Порок. Часть 2

Виталина Дэн (2024)

Туман — жесток, циничен, изворотлив. У него острый ум и лидерский потенциал. Человек — загадка. Да и человек ли вовсе? Он не видит берегов, как и ни единой границы. Границ, которых нет ни в его поступках, ни в темных глазах. И, вроде, его сердце давно очерствело, но есть еще та, единственная, рядом с которой мышечный кровеносный орган дает серьезный сбой, вынуждая отключить мозг и довериться собственным чувствам. От Автора: История не подразумевает ХЭ!!

Глава 5

— Жора, как было и оговорено, возвращаю тебе твоего бойца целым и невредимым! Удружил, так удружил, Георгий Павлович! А парнишка-то, совсем не промах! Зоркий глаз и золотые руки! Повезло тебе, Цымаков! — Розин, с выражением закончил свои горячие речи и крепко пожал батьке руку.

Через двое сумасшедших суток, я не в самом лучшем расположении на рассвете вернулся с Анатолием Юрьевичем в свой батальон.

— Без вопросов, Толя! Рад, что Туманов пригодился, — кивнул с нечетким смазанным взглядом, Цым, встревоженно отвлекаясь, то на неподалеку столпившуюся возле наших солдат толпу, то на нас с Розиным.

Второй день накрапывал косой мерзкий дождь и дул холодный пронизывающий ветер. Кругом грязь, сырость, слякоть, гниль и трупы ополченцев, которых паковали в один старый разваливающийся грузовик, чтоб их, или, их останки отправить через военно-воздушные силы в цинковом гробу на родину матерям. Скопище людей состоящих из стариков, женщин, мужиков и маленьких детей, душераздирающе от отчаянья и безвыходности выли и кричали наперебой, нападая на комбата, который в свою очередь силился успокоить не на шутку дерганый народ.

— Что тут у вас? — достал из кармана спецовки пачку сигарет, Розин, и заинтересованно уставился на мирняк.

— Да, как видишь, мирные жители. Целый месяц без света, тепла, какой-либо связи и еды сидели в военном тире. Трехметровая траншея внутри стала для них убежищем. Чудом выбрались и, ума не приложу, как живыми смогли до нас добраться. Так! — всполошился очнувшийся, Цым, и, посмотрел на меня, отстраненного с пустым взглядом. — Туманов, как настроение? Держишься еще?

С легким налетом раздражения на осунувшейся и уставшей роже, вызывающе усмехаюсь в тускло-голубые глаза Цыма.

— Какое тут еще может быть настроение? — задал рациональный вопрос капитану. — Боевое, Георгий Павлович, — повел уголком губ в отталкивающей поганой полуулыбке.

Заебали уже все без конца вхолостую трепаться.

— Ладно, давай-ка, пару часов поспишь и, снова встрой, — скомандовал, разглядев, что я задроченный по самое не хочу.

— Ееесть… — сухо развязно отозвался и лениво поперся во временную полевую палатку для отдыха под тендом.

— Мы такой страх испытали, братцы! Шли к вам, молились и сознание теряли! Пожалуйста, вывезите нас. Умоляем! Ну, хотите на колени перед вами встанем? Хотя бы до блокпоста, а дальше там уже сами, родня поможет. Нам некуда податься, некуда возвращаться. Там в тире, в этой траншее все, понимаете? Все! Инвалиды, старики, раненные, дети, женщины и домашние питомцы. Ну, не бросать же их. Не по-людски это. Внутри стоит сырость и вонь жуткая. Молоденькая соседка, медсестричкой бегала, оказывала первую помощь. Ну, там перевязку сделать, рану промыть, стекла вытащить. А инструментов необходимых нет, так она маникюрным набором кое-как справлялась. Мужики хоть какую-то еду искали, чтоб выжить. Люди в таком страхе, в стрессе. В квартирах невозможно находиться. Окна выбиты, снаряды разбросаны, мебель в щепки разрушена, стрельба не прекращается. Да и Бог с этой мебелью, за жизнь страшно, за детей наших. Мы так намучились. Господи, помогите! На вас одна надежда. Наши ребята, даже слышать ничего не хотят. Дают отмашку, чтоб не крутились у них под ногами. А мы жили в этих домах. Они производят одиночные выстрелы из заброшенных квартир, подъезда, а ваши солдаты в ответ расстреливают. Ну так же не делается. При чем, здесь мирные жители. Госпоооди, ну за что нам это все…

Не оглядываясь на потрепанных и замученных людей, безэмоционально с замораживающим взглядом добрел до палатки под скулеж и рыдания женщины, которая больше всех кричала, в надежде достучаться до главнокомандующего нашего батальона.

Скинул на дощатый пол свой автомат, стянул черную шапку и, неразуваясь завалился на импровизированную койку. Рядом на соседнем лежаке сидел Костенко и, локтями вжавшись в широко разведенные ноги, тер свою заспанную ебасосину.

— Че, Туман, как все прошло?

— Как положено. Без осечки, — просипел, когда, лежа на спине, отвернул с закрытыми глазами от Фанатика голову и сложил руки на груди.

Антоха, развеселился.

— Смелым помогает судьба, — голос гудящий, бодрый.

Я же наоборот начал заводиться. Нашел, блядь, время открывать между нами спор.

— Везет тому, кто везет! — окатил его тяжелым взглядом и получил в ответ его веселый. — Отъебись, Фанатик. Я хуй знает, сколько уже без сна.

Тоха, стер с ебала хищную улыбка и молча выставил руки, мол, базар закрыт, как и его варежка. Но, не прошло и минуты, как внутрь резко завалился Цым, и отдал новое распоряжение, насильно подняв мое полудохлое изнуренное тулово.

— Туманов, Костенко, вы, будете с Ракитиным и Степановым, сопровождать группу людей до стратегического объекта «Б», — капитан на выходе поймал Тоху и, схватив того за плечо, развернул Фанатика в мою сторону. — Доведете и возвращайтесь. Дальше их отправят на машине до блокпоста. Выдвигаетесь через пятнадцать минут. Проверить боеприпасы, запастись едой и в путь. Денис, ты за старшего, — мрачно смерил мой недовольный поморщившийся хлебальник батька, выставив указательный палец. — Все, понятно?

— Так точно! — коротко козырнул полудурок, Фанатик.

— Туманов, не слышу? — теперь привлекает мое внимание, Цым. — Все, ясно?

— Вполне, — с ядовитой насмешкой, которая плескалась в моих глазах, вторил ему и потянулся за своей шапкой.

— Не вполне! — с пол оборота заводится, Цым. — А, так точно, старшина! Не первый год в деле, а все так и не выучишь?

Старый козел тешит свою гордость, только покорность, смиренность и безликость не про меня.

Под завязку выебся и, не скрывая своего скверного настроения, с призрением и отвращением ко всем и окружающей обстановке, был враждебно настроен сейчас. И, Цамаков, знал не понаслышке, что мне глубоко плевать на всех, и мою тонкую душевную интеллигентную организацию до предела лучше не доводить.

— Как скажешь, командир, — хмыкаю и медленно подхожу к ним с Фанатиком.

Капитан с сомнением на меня взглянул и спустя долгую между нами паузу, молча удалился.

— Опять ты за свое? Че ты агришься? Он-то, при чем? Ему сверху поступил приказ и, разумеется он нас вздрюканул.

— Да похуй мне, кто его в щели там дрючит. Зарываться и выебываться передо мной не надо. Я тоже могу положить на него толстый болт, — обхожу прищуренного Антоху, который злился и играл желваками.

— Бля, вот, бываешь же ты здравым пацаном, а иногда, сука, так и хочется уебать тебя по тупой башке, чтоб в себя пришел.

— Ну, ты рискни… — оглянулся и едва заметно кивнул головой, побуждая полудурка на действия. — Хули, пиздишь? Базар до талого вывози, — Тоха, выдохнув сквозь зубы, подошел ко мне и прикурил сигарету. — Кто такой Степанов? — спустя время, интересуюсь у него и проверяю магазин на наличие патронов.

— Новобранец. Прибыл сырой. Вон он, — в сторону курсирует башней, Тоха.

— Тот, что патлатый? — исподлобья проследив за его прохладным взглядом, сощурился и продолжал безэмоционально совершать манипуляции с оружием.

— Ага. Он. Да еще и Даныч. Сам знаешь его.

Под гнетом внутреннего замешательства и самоанализа вырисовывающей ситуации, новость от Фанатика в мгновение отрезвила.

— Звучит многообещающе. Значит, по итогу мы с тобой вдвоем на всю эту ораву.

— Получается, что так… — грустно заключил полудурок и усмехнулся мне.

Оба осознавали дорога долгая и скорее всего на пути встретим наших «друзей».

— Давай по нашей схеме. Я веду, ты, как обычно замыкающий, — увлеченный оружием, снимаю с предохранителя и, перезарядившись, пускаю патрон в патронник.

— Че, Туман, будешь играть на выбывание?

— Как карта ляжет. Риск есть.

И, в приоритете наша жизнь, но об этом я уже умолчал. В курсах был, что Фанатик этих слов не поймет и, между нами завяжется очередная перепалка.

На подкорке навязчиво скреблась одна тяжелая черная мысль, что наш эскорт аукнется всем нам в самом ближайшем времени.