Мальчишки в наследство. Спаси мою любовь

Вероника Лесневская (2024)

— Ты станешь моей женой, — бесцветно бросает Виктор.Не просит, не приказывает, а просто ставит перед фактом, поглядывая на часы. Будто у него каждая секунда на счету.– Но мы с вами практически не знакомы. И я вас не люблю.– Ты знакома с моими детьми, и они к тебе привязались. Это главное. А любить меня не надо. Ни в коем случае, — хмуро сводит брови. — Меня надо слушаться.– Вы кабинетом не ошиблись? — указываю рукой на открытую дверь. — И девушкой. Вы не в офисе, а я не ваша секретарша.– Не ошибся. Я все о тебе знаю. Я помогу твоей матери, а ты выйдешь за меня, — ставит ультиматум. — В сжатые сроки ты должна стать опекуном моих сыновей-близнецов. Позже ты унаследуешь все состояние: недвижимость, бизнес, активы. Разумеется, временно. Когда мальчикам исполнится восемнадцать, они вступят в права.– Не понимаю. Сейчас мальчишкам пять… А где будете вы все это время?– Неважно. Не беспокойся, тебе не придется меня долго терпеть.

Глава 11

Смерив мою невзрачную фигурку тяжелым взглядом и окатив волной мрачной, удушающей энергетики, Воскресенский молча отворачивается, так и не удостоив меня ответом. Списываю его настроение на головную боль, потому что не могу понять, в чем лично я провинилась. Наоборот, искренне хочу ему помочь.

Виктор переключается на сыновей, которые так рады совместному завтраку, что начинают активно жестикулировать и громко щебетать. Отец не ругает их за баловство и не просит замолчать, а наоборот, наблюдает за каждым их действием с затаившимся теплом в потухших глазах. Что бы ни случилось, как бы ни чувствовал себя Воскресенский, для детей у него всегда найдется легкая, сдержанная, но абсолютно настоящая улыбка.

— Папа, я тебе намажу, — вызывается помочь Даня и тянется за джемом.

— Нет, я, — Леша выхватывает у брата хлеб, случайно разрывает его пополам и засыпает крошками стол.

— О-о-о, я ничего не видела, — хихикнув, отворачиваюсь. — Убирайте за собой сами, парни, — приказываю в шутку, не подозревая, что Виктор может принять это и на свой счет. Судя по его сдавленному кашлю, так и происходит.

Пока за спиной слышатся перешептывания и возня, я готовлю чай. Цепляю в шкафу какие-то стеклянные банки с травами, перебираю, изучаю внимательно. Они не подписаны, да и по запаху мне не нравятся, поэтому не рискую их использовать. Беру только запечатанные коробки с фирменными логотипами, вскрываю и насыпаю сухие листочки в заварной чайничек. Даю настояться.

Спустя несколько минут по кухне разносятся ароматы мяты и мелиссы, которые должны бы успокоить хмурого хозяина дома, но у него, наверное, обоняние отказало. Он по-прежнему возвышается над столом нерушимой, твердой, холодной скалой.

— Не отпускает? — спрашиваю участливо, поставив перед Виктором чашку чая. Выдавливаю из себя добрую улыбку, но в ответ он лишь сильнее ожесточается.

Вздохнув, укоризненно качаю головой, чем вызываю у него очередной приступ шока. Закусываю губы, чтобы с них не сорвалась очередная неуместная фраза. Еще одно слово с моей стороны — и меня выгонят с работы, так и не приняв. Поэтому безмолвно отступаю к окну и распахиваю обе створки настежь, впуская в помещение прохладный, влажный после дождя, напитанный озоном воздух. Воскресенскому должно стать легче.

Оглядываюсь, украдкой изучая его. Напряженный, суровый, молчаливый, он даже не смотрит на меня. И к чаю не притрагивается. Упертый!

Когда Виктор в очередной раз взметает руку к вискам, я не выдерживаю.

— Так, ладно, есть один способ, — сажусь рядом с ним.

Конец ознакомительного фрагмента.