Мальчишки в наследство. Спаси мою любовь

Вероника Лесневская (2024)

— Ты станешь моей женой, — бесцветно бросает Виктор.Не просит, не приказывает, а просто ставит перед фактом, поглядывая на часы. Будто у него каждая секунда на счету.– Но мы с вами практически не знакомы. И я вас не люблю.– Ты знакома с моими детьми, и они к тебе привязались. Это главное. А любить меня не надо. Ни в коем случае, — хмуро сводит брови. — Меня надо слушаться.– Вы кабинетом не ошиблись? — указываю рукой на открытую дверь. — И девушкой. Вы не в офисе, а я не ваша секретарша.– Не ошибся. Я все о тебе знаю. Я помогу твоей матери, а ты выйдешь за меня, — ставит ультиматум. — В сжатые сроки ты должна стать опекуном моих сыновей-близнецов. Позже ты унаследуешь все состояние: недвижимость, бизнес, активы. Разумеется, временно. Когда мальчикам исполнится восемнадцать, они вступят в права.– Не понимаю. Сейчас мальчишкам пять… А где будете вы все это время?– Неважно. Не беспокойся, тебе не придется меня долго терпеть.

Глава 7

Лилия

Ключи летят на стол и с металлическим перезвоном встречаются с его поцарапанной поверхностью, а следом рассыпаются мелочи, монетки из кармашка сумки, скатываются ручки и карандаши. Я и не пытаюсь их поймать — вместо этого пустым, уставшим взглядом наблюдаю, как они стремятся к краю и по очереди падают на пол.

Обессилена, разбита, заторможена. Сознание плывет, тело словно облако из пушистой ваты, душа где-то в невесомости, а мозг судорожно пытается взбодрить выжившие остатки нейронов и выстроить план на день.

Этой ночью я долго не могла уснуть. Я и так страдаю бессонницей, а если и проваливаюсь в дрему, то все равно остаюсь на чеку. Но вчера мне было особенно тяжело. Я ворочалась в постели, как одержимая духами, прокручивала голове события минувшего дня, мучилась от храпа, который проникал через две закрытые двери. Стены в квартире слишком тонкие, и часто мне бывает стыдно, что соседи отчетливо слышат ругань Семена. С матерью он играет примерного семьянина, а в ее отсутствие… спускает на меня всех собак. Бешеный. Не понимаю, за что он со мной так, и устала искать компромисс.

Отключиться мне удалось лишь под утро, буквально на часик, а потом меня разбудил отчим. Он намеренно громко искал на кухне завтрак, которого для него нет и больше не будет, гремел посудой и матерился.

— Что скажешь, Лиля? — женский голос выводит меня из полузабытья.

— М-м-м? — мычу, отрывая расфокусированный взгляд от разбросанных вещей и поднимая его на коллегу.

Анфиса, ведущий логопед нашего центра, пристально изучает бардак, невольно устроенный мной в общем кабинете, который служит нам учительской, комнатой отдыха, а заодно местом для утренних планерок и послеобеденных сплетен. Сейчас, к сожалению, у сотрудников время бестолковой болтовни. Я стараюсь избегать таких посиделок, однако в этот раз не успела улизнуть по-тихому.

— Ты опять витаешь в облаках, — вздохнув, женщина неодобрительно покачивает головой: — Спрашиваю, пойдешь с нами в кафе? Ты в курсе, какой сегодня день? — неловко пожимаю плечами, и Анфиса закатывает глаза. — Наш профессиональный праздник. День педагогического работника. Мы по традиции отмечаем его в ресторанчике в центре. Из года в год. Ты с нами недавно, но пора вливаться в коллектив. Мне кажется, это отличный повод, — по-доброму подмигивает мне.

— Нет, спасибо за приглашение, но я занята вечером, — покосившись на остальных, принимаюсь суматошно сгребать свои вещи в сумку. — У меня встреча важная, — поглядываю на часы. Время есть, но мне нужно успеть на автобус, добираться с пересадками, а потом еще пешком идти по элитному поселку, искать нужный дом… — Я спешу.

— Ого! Свидание? — доносится из кучки коллег, сидящих за столом в углу. И несколько пар любопытных глаз устремляются в мою сторону.

— Собеседование. В одну богатую семью требуется почасовая няня и репетитор для пятилетки. Хочу попробовать совместить обе должности. Опыть есть. Я уже созвонилась с агентством, предложила свою кандидатуру. Мне сообщили, что хозяин ждет, — важно отвечаю, забирая у них надежду на горячую сенсацию. Внимание ко мне тут же потухает, а педагоги возвращаются к прерванной беседе и кофе.

— Как ты все успеваешь? И в центре занятий набрала, и подработку нашла, — удивленно перечисляет Анфиса. — Как ты пашешь, то давно миллионершей должна стать.

Неосознанно она затрагивает больную тему. Я действительно много работаю, но деньги не льются рекой, как в сказках. Каждая копейка добывается с трудом, а тратится за секунду. И опять не хватает.

— Лилия Владимировна на самолет копит, — ехидно тянет Оля. Студенка, проходит у нас практику, зато гонора хватит на весь женский коллектив. Меня она с первого дня невзлюбила, потому что я не согласилась прикрывать ее прогулы и ставить отметки за красивые глазки.

— Почти угадала, — холодно осекаю ее. — На мечту. В жизни всегда должна быть цель.

— Пф, умные девушки вкладывают деньги в себя, чтобы выйти замуж за богатого, — открыто дерзит она, намекая на мою простую внешность. — Тогда не придется работать. Муж исполнит все мечты.

Усмехаюсь, ни капли не обижаясь на ее глупые умозаключения. Оля зациклена на красоте, а у меня другие приоритеты и ценности. Мне наоборот не хочется привлекать внимание сильного пола.

— А зачем богачу пустышка? — парирую я. За нашей перепалкой, затаившись, следят все присутствующие.

— Тебе не понять, — не подыскав аргументов, несмышленая студентка скатывается в хамство. Молодые специалисты поддерживают ее хихиканьем и перешептываниями.

— Значит, ты выбрала не ту профессию, Оль. Здесь все «глупые» — и ни одной жены миллионера, насколько я знаю, — аккуратно подкусываю особо ядовитых змей.

В кабинете повисает тишина, в которой раздается одобрительный смех Анфисы. Она всегда была на моей стороне. Улыбнувшись ей, подхватываю сумку и прощаюсь одними губами. С остальными общаться больше нет желания.

Молча разворачиваюсь, однако взгляд скользит мимо открытого окна и цепляется за знакомых мальчишек, прыгающих по лужам во дворе.

— Почему дети Воскресенского не на занятии? Что у них сейчас по расписанию? Точно не английский, — хмуро уточняю. Таким тоном, будто это мои родные сыновья и я готова порвать за них каждого. Сама не понимаю, почему они вызывают бурю эмоций в моей душе и пробуждают инстинкт заботы. Чуть ли не материнский, хотя это мне чуждо.

— Математика для самых маленьких. У педагога форс-мажор, и он экстренно отменил занятие. Мы узнали об этом поздно, когда их водитель уже уехал, — Анфиса становится рядом, вместе со мной наблюдает за резвящимися непоседами. — Неугомонные, — вздыхает шумно. — Нелегко с ними отцу, наверное. Деловой бизнесмен, а дома дурдом каждый день.

— Обычные дети, — защищаю их искренне, в то время как Даня толкает Лешу, и тот шлепается попой на сырую траву. Отбивается от брата сумкой, из которой вылетают ручки и тетрадь. По всему двору разносится заливистый детский смех. — Разве что немного активнее и эмоциональнее других, — тихонько добавляю, сморщившись от представшей картинки.

Маленькие забияки, не подводите меня! Ведите себя прилично. Я же на вашей стороне!

— Живчики, — мягко смеется логопед.

Невольно вспоминаю мокрое кресло, свою пятнистую юбку, прятки за шкафом. Действительно шалопаи, но до чего же милые.

— Почему за ними не смотрит никто? Виктору Юрьевичу позвонили? — уточняю обеспокоенно и жестко, а сама не свожу глаз с мальчишек, будто я лично несу за них ответственность, а не пропустивший занятие математик.

— Конечно, уже сообщили. Ждем, пока заберут, — чеканит Анфиса четко и быстро, словно я ее начальство. — Инне поручили последить за ними, у нее как раз окно…

— Плохо следит, — фырчу и вздрагиваю, когда Даня хватает вещи Леши и, размахивая ими, пускается наутек. Оба не разбирают пути, спотыкаются и едва не падают, разбаловавшись. — Да мы же Воскресенскому двух чумазиков вернем! Думаете, он нас за это по голове погладит? — повышаю голос, ненароком привлекая внимание коллектива.

На нервах я веду беседу слишком строго и требовательно, поэтому Анфиса, несмотря на возраст и педагогический стаж, теряется, как моя ученица.

— А что мы? — разводит руками. — Не наши часы, мы не виноваты. Инна ведь рядом, просто не успевает за ними. С этими пострелами попробуй справиться!

Она права, но только отчасти. Воскресенский в порошок сотрет всех без разбора, если с мальчишками что-то случится. Но самое главное… я сама себе этого не прощу. Значит, сегодняшняя встреча с потенциальными работодателями откладывается.

— Я побуду с ними, — заявляю неожиданно для самой себя. — Надеюсь, Игорь приедет быстро, чтобы я успела на собеседование, — мысленно умоляю водителя поторопиться.

Ругаю себя за то, что опять лезу в чужие дела и беру лишние обязательства, однако ноги не слушаются голоса разума, а настойчиво несут меня к выходу. Схватив в холле плащ, я накидываю его на плечи, не замедляясь ни на секунду.

— Инна, свободна, — бросаю по пути зевающей на крыльце коллеге. — Близнецов мне перепоручили.

— Аллилуйя, я спасена, — бурчит она и тут же исчезает.

Вылетаю на улицу под моросящий дождик. Недовольно кривлюсь от холодных капель, окропляющих лицо и волосы. Ускоряю шаг, чтобы быстрее забрать детей. Не хватало им еще промокнуть и заболеть.

— Лиля! — мгновенно замечают меня и несутся навстречу. — Ты опять папу позовешь? — просят с надеждой. Обнимают мои ноги, нырнув между полами расстегнутого плаща, и оставляют влажные пятна на брюках. Но мне все равно, даже если испачкают. Я охотно наклоняюсь к ним, поглаживаю темные макушки. Все-таки папины дети, похожи на Виктора как будто на копировальном аппарате отпечатаны.

— За вами уже едут. Я не знаю, кто именно, — выпаливаю честно, потому что лгать детям не умею. И виновато улыбаюсь.

— И-эх, — взмахивает рукой Даня, случайно цепляет Лешу и хлопает его по затылку.

— Эй, не дерись, — заводится тот с полуоборота. Несмотря на сухощавую комплекцию, нападает на крепкого брата и берет его в цепкий захват.

— Прекратите сейчас же, — сурово отчитываю и разнимаю забияк. — Вы же приличные парни! Я уйду, если не остановитесь, — срываюсь в легкий шантаж. Зато прием срабатывает.

Мальчишки отскакивают друг от друга, тяжело дышат и жалостливо смотрят на меня, почти не моргая. Складывают ладошки перед собой в умоляющем жесте.

— Что мне с вами делать? — шепчу сквозь улыбку, которую не могу спрятать. — В центре вы не хотите дождь пересидеть?

— Там ску-учно, — подпрыгивает на месте Даня.

— Лучше гулять, — вторит ему Леша.

Быстро же они помирились и встали по одну сторону баррикад. Бороться против них у меня нет сил и желания.

— Не получится, дождь усиливается, — протягиваю к детям руки, обхватываю их мокрые ладошки. Затихнув, мальчишки послушно плетутся за мной. — Переждем непогоду в кондитерской через дорогу, — киваю на небольшое здание, очертания которого видны уже отсюда, в широких просветах между коваными прутьями забора.

— Е-е-ес! — дергают меня за руки ребята, воодушевленно тянут к воротам и визжат так, что я зажмуриваюсь.

Среди воплей и смеха с трудом удается различить телефонный звонок. На дисплее — имя, которое мигом охлаждает мой пыл, заставляет меня широко раскрыть глаза и судорожно сглотнуть.

— Слушаю, Виктор Юрьевич, — приветствую его сдержанно и деловито, упорно скрывая настоящие эмоции.

Каждый разговор с этим холодным, загадочным мужчиной вызывает в душе целую гамму противоречивых чувств. После личной встречи мне еще сложнее оставаться безучастной и отрешенной. Объяснить свою реакцию не могу, совладать с ней — тем более. Пальцы подрагивают, сжимая телефон, а я замираю в ожидании очередной словесной стычки. Воскресенский наверняка в ярости из-за сорванного занятия, ведь у него все должно быть по графику.

— Там папа? — улавливают наш разговор Даня и Леша, тут же навострив ушки. — Папа! Папа! — хлопают в ладоши.

— Они с вами, — с заметным облегчением выдыхает в трубку Виктор. — Слава богу.

— Что? — недоуменно выпаливаю. — Вы мне собственных детей так доверяете?

— Почему я не должен вам доверять, Лилия Владимировна? — уклоняется от ответа. — Вам есть, что скрывать от меня?

— Разумеется, нет, но…

— Тогда ни к чему лишние разговоры, — жестко перебивает меня. — Я задерживаюсь, поэтому и решил позвонить вам и попросить, чтобы вы лично проверили мальчишек. На случай, если приставленный к ним педагог, чьего имени я не запомнил, окажется таким же бестолковым раздолбаем, как математик.

Виктор доходит до точки кипения. Его раздражение не только слышится в стальном голосе, но будто даже проникает в динамик телефона, ползет по сотовой сети и выплескивается в атмосферу, нагнетая ее до предела.

— У него форс-мажор, — машинально оправдываю коллегу.

— Защищать других — неблагодарное дело, Лилия. Никто вас за это не поблагодарит, только зря себя подставляете, — поучительно тянет Воскресенский.

— Человек человеку волк? — хмыкаю, придерживая ворота, пока мальчишки покидают территорию центра.

Слышу шум заводящегося двигателя и автомобильные гудки. Дергаюсь, инстинктивно хватаю детей за одежду, притягиваю к себе. Осмотрев полупустую дорогу, осознаю, что звуки доносятся из трубки.

— Подождите, я правильно понимаю, что… — говорю тише, чтобы не спугнуть момент: — вы лично едете за детьми? Неужели нашли окошко в своем плотном графике? — сарказм срывается с моих губ, и я тут же закусываю нижнюю. — А как же Игорь?

— Я дал ему кое-какое поручение… — хрипло говорит Виктор, будто что-то скрывает, и откашливается. — Я успел бы приехать к концу занятия, если бы ваш придурок не отменил его без предупреждения, — цедит зло.

— Извините…

— Не извиняйтесь за других, — вновь отчитывает меня, как глупую, наивную девчонку, чем раздражает неимоверно. — Черт! Опять пробка, — сигналит так, что у меня закладывает уши.

В динамике раздается целая какофония звуков и сдавленных ругательств. Пугающие гудки, визг тормозов, шум оживленной трассы. Мне становится по-настоящему страшно.

— Успокойтесь, Виктор Юрьевич! — взволнованно откликаюсь я. Чувствую, как сердце заходится в груди. — Не торопитесь, я буду с мальчиками вплоть до вашего приезда. Мы посидим в кафе через дорогу. Вы легко его найдете по вывеске.

— Зачем в кафе? — удивленно переспрашивает он.

— А для чего, по-вашему, люди ходят в кафе? — смеюсь, взлетая по ступенькам. Толкаю дверь, чтобы впустить детей в теплое помещение. Вдыхаю сладкие ароматы выпечки. — Пирожные есть. Да, мальчишки? — усаживаю Даню и Лешу за круглый столик у окна.

— Понял, я скоро, — бесстрастно отрезает Воскресенский, и конец его фразы вновь тонет в сигналах нетерпеливых водителей.

Боже, что он делает? К нам торопится или… на тот свет? Сумасшедший!

— Виктор Юрьевич, ваши дети в надежных руках. Верьте мне и берегите себя, — порывисто выдыхаю. По ту сторону линии воцаряется напряженное молчание. — Вы нужны им. Ваша жизнь важнее, так что будьте внимательны и осторожны на дороге.

Моя очередь его отчитывать. Судя по паузе, Воскресенскому такой выпад не по душе. Я устала подстраиваться под его настроение, в нем заключены все оттенки мрачного и нет ни одного лучика света. Он сам не устал от тьмы, которой окружил себя? Видимо, ему комфортно, когда душа изнывает в тюремной камере.

— Хм, жизнь. Ну да, — неопределенно хмыкает он. И отключается, не прощаясь.

Растерянно убираю телефон, напоследок мазнув по гаснущему дисплею большим пальцем, и шумно выдыхаю через рот. Не знаю, чем я на этот раз задела Виктора. Что я сказала не так? Наоборот, пыталась сгладить острые грани… и все равно поцарапалась.

Воскресенский слишком таинственный и закрытый. В отличие от озорных мальчишек, на которых я и обращаю все свое внимание, чтобы отвлечься от угнетающего разговора с их жутким отцом. Нас ждет как минимум полчаса отдыха, что для меня непозволительная роскошь, и я намерена насладиться каждой минутой в компании лучезарных детей.

Искренний, переливчатый смех разносится по кафе — и я с удивлением осознаю, что он вырывается из моей груди. Давно я не чувствовала себя такой расслабленной и счастливой. Запрещала себе наслаждаться жизнью, да и подходящего случая для этого не было.

С мальчишками я становлюсь другим человеком, чистым, беззаботным, обновленным. Они напитывают меня наивной детской энергией, согревают душевным светом. Сопротивляться невозможно. И не хочется. Поэтому я позволяю себе раствориться в моменте и плыть по течению.

— Какие вы у меня замарашки, — ласково отчитываю их и тянусь за салфетками.

Стоит мне на секунду отвести взгляд, как ребята успевают еще сильнее перепачкаться кремом. Леша специально окунает пальчик в пирожное, а потом щелкает им брата по носу, оставляя жирный след. Хрюкает, изображая поросенка, за что получает затрещину от Дани. С диким хохотом они нападают друг на друга прямо за столом.

Маленькие задиры, специально привлекают мое внимание. Их борьба шуточная, не злая — и направлена, прежде всего, на меня. Я — зритель в театре двух актеров, которые жаждут отклика «аудитории».

— Так, брейк! — фырчу на них, проглатывая смешок. — Разошлись по разным углам ринга! — строго свожу брови.

— Ай-м сорри, — нараспев лепечут оба и, взмахивая угольно-черными ресничками, мило улыбаются.

— Пить хочется, — жалуется Леша, а Даня кашляет от смеха.

Пользуясь временным затишьем, вытираю их испачканные личики и ручки. Наливаю чай, разбавляю его водой из графина, двигаю кружки к детям. Перевожу дыхание, пока они с жадностью запивают сладости.

По спине прокатывается волна жара. Огненная сфера бьет между лопатками, разгоняя жидкий огонь по венам. Легкие взрываются, лишая меня кислорода.

Я знаю, чей взгляд буравит мою спину. Я чувствую его еще до того, как обернусь. Узнаю по тяжелым, нервным шагам. Догадываюсь, кто останавливается позади, раньше, чем мальчишки завопят в унисон:

— О, папа приехал! — и подскакивают со своих мест, чудом не смахнув тарелки со стола. Посуда позвякивает на самом краю.

— Собирайтесь, мы спешим, — доносится над самой макушкой, и я машинально запрокидываю голову. — Здравствуйте, Лилия Владимировна, — грудной бас окутывает хрипотцой.

Импульсивно поднимаюсь, едва не стукнувшись о волевой, щетинистый подбородок. Тяжелая ладонь вовремя опускается на мой затылок, оберегая от удара. Вторая рука ложится на плечо, осторожно сжимая. Воскресенский невозмутимо, спокойно и немного лениво делает шаг назад. Ведет себя так холодно, будто просчитывает каждый мой хаотичный рывок наперед. Двигается неторопливо, но четко.

— Добрый день, Виктор Юрьевич, — разворачиваюсь к нему лицом.

Кивает коротко, небрежно, жестом подзывает детей, собирается приобнять их, но отвлекается на подошедшего официанта. Улыбчивый парень протягивает нам счет. Машинально хочу взять и расплатиться, однако Виктор отстраняет меня. Не посмотрев сумму, достает несколько купюр и пренебрежительно отдает официанту, отмахнувшись от него. Молча простреливает меня хмурым, янтарным взглядом, предупреждая мои возмущения. Возможно, в другой ситуации я действительно воспротивилась бы, но сейчас, когда он так близко, предпочитаю не провоцировать его. Проглатываю все слова, что крутятся на языке, и выдавливаю из себя благодарную улыбку.

— Папа, попробуй! — требовательно зовет Леша.

— Да, вот это вкусно, — Даня отламывает ложкой кусочек своего тортика и подает отцу.

Вопреки моим ожиданиям, Воскресенский вдруг приседает к ним и послушно берет угощение. Кажется, улыбается при этом, но мне сбоку сложно рассмотреть выражение его лица. Мальчишки победно хихикают, словно достигли заветной цели. Как мало им порой надо для счастья — всего лишь капелька отцовского внимания.

— Давно были вместе в кондитерской? — догадываюсь по их поведению.

— На День рождения, — выпаливают они, сдавая папу.

— А когда…

— Лилия, прошу вас, избавьте меня сегодня от ваших лекций, — осекает меня Виктор и встает, опираясь рукой о край стола. Случайно цепляет рукавом пиджака тарелку, мазнув по пирожному. Даже не замечает, что испачкался.

Порывисто перехватываю его ладонь, слишком горячую для такого ледяного мужчины. Поворачиваю к себе, осматриваю масштаб нанесенного тортиком ущерба. Игнорируя ошеломленное покашливание Виктора, салфеткой аккуратно убираю прилипший крем, а потом беру солонку со стола.

— Вы неаккуратны, — отчитываю его, как нерадивого ребенка, и щедро посыпаю пятно на рукаве солью.

— Что вы делаете, Лилия? — опешив на мгновение, недоуменно выдает Воскресенский. От шока даже не думает сопротивляться. Просто стоит, замерев и превратившись в скалу, и наблюдает за моими действиями.

— Соль поможет справиться с жирным следом, — начинаю говорить смело и твердо, но под конец фразы от моей решительности не остается и следа. Что я делаю? Я ведь не в центре, а темноглазый, мрачный мужчина напротив — не один из моих малышей. — В противном случае пятно въестся в ткань и не отстирается, — лепечу в свое оправдание.

— Это не ваши заботы. И не мои, — забирает ладонь из моей слабой хватки. И сжимает в кулак. — Я просто отдам пиджак в химчистку.

— Да, простите, — качаю головой, чувствуя себя полной дурой. В мире Воскресенского все решают деньги. Ему не нужно беречь вещи или экономить на чем-то. Мы разные, и нам никогда не понять друг друга.

— Или новый куплю, — подтверждает мои мысли, а потом добавляет тише, с ухмылкой: — На деньги, вырученные от возврата вашего костюма в магазин…

Значит, я не ошиблась офисом, не зря сделала утром крюк на автобусе и лично передала посылку охране. Все хорошо, она попала по назначению.

— Спасибо вам еще раз, — прячу взгляд.

Я поступила правильно, но все равно теряюсь под испытывающим, укоризненным темным взглядом. Чтобы не сгореть от стыда, переключаюсь на мальчишек. Вывожу их в холл, помогаю одеться.

— Более адекватной благодарностью было бы, если бы вы оставили одежду себе. В конце концов, подарки не возвращают, — чеканит Виктор, приближаясь сзади.

На мои плечи внезапно опускается плащ. Вздрагиваю от неожиданного проявления заботы, от близости Воскресенского, от тепла его пальцев.

— Виктор Юрьевич, вам не понять, — вспыхнув, как подожженная вата, я оборачиваюсь. — Мы с вами из разных миров. Для меня это дорого, а я не люблю оставаться в долгу перед чужим человеком. Мне от вас ничего не нужно, кроме…

— Хм? — заинтересованно хмыкает он, поймав мой взгляд.

— Кроме вашего активного участия в жизни детей. Ваших же детей, — настаиваю, заметив перемену его настроения. — Этим вы очень поможете мне как педагогу, — с трудом выдерживаю зрительную схватку. — И себе тоже. Вам еще долго растить и воспитывать своих сыновей, так что очень важно не упустить их с детства, — все-таки заканчиваю шепотом.

Воскресенский не отвечает. Выглядит так, будто я причинила ему боль своими словами. Молча открывает стеклянную дверь, морщась от трели колокольчика, и пропускает меня на улицу.

— Куда вас подвезти, Лилия? — спрашивает спустя время, когда мы оказываемся на парковке.

— Я не хотела бы отнимать ваше ценное время, — язвительно бросаю, а сама кутаюсь в плащ и ежусь под усиливающимся дождем.

— Время… — задумчиво повторяет Виктор. Усаживает детей в автокресла, после чего требовательно обращается ко мне: — Однако вы отнимаете его. Своей пустой болтовней. Садитесь в машину и говорите адрес, — распахивает передо мной пассажирскую дверь.

Разряд грома недвусмысленно намекает мне, что пора спрятать глупую гордость в дальний уголок души. В конце концов, Виктор не предлагает ничего предосудительного, а я опаздываю на собеседование.

— Спасибо, — удивляю нас обоих своей покорностью. Занимаю место рядом с водителем, диктую улицу и номер дома.

— Уверены? — почему-то уточняет Воскресенский, иначе смотря на меня. Напряженно и настороженно.

— Да, — проверив данные в объявлении, подтверждаю убедительно. — Но если вам далеко и неудобно…

— Лилия, прекратите. От ваших «но» у меня начинает болеть голова. Иногда нужно быть проще и уметь принимать помощь, — устало произносит он и трогается с места.

Отворачиваюсь к окну, за которым разворачивается буйная стихия. Мысленно благодарю Виктора, но вслух боюсь даже пикнуть. На протяжении всего пути в теплом салоне звучат лишь голоса детей.