Ненависть

Виктан Никитин (2024)

В центре Москвы совершено жестокое убийство ничем не примечательного человека. Кому и чем он мог помешать? За дело берутся опытный сыщик Антон Гуляшов и его молодой помощник Федор Федоров.

Глава 4

Арсений Петрович тем временем жал кнопку звонка в дверь Тамары Михайловны. Она жила через подъезд от подъезда Романовского, и Агеев отпустил ее час назад с допроса.

— Кто там? — раздался за дверью испуганный голос.

— Тамара Михайловна, меня зовут Арсений Петрович Гуляшов, следователь Агеев должен был вас предупредить о моем визите, — как можно более мягко и вкрадчиво сказал Гуляшов.

Тамара Михайловна открыла дверь. Это была подтянутая невысокая пожилая женщина, загорелая, с короткой седой стрижкой.

— Да, да, Алексей меня предупредил, — сказала она и пропустила Гуляшова в квартиру. — Не разувайтесь, проходите на кухню. — она указала Гуляшову налево.

Он прошел, остановился у входа в малюсенькую кухню.

— Присаживайтесь, — Тамара Михайловна ловко обогнула его на входе, прошла в кухню и указала на стул около стола. — Чай, кофе?

— С удовольствием выпил бы чаю, — ответил Гуляшов, водружаясь на стул. Нельзя сказать, что Гуляшов был прям очень крупным мужчиной, он был приземистый, квадратный и негнущийся, поэтому не очень вписывался в маленькие пространства. Есть люди, которые могут себя как-то подогнать под пространство, даже очень крупные люди иногда обладают этим даром, они всюду ловко вписываются, всюду ловко усаживаются, не задевают соседей по креслам в самолетах и поездах, не врезаются в углы, не таков был Гуляшов. Мало того, что он физически плохо пристраивался, так еще как будто вокруг его физической оболочки была еще какая-то невидимая аура, которой тоже все время не хватало места. Вот и сейчас он попытался ужаться, чтобы не биться плечом о стену, но тут же больно ударился коленкой об ножку стола и чуть не сбил сахарницу. С другой стороны его врожденная неуклюжесть, если не причиняла неудобств, то веселила других людей. Вот и сейчас Тамара Михайловна невольно усмехнулась, когда он как дрессированный медведь начал крутиться на стуле, пытаясь устроиться. Она поставила перед ним чашку, налила заварки, уточнила покрепче ему или послабее, а потом налила кипяток из чайника со свистком, стоявшим на плите.

— Такой кипяток вкуснее, — пояснила она, хотя Гуляшов и не проявил ни малейшего смущения чайником.

— Тамара Михайловна, вы как себя чувствуете? Я пойму, если вы попросите перенести нашу встречу, все-таки у вас выдался очень тяжелый день, — лукаво начал Гуляшов. Ничего бы он, конечно, не переносил, а просто сократил бы встречу, а потом пришел бы еще раз. Сейчас нужно было по горячим следам опросить ее, посмотреть реакцию, а в другой раз можно было прийти более подготовленным, основываясь на том, что узнал сегодня. Но он в любом случае придет еще, может быть, и не один раз.

— Я Сережу с самого детства знала. Он с моими детьми дружил, конечно, у меня шок. Я, знаете, как-то даже не осознала ничего. Вот я сейчас как в фильме. Я не могу сказать, что ничего не чувствую, я чувствую, что меня обманывают и что мои чувства какие-то невсамоделешние. Наверное, это то, что вот все называют когнитивным диссонансом.

Гуляшов знал, что она сейчас говорит правду. Сколько он наслушался этих историй как под копирку. Мозг отказывается принимать информацию о гибели близких, пытаясь уличить мир вокруг себя во лжи, но при этом знает, что это все правда. Очень сложное эмоционально ощущение.

— Да, знаю, что вам сейчас очень тяжело. Какие у вас были отношения?

— Мне сейчас, кажется, главное говорить, — сказала Тамара Михайловна. — Все равно с кем. Так что я вам даже рада. У нас были очень ровные и деловые отношения.

— Тамара Михайловна, расскажите, пожалуйста, про ваш сегодняшний день с самого утра.

— Я встала как обычно, в 7.30. 15 минут всякие гигиенические процедуры, потом приготовила завтрак нам с мужем.

— Что было на завтрак? — уточнил Гуляшов и для стимуляции памяти и для того, чтобы Тамара Михайловна поняла, что любые подробности важны.

— Рисовая каша на молоке, черный кофе, бутерброды с сыром. Мы, знаете, много лет одним и тем же завтракаем в будни. В выходные я могу и блины, и сырники, и гренки, а в будни мы без изысков, — как бы оправдываясь пояснила женщина.

— Ваш муж до сих пор работает?

— Да, он преподает в техническом вузе статистику. Ему нравится, да и я считаю, что работать нужно как можно дольше, хотя мы не нуждаемся. Могли бы жить, что называется для себя, но так сложнее себя занять и не скатиться в просмотр телевизора и отупение.

— Согласен. Вы вместе выходите?

— Да, в 8.20 мы выходим из дома, он идет на метро Смоленская, если погода хорошая и нет пары, то на Арбатскую, а я иду через подъезд к Сереже.

— Откуда вы знаете Сергея?

— Наши семьи живут тут очень давно. Наши родители получили тут квартиры в 50-х годах, правда, от разных ведомств. Я с детства знала маму Сергея Евгению Никитичну. Она была чуть постарше меня, поэтому мы не дружили. В детстве разница в три года, как в тридцать, а у нас разница была 7 лет. Мы стали приятельствовать много позже, когда гуляли с колясками во дворе.

— Ваш ребенок одного возраста с Романовским? — удивился Арсений Петрович. Тамара Михайловна выглядела моложавой женщиной лет 65.

— Нет, — засмеялась Тамара Михайловна и даже махнула рукой на Арсения Петровича, так развеселило ее это предположение. — Мой сын одного возраста с младшим сыном Евгении Никитичны и Анатолия Афанасьевича — Павликом.

— У Сергея Анатольевича есть родной брат?

— Был. Младше его на пять лет. Такой чудесный ребенок. Ничего не могу сказать плохого про Сережу, но он был немного угрюмым всегда, молчуном, а Павлик был хохотун, шалопай, но какой-то очень легкий, добрый и ласковый. На него нельзя было злиться и он был очень красивым, не очаровательным, а красивым. Он умер от лейкемии, когда ему было пятнадцать. И, знаете, умирал как святой без жалоб, злобы, всех успокаивал. Вот всего пятнадцать ему было, а, наверное, более достойного и светлого человека мне и не пришлось встретить в жизни. Мой Лев был безутешен, они как близнецы были, не разлей вода с колясок, все время вместе. Ох, что нам всем пришлось тогда пережить. А Евгения Никитична и не пережила, тоже умерла от рака через два года.

— Кошмар какой, — искренне сказал Арсений Петрович. — А Сергей что?

— Сергей женился в 19 и рано ушел из дому, но общался с родными, поддерживал их. Когда Евгения Никитична умерла, у него сын только родился. Он как-то отстраненно на все это смотрел. Павлика он не очень любил и не удивительно. В семье был культ Павлика, на Сережу особо внимания и не обращали, хотя он очень хороший парень был, просто не такой яркий и харизматичный. Анатолий Афанасьевич женился через 1,5 года после смерти Евгении Никитичны и с Сергеем они как-то перестали общаться, хотя у них конфликтов не было, просто оказались чужими людьми. У мужчин часто так бывает с детьми. Но квартиру Анатолий Афанасьевич оставил сыну, это все-таки квартира родителей жены, то есть как честный человек поступил. Сережа, конечно, не хотел возвращаться туда да и с маленьким ребенком в центре не очень комфортно и он ее много лет сдавал, а я присматривала по его просьбе за жильцами, за квартирой, убиралась там, если нужно было. Ну а когда он сам несколько лет назад развелся, то все-таки вернулся. Я не суеверная, но вот несчастливая эта квартира для них.

— У вас есть же ключи от квартиры.

— Да, много лет.

— А у кого еще были ключи?

— У дочери Сергея, у бывшей жены и у его подруги Татьяны.

— Расскажите про них.

— Дочка Соня очень хорошая девочка, у них прекрасные отношения были. Мне кажется, она самый близкий человек его. Она приходила к нему иногда после школы, могла на выходные остаться. Очень хорошие отношения у них были. С бывшей женой Еленой отношения были очень ровные. Я же говорила, что они поженились рано. Их отношения умерли естественной смертью, как говорится. Они легко расстались, хотя казалось бы, что ты уже врос в человека, но у них не было, по-моему, ни одной конфликтной ситуации при разводе. Могу точно сказать, что Сергей не переживал развод, а даже как-то наоборот воодушевленно к нему отнесся. И Лена как-то по-философски его пережила. Они были так близки, что превратились в какую-то замкнутую систему в вакууме и начали задыхаться вдвоем.

— А что его новая женщина?

— Знаете, она вроде не плохая, но простоватая. Мы тут, так сказать, новая старая московская интеллигенция. В третьем-четвертом поколении живем в Москве, все с высшим образованием, вокруг музеи, консерватории, выставочные залы, это накладывает определенный отпечаток, а Таня приехала из Ухты, из простой совсем семьи, ну и это видно очень.

— Сколько ей лет?

— Около 40.

— На ваш взгляд какие у них отношения?

— Мне трудно сказать. Он к ней хорошо относился. Для него такие свободные отношения были чем-то новым и интересным, а у нее, видимо, только такие отношения и были. И это я не в осуждение, и я не хочу сказать, что она легкомысленная. Такова судьба очень многих женщин в России. И это противоречие между ними было. Он, который дорвался до свободы, и она, которая была свободна всегда, наверное, ждали разного от отношений. Понимаете, я даже видела как ему в быту интересно что-то пробовать самому, он точно пока не хотел жениться или съезжаться.

— Тамара Михайловна, на ваш взгляд, это не могло быть причиной конфликта между ними?

— Могло и было, но уж точно не убийства, — резко сказала Тамара Михайловна. — Таня порядочный человек, она рабочая пчелка, она не нуждалась в деньгах, квартире, она просто хотела надежного человека рядом.

— А вы знаете кого-нибудь из его коллег? — переменил тему Гуляшов. Если с Таней что-то и связано, то сейчас этого не узнать.

— Нет, никого не знаю.

— А что вы вообще знаете про его работу?

— Он инженер, заканчивал Институт путей сообщения в свое время, работал долго в системе метрополитена, потом какую-то свою фирму организовал по продаже каких-то станков. Он далеко не бедствует, но, конечно, не олигарх. Наверное, это классический средний класс.

— Вы любили его? — неожиданно спросил Гуляшов. Тамара Михайловна опешила от такого вопроса. — Я с кем не поговорю, у меня впечатление, что его никто не любил. От чего так?

— А многих из нас любят? — ответила вопросом на вопрос Тамара Михайловна. — Я уверена, что его любила дочь. Мы же как радиоприемники, мы должны быть включены и принимать эти волны. Я вам весь наш разговор говорю о том, что его не включили в свое время. Я его столько лет знаю, и вроде мы и разговаривали много и виделись почти каждый день, но у нас не было человеческого контакта. Мне еще поэтому странно, что его убили. Я не могу поверить, что он мог вызвать у кого-то такие сильные эмоции.

— Ну тут могут быть не эмоции, просто мотив.

— Я не верю и в мотив. Если только он вдруг оказался неожиданно наследником гигантского состояния, а другой наследник его убил. Для других мотивов нужны какие-то действия, которые могли породить такие ужасные противодействия.

— Тамара Михайловна, поверье мне, что людям нужно очень немного для таких действий, к сожалению. За велосипед могут убить. Расскажите, как вы обнаружили тело.

— Я пришла, как всегда. Ему нравилось уходить из дома, когда в нем кто-то оставался. Я позвонила в дверь, подождала.

— Вы ни с кем не столкнулись на лестнице или в лифте?

— Нет, дом малоквартирный, не все квартиры заселены, я вообще редко кого-то там вижу. Сергей иногда уходил раньше, так что я не удивилась, что он мне не открыл. Я достала ключ и открыла дверь.

— Ничего не было странного? Например, ключ не поворачивался или, наоборот, легко повернулся?

— Нет, был закрыт нижний замок на два поворота, как мы всегда закрываем. Я вошла в квартиру и даже там сначала ничего не заметила. Только когда зашла в гостиную увидела, что он лежит лицом вниз. Я сначала бросилась к нему, подумала, что ему плохо, а потом увидела эти раны на голове и кровь. Сначала на ковре и темном костюме я их не увидела, ну я тут же вышла на лестничную площадку и позвонила сначала в полицию, а потом его бывшей жене. Потом я уже туда зашла со следователем.

— Его подруге Татьяне вы не звонили?

— Я ей позвонила позже, уже отсюда.

— Как она отреагировала?

— Заплакала и повесила трубку.

— А жена как отреагировала?

— Она сначала не поверила, сказала, что за дурацкий розыгрыш. Потом стала приговаривать Боже мой, боже мой, и сказала, что позже мне перезвонит.

Гуляшов постукивал давно пустой чашкой из под чая по столу и невольно хмурился. Тамара Михайловна совершенно не волновалась, все очень складно и четко рассказывала, как по написанному. Это было подозрительно.

— Кто вы по профессии? — спросил Гуляшов.

— Я экономист, всю жизнь проработала в научно-исследовательском институте, даже после пенсии там работала. Денег, конечно, не хватало, но я в 90-е стала заниматься уборкой квартир. Тут в центре многие нувориши квартир понакупали, я у них убиралась, всякого понасмотрелась. Да у нас тут на Арбате, что на новом, что на обычном одно время каждый день кого-то убивали чуть ли не средь бела дня, а в 1993 году тут просто настоящая война была несколько дней. У меня подруга в одной из 24 этажных башен живет, так им весь этаж разнесли пулями. Они в ванной прятались. Так что, живя в самом центре Москвы, я всякого насмотрелась. И, знаете, кто-то с возрастом становится сентиментальнее, а я наоборот. Так что не удивляйтесь, что я так вам все четко и спокойно рассказала, — улыбнулась Тамара Михайловна. — Еще чаю?