Не доверяя даже сердцу

Вирджиния Царь (2025)

Она привыкла прятать чувства и строить вокруг себя стены. После всего, что с ней произошло, это стало единственным способом выжить. Воспоминания о прошлом терзают её, а будущее пугает своей неопределённостью. Она скрывает тайны, которые могут разрушить всё, если выйдут наружу. Он скрывает за обаянием и уверенностью свои страхи и боль. Его тайны, тщательно охраняемые, могут разрушить всё, что они так стараются построить вместе. Ему сложно доверять, но ещё сложнее отпустить её. Когда на кону любовь, они оба вынуждены столкнуться с выбором: бросить вызов обществу, собственным страхам и внутренним демонам или позволить всему разрушиться. Это история о сильных эмоциях, непростых решениях и борьбе за право на счастье. История о том, что настоящая любовь — это не всегда лёгкий путь, но он того стоит.

ГЛАВА 2 Разбитые Иллюзии

Тусклый свет просачивается сквозь щель в двери. Голова кажется тяжёлой, словно весит несколько тонн, и я не могу её поднять. Она раскалывается на две части. Где я? Острая боль внизу живота возвращает меня к реальности, и я только сейчас осознаю, что лежу совершенно голая. Рыдания рвутся из моей груди, и мысли, как сумасшедшие, носятся в голове, не давая сосредоточиться на одной. Дрожащими руками начинаю ощупывать поверхность вокруг себя. Нигде нет одежды. Медленно сползаю на пол с дивана, в панике нащупывая свои джинсы и байку. В байке нахожу телефон. Яркий свет экрана слепит глаза.

Семь часов утра! Последние воспоминания из клуба всплывают в памяти, но они не дают никаких ответов на вопрос, где я провела последние четыре часа. С трудом натягиваю джинсы и толстовку, лихорадочно ищу в телефоне номер Аны. Гудки звучат так громко, что, кажется, разрывают мою голову, усиливая боль.

— Адель? Ты уже собираешься? — голос Аны кажется таким далеким, будто я слышу его сквозь толщу воды.

— Ана… — всхлипываю я, дрожащим голосом. — Я не знаю, где я… — очередной всхлип прерывает мои слова, — Я ничего не понимаю, вокруг всё плывёт. Меня… — голос обрывается, а слова застревают в горле, словно невидимый узел затягивается сильнее с каждой секундой. Тихие рыдания сжимают грудь, лишая возможности дышать.

— Что?! — голос Аны, наполненный паникой, звучит так резко, что я невольно вздрагиваю. — Сейчас, я отслежу твой телефон через приложение! Подожди, пожалуйста, буквально секунду! — в её тоне слышится растерянность, но я чувствую, как она пытается скрыть её, чтобы не напугать меня ещё больше.

Затем короткая пауза, и её голос звучит вновь, теперь спокойнее, но настойчивее:

— Готово, я вижу твой пин. Я уже еду, слышишь? Жди меня там, никуда не уходи и ни с кем не разговаривай! Ты меня поняла? Я скоро буду!

Её слова немного успокаивают, но слёзы всё равно текут по моим щекам.

— Адель, ты меня слышишь? — её голос звучит громче, и я снова морщусь от боли, но всё равно пытаюсь ответить, хотя слова даются с трудом.

— Да, я… тут. Буду. Прошу… быстрее.

— Уже бегу, милая, подожди чуть-чуть. Я скоро!

Я сбрасываю звонок, чувствуя, как рука бессильно падает вдоль тела. Мир вокруг продолжает расплываться, но мысль о том, что Ана едет ко мне, удерживает меня.

Свет фонарика на телефоне разрезает тьму, позволяя мне оглядеть помещение. Это небольшая VIP-комната в ночном клубе. Как я здесь оказалась? Почему я ничего не помню? И кто это сделал со мной? Поджав ноги к груди, я чувствую озноб, мой воротник толстовки пропитался слезами, которые безостановочно стекают по лицу. Оперевшись спиной о диван, я замираю, погружаясь в разрушительные мысли.

Не могу поверить, что моя жизнь так изменилась буквально за месяц. Совсем недавно я была счастлива, окружена любовью родителей, сестёр, любимого парня и друзей. А теперь всё разрушено. Месяц назад погибли родители, запустив цепочку ужасных событий, которые оставляют глубокие раны на моём сердце, раны, которые уже не заживут. Старшая сводная сестра ушла в беспросветный запой, а теперь я здесь, в полной неизвестности, без понятия, что со мной сделали и где я нахожусь. Как мне с этим жить дальше? Мысли в голове путаются так сильно, что темнота снова начинает заволакивать всё вокруг.

Резкий шум и пощёчины. Яркий свет больно режет глаза. Лицо передо мной расплывается.

— Адель, прошу, очнись! — до меня доносится женский хриплый голос, полный тревоги, затем руки сжимаются на моих плечах и безжалостно трясут. — Помогите, поднимите её!

— Нееет… — пытаюсь выкрикнуть я, но получается лишь сдавленный шёпот.

— Не беспокойся, милая, это я, Ана. Ты в безопасности. Давай заберём тебя отсюда, — её объятия становятся крепче, утешая и защищая. Ещё одни руки подхватывают меня, поднимают, и мы движемся. Холодный ветер резко обжигает лицо, возвращая частичку сознания.

— Клади её на заднее сиденье, — Ана открывает дверь машины и указывает парню, который несёт меня на руках.

Дверь машины с грохотом захлопывается, и вот уже Ана, со слезами в глазах, внимательно смотрит на меня.

— Что произошло, милая? У тебя что-то болит? Как ты себя чувствуешь? — её беспокойство ощутимо в том, как крепко она сжимает мою холодную руку.

— Отвези меня домой, пожалуйста, — из последних сил произношу я.

— Может, сразу к врачу? Ты… — Ана вздрагивает, заметив порванные места на моих джинсах, и всхлипывает.

— Нет, домой… пожалуйста… — еле сжимаю её руку в ответ и снова проваливаюсь в темноту.

Яркий свет проникает сквозь шторы. Моё тело знобит, каждая конечность болит. Ужасный кошмар, приснившийся ночью, ещё кажется сном, но через мгновение осознаю, что теперь это моя реальность.

Слёзы катятся по щекам. Всхлипы нарастают, сотрясая тело, внутри всё будто скручено в огромный ком боли, который медленно, но неумолимо разрывает меня изнутри. Вибрация телефона возвращает меня к реальности, вырывая из череды мучительных мыслей. Он уже около часа не умолкает, сообщения сыплются одно за другим. Вероятно, это из-за моего отсутствия на главном собрании, где должны были объявить, кто возьмёт на себя руководство вместо родителей.

Схватив телефон одной рукой, другой я пытаюсь вытереть слёзы, размазав их по лицу. Я понимаю, что должна ответить. Эти люди не заслуживают моего молчания, несмотря на всё, что со мной произошло.

Открыв сообщения в рабочем чате, я замираю, и на мгновение забываю, как дышать. Через секунду дверь с грохотом распахивается, и в комнату врывается Ана. Она всхлипывает, яростно размахивая телефоном перед моим застывшим лицом. Я осознаю, что она тоже всё видела и понимает, что это значит.

— Это всё Натали! Мне звонил Стив, — помощник отца. — Натали слила фото и видео! Она давно это задумала вместе с Патриком, и, судя по всему, именно они тебя накачали чем-то. Стив поехал в тот клуб, пытаясь найти хоть какие-то доказательства, что это их рук дело, что ты ни при чём. Но камеры подчистили — они всё спланировали. Осталась только та часть, которую они отправили совету директоров, — её голос дрожит, но в нём слышится решимость, несмотря на страх, читающийся в глазах. Сделав глубокий вдох, Ана продолжает, почти крича сквозь слёзы:

— Тебе нужно уехать! Я отвезу тебя в родительский домик. Ты не можешь оставаться здесь.

— Натали? — я не могу осознать, что только что сказала мне Ана. В голове начинает пульсировать боль, которая разрастается из груди. Сердце отказывается верить, но разумом я уже давно всё поняла. — Нет, это невозможно! Она бы так со мной не поступила, она не могла! Зачем ей это?

— Я думаю, для того чтобы испортить твою репутацию перед советом директоров. После этих компрометирующих фото и видео они даже не станут рассматривать твою кандидатуру в правлении. Они просто не захотят втягивать компанию в такой скандал.

— Всё из-за компании? — мне кажется, что я выкрикиваю эти слова, но на самом деле мои губы едва шевелятся, и изо рта вырываются еле слышные хрипы.

— Да… — шёпотом произносит Ана.

— Но она же старше меня, она и так получила бы всё это, по крайней мере, пока я учусь.

— Дело в том, что Стив за пару недель до аварии говорил с отцом. Отец ясно дал ему понять, что не видит в правлении ни Натали, ни меня, а только тебя. Поэтому он собирался составить с мамой завещание, но не успел, — голос Аны звучит тихо, но твердо.

Она смотрит на меня в ожидании, словно надеется, что я что-то скажу, но слова застревают у меня в горле.

— Почему я об этом не знала? — рефлекторно вырывается у меня

— Знал только Стив, и каким-то образом узнала Натали. Сегодня Стив рассказал об этом мне. — он был правой рукой отца и его лучшим другом. Я всегда считала его почти членом семьи. Но теперь я понимаю, что больше не могу доверять своим суждениям о людях. Я не заметила самого страшного предателя, который был совсем рядом. Прямо у меня под носом.

Я сидела, не в силах пошевелиться. Мой взгляд застыл на одной точке. В голове раздавался оглушительный звон, настолько громкий и пронзительный, что казалось, уши заложило. Я пыталась сосредоточиться, но всё вокруг словно превратилось в размытую, неразборчивую массу. Сквозь этот гул до меня долетали слова Аны, но их смысл ускользал. Не знаю, сколько времени прошло, но очнулась я уже на заднем сиденье машины. Ана куда-то везла меня. Куда именно — мне было всё равно. Если бы меня спросили, я бы выбрала кладбище. Какой смысл перевозить труп в другое место? От меня осталась лишь тень той, кем я была. Это уже был не человек, а оболочка. Нет, я не умерла, меня убили. Жестоко, лицемерно и алчно.

Готовила ли меня жизнь к такому? Скажу честно — абсолютно нет. Если бы месяц назад мне предложили написать эссе «о худшем исходе моей жизни», я бы не смогла придумать подобный сценарий. Вероятно, я бы выбрала неизлечимую болезнь, которая медленно вытягивает из меня жизнь, — это казалось мне самым пугающим. Но сейчас я была бы благодарна за неё. Благодарна вселенной за то, что она позволила бы мне уйти так, не заставляя всё делать самой.

Моё лицо словно онемело, я лишь чувствовала мокрое пятно под правой щекой на обивке автомобильного сиденья. Возможно, это были мои слёзы, а может, и слюни. Я не знаю. Моё тело мне не подчинялось, оно просто не хотело двигаться, и я не могла его за это осуждать. Я его подвела, как и свою душу, если её ещё можно так назвать.

Мысли постоянно возвращали меня к Натали. Как я могла не увидеть? Как не заметила того, что теперь кажется очевидным? В её глазах всегда было что-то, на что я не обращала внимания.

Возможно, это было из-за любви к ней, которая тогда словно завеса лежала на моих глазах, не позволяя увидеть правду. Сейчас, когда у меня ничего не осталось — ни эмоций, ни злобы, ни ненависти, — я наконец-то видела всё ясно. Видела всё!

Мы были сводными сёстрами по маминой линии, но сейчас Натали для меня — словно чужой человек, будто я её вообще никогда не знала. Она была старшей из нас троих: Натали — старший ребёнок, я — средний, Ана — младший. Своего отца Натали видела в последний раз, когда ей было всего четыре с половиной года, и это воспоминание было окрашено ужасом, который она носила с собой всю жизнь. Она однажды рассказала мне, что он пытался сделать с ней что-то чудовищное. Говорят, дети в таком возрасте забывают травмы, но Натали помнила всё: как её тело напряглось от страха, как каждое движение ощущалось неправильным, как эти моменты врезались в память, словно киноплёнка, которую невозможно стереть, как бы она ни хотела.

Когда Натали поделилась этим со мной, её слёзы текли, словно бездонный поток боли. Её трясло так сильно, что казалось, она вот-вот задохнётся. Моё сердце разрывалось от боли за неё, но я не знала, как помочь. Самого страшного не произошло — мама вернулась домой в тот самый момент и остановила подонка. Сарра, наша мама, защищала дочь с яростью тигрицы, за что он жестоко избил её, оставив валяться в луже собственной крови. Натали говорила, что даже сейчас могла бы чётко нарисовать этот жуткий момент, как будто это случилось вчера. Мама, собрав последние силы, покинула дом той же ночью, схватив немного одежды и еды, оставив этого человека в пьяном сне в луже собственной рвоты. Натали так и не узнала, пытался ли он их искать или просто вычеркнул из своей жизни.

Следующий год стал для Натали не менее тяжёлым и оставил болезненные воспоминания. Мама едва сводила концы с концами: почти все заработанные деньги уходили на оплату малюсенькой квартиры. Еды едва хватало, и Натали часто вспоминала, как жуткий голод доводил их до изнеможения. Даже стены казались холодными и враждебными, пропитанными отчаянием и безысходностью. Вечерами Натали слышала тихие рыдания мамы за закрытой дверью, сражавшейся с бессилием. Ей было невыносимо видеть, что она не может обеспечить свою дочь даже самым необходимым.

Страх возвращения на старую работу, где её мог найти отец Натали, и невозможность устроиться на новую из-за необходимости постоянно ухаживать за больной дочкой обрушились на маму тяжким грузом, который казался ей неподъёмным. Она старалась изо всех сил, но одиночество и отсутствие какой-либо поддержки ломали её. Мама, выросшая в детдоме, никогда не знала, что такое семейное тепло. Единственной её опорой была лучшая подруга, но даже та могла помочь лишь ограниченно, ведь сама боролась с жизненными трудностями.

Но спустя год их жизнь кардинально изменилась: мама встретила нашего отца, Торреса. Молодой и многообещающий архитектор, он без памяти влюбился в маму и сразу же полюбил Натали, как свою родную дочь. Они познакомились на банкете, где мама подрабатывала, чтобы свести концы с концами. Эта встреча оказалась судьбоносной. Папа всей душой стремился стать лучшим мужем и отцом. Уже через год после свадьбы появилась я, а ещё через год родилась Ана. Родители очень любили нас, окружая заботой и поддержкой. Папа никогда не давал Натали повода усомниться в своей отцовской любви.

Так почему же, пройдя через всё это и имея всё, что у неё было, она поступила так со мной? Хотя в тот момент мне уже было всё равно, я лишь хотела покончить с этим раз и навсегда.