Порок. Часть 2

Виталина Дэн (2024)

Туман — жесток, циничен, изворотлив. У него острый ум и лидерский потенциал. Человек — загадка. Да и человек ли вовсе? Он не видит берегов, как и ни единой границы. Границ, которых нет ни в его поступках, ни в темных глазах. И, вроде, его сердце давно очерствело, но есть еще та, единственная, рядом с которой мышечный кровеносный орган дает серьезный сбой, вынуждая отключить мозг и довериться собственным чувствам. От Автора: История не подразумевает ХЭ!!

Глава 15

Спустя 2 года и 9 месяцев. Сентябрь. 1997 год.

Тихон. Барс. Молодой, двадцать девять лет. Человек с меткой на лице. Вся его правая сторона была забита в виде оскалившегося черепа, а левую украшал яростный зверь, что в общем ознаменовало живой труп, или, как он говорит «Человек человеку волк».

Барс, оказался смотрящим. Не за хатой. За зоной. Удивительный индивидуум. Творец своей необычной судьбы с абсолютно нейтральным отношением к материи. Деньгам, шмоткам, земным благам.

Полная противоположность Туману…

Когда, он заходил на дежурную часть, все менты опускали перед ним голову, упирали взгляд в пол, предпочитая молчать. А вызывали его, чтоб формально на Тихона повесить чужую вину, или, преступное деяние. Потому, как к Барсу можно было подойти с любой проблемой различного рода, зная о том, что он никогда не откажет в помощи. Прикроет жопу и возьмет на себя чей-либо косяк, если понадобиться. И будет сидеть плюс три месяца к общему сроку. Естественно, распространяется это исключительно на нормальных людей. Голубятня и опущенные в это число не входили.

Барс, жил идеологией. Для него идея была важнее всего. Это, его образ жизни, как и преступный мир. Он всегда был среди нас. Он и есть мы. Для многих делал так, чтоб нас по минимуму трогали, чтоб ни в чем не нуждались, чтоб были дороги, через которые передавали запрещенные в зоне предметы, вещества, наркотики, балланду.

Человек с абсолютным авторитетом. Порядочный. Уважаемый. В ответе за крытку. Тот, кто общался со старшими братьями, которых называют ворами. И, тот, с кем я петлял полгода в одной камере.

Все, с чем я столкнулся, когда заехал в тюрьму, была ерунда. Настоящий ужас, пытки, унижения, манипуляции, страх пережил, оказавшись в камере один на один с Барсом. Полгода бок о бок в отсеке строгого режима.

Камера открытая решетчатая под видеонаблюдением. Весь день до отбоя на ногах. Садиться на шконку запрещено. Прогулка раз в день полтора часа по одному в такой же клетке под открытым небом, почти как наша камера. Свет не выключался совсем, дабы сломить заключенного. По зоне передвигались раком с задранными вверх руками. Ночью в течение первого месяца обливали водой и в январские лютые морозы выпускали на пару часов полураздетых во двор, для того чтоб мы шапкой ловили срывающийся с неба снег. Ночами следующего месяца большинство зэков, и я в том числе, стали частыми гостями столярки, или как я ее называю — пыточная, где ебашили лохов, то есть нас, били током, выдергивали с помощью плоскогубцев ногти на пальцах ног и рук, забивали дубинками и ногами, а некоторых черенком от швабры насиловали и издевательски ржали. Днями и ночами третьего месяца чекисты не утруждали себя и, уже залетали в нашу камеру под любым предлогом, в основном это был шмон, чтоб продолжить изощренно измываться надо мной, в то время когда, Барс, так и оставался неприкосновенным.

После того в хате случая, каждого посадили в ПКТ*(помещение камерного типа, куда сажают злостных нарушителей). Разумеется, на допросе я никого не влил*(заложил), так как не положено, да и сей действие отрицательно повлияет на мою житуху в данном заведение. За что, и получил полгода строгача.

— Я тебя сейчас въебу! — гремит перед моим лицом вертухай. — Даешь нужные показания и уебываешь назад в барак! — ревет и в очередной раз отбивает почки.

— Клянусь, я ничего не видел, гражданин начальник! — полуживой валяюсь на полу и, со стоном в обморочном состояние, еле шевелю языком.

А это, как минимум, злостное неповиновение законным требованиям администрации в местах лишения свободы.

За меня тогда вписался Барс, когда я уже порядком был потрепанный, а ему за убийство Сибиряка накинули сверху пять лет. Именно, Барс, разложил мне истину, научил как нужно вести себя в этих стенах и взял под свое крыло.

Почему? Да хуй его знает! То ли, то, что не заложил его, то ли, то, что стали сокамерниками.

Если бы, не он, наверное, я бы уже сдох в этой проклятой тайге.

— Людское тут не работает! — ходили с Тихоном в своей камере вперед-назад, пока он тихим голосом меня просвещал. — Забудь обо всем! Забудь, кем ты был на воле. Здесь есть определенный уклад. И, этот уклад вполне общечеловеческий и работает как отлаженные часы. Не обманывать. Не дерзить. Не материться. Атрибут красной зоны — насилие запрещено. А белый лебедь — красная зона. Зона, где власть администрация, обслуживающий персонал*(менты). У руля стоит охрана, не зэки. Они унижают с первых минут нахождения в тюрьме. Пресекают. Особо зарвавшихся опускают, заставляя любыми методами драить толчок, чтоб потом не было возможности быть среди нормальных людей. Здесь работает режим и это мрачная история. Атрибут «пресс хаты» мусорских — никого не бить. А в той, в которой ты не просидел и часу, сидели отъявленные душегубы. Тебя и сопляков посадили с целью сломать морально или физически. За что и поплатился своей жизнью Сибиряк. Он не имел права без моего на то согласия опускать и даже трогать малолетнего утырка. Когда, мы вместе, когда мы все будем друг с другом заодно, начнем всем делиться, отдавать последнее, то, мусора пойдут нахуй со своим режимом и правилами. — Барс, остановился напротив меня и цепко заглянул в мои бегающие заплывшие глаза, под которыми не сходили пару месяцев синяки. — Ты с нами?

– Да! — как никогда твердо и уверенно произнес, полностью доверяя этому человеку.

И жить стало проще… Лишняя шелуха со временем отвалилась, как накипь. Отъебались многие менты, которые, казалось, питали ко мне особые чувства. А за не здравый движ, если таковой и был, то отвечал исключительно перед старшим. Барс, прикрывал. Годами. Ни разу не обманул. Не предал. Почти три года я был приближен к Тихону, пока не откинулся раньше положенного срока совсем другим человеком.

— Бывай, Кот! И не забывай урок, который преподнесла тебе жизнь. А примата твоего… — Барс, ухмыляется, сжимая сильно мою ладонь. — За хобот и в музей… — ржем и на хорошей ноте прощаемся, по-братски ударяя друг друга по спине.