Возвращение Морроу

Вероника Черниенко, 2021

1860-е годы, город Свенцяны на востоке Литвы. Жизнь молодой девушки сложна и запутана, её окружают трагедии. Она становится замешанной в убийствах и бежит не только от общества, но и от самой себя, скрываясь под чужими именами. Её душа наполнена страстями, которые подведут её к последней черте.

Глава 3

Иногда на меня накатывалась грусть. Неужели я не заслуживаю любви? Я смогла уловить лишь её обрывки. Я знаю, отец любил меня, хотя редко проявлял чувства, мне так не хватало мамы, я практически не помнила её. В моей голове проскальзывало воспоминание, которое я бережно хранила, надеясь, что оно настоящее. В нём была молодая женщина, её светлые волосы свисали, она наклонилась надо мной и что-то говорила улыбаясь. Это было одно из нескольких воспоминаний, которое я вновь прокручивала в своей голове, находясь в приюте, в те минуты, когда было особенно тяжело. В пансионе к нам относились одинаково плохо, в женщинах воспитывающих нас не было милосердия, мне кажется, я стала такой же. Возможно, в глубине души я хранила веру в любовь и во всё прекрасное, что может случиться в жизни женщины, но мне уже было сложно раскрыться, несмотря на свой молодой возраст, да и некому. Моя подруга «кудряшка» верила в любовь, она верила что выйдет из пансиона и будет прислугой, но никак не путаной или нищенкой, она верила что и для этого слоя общества жизнь может сложиться счастливо, что скорее всего она выйдет замуж за садовника или кого-то из прислуги, у них родятся дети и будет дружной семья. Но она умерла слишком рано, чтобы хотя бы одна из её надежд воплотилась. Как это может быть!? Невинная душа была покалечена и зверски убита, ей даже не дали шанса на любовь! Она была так молода…

Если бы она была жива и вышла с приюта, её сердце также было б разбито, она бы поняла и увидела эту жизнь — жизнь людей второго сорта, прислуг рожденных обслуживать своих хозяев. Она не знала что я из знатной семьи, я не могла разрушить её мечты своими аргументами. Хоть в нашей семье к прислуге не относились плохо, но и никто особенно не заботился об их жизнях. Я знала, как тяжело приходилось им не понаслышке.

Жить так, не мой выбор!

«Я часто чувствовала себя потерянной и измождённой, иногда казалось, всё налаживалось. Вроде и силы появлялись для борьбы и для строительства планов на будущее, но вдруг появлялась проблема и она обрушивала весь внутренний настрой. Всё летело к чертям, даже плакать не оставалось сил, снова не хотелось ни с кем разговаривать. Ком собственной слабости перед обстоятельствами подбирался к горлу, сознание молчало. Я жила как чайка, я часто сравнивала себя с чайкой, хотя видела море всего лишь раз из окна экипажа, когда мы ехали с родителями вдоль обрывистого морского побережья, и оно покорило меня своей красотой. Да сравнение с чайкой определенно подходило мне, волны жизни также бросали меня, и также иногда я взлетала в своих мечтах, как она, высоко над пучиной жизни. Я часто вспоминаю «кудряшку», она была мне ближе всех. Наше знакомство произошло спонтанно в один из серых будничных пансионских дней. Худенькая девочка с рыжими волнистыми волосами одиноко копалась у корней раскидистого дерева. Я видела её здесь, уже не первый раз и у меня сложилось мнение, что она изгой среди своих одноклассниц. Внешне она выглядела такой хрупкой и пугливой, что я решила обозначить своё присутствие, кашлянув у неё за спиной пару раз. Она обернулась, большие грустные глаза захлопали длинными ресницами и округлые брови приподнялись.

— Что ты делаешь? — мягко спросила я. Выражение её лица стало добродушным, она приветливо улыбнулась.

— Мох здесь, как звездочки, приглядись

— Да действительно, никогда не замечала. Ты давно в пансионе?

— Больше месяца.

— Друзей так и нет?

— Как видишь… — она пожала костлявыми плечами.

— Если хочешь, мы можем встречаться здесь после уроков и играть.

— Да конечно! — она радостно улыбнулась, и мне стало очень приятно.

— К тебе приходят посетители по воскресеньям?

— Нет, ко мне никто уже не придёт…

— Понятно, значит у нас свободно ещё и целое воскресенье.

— Не полностью, утром мы убираем храм после службы.

— А что тебе уже десять лет?

— Нет всего девять

— Значит, на следующий год я тоже буду убирать?

— Скорее всего.

В этот день мы долго болтали, и я впервые почувствовала какую — то лёгкость и понимание. Мы придумали делать куколки из цветов. Нанизанный на тонкую палочку вьюнок годился за юбочку, а голова была из почки. Мы играли в корнях поросшего мхом дерева, устроив там для своих кукол лесной дворец. В моей жизни появился смысл, мне хотелось видеть её каждый день. Однажды она произнесла странную речь, я помню её и сейчас. В то время она меня несколько расстроила и смутила, сейчас же я удивляюсь её глубокомыслию. Она росла с мачехой, и это было нашей общей бедой.

— Ну что ж, — спросила я нетерпеливо, — разве твоя мачеха не жестокосердная и злая женщина?

— Да. Она была жестокой ко мне, ей не нравился мой характер. Я помню до мелочей все ее слова, все обиды. Ее несправедливое отношение, так глубоко запало мне в душу! Я бы чувствовала себя счастливее, если бы постаралась забыть и ее суровость и то негодование и страх, которое она во мне вызвала, но я до сих пор не в силах преодолеть эти чувства. Но время шло и я старалась простить её.

— Зачем? Какой смысл, после всего, что она сделала? Она отправила тебя сюда после смерти отца, хотя могла и позаботится.

— Я ей чужая, а прощение нужно не ей, а мне самой…

Я продолжала смотреть на неё и после того, как она замолчала. Вид её был, как и всегда болезненный и несколько отрешенный. Во мне бушевали волны несправедливости и обиды за неё. Что она говорит? Её слова наверняка продиктованы устами навязанной здесь религиозности.