Ленинградцы

Владарг Дельсат (2024)

Что хуже: война или мир, в котором люди ненавидят друг друга? Врачу Григорию Нефёдову предстоит ответить на этот вопрос. Ему предстоит пережить гибель семьи, голод и холод Блокады, прежде чем гитлеровский снаряд прервет его путь. Самоотверженность ленинградского педиатра Григория не остается незамеченной, ведь за него просят дети — и он получает шанс на новую жизнь. А также возможность оказаться в сказке, где нет ненависти, голода и смерти. Правда, для начала Григорию предстоит не только выжить в мрачном будущем, но и защитить маленькую дочь Алёну. Противостояние нелюдям на пути в сказку. Хватит ли у доктора Нефёдова сил? Шестая книга серии «Хроники Тридевятого»

Глава шестая

Пусть этот мир вокруг меня, и… как там папа говорил, отзываясь о кинофильме… «лубок», вот. Пусть вокруг это самое слово, но зато я могу увидеть маму, папу, может, и брата ещё. Всех погибших девчонок и мальчишек. Разве этого мало? Ну и правила тут, скорее всего, мягче, чем то, что я помню.

Действительно, внимательно выслушав меня, назначив режим и диету, папа просит меня-старшего посидеть с нами, а сам куда-то уходит, прихватив наши вещи и книгу. Знаю я, куда он пошёл… НКВД ещё нет, значит, к дяде Васе, благодаря которому нас потом и не тронули, кстати. Здесь он сможет решить многое, а там…

Задумываюсь о том, что было бы в реальности, появись я там, и понимаю — ничего хорошего. Даже если бы удалось подняться до товарища Сталина, вряд ли это что-либо изменило бы, потому что просто не поверили бы. Я очень хорошо понимаю, что мы все просто исчезли бы и некому было бы просить Смерть за доктора Нефёдова, но здесь-то совсем другое дело… значит, за то время, что мне осталось до приглашения в какую-то школу, мы можем что-то изменить?

— Приглядись к Кате, — советую я своей старшей копии. — Она пойдёт на медицину вслед за тобой, будет в детской работать.

— И мы… Что? — спрашивает он меня.

— Ничего, Гриша, — отвечаю я ему, вспоминая яркую улыбчивую девушку. — До войны ты так и не решишься, а потом…

— Понятно, — сосредоточенно кивает он мне. — Завтра Сашка приедет в отпуск, все вместе поговорим.

— Сашка под Вязьмой погиб, — припоминаю я. — Папа даже и не знаю где, а мама в сорок втором… Потомки нам выстроили огромный мемориал, потому что сотни тысяч…

— Даже представить невозможно, — качает он головой. — А малышка?

— Так бывало, Гриша, — вздыхаю я. — В голоде и холоде Города люди разделились, а у Алёнки не было ножек…

— Папа меня на руках носил! — гордо произносит доченька.

Мы долго разговариваем о школьных друзьях, о том, что случится совсем скоро, и он меня внимательно слушает. Я осознаю, что подобное было бы невозможно в моей реальности, но мы, можно сказать, в сказке теперь, так что здесь всё возможно. И, может быть, даже добрые люди вокруг. По крайней мере, я себя чувствую в своём городе, а не в сдавшемся Петербурге.

— Вот, Василий, — слышу я из коридора папин голос, — тут они и лежат.

— Ну, здравствуйте, товарищи, — в палату входит хорошо знакомый мне человек.

— Здравствуйте, товарищ Вешенский, — автоматически здороваюсь я, несколько удивляя вошедшего.

— Вот как… — тянет он, а затем, согнав Гришку, садится рядом с кроватью.

Это папин друг из ОГПУ, потому что НКВД ещё нет, оно только в следующем году появится, и знак у него на груди почти мною забытый. Он серьёзен и напряжён, потому что принесённые ему новости — из разряда «сильно так себе», если в них верить. А верить его заставляет сама суть мира, насколько я понял данные мне неизвестно кем объяснения. Если постулировать, что я действительно из будущего, то товарища Вешенского остаётся только пожалеть.

Понимая, о чём он хочет спросить, коротко докладываю основные вехи того, что ещё только произойдёт. И то, что сейчас пока не афишируется, и то, что только готовится произойти. Память мне подкидывает даже те факты, которые можно проверить в ближайшее время. Дядя Вася, осознавая это, смурнеет. Он отлично понимает, о чём я говорю.

— С ними-то что? — спрашивает он папу, внимательно разглядывая меня и жмущуюся ко мне дочку.

— Ну, или они из Гражданской, или всё правда, — хмыкает отец. — Рефлексы у него специфические: на небо погладывает, тревожится. Так не играют.

— А тревожится чего? — интересуется дядя Вася вроде бы у папы, но на самом деле у меня.

— Светомаскировки нет, — объясняю я, — и ещё вон там зенитчики были, — показываю пальцем.

Меня бы на его месте такое не убедило, но гэпэушник удовлетворённо кивает. Он достаёт из кармана блокнот, листает его, затем берёт в руку протянутый папой карандаш. Дядя Вася что-то пишет, переворачивает страницу и задумывается. Смотрит на моего отца, немедленно ему кивнувшего, затем вздыхает.

— Побудешь пока Георгием, — сообщает мне. — А то двух Гриш Нефёдовых бюрократия не потянет. Девочку запишем как Нефёдову, а вот легенда…

— В Гражданскую неразбериха была, — задумчиво сообщает ему папа. — Может, украденный ребёнок… Он же на Гришку как две капли похож будет, когда откормим.

— То есть близнеца. Пишем шестнадцать лет и отставание в физическом развитии, — предлагает дядя Вася. — Тогда пойдёт с Гришкой в один класс, если экзамены сдаст… Парень, ты экзамены сдашь?

— Хоть выпускные, — вздыхаю я.

— Выпускные пока не надо, — качает он головой. — Пойдёшь с Гришкой, там ты всех знаешь… Ну, когда медицина даст добро.

Дальше начинается допрос меня папой на тему того, когда медицина может дать добро. На самом деле кости у меня не настолько ломкие, ну а что ходить тяжело, так только это. Да ещё Алёнку надо учить ходить, а то ноги ей вернули, но голова об этом пока не знает. В результате долгого спора останавливаемся на месяце. Значит, нам месяц в больнице?

— Вовсе необязательно, — хмыкает отец. — Обслуживаться вы можете и сами, кормиться тоже, так что и дома нормально.

— Так даже лучше, — замечает дядя Вася. — Меньше вопросов и разговоров. А я пока постараюсь выйти на Самого, ибо книга ваша — настоящая бомба.

Мне кажется, что даже эмоции прорываются — я маму увижу! Маму! Я думал поискать Алёнкиных родных, но она их просто не помнит, поэтому их здесь может и не быть, да и прикипела она ко мне намертво, так что пока запасаемся терпением.

— Вы сегодня и, наверное, завтра лежите здесь, — сообщает мне папа, — а потом мы вас заберём домой.

— Кормить нужно пять-шесть раз в день, — сообщаю я, повторив затем услышанное в том будущем, которого лучше бы не было. — На килограмм массы пациента белков грамм-полтора, жиров не более полутора граммов, углеводов десять граммов.

— Да, опыт у тебя… — вздыхает отец. — Ну, тебе виднее, поэтому поступим, как говоришь. А там посмотрим…

— Папа, а что это значит? — спрашивает меня Алёнка.

И вот тут я задумываюсь, как ей-то это объяснить, но папа не теряется, с юмором рассказывая малышке, что у неё теперь дедушка с бабушкой будут. Эту информацию дочка принимает с радостью, это по ней уже вполне заметно. Она оттаивает быстрее, как и положено малышам, что меня, конечно, радует.

Конец ознакомительного фрагмента.