут при прочтении этих слов, написанные от всей души. Но выучиться письму было невозможно. Доход с продажи риса и картошки был ничтожно мал и денег на обучение двух сыновей не хватало, поэтому учиться отправили только Хангука, а за младшего возьмутся после, но и этого не произошло. Смерть — штука нескоротечная. После смерти Чанмин приходил в сильное смятение и не понимал, что он делает, а когда понял — было уже поздно. Множество жизней унёс с собой Чанмин, из-за чего впал в глубокое отчаянье: он ненавидел себя, уничтожал, крушил себя изнутри, а после и вовсе будто перестал существовать. Первым словом, которое Чанмин написал в своём блокноте, было «Спасите» — иероглифы сами выресовывались на листке друг за другом. Он написал его от чувства безысходности, не имея понятия, как дальше существовавать, словно это ничтожное слово было якорем, с помощью которого он всплывет на поверхность из толщи отчуждения и непринятия себя. Таковым было время одиночества Хван Чанмина. Призрак открыл первую страницу блокнота, на котором надпись, словно только-только написанная, прожигала бумагу своими мольбами и криками. Чанмин испустил горькую усмешку. Его рука потянулась к основанию страницы, и она тут же полетела в сторону, носимая лёгким ветром, задуваемым со стороны дороги. Чанмин проводил её взглядом и заметил сидящий фигуру, наблюдавшую за его тело движениями все то время, пока Чанмин пребывал в своих мыслях. Это был Тэун. Он все также держал в руках починенное колесо, смотря прямо на призрака, не отводя взора ни на секунду. Чанмин сделал тоже самое.

— Зачем ты это сделал? — спросил Тэун сонным, хриплым голосом. Чанмин ему, естественно, ответить не мог. Юноша поднялся и подошёл к Чанмину, присев рядом с ним на земь. — Ты правда брат моего дедушки?

Чанмин неуверенно, будто сомневался, кивнул. Тэун сделал то же самое. В его глазах читалось «Я тебе верю»

— Как тебе хватило мужества смотреть на всех этих умирающих в муках бедолаг, когда ты сам сделал с ними такое? Впрочем, надеюсь ты не специально погубил стольких людей. — Тэун поставил точку в монологе и отошел, принимаяся за починку повозки. Чанмина мучали угрызения совести, хоть и до этого ему было откровенно все равно. Казалось, что после того, как Тэун признал родственника в призраке, все переменилось между ними. От снова проснувшегося чувства безысходности его стали одолевать сомнения в собственных силах. Чанмин хотел подойти к Тэуну и поведать кое-что очень важное, но под боком у него зашевелилось. Эллен потянулся и привстал на локтях. Чанмин оставил попытки высказаться своим способом и переключился на проснувшегося лекаря. Следом проснулась Сонхи. Все уже собрались, накормили, напоили лошадей и готовы были отправляться в путь. Друзья расселись по повозкам и поспешили скорее заехать в лес, дабы быстрее из него выйти и добраться до пункта назначение.

— Я все-таки надеюсь, что эта дорога приведёт нас к тому спуску, потому что, как видно, она уходит далеко вглубь. — крикнул Тэун. Так как ехали они не быстро, страшась, что колеса не выдержат неровной дороги.

— Давайте будем надеяться на лучшее. Нам надо спешить. — ответил Эллен.

Ехали Чанмин и Эллен в тишине и слушали стук колёс и топот копыт по земле. Чанмин стал чаще заглядывать в свой блокнот, и Эллен это заметил, но тактично молчал. Ехали они около двух часов, пока не добрались до первого выезда из леса, где тут же свернули. Это был не тот выезд, до куда друзья условились добраться, но Эллен, подбодрив уставших от неровной дороги друзей, погнал повозки дальше. Тут за поводья взялся лекарь, дав Чанмину хорошо рассмотреть написанное на страницах.

— Теперь можешь спокойно прочесть свою книжку? — невзначай спросил Эллен, отрываясь поминутно от дороги, поглядывая на призрака. Чанмин посмотрел на Хана взглядом, говорящим больше, чем слова: он боялся, что Эллен не справится с управлением. — Мне не сложно вести повозку. Я, вроде, научился водить, смотря на твои прекрасные умения. — похвала от Эллена вызвала у Чанмина робкую улыбку, точно он маленький мальчик, которому дали сладость за его успехи. Хван перелистнул страницу, вчитываясь в содержание.

— Я слышал, о чем вы говорили с Тэуном сегодня утром. Не боишься, что Тэун разболтает все Императору? — сказал Эллен, не удержавшись от смелого высказывания. Следом добавил. — Тебе наступит конец, если Он примет меры против тебя.

Повозку тряхнуло в сторону, когда она наехала на корень дерева. Эллен еле сдержался, чтобы не упасть, навалившись на безучастного, нешелохнувшегося Чанмина. Смутившись, Хан робко отстранился от призрака, приняв прежнее положение тела. Казалось, Чанмин не заметил ни как тряхнулась повозка, ни как Эллен чуть не упал ему в колени. Он продолжал смотреть в блокнот в глубоких раздумьях, видимо, озадачившись наконец словами мужчины. Лекарь уставился вперед, придумывая новую тему для разговора.

— Кстати об Императоре. Я думал насчёт нашей встречи с Ним: что говорить, как себя вести в присутствии Него, а главное, насколько много ему дозволено знать.

Повозку ещё несколько раз отводило в сторону из-за неровной дороги, испорченной дождем, а Эллен, убедившись, что не дождётся ответной реакции рядом сидящего, перестал рассуждать о предстоящем разговоре с Императором, сосредоточившись на дороге. Но спустя несколько мгновений перед ним уже лежала записка: «расскажи о своих попытках излечить больных, умолчи о том, что один человек по моей вине набросился на тебя. Насчёт Тэуна, не переживай — я с ним поговорю. Он нас не выдаст». Ответ более менее удовлетворил Эллена, но на душе его все равно было тяжело, будто он осознавал, что совсем скоро наступит затмение для них всех. Но об этом после.

Лошади остановились возле нужного им спуска, который Чанмин с Тэуном приглядели, когда набирали воду в реке. Чанмин, Эллен и Тэун спрыгнули с повозки, не забыв помочь Сонхи спуститься. Тэун ловко поднял девушку за талию и также ловко спустил её на землю, почти не приложив усилия. Все четверо спустились к реке, обрывавшейся у вытоптанной песчаной дороги.

— М-да, похоже, мост был сломан до того, как Императорский послы прибыли в деревню. — рассудил Эллен, рассматривая свежие следы колёс на песке. Трудно было назвать реку — рекой, так как у дороги она становилась мелким ручьем, бьющимся об камни, разлетаясь мелкими брызгами в разные стороны. Но, тем не менее, жители деревни продолжали называть ручей рекой из привычки. Когда-то, может, этот водоём и был рекой, но уже давно высох, оставляя после себя ручей.

— Здесь мы должны проехать лошадьми. Садимся по повозкам? — спросил Тэун, осмотрев местность. Чанмин кивнул, возвращаясь назад. Все последовали за ним, рассаживаясь по местам. В этот раз повозка Тэуна и Сонхи поехала первой, а Чанмин покатил свою следом за ними. Медленно, но верно, друзья перебрались на другую сторону и уже мчались по лесной тропе к главной дороге в сторону столицы. От пасмурной погоды ничего не осталось. К полудню на небе не было ни одной тучки и во всю светило солнце. Эллен к тому времени совсем расплылся: навалился на дальнюю стенку повозки и распахнул свои одежд, спасаясь от пекла. Оторвавшись от рассматривания деревьев, он посмотрел на Чанмина, сидящего как по линеечке. Эллен подумал было о том, как было бы прекрасно обернуться призраком и больше не поддаваться влиянию погодных условий. Тут он заметил фляжку из тыквы. Он вспомнил про воду. Которую сам же набирал в дорогу. Хан подскочил. Уставившись на Чанмина, который, в свою очередь, повернулся на копошения сбоку. Эллен смотрел на него умоляюще, словно просил милостыню. Сначала призрак не понимал, что тому надо, а, когда проследил за взглядом, который кинул Хан на фляжку с водой, спохватился, только сейчас заметив нехороший вид лекаря. Эллен буквально вырвал фляжку из рук Чанмина, принимаясь жадно пить содержимое, не успевая глотать. Напившись вдоволь, Эллен прилёг обратно, приложив холодную вещь к оголённой груди. Проследив за движениями мужчины, призрак остановил свой взгляд на белоснежной плоти, на которой, купаясь в лучах солнца, блестели капельки пота. Мужчина издал удовлетворительный вздох, устроившись поудобнее. Чанмин отдрнул себя, развернувшись к дороге, но перед глазами продолжал маячить портрет сонного мужчины, ласкаяющегося в солнечных лучах. Призрак зажмурился в попытках отогнать от себя воображенные пейзажи, но получалось плохо. Эллен, до этого преспокойно лежавшись сзади призрака, привстал, не удовлетворительно зажмурившись. Распахнутой одежды ему стало мало. С мыслью о том, что ему до сих пор душно и неудобно, Хан принялся развязывать пояс на своей талии, а затем снимать верхнюю часть одежды вместе с рубашкой. С довольной ухмылкой он снова лег, приняв решение вздремнуть, пока не спадёт жара, так как ехать предстояло ещё долго. Чанмин весь сжался, не смея лишний раз пошевелиться, дабы не приметить краем своего острого взора больше одной распахнутой груди. Вместе с тем, Эллен вдруг позвал Чанмина. Хван оглянулся и тут же развернулся обратно, будто увидел что-то не дозволено ему. Лекарь поднялся на локтях, уставившись на призрака, словно делал какие-то выводы.

— Я понимаю, что ты не живой, но и не мертвый. Как ты можешь сидеть под таким солнцепеком, нисколько не почувствовав жару?

Чанмин пожал плечами, все так же не разворачиваясь. Эллен нахмурился. Теперь он совсем проснулся от дрема, приметив что-то подозрительное в поведении друга.

— Ну-ка повернись. — настойчиво скмандовал Хан. Чанмин настоятельно не хотел разворачиваться, лишь поматал отрицательно головой в знак протеста, но отрицательный ответ мало повлиял на мужчину, поэтому он схватил рядом сидящего полуживого Хвана за плечо и развернул к себе. Какого было его удиление, когда Эллен, убежденный в том, что призраки «геотермально независимы», заметил на его лице румянец. Хан ахнул, принявшись копошиться в своих одеждах, разбросаны по все повозке. Чанмин не шевелился, пристыженный самим собой, но пристально разглядывавший Эллена с ног до головы, будто видит его впервые. Пока Эллен искал что-то среди своей одежды, Чанмин покраснел настолько, что походил на помидор. Видно, жара плохо влияет даже на призраков. Ещё чуть чуть и из его ушей мог повалить пар, как из кипящего чайника, но в тот самый момент, когда Хван готов был сам пойти на виселицу, ему в лицо прилетело холодной фляжкой. Если быть точным, это Эллен не рассчитал силу и в спешке приложил холодненькое, дабы «остудить» Чанмина. Он ойкнул и убрал руку. Тыквенный сосуд скатился по лицу, упав на колени. Эллен извиняющимся тоном стал молить его о прощении, что он сделал это не специально, а Чанмин совсем перестал понимать происходящее, пустым взглядом глядя на лекаря. Поняв, что извинениями тут не поможешь, Эллен отступил и склонил голову, ожидая ответного толчка, но того не последовало. Зная характер призрака, Эллен даже удивился, что на него не свалилась вся ярость мира.

— С тобой все в порядке? Мне правда жаль, что я кинул в тебя ту штук. Я хотел помочь тебе остудиться и поспешил. Он вылетел у меня из рук так, что я даже не заметил. Я правда прошу прощения. — последний раз сделал попытку извиниться Хан. Чанмин опомнился, поняв, что ему прилетело оттого, что Эллен подумал, словно он перегрелся на солнце, но что-то пошло не по плану. Чанмин выдохнул. Лекарь попытался улыбнуться, что его не побили, но получилось криво и показательно натянуто. Первый махнул рукой, показав напрягшемуся Эллену, что он прощен. Тот взмолился, благодаря всех и все за великодушие, проявленное Чанмином к нему. Лекарь поднял фляжку и протянул Чанмину, который, в свою очередь, несмело взял ее. Подержав в руках вещицу, Чанмин приложил ее к щеке, но не ощутил прохлады, ведь он был призраком и не чувствовал ни жары, ни холода. А Эллен не догадался и зря заволновался, чуть не прибив Хвана из-за своего необдуманного действия. Но, тем не менее, когда неприсущий призракам румянец на белоснежном лице Чанмина спал, Эллен успокоился, удовлетворившись мыслью, что все-таки помог горделивому другу охладиться, и пристроился удобней на вещах, впадая в дремоту. Спустя пол часа поездки друзья решили остановиться возле озера и напоить уставших, измученный жарой лошадей. Чанмин и Тэун распрягли животных и отпустили к водоему, заодно набрав воды в фляжки. Сонхи спустилась к ним и присела на камни. Она опустила свои босые ноги в воду, разгоняя тихую гладь, разбрызгивая капли во все стороны, даже намочила свое платье, подол которого стал от этого тяжёлым. Но среди их дружной компании не было лишь одного: никто не стал будить Эллена, подумав, что тот сильно утомился, поэтому тот тихо посапывал в повозке в тени деревьев, окруживших озеро со всех сторон, оставив лишь единственную для путников дорогу, заросшую травой и кустарниками. Чанмин, оглядел собравшихся вокруг водоема, решил оставить их и уединиться в тени. Как бы погодные условия не действовали на Чанмина, большое количество света оказывало не лучшее воздействие на тело призрака, вытягивая из неё энергию. Он прошёл к месту, где спал Эллен, и присел на край повозки. Чанмин вновь достал свою книжку, зажав задумчиво в руках. Поглаживая поверхность кожанного переплета, Хван нащупал еле различимую вмятину, похожую на след от карандаша. На ум пришёл один эпизод из его прошлого, связанный с этим самым блокнотом. Перед его глазами стали пропадать и дорога, и лес, и повозки со спящим лекарем в одной из них, а вместо пейзажа стали проявляться очертания интерьера его дома, пока ещё не совсем запущенного и всеми брошенного. Тогда Чанмин пробыл в своём умершем теле уже тридцать лет. Это был день его смерти. Хван по своему обычаю явился в дом, чтобы с новыми красками запомнить каждую вещицу, каждую трещину, размещение мебели, чтобы вспоминать об утерянном прошлом снова и снова, возвращаться в то время, когда Чанмин, десятилетний мальчик, играл со своими куклами из сена и деревянными стражниками, которые смастерил ему Хангук. Но настольгические думы прервались неожиданным появлением гостя. Чанмин поздно среагировал, когда в дом зашёл посторонний и увидел его, сидящего на стуле со своим блокнотом, в котором записывал новые воспоминания. Пришедшие ему на ум. Хван поднял взгляд и в дверном проёме заметил Его. Призрак подскочил, ошарашенный прибытием того, кого не захотел бы видеть уже никогда. Хангук вылупился на призрака так, будто увидел голодного хищного зверя, готового наброситься на него при первом удобном случае. Ступор обеих сторон продолжался недолго. Первым отозвался Хангук, все ещё пытаясь найти нужные слова:

— Господин, мне кажется, что вы ошиблись домом. Здесь живу я и моя супруга. — вопросительным тоном, будто извиняясь, сказал брат. Чанмин сделал шаг назад. Руки его стали дрожать, как осиновый лист. Вот уже тридцать лет Хангук странствовал по всему Чосону и за его пределами. Чанмин уже подумал, что Хангук бросил дом, нашел новую обитель и зажил заново, но нет. Спустя столько времени старший брат только постарел, под глазами выступили морщины, некоторые пряди волос поседели, но те же зелёные ясные немного испуганные глаза смотрели на него, на Чанмина, по-родному выразительно. Но, как бы призрак не хотел ответить старшему брату, он не мог этого сделать, будто он совсем забыл устную речи и язык его совсем не слушался. Получался на выходе лишь сдавленный ропот. Хангук потянулся к карману на рубахе и молниеносным движением достал из него нож, направив его точно в цель — в голову незваного гостя. Чанмин, которого до этого терзали мнительные мысли, не успел среагировать — смог лишь прикрыться своим блокнотом, зажмурившись от накатившего его страха. Удар пришёлся по переплету — тому самому месту, из-за которого в голову забрело воспоминание. Следующий удар не заставил Чанмина ждать. Хангук резво замахнулся второй раз и острие ножа уже летело в сторону призрака, но Чанмин уже полностью вернул себе здравомыслие и на этот раз увернулся, заставив бедного Хангука упасть от удара, последовавшего после. Холодное оружие вылетело из его руки, когда старший брат ударился локтем об пол. Не дожидавшись, когда Хангук встанет, Чанмин вылетел из дома, исчезнув из жизни брата навсегда, растворившись в пурпурной дымке. С того дня и по сей день Хангук и Чанмин больше не пересекались. Призрак продолжал заглядывать в старую обитель каждый год — в день своей смерти, но Хангука он не видел, ибо тот наотрез отказался проживать в том доме и переехал на другой край деревни, зажив там вместе со своей супругой, которая под сердцем носила сына вот уже шесть месяцев.

Деревня и дом возле реки развеялись. Чанмин снова вернулся к лесной дороге возле озера, откуда слышались весёлый хохот Тэуна и Сонхи. Хван обернулся на Эллена, который вот уже десять минут смотрел на призрака своим задумчивым взором. Чанмин вопросительно посмотрел на лекаря. Эллен поднялся, запахивая свои одежды обратно. Видимо, ему стало прохладно в тени, поэтому он проснулся.

— Что-то случилось? — несколько взволнованно спросил Хан. Рука его потянулась к щеке Чанмина. Хван не стал отстранятся. Хоть и очень хотел убежать, скрыться ото всех. Лекарь большим пальцем коснулся гладкой кожи призрака, вытирая маленькие капельки, скатывающиеся по щеке одна за другой. Чанмин только тогда осознал, что неосознанно плакал, если можно было так сказать. Назвать несколько слезинок, вызванных воспоминанием, сложно, но Эллен обосновывал это глаголом «плакать», не имея большого литературного опыта в описании эмоций людей. Или нелюдей.

Чанмин вздрогнул, когда Эллен прикоснулся к нему. Хван взял лекаря за запястье и опустил руку, стыдливо отворачиваясь от собеседника. Хан понимающе кивнул, угадав, что проявление столь неожиданной эмоции со стороны призрака было вызвано ностальгическими мыслями. Эллен вздохнул, отводя взгляд в сторону озера.

— тебя, мой дорогой друг, нельзя оставлять одного, иначе ты совсем раскиснешь со своим богатым прошлым. Пора отпустить все произошедшее, не так ли? — заговорщицки произнёс Эллен, но без осуждения, ведь ему тоже есть, что вспоминать, а после этого горько плакать в подушку, как подросток, ведь ничего нельзя вернуть или исправить. Главное отличие их в том, что Эллен не зацикливался на прошлом, а прямо смотрел в настоящее и рассуждал мечтательно о будущем, а Чанмин — наоборот, не хотел расставаться с тем, что уже нельзя вернуть и сделать по-другому. Это касается дня, когда в дом ворвались «друзья» Хангука и безжалостно расправились с ним. Того судного дня Чанмин не смог забыть и только безграничная злоба и ненависть держали его на прогнившей земле, странствуя по просторам Чосона в бездушном пустом забвении.

Между тем радостные и отдохнувшие от длительной дороги Тэун и Сонхи вернулись к повозкам, поздоровались с Элленом, будто давно не виделись.

— Господин Хан, вы проснулись. Столько всего пропустили! — восторженно произнесла Сонхи, обратившись к Эллену. Лекарь натянуто улыбнулся. Чанмин, не обращая внимания на последующие за возгласом разговоры, направился к приведенной Тэуном лошади, после запрягав ее. Тэун последовал примеру Чанмина, искоса поглядывая на отчужденного родственника. Тэун слабо верил в то, что Чанмин — его дедушка, который выглядит на семнадцать лет — не более — и является мертвецом, угробившим чуть меньше половины населения деревни, но на данный момент не представляет никакой опасности для них и старается исправиться, и помогает им.

— Брат, — позвал призрака Тэун, подойдя к нему осторожно. — раз мы родственники, я могу звать тебя братом? Не могу смириться с тем, что тебе за пятьдесят, с твоим-то лицом.

Чанмин повернулся к Тэуну, стрельнув в него взглядом, говорящим «Ты уже назвал меня таковым», и пошёл прочь. Тэун вздохнул, но в душе возразил: «молчание — знак согласия» — и побежал вслед за «братом». Сей монолог не ушел от внимания Эллена, одним ухом слушающего историю из жизни Сонхи, другим — Тэуна, обращающегося к Чанмину. Когда Хван ушел, Эллен наклонился к Сонхи, которая испуганно замолчала, почувствовав неудобную близость между ними.

— Сонхи, как ты думаешь, у них есть шанс помириться? Скажу по секрету, Чанмин и Тэун — дальние родственники, ещё три столетия назад между Хванами произошло деление наследства. Вся семья переругалась и разъехалась по разным уголками света. Вот они узнали друг в друге родственника, но отношения никак не наладятся. — Эллен поведал упрощенную для женского Чосонского мозга историю об их отношениях, дабы поделиться с ней своими переживаниями. Сонхи ахнула, впечатленная откровением лекаря. В её взгляде читалось «боже, какая жалость» и одновременно «Ух-ты, я узнала кое-что новое, про моего спутника», но, видимо, смотрели на одно и тоже они чуть по разному. Эллена волновались их отношения, а Сонхи — её будущий муж, как ни странно. Но все же пришли они к одному и тому же выводу.

— Господин Хан, что же нам делать? — удивление Сонхи сменилось грустью и досадой. Эллен пожал плечами.

— Оттого я вам и поведал тайну, которую Чанмин просил не говорить.

Сонхи впала в глубокие раздумья, но через минуту вздрогнула, подняв указательный палец вверх, приободрившись.

— Точно! Ничто так не сближает двух людей, как совместное путешествие. Пусть они отправятся прямиком до Императорского дворца вместе. Господин Хан, вы умеете управлять повозкой?

Эллен кивнул, заразившись бодростью от девушки. Теперь они оба стали обсуждать будничные темы в ожидании двух отошедших Хванов.

Вернулись Чанмин и Тэун мрачные и убитые их молчаливым диалогом. Сонхи сразу подбежала к своему жениху, схватив того под руку. Чанмин прошёл к повозке, намереваясь сесть рядом с Элленом и потихоньку отправляться в путь, но Хан положил одну ногу на его место, не давая приятелю сделать задуманное. Хван, если быть четным, встал в ступор — почему это его не пускают на его же место? Но все вопросы испарились, когда его с таким же сконфуженным Тэуном запихали в одну повозку и вручили поводья, а Сонхи и Эллен присели рядом на соседний транспорт.

— Мы с господином Ханом подумали, что вам, близким родственникам, пора сблизиться и помириться! — торжественно объявила Сонхи, выглядывая из-за плеча лекаря.

— Кто тебе сказал это? Господин Хан, зачем вы втягиваете во все это Сонхи? — совсем обомлев от услышанного. Сонхи смутилась, но тут же снова повеселела.

–Я все знаю! — возразила Сонхи. Тут уже Эллен хотел вмешаться, но Сонхи продолжила. — Господин Хан сказал, что ты с господином Ханом — дальние родственники и давным-давно семья Хванов разругалась, но теперь пора вам помириться и забыть все невзгоды!

Чанмин и Тэун, до этого напрягшиеся так, что заболели мышцы, успокоились. Теперь Хваны одинаково разозленные на двух авантюристов за попытку их примирения принялись вставать с повозки, на которую их принудительно усадили, но Эллен и Сонхи в голос закричали «Нет!» и желание неповиноваться пропало сразу в силу того, что Хан Эллен и Хан Сонхи так настырно хотели их помирить. Сев поудобнее, друзья отправились дальше, и к закату они добрались до пункта назначения — столицы Чосона.