Последняя роза Дивеллона

Вера Платонова (2025)

Иммериль — любимая и опекаемая дочь владыки Дивеллона. Ради защиты своих земель от свирепого врага, король вынужден выдать ее замуж за безродного выскочку, новоявленного короля тиульбов. Словно цветок из теплицы, Иммериль вырывают из родного дома и отправляют в холодный и опасный мир, который ее совсем не ждет.

Глава 2

— Вереск, Цветочек, — стучала своими кулачками в дверь малышка Мидара, — Впустите!

— Чего тебе? — распахнула дверь старуха, которая прикалывала к моей голове тонкую золотую сеточку, закрывающую лицо.

— Там все вас ждут уже так сильно, что не могут. Владыка Иммерион устал глядеть то и дело на двери.

— Ай, сломалась булавка! — недовольно проворчала Вереск. — Мидарка, сбегай в мою комнату, принеси, только такие нужны. К этой вуали другие не идут. А хотя, ты не найдешь… Я сама. Подождут, никуда не денутся. Не простолюдинку собираем все-таки. А принцессу Священных Земель.

Оня тяжело зашагала из комнаты, иногда издавая тяжелые вздохи и причитания.

Мидара, шустренькая и пресмышленная девчушка, которой было еще лет пять до того, чтобы заневеститься, вдруг шлепнулась передо мной на коленки и обняла за ногу:

— Цветочек, миленькая, не ходи туда, уж лучше помереть! Вот, вот, на… Я принесла тебе, — она вынула из кармана маленький золотой кинжальчик в крошечных ножнах, пригодный разве что для очистки яблок от кожуры. Вот, не смотри, что он маленький, он очень острый. Не надо тебе замуж… Не надо туда!

— Да что такое-то? Отлепись уже от моей ноги, малышка! Я ж не могу не выйти! — попыталась я ее успокоить, принимая в руки ножны.

— А то! Что я недавно узнала от Шиялки, что помогает на кухне посуду мыть… Про замуж! У них младшая кухарка на днях вступила в брак с селянином, и Шиялка им вина понесла в опочивальню, да замешкалась по дороге, там котенок мяукал, она его побежала изловить… А когда донесла кувшин…

— Да что ж ты узнала? — воскликнула я в нетерпении, думая, что хуже моего положения уже не сыщешь.

— А то… — торопливо зашептала Мидара, с ужасом заглядывая своими огромными карими глазищами в мои глаза, — что на брачном ложе происходят ужасные вещи. Как только мужчина ложится с женщиной на постель, между ног у него вырастает палка… Вот такая! — она развела руки в стороны. — И она начинает этой палкой жену свою колотить так страшно, что та плачет и кричит! Я не хочу, чтоб тебя били палкой, ты такая хорошая. Ты со мной и в башенки играла, и песенки сочиняла, венки научила плести по-хитрому.

— Может, это не у всех так, может, селянин тот кухаркин хворый какой? — испуганно переспросила я.

— У всех! — зарыдала Мидарка, размазывая слезы по щекам. — У всех! Шиялка спрашивала у своих, те посмеялись над ней, но рассказали!

Тут уже я не выдержала и тоже заревела.

— Это что здесь деется? А ну иди отсюда, — заругалась вернувшаяся с золотыми булавками Вереск. — скажи, что скоро выйдет невеста!

Застав нас с Мидаркой ревущими навзрыд в объятиях друг друга, она совершенно вышла из себя.

— Несправедливо это, — выкрикнула девчушка старухе, поднимаясь на ноги и утирая мокрый нос рукой, — почему она должна за всех страдать? Нечестно!

— А ну, кыш! — прикринула на нее моя прабабка и заворчала. — Всё сбили, волосы порастрепали, это что ж произошло тут.

— Ничего, — ответила я, глядя безжизненным взглядом в стену и сжимая в руках украшенный янтарными бусинами кошелечек, в который припрятала Мидаркин подарочек.

— Про слезы помни!

— Угу.

В большом зале на высоком серебряном троне, украшенном искусными цветами из драгоценных металлов и камней, восседал правитель Священных Земель, владыка долины Сиреневых роз, род которого шел аж от светлых ведов, что владели тайными знаниями. Долина же и была последним оплотом в мире, где бережно сохраняли крупицы древних знаний. Был владыка Иммерион мрачен, как никогда, ведь за всю долгую жизнь было дано ему всего три дочери и ни одного сына. И двум старшим дочерям судьбой было начертано рано покинуть этот мир и отправиться в царство спящих цветов. Две глубокие борозды печали и горя пересекали его лоб и сейчас уже почти наметилась третья. Младшую, самую позднюю дочь, Иммериль, он так рьяно берег от внешнего мира, что и вовсе не думал, что когда-то отдаст ее в руки чужого мужчины.

Пятеро тиульбов стояло напротив трона, все как на подбор высокие и широкоплечие, с лицами, заросшими жесткой щетиной за время пути в Долину роз, и то, то видел он, ему не нравилось.

— И кто же из вас Айволин Дегориан? — нахмурившись спросил он, понимая, что ни один из прибывших чужеземцев не имеет знаков власти на своей одежде.

Темноволосый тиульб с т-образным шрамом на левой щеке сделал шаг вперед и взял слово:

— Король тиульбов Айволин Первый сейчас возглавляет отряды, что бьются с аторхами у подножия Лысой горы на границе Демарфы и Солоса…

— Как зовут тебя? — прервал его король.

— Килиан Борх, ваше величество. Я правая рука короля и только мне он доверил сопроводить вашу дочь в Излаумор. И это лично отобранные мной закаленные и опытные воины, которые обеспечат принцессе безопасность в пути, — он указал на четверых других воинов.

Иммерион поднялся на ноги и, поддаваясь порыву гнева, воскликнул:

— Я отдаю Дегориану, простолюдину, силой и хитростью заполучившему трон тиульбов в свои руки, самое ценное, что осталось у меня и моего народа, последнюю розу Дивеллона, а он не утруждает себя лично явиться за ней? Какое оскорбление! В Иммериль течет кровь ведов и многих поколений королей Долины! И ваш безродный властитель должен ценить оказанную ему честь!

Борх при этом не выказал ни малейшего замешательства или попытки оправдать своего правителя, более того, он проявил еще большую наглость, произнеся:

— Мы можем оставить вашу дочь вам, владыка Иммерион, и сейчас же покинуть Долину Роз. Мы можем перед этим даже принести свои извинения. Но когда у ваших ворот встанет орда аторхов, ни один тиульб не придет вам на помощь. Надеюсь, вы тоже это понимаете.

При этих словах он легко коснулся широкой ладонью рукояти меча, что висел у него на поясе.

–… Дегориану, простолюдину… — донеслись до меня, стоявшей за дверями зала, слова отца.

Меня отдают простолюдину! Обычному человеку! Принцессу Дивеллона — простолюдину!

Кровь прилила к лицу. Вереск дернула меня за руку и открыла двери, буквально вталкивая меня внутрь.

— Преклоните колени и опустите глаза, тиульбы, — не меняя своего ворчливого тона, но гораздо громче обычного сказала она, — идет та, на которую вы не достойны бросить даже одного взгляда.

В серебряном длинном платье, окутанная золотой сеткой с головы до ног, я ступила в комнату, сохраняя величие поступи и прямую спину.

Пятеро мужчин не пали ниц, но склонили головы в знак уважения невесте своего короля.

Отец приблизился ко мне и крепко обнял, сказав на ухо лишь: “Прости меня, дочь”.

— У тебя не было выбора, я знаю, — ответила я тихо, до конца не веря своим же словам. Неужели, правда, другого пути не нашлось?

Вереск распорядилась вынести многочисленные свертки, корзины и сундуки с моими вещами и приданым, но Борх и тут вмешался:

— В Излауморе есть все, что понадобится госпоже, она не будет ни в чем нуждаться, но поедем мы налегке. Чем меньше будет внимания процессии, тем безопаснее для ее высочества. Но для начала я хотел бы убедиться, что мы забираем с собой именно королевскую розу, а не простой полевой цветок. Поднимите вуаль, принцесса! — обратился он ко мне.

Я выждала паузу, чтобы наглец не думал, что я буду выполнять все его пожелания сию секунду, тем более подобного оскорбительного рода. И взглянула на отца: тот медленно кивнул мне, прикрыв глаза. Тогда я неторопливо взялась одной рукой за край вуали, которую Вереск с таким тщанием прикрепляла к моим волосам, другой — вынула заколки. Золотая сеть упала к моим ногам, открывая взглядам густые локоны светло-сиреневого оттенка, точно такого же, что имели розы из нашего сада. Они, как и я, были последними в мире из тех, кто хранил в себе отголоски рода первых светлых ведов.

— Достаточное доказательство? — спросил отец Борха.

— Более чем, — он невольно склонил голову, пораженный увиденным.