Фатальное прикосновение

Виктория Балашова (2024)

Последний год XIX века. По Москве прокатывается волна трагических смертей. Все убитые оказываются членами тайного общества «Хранители истины». Бывший шеф-повар одного из лучших ресторанов города, а ныне статский советник Герман Игнатьевич Радецкий становится свидетелем очередного убийства. Преступление совершено в Английском клубе в присутствии узкого круга людей. Радецкий полагает, что все убийства связаны с фолиантом, значимость которого сложно переоценить. Но самое главное, жизнь самого Германа Игнатьевича теперь тоже подвергается опасности. Следователю Курекину придется разгадать загадку и выяснить, связаны ли убийства с тайным обществом, фолиантом и кто за ними стоит.

Глава 2

Жизнь Германа Игнатьевича Радецкого текла бы скучно и заурядно, но в какой-то момент его попросили помогать с составлением меню в Английском клубе, и он ожил. Дарованный ему государем титул коллежского советника не позволял более предаваться любимому делу официально. Поэтому готовил Герман Игнатьевич в основном дома, балуя супругу и гостей. В Английском клубе работал отличный шеф-повар, давний знакомец Радецкого. Зная о безусловных кулинарных талантах Германа Игнатьевича, он попросил его помогать иногда на дружеских началах, за что обещал ходатайствовать о членстве в клубе.

— Бог с ним с членством, — объяснял Герман жене, — больно хочется вернуться к своему главному занятию. Дал согласие.

Ольга Михайловна не возражала. Она была младше мужа на десять лет, и сама не любила предаваться праздности: активно работала в журнале «Освобожденная Галатея», а для написания статей посещала всяческие мероприятия. В частности, она присутствовала при отравлении графини Шунской и на поэтическом собрании, когда выстрелом убили графа Золотилова. Ольга Михайловна обладала сильным характером, который совсем не соотносился с её хрупкой внешностью. Падать в обморок привычки не имела. Поэтому про оба случая она написала довольно подробные заметки.

В один из ноябрьских вечеров в очередной раз Радецкие пригласили к себе на ужин старых друзей. Они редко вводили в свой круг новых людей, предпочитая общаться с теми, кого давно знали, с кем можно расслабиться и не думать о том, что сказать, как повернуть разговор. Единственным ритуалом, который строго соблюдал хозяин дома, был ритуал приготовления и подачи блюд, а также сервировки стола.

В небольшой двухэтажный особнячок, расположенный на тихой московской улочке, прибывали гости. В числе первых, как всегда, приехал Афанасий Никифорович Каперс-Чуховской. Большие города он не жаловал, хотя пытался осесть в Москве пару лет назад. И всё же, в итоге, проводил время в своем имении, изредка наезжая в городской дом. Всегда в таких случаях навещал Германа Игнатьевича, одинаково искренне любя как хозяина, так и его кухню.

Затем подъехал экипаж с графом Сиверсом и его женой Генриеттой Сиверс де Бельфорд. Графиня, несмотря на молодые годы, успела стать вдовой. От первого мужа сохранилась вторая часть фамилии. Генриетта и Ольга дружили, хотя Радецкая была куда шустрее и более склонна к авантюрам. Но противоположности притягиваются, и дамы с удовольствием проводили время вместе. Сиверсы тоже обожали кухню Германа Игнатьевича, почитая ее за лучшую в Москве — не только среди частных домов, но и среди ресторанов.

После в дом вошел энергичный предприниматель, банкир Бобрыкин. Он познакомился с Радецкими на Всемирной выставке в Париже. Тогда Герман и Ольга не были женаты. Но именно приключения во Франции их сблизили и дали толчок для взаимной симпатии, не сказать больше. Конечно, господин Бобрыкин ценил поварские таланты Германа Игнатьевича и сожалел, что тот не открывает собственный ресторан, так как испытывал готовность мгновенно вложить в это предприятие деньги.

Когда все уже собрались в гостиной, и подали аперитив, раздался очередной звонок у входной двери.

— Друзья, а ведь мы, вроде, больше никого не ждем, — удивился хозяин дома, оглядев собравшихся.

К тому моменту дворецкий успел открыть дверь и поинтересоваться у нежданных гостей, как их представить.

— Полицейский следователь Курекин Пётр Васильевич с помощником! — громогласно объявил дворецкий, появившись в гостиной.

— Простите, господа, — послышался знакомый голос из коридора. — Не знал, что у вас тут собрание. Но оно и к лучшему. Позвольте, — Пётр Васильевич потеснил дворецкого и вошел в комнату. — Прошу, вот-с, мой помощник — Фёдор Самоваров. Молод, но подаёт надежды.

Герман Игнатьевич колебаться долго не стал.

— Иван! Накрой еще на две персоны, друг мой! — попросил он крепкого молодого человека, одетого в ливрею, с залихватским русым чубом, явно припомаженном дабы не рассыпался по лбу.

— Что вы, — замахал руками Курекин, — мы на угощение не претендуем. Быстренько обсудим проблемы насущные и пойдем.

— Насущные проблемы на пустой желудок не обсуждаются, — заявил Герман, — не так ли, Ольга Михайловна, — обратился он за поддержкой к жене.

— Конечно! Господа, даже не пытайтесь отказываться. Берите пока аперитив, без стеснения. Фёдор, не знаю вашего отчества, проходите. Вот канапе, сухие фрукты…

— Герман, расскажите нам про аперитивы. Недавняя традиция. Хочу внедрить у себя, но никак не уловлю идею, — подал голос Каперс-Чуховской, имевший лучший ресторан во всей губернии, который он когда-то открыл при помощи Радецкого в левом крыле своей усадьбы.

Обрадовавшись возможности поговорить на любимую тему, Герман Игнатьевич отвлекся от Феди:

— Как всегда, друзья мои, всё, что связано с кухней и приемом гостей, пришло из Франции. Аперитив служит цели пробуждения аппетита, а также помогает скоротать время, пока прибывают гости. Подавать можно шампанские вина, белые. Из крепкого — абсент, но я бы не стал им злоупотреблять вследствие высокой крепости. Можно подавать коктейли. У нас сегодня шампань из Крыма. Наши делают весьма недурственно — в который раз убеждаюсь. Французское белое. И советую попробовать «Кир Рояль». Это прекрасная смесь шампанского с черносмородиновым ликёром. Пейте всего по чуть-чуть. Аперитив в больших количествах пить не следует, так как затем нам предстоит ужин.

У Фёдора голова слегка пошла кругом от услышанного, но он послушно взял со столика бокал, в котором признал знакомое шампанское. В смесях с вышеозначенным ликёром пить не стал: оно риск, конечно, дело благородное, но на службе стоит сохранять благоразумие.

— Закуски, господа. С ними тоже нельзя переборщить. У нас сегодня, посмотрите, на шпажки нанизаны кубики сыра, ветчина и яблоко. Спрыснуто лимонным соком. Далее, поджаренные кусочки белого хлеба из соседней пекарни. Мы там всегда берём — отлично пекут, рекомендую! Так вот, хлеб посыпали тертым сыром, положили надрезанную пополам оливку. Также прошу не пропустить пирожки по-лотарингски и ветчинные рулетики.

— Понял, — дожевывая пирожок, откликнулся Каперс-Чуховской. — Поправьте мою ассоциацию, если она не верна, Герман Игнатьевич. Пусть вы и говорите, что аперитивная традиция пришла из Франции, но мне кажется, наш русский обычай выпить рюмку водки перед обедом, закусив малосольным огурцом или квашенной капустой, имеет ту же цель и назначение.

— Отчасти вы правы, Афанасий Никифорович, — кивнул Герман, не имевший склонности к спорам, тем более на темы, касавшиеся родного отечества.

Рот наполнился слюной. Федина рука потянулась к шпажкам, рулетикам и пирожкам. Забылось, зачем он здесь, но Пётр Васильевич не преминул напомнить: сказывались многолетняя выучка и опыт.

— Господа, я вот тут по делам печальным, — произнес следователь, несколько нарушив благостную атмосферу. — Вы же слышали о серии убийств, произошедших в течение последнего месяца. Несмотря на то, что Герман Игнатьевич просит нас сначала отужинать, а потом обсуждать дела, я бы настаивал на обратном. Мы с Фёдором не имеем возможности сильно задерживаться. Преступления взяты под личный государев контроль, нам нужно работать, не покладая рук.

— Предлагаю всё же продолжить за столом, — Германа не так просто было сбить с пути истинного. Если для следователя путь истинный являлся в виде ведения расследования, то для Радецкого — в виде проведения вечера: аперитив, закуски, горячие блюда, десерты. Любые отступления почитались за преступления. Пусть не такого масштаба, как убийства, но тем не менее…

Из гостиной, где проводился аперитив, гости послушно, с готовностью прошли в столовую. На столе уже красовался сервиз тонкого фарфора. Пользуясь милостью государя-императора, Герман Игнатьевич сумел заказать для своих приемов сервизы на Императорском фарфоровом заводе. Для повседневных нужд семья пользовалась сервизами завода Матвея Сидоровича Кузнецова, имевшими на посуде знаменитое клеймо «Гарднер».

Возле тарелок стояли серебряные подставки с карточками с именами гостей, написанными витиеватым Ваниным почерком. Иван отвечал в доме за сервировку стола. Карточки он подписывал старательно и крайне медленно, зато красиво, аккуратно сверяясь со списком гостей. Незваные гости несколько нарушили гармонию, но пока все находились в гостиной, Ваня, погрызывая кончик пера, надписал еще две карточки, поэтому Пётр Васильевич и Фёдор обнаружили свои места с легкостью.

Рассевшись, гости не спешили продолжить беседу: знали, что сейчас будут поданы закуски. Слуги у Германа Игнатьевича были облачены во фраки на манер английских. Они выстроились с блюдами в руках вдоль стены, а хозяин, встав, зачитал список блюд.

— Сегодня у нас, господа, ужин à l'anglaise[1]. Сейчас консультирую шеф-повара Английского клуба, а потому опробую различные рецепты. Сначала мне казалось, что кухня эта лишена французской изысканности, тонкости и разнообразия. Но при ближайшем рассмотрении и у господ англичан нашлось, что позаимствовать.

Гости готовы были вкушать и без изысканности, так как знали — у Германа Игнатьевича невкусно не бывает. Но ритуал есть ритуал. Продолжили слушать хозяина, возвышавшегося над столом аки какой-нибудь исполин: росту он был богатырского, подтянут, в плечах широк. Голосом обладал громогласным, а на кухне проявлял крутой характер, не терпя ни малейших нарушений в рецептуре или в чём другом, способном повлиять на процесс приготовления блюд. Впрочем, по выходу из святая святых Герман Игнатьевич мгновенно превращался в мирного обывателя, весьма спокойного нраву.

— Итак, салат из сардин. Эту рыбу французы успешно хранят в банках, поэтому мне оттуда привезли некоторое количество. Добавлен бельгийский эндивий, петрушка — знамо дело, наша, с родных краев, каперсы и дижонский соус. Далее, котлеты из омара. Как видите, в панировке и с хвостиком, чтобы брать с блюда руками. Шпинат по-итальянски. Да-да, не удивляйтесь, часто подают в Англии. К шпинату добавлены анчоусы и черный изюм. И наконец, помидоры, фаршированные кусочками ананаса и орешками с соусом майонезным.

Слуги быстро прошлись вокруг стола, предлагая гостям взять себе на тарелку закуски. Затем поставили блюда на стол и удалились. Иван, как главный не только по сервировке, но и по напиткам, предложил вино и чего покрепче.

Попробовав блюда, утолив голод и любопытство, Пётр Васильевич все же решился перейти к интересовавшим его вопросам:

— Видел, что вы Герман Игнатьевич присутствовали на трех собраниях, где произошли убийства. А вы, Ольга Михайловна, на двух. Хотелось бы услышать ваше изложение событий, так как мы с Ефимом Карловичем считаем, что все убийства связаны между собой.

— Я была вместе с Ольгой Михайловной на суаре, — вмешалась Генриетта Сиверс де Бельфорд. — Послушаю Оленьку и возможно тоже внесу свою лепту в расследование.

— Отлично! — следователь почтительно кивнул в сторону графини. — Я об этом не подумал. Может, еще кто-то из присутствующих находился на так печально закончившихся приемах?

— Я был… да и господин Бобрыкин, — подал голос Каперс-Чуховской. — Граф Сиверс тоже. Уж не упомню, кто где, но все мы пересекались на тех собраниях. Я читал газетные заметки и подумал еще, что нам сильно повезло.

— Почему повезло? — насторожился Курекин.

— Как же почему? Ведь среди убитых могли оказаться и мы!

— Действительно. И один важный факт подтверждает ваши опасения. Надеюсь, граф Сиверс позволит мне раскрыть его суть?

— Здесь все свои, Пётр Васильевич. Раскрывайте, — вздохнул граф. Впрочем, вздох относился не к словам Курекина, а к происходившим событиям, которые всё больше его беспокоили.

— Дело в том, что даже в этом уютном доме господина Радецкого гости не могут чувствовать себя в безопасности. Ведь хозяева никак не были способны предотвратить убийства, при всем желании. Граф Сиверс пришел ко мне, когда убили троих. Он понял, что все убитые являются членами одного тайного общества — «Хранители истины». И вряд ли это совпадение. Вам знакомо это название, так как присутствующие, включая дам, но исключая нас с Фёдором, тоже состоят в этом обществе.

На минуту в комнате повисла зловещая тишина: не звенели вилки с ножами, не тренькали бокалы. Казалось, с улицы не доносится ни звука, а слуги застыли как на картине.

— Ну-у-у, здесь-то вы можете расслабиться, — наконец проговорил Герман. — Здесь все свои. Нет, совершенно однозначно, будьте покойны… Простите, спокойны… — он закашлялся.

Ольга Михайловна пришла на выручку мужу. Её быстрый ум журналистки проанализировал ситуацию без эмоций.

— Господа, давайте рассуждать здраво. В первом и, если я не ошибаюсь, в четвертом случае отравление произошло при помощи цианида, который совершенно бессовестно убийца добавил в красное вино и абсент. Напитки жертвам подавал официант. И в том, и в другом случаях среди собственной прислуги дома была нанятая на один вечер. Именно поэтому официантов не удалось найти. Они скрылись тут же после совершения убийства, а толком описать их никто не смог. Верно я говорю, Пётр Васильевич?

— Всё верно, — кивнул Курекин. — Хозяева не могли их описать, потому что к новым слугам не присматривались, лично их не нанимали. А постоянные слуги их видели мельком, будучи заняты своими обязанностями. Старшие лакеи, нанимавшие слуг на данные вечера, кое-как их описали, но толку от того чуть. Знали их имена, без фамилий, но и те забыли и уверены не были.

— Вот видите! — радостно воскликнула Ольга. Гости не понимали, что нужно увидеть, но хозяйка дома объяснила: — У нас работает только наша прислуга, которую мы прекрасно знаем. Никого дополнительно мы в принципе стараемся не нанимать. Более того, говорят, фарфор обнаруживает яд в еде. Не уверена, что это правда, но вполне возможно.

— А что с другими убийствами, Оленька? — спросила Генриетта. — Там вроде было более таинственно?

— Барона закололи ножом. Действительно, история странная. По версии полиции — опять же, если я не права, меня поправит Пётр Васильевич, — убийца в черном плаще прошел в темную комнату, где проходило что-то типа гадания на картах. Таким образом он слился и со стеной, на которой висела для антуражу черная портьера, и с самим пространством. Гости были сосредоточены на картах, на словах гадалки. Убийца прошел через потайную дверь, закрытую портьерой, проткнул барона и скрылся обратно. В суматохе первых минут, убийца быстро спустился по лестнице и был таков. Его вообще никто не видел и описать не смог.

— Всё верно, — опять подтвердил следователь.

— Мы не будем сегодня сидеть в темных комнатах, — улыбнулась Ольга, — никаких потайных дверей у нас нет, уверяю. Когда мы купили этот дом, я исследовала его сверху донизу!

Никто не засомневался в словах хозяйки. Все прекрасно знали её любознательную и весьма энергичную натуру, которая не очень соответствовала воздушной, привлекательной внешности Ольги. Тончайшая талия, высокая грудь и красивое лицо, выдававшее благородное происхождение, притягивали взгляды. А уж когда Ольга Михайловна натягивала кожаные, доходившие до локтя перчатки, надевала огромные автомобильные очки и садилась в громко фырчащую машину с открытым верхом, тут уж в зрителях у неё недостатка никогда не бывало.

— Теперь про графа Золотилова. Его убили выстрелом в открытое окно, — продолжила Ольга. — Убийца стрелял с порядочного расстояния, с улицы. Теоретически такой вариант возможен. Но, господа, у нас тут прямо возле подъездной аллеи стоит будка городового. Сомневаюсь, что кто-то будет до такой степени нагл, чтобы стрелять у него под носом. Хотя выстрел с улицы я совсем не могу исключить, поэтому просим любезно не подходить к окнам. Таким образом, вы оградите от опасности себя сами.

— Подтверждаю, — произнес Пётр Васильевич. — Посоветую тоже самое.

— Ну уж с турецкой баней, надеюсь, сегодняшний суаре никто не сравнивает? — Гости оценили шутку Ольги Михайловны и заулыбались. — Последнее убийство совершили именно там. Убийца воспользовался паром, чтобы стать невидимым. И неизвестно, когда бы обнаружили труп, узнали место преступления, если бы не городовой, заметивший, как его вытаскивают, простите, в голом виде из бани. У нас тут пара нет. Для пущей безопасности не засыпайте в одиночестве в какой-нибудь дальней комнате.

— Труп был одет, — поправил следователь хозяйку дома. — Однако дела это не меняет.

Слова Ольги Михайловны успокоили гостей. Все снова начали есть, но Пётр Васильевич понимал, что услышал лишь часть показаний. Точнее, даже не показания, а краткий пересказ случившегося, опубликованный в газетах. Что же видела она сама? Что видел каждый из гостей?

— Простите, что опять вмешиваюсь, — Курекина не так просто было свернуть с его цели, — но давайте послушаем ваши показания. Дамы, если вы не против, начнем с вас. Ольга Михайловна, вы были на суаре вместе с графиней Сиверс де Бельфорд. Что вы видели? Как произошло убийство?

Генриетта отложила вилку.

— Давайте начну я. На суаре у княгини Килиани сначала мы мирно беседовали. Ничего интересного. Обычные сплетни. Подавали легкие закуски и грузинские вина. Потом мы перешли в другую комнату послушать итальянского тенора. Говорили, он страсть какой красавчик. — Генриетта глянула на мужа. — Мне кажется, не столько слушать его пришли, сколько поглазеть. Ничего, на самом деле, особенного. Чернявый, как все итальянцы. Он начал петь, а официанты разносили бокалы с вином.

— Получается, что отравить графиню Шунскую могли и до концерта? — спросил Курекин.

— Наверное, — неуверенно ответила Генриетта.

— Вряд ли, — вмешалась Ольга Михайловна. — Мы сидели, как сейчас, за столом. И вина разливали из бутылок, которые оставались на виду. Сложновато было бы подсыпать яд именно ей. Тут уж если и травить, то наугад. А во время концерта разносили бокалы, заранее наполненные вином. Официанты заходили с подносами и обносили гостей. Как я понимаю, убийца специально подошел к графине с отравленным бокалом. Он ей, скажем так, подсунул его.

— Да-да, Оленька права. Несколько официантов ходили по залу с подносами. Сейчас я вспоминаю, что видела, как подошли к графине. На подносе стоял всего один бокал. У нее особо и выбора не было. Но кто б на ее месте подумал про отравление! Она взяла и выпила. А когда упала замертво, — Генриетта промокнула глаза салфеткой, — официанта и след простыл!

Граф Сиверс сжал руку жены и дал ей воды.

— Ольга Михайловна, вам нечего добавить? — Пётр Васильевич откашлялся в некотором смущении.

— Нет, — покачала головой Радецкая. — Я уверена, что ошибки быть не могло. Бокал специально предложили графине… Погодите, единственное, что я могу дополнить… До концерта нас тоже обслуживало несколько официантов, но того самого вроде не было. Понимаете, он был невысокого роста. Лицо я не разглядела. С чего бы мне его разглядывать. Но сейчас вспоминаю, что у меня мелькнула мысль: «Надо же, какой низенький официант». Он терялся среди остальных. Наверное, поэтому его лицо сложно было запомнить.

Фёдор быстро отметил в своем блокноте рост возможного убийцы. Ранее эта примета не всплывала: про официанта вообще ничего не помнили.

— Отлично! — потер руки Курекин. — Хоть что-то! Ольга Михайловна, а что с поэтическим собранием? Вы туда ходили без подруги и без мужа.

— Ох, им не нравится поэзия. Пришлось идти одной. Я иногда пишу стихи и являюсь членом общества «Орден туманной музы».

— Я не хотел отпускать Оленьку, но она настояла, — отозвался Герман Игнатьевич. — Туда же пошел граф Сиверс. Он обещал сопровождать мою жену.

— Тоже стихи пишите? — спросил Пётр Васильевич графа.

— Есть грешок, — сознался тот. — Но основной целью было поговорить с графом Золотиловым.

— На тему? — заинтересовался следователь.

— На тему убийств. К тому времени убили всего двоих. Тем не менее, я хотел узнать у графа его мнение. Является ли совпадением то, что оба убитых были членами нашего общества. К сожалению, я не успел с ним перекинуться и парой фраз. Выступали поэты, все активно общались друг с другом. Думал, чуть позже поговорим. Обычно после поэтического собрания некоторые мужчины переходили в Английский клуб. Там всегда можно найти место для спокойной беседы. Потому я и пошел к вам, Пётр Васильевич. Третье убийство произошло прямо на моих глазах. И кого убили? Человека, с которым я хотел обсудить, не совпадение ли это… Так трагически я убедился, что не совпадение.

— Странно, ведь граф мог и не подойти к окну. Рискованно было убийце делать на это ставку, — пробормотал следователь.

— Шанс был велик. На собраниях этого общества всегда много курят. И дамы тоже. Зимой другое дело. Но пока тепло, окна нараспашку. Согласен с вами — гарантии никакой не существовало, что граф Золотилов займет удобное для выстрела положение у окна. Сложно сказать, чем руководствовался убийца…

— Никто графа не подзывал к окну? Вспомните, пожалуйста. Он действительно случайно там оказался? — настаивал Курекин.

— Постойте, — Ольга Михайловна закатила глаза к потолку, — а ведь верно… Нет, никто не подзывал. То есть, не совсем подзывал… Простите, путанно говорю… За окном, помните, Ефим Карлович, кто-то назвал графа по имени. Ему еще показалось, что его позвали. Он подумал, знакомый вышел из Английского клуба и заметил его.

— Слушайте, правда! — воскликнул граф Сиверс. — Именно тогда он пошел к окну, посмотреть. Но подумал, что ослышался. И тут прогремел выстрел!

— И никто не заметил, кто стоял за окном?

— Нет. Ведь с Золотиловым никто рядом не стоял. Услышав выстрел, все сначала подбежали к нему. И только потом начали смотреть, кто стрелял…

— А стрелявшего и след простыл, — продолжил фразу следователь. — Убийца стоял в кустах, метрах в двадцати от окна. Естественно сразу убежал. Кстати, Федя, попробуй проверить, какого роста был стрелявший. Примерно хотя бы прикинуть надо. Не наш ли это официантишка.

За столом установилась тишина, нарушаемая только звоном приборов и бокалов.

— Герман Игнатьевич, вы ведь посетили три собрания, — откашлялся Курекин.

— Совершенно верно, Пётр Васильевич. На том самом, где закололи барона фон Гольштейна, мы были вместе с Афанасием Никифоровичем. Он меня взял за компанию. Сам-то я играть в карты не люблю, но Афанасий Никифорович уверил, что проиграться там невозможно, так как в определенный момент игру заканчивают. Про момент убийства ничего добавить не могу. Действительно, комната была погружена во мрак. Чем-то похоже на попытку заколоть дорогую Генриетту два года назад, если помните.

— Конечно, помню. Тогда мы с вами и познакомились. Тоже спиритический сеанс. Запретить бы их, — вздохнул следователь.

— Тут случилось похожее. Только убийцы не было среди гостей.

— Да, мы точно определили, откуда он пришел и куда скрылся.

— Мы бы и хотели, но увидеть в любом случае ничего не смогли бы, — вступил в беседу Каперс-Чуховской, — так как сидели спиной к той стене, откуда появился убивец. У сидевших напротив был шанс что-то заметить, но все так были поглощены картами, которые выкидывала на стол гадалка, что тоже ничего не увидели. Да и сначала бросились к убитому. За это время можно до границы российской добежать.

— Это верно, — вздохнул следователь. — Беда большинства таких дел. Возможные свидетели кидаются к убитому, а преступник, воспользовавшись паникой, спокойно исчезает… Что ж, продолжим, Герман Игнатьевич.

— На собрание «Общества рыцарей винной пробки» меня позвал граф Сиверс. Ефим Карлович хотел, чтобы мы с ним внимательно следили за происходящим. Мало ли, опять убьют.

— И убили, — мрачно произнес Курекин. — Подобные экзерсисы лучше без полиции не совершать.

— Полностью с вами согласен, — кивнул Герман Игнатьевич. — Так вот, там вообще нельзя было отследить, кто подавал закуски и вина. В тот день в ресторане «Эрмитаж» собралось много народу. К нам постоянно заходили разные официанты. Мы особо к ним не приглядывались. Бегали они шустро. Кто-то вполне мог подать рюмку с отравой князю Бабичеву, а в суете поди вспомни, кто. Вот Оленька упомянула, что на суаре во время концерта среди официантов был один низенького роста. Но я вообще не скажу про официантов ни слова. Такая стояла суета.

— Уж понял… А что с банями? Туда вас как занесло, простите за выражение.

— О, вот в баню мы пошли с господином Бобрыкиным. Севастьян Андреевич лучше расскажет. Я, честно говоря, после массажей уснул. Он меня потом разбудил, и мы ушли. Но, боюсь, граф де Мирнетюр еще оставался там, когда мы уходили.

— Так и было, — кивнул Бобрыкин, дожевывая, — я с ним практически не знаком, поэтому будить не стал. Да, кстати, не был я уверен, что граф спит. Сплошной пар! А Герман Игнатьевич, простите, аж похрапывал. Тут сомненья не оставалось. Потом я узнал, что среди собравшейся компании были масонцы. Они вели меж собой тайные разговоры, подсаживаясь друг к другу на топчаны. А мы-то наивно с Германом Игнатьевичем попарились, массажи приняли и все дела.

— К сожалению, почти ничего нового. Но спасибо, господа, тем не менее, — к великой печали Фёдора Курекин явно намеревался уходить. — благодарим за оказанное содействие. За угощение. Пойдем мы.

В этот критический с точки зрения помощника следователя момент раздался звон колокольчика. После рассказанных страшных историй все вздрогнули. В комнату вошел дворецкий.

— Послание для господина Бобрыкина! — провозгласил он и передал конверт банкиру.

Тот в недоумении пожал плечами, впрочем, не сильно удивившись: порой дела требовали его срочного участия.

— Вы ждете от кого-то письма? — спросил настороженно Курекин.

— Нет, но у меня могут просить подтверждения срочных вопросов. — Севастьян Андреевич повертел в руках не совсем чистый нож. — Герман Игнатьевич, найдется у тебя ножик? Боюсь испачкать или надорвать бумагу внутри, а вдруг надо что-то важное подписать.

— Постойте. — Следователь быстро подошел к Бобрыкину. — Позвольте конверт вскрою я.

[1] à l'anglaise (фр) — на английский манер