Мир в руках

Владарг Дельсат (2024)

Алена — странная. В ответ на жестокость она отвечает улыбкой, а оскорбления принимает за доброту, за что ее ненавидят еще больше. В мире, полном жестокости, Алене все же удается обрести близкого человека — Таню. Но вскоре им обеим грозит смертельная опасность. Единственный шанс выжить — пройти Испытание, о котором Алене рассказывают в таинственной Академии из сна. Это не удалось еще ни одному ребенку, но у Алены нет выбора. Либо она ступит на путь Испытания, либо навсегда исчезнет вместе с Таней. И, считая что выбора нет, она делает свой шаг. Приведет ли он ее к счастью и избавлению? Возможна ли семья для такой, как она?

Глава седьмая

Просыпаюсь я рано утром от стука в дверь. Мамочка спит ещё, поэтому я встаю тихонечко, чтобы её не разбудить. На цыпочках крадусь к входной двери и раскрываю её. Мне очень интересно, кто пришёл, но за дверью никого нет, только какой-то свёрток из ткани лежит. Любопытно как! Я подбираю его, на всякий случай кланяюсь и «спасибо» говорю, хоть и не знаю, что это.

Мне не сложно поклониться, а в том мультике все кланялись, значит, так принято, а если так принято, то и нечего возражать. Интересно, что в этом свёртке? Очень-очень просто интересно, но без мамочки я не буду вскрывать, потому что так неправильно. Я возвращаюсь обратно к маме и укладываюсь рядом вместе со свёртком.

На кровати нашлось и постельное бельё, и подушки, и одеяло даже, очень тёплое, но не жаркое. А напротив кровати мама заметила шкаф, в котором ещё есть постельное бельё. Жалко, что мы не нашли пока, как помыться, но, наверное, можно попросить тётю Печку согреть воды, и тогда прямо из ведра помоемся. Здесь никого нет, поэтому можно, наверное, и голышом помыться, потому что никто не увидит. Только мне, наверное, может быть страшно…

Мамочка просыпается медленно, но сразу же обнимает меня, подгребая к себе, отчего мне даже замурлыкать хочется, как кошке, жалко только, что я не умею. Мамочка, конечно, сразу же обнаруживает свёрток и страшно удивляется.

— Что это, Алёнушка? — интересуется она.

— Не знаю, мамочка, — отвечаю ей. — Я это на пороге нашла, но без тебя не стала смотреть.

— Чудо мое, — прижимает она меня к себе. — Просто волшебная девочка… Какие же люди жестокие…

— Зато у меня есть ты, — говорю я, — а за это я на любые подарки согласна, даже каждый день.

Мамочка обнимает меня крепко-крепко, обещая, что больше меня никто и никогда на будет бить, как бы это ни называлось. Ни охорашивать, ни подарки раздавать. Ну это правильно же, потому что я уже хорошая девочка. Мы поднимаемся, а я помогаю мамочке пересесть. Маме тоже очень-очень интересно, поэтому мы не очень правильно поступаем… Хотя, если мамочка говорит, что можно, тогда, получается, правильно.

Мы не спешим умываться, одеваться или завтрак говорить, в первую очередь, мама свёрток разворачивает, а там… Там такое! Там два очень красивых платья и два тонких ещё. Одно на мамочку, а второе на меня. Я жалобно смотрю на неё, и мама кивает мне.

— Эх, жалко, зеркала нет, — вздыхаю я, а потом спешу помочь маме с одеванием. — А вот эти два, они зачем?

— Не знаю, малышка, — качает головой мамочка.

— Это для сна, дети, — вздыхает тётя Печка.

— Ой, спасибо-спасибо-спасибо! — благодарю я её, разглядывая платье с красивой вышивкой.

— Очень красиво, — соглашается мамочка. — И такое ощущение… защищённости…

— Ну сказка же, мамочка, — улыбаюсь я и, схватив ведро, убегаю за водой.

Я себя действительно намного лучше, чем обычно, чувствую. И дышится мне легче, и нет такой слабости, которая по утрам, и… и, кажется, мне не больно совсем. Но разве так может быть? Может быть, я умерла? Нет, если бы я умерла, то не была бы в сказке. Надо мамочку спросить, почему не болит ничего… Может, у меня болело, потому что я плохой была, а теперь я же хорошая…

В этот раз у меня почему-то получается воды набрать, себя не замочив. Я ещё раз благодарю дедушку Лес и утаскиваю тяжёлое ведро в дом. Странно, но я почти не задыхаюсь, и ходить мне легче намного, давно так не было. Даже и не помню, когда мне так легко было.

— Мамочка, а у меня ничего не болит, — сообщаю я маме, — и ходить легче. А почему?

— Это оттого, дитя, что приняла вас ваша сказка, — отвечает мне тётя Печка, только я не понимаю, что это значит.

— Не болит, и хорошо, — говорит мне мамочка. — Давай умоемся и завтрак сообразим.

— Научу я вас оладушки печь, — сообщает тётя Печка, и так у неё ласково выходит, что я сразу же улыбаться начинаю.

Мы с мамочкой умываемся, а потом я ещё воды приношу, потому что тётя сказала маме, где самовар стоит. Он тоже сказочный, поэтому в него надо только воды налить и попросить чаю, а он сам всё сделает. Здорово, что вокруг сказка, потому что сами мы бы пропали, наверное. И дом бы не нашли, и поесть тоже, а только на ягодах долго не протянешь, потому что зимой ягодок не будет.

Мы умытые садимся перед Печкой, а она начинает рассказывать, как оладушки надо делать. Мамочка уже, по-моему, привыкла к коляске, спокойно двигается, не замирает и не всхлипывает. Я вспоминаю о самоваре, он рядом со столом обнаруживается, хотя вчера его ещё точно не было. Я наливаю в него воды и тихонько прошу:

— Самовар-батюшка, сделай нам чайку горячего, — а потом добавляю, — ну пожалуйста!

Самовар сам на стол взлетает, потому что сказочный, и начинает пыхтеть, как паровозик из мультика. Я его благодарю и к маме оборачиваюсь, чтобы помогать. А мамочка уже перемешивает и месит что-то. Голова её повязана той материей, в которой платья были, и выглядит она так красиво, что я и подойти не могу, просто любуюсь.

— Что, Алёнушка? — ласково спрашивает меня мамочка.

— Ты очень красивая, мама, — отвечаю я ей. — Просто очень-очень! Как хорошо, что ты есть.

— Хорошо, что ты у меня есть, доченька, — говорит она мне, и я улыбаюсь, хотя хочется просто визжать от радости.

Я не знаю, можно ли хорошей девочке визжать, поэтому пока не буду. Потом у мамочки спрошу, а пока я просто смотрю, как она всё делает. В этот самый момент мимо меня две чашки с блюдцами пролетают и на стол садятся. Я, конечно, знаю, что мы в сказке, но совершенно такого не ожидаю, отчего взвизгиваю даже.

— Не бойся, малышка, — говорит тётя Печка, — то домовой вам помогает.

— Как не помочь таким хозяюшкам, — слышу я голос из угла, по-моему. — Ладные хозяйки, одни совсем…

— Ой, а у нас молочка для домового нет… — расстраиваюсь я, потому что молочка действительно нет.

— И вежливые ещё, — отвечает мне он. — Пирожком угостите, оладушка подбросите, и ладно будет.

Я его благодарю, а мамочка очень занята, поэтому она попозже поблагодарит и угостит ещё. Хорошо, что я мультики смотрела и сказки слушала, теперь могу разобраться. А там, где не могу, там нам тётя Печка помогает. Она нам как бабушка добрая становится уже. Ну как те бабушки, которые в сказках бывают. И мы сейчас в сказке, у меня ничего не болит, у мамочки, кажется, тоже, ну а то, что не ходит пока, так это только пока, я верю.

***

Помыться оказалось не очень просто, но мы с мамочкой справились, и ещё дяденька домовой помог — вёдра подержал, а туалет у нас в кабинке за домом, там даже унитаз есть, поэтому мамочке легко пересаживаться, и она уже не плачет, когда в туалет надо. А теперь мы в тонких платьях просто лежим в кровати, и мамочка мне сказки рассказывает, а потом я ей тоже.

Мы ещё не спать ложимся, просто на улице дождик, и гулять нельзя. Поэтому мамочка говорит, что нужно полежать, потому что после дождика мы за грибами пойдём, ведь они и летом растут. И тётя Печка тоже говорит, что растут, а она всё здесь знает, потому что сказка же.

— А потом баба Яга девочке говорит: «Давай я тебя домой отведу, а то простудишься», — рассказываю я свою сказку. — А девочка поклонилась и спасибо сказала.

— Вежливая девочка оказалась, — говорит дяденька домовой.

— Ну она же хорошая была, поэтому… Ну а если плохая, то очень хотела хорошей стать, чтобы была мама, — объясняю я.

— Из какого же страшного места вас в сказку занесло, — вздыхает всё слышащая тётя Печка.

А дяденька домовой начинает меня расспрашивать о том, какой я была. Я ему честно всё рассказываю, что была очень-очень плохой, поэтому меня охорашивали и ещё подарки давали. Мамочка слушает меня, а потом плакать вдруг начинает. Я прерываюсь, чтобы маму пообнимать. Она гладит меня и говорит, что я всегда была очень хорошей, а люди злые, бяки просто, раз у них рука на такого ангелочка поднялась. И я тут задумываюсь. Мамочка же не может ошибаться, значит, мне просто так делали больно, потому что им хотелось?

Но тогда получается, что взрослые страшные, потому что… Когда я думала, что я плохая девочка, я понимала, что все подарки и охорашивание — это за то, чтобы у меня мама была. Я об этом дяденьке домовому и говорю, кстати. А тётенька Печка только вздыхает, но почему, я не понимаю. Мамочка говорит, что это было неправильно. Но мама ошибаться не может, потому что она самая лучшая на свете. Значит… Значит, те взрослые…

— Значит, мы жили с мамочкой в стране плохих людей, — делаю я вывод. — А нас не охорашивали, а просто плохо делали, потому что плохому человеку противны хорошие. Значит, правильно говорила девочка из сна.

— Какая девочка из сна? — интересуется мамочка.

— Я до сказки, когда засыпала, то оказывалась в таком классе для хороших мальчиков и девочек, — объясняю я ей. — Они там что-то делали, а я пряталась и просто смотрела, потому что интересно на хороших посмотреть.

— И они тебя не нашли? — спрашивает мама, гладя меня по голове.

— Сначала нет, — отвечаю я ей, наслаждаясь её движениями. — А потом, когда мне такие подарки дали, от которых я не могла шевелиться, нашли. Но прогонять не стали, и охорашивать тоже.

Я рассказываю мамочке о девочке, что меня на руках держала, о нашей игре и о том, что это она мне сказала о сказке. Ну, когда взрослые об усыплении говорили. Мамочка опять плачет и обнимает крепко-крепко. И чудом ещё называет. Я рассказываю дальше, как они мне о ягодках рассказывали и о том, что не надо сказку бояться.

— Значит, мальчики и девочки из сна помогли нам спастись, — негромко говорит мамочка.

— Да, только учитель был против, — киваю я, — потому что детей не испытывают, это он так сказал.

— Детей действительно не испытывают, — слышу я голос дяденьки домового. — Знать, не было другого пути.

— А что это такое, «испытывать»? — спрашиваю я его.

И вот тогда он мне рассказывает, что сказка здесь появилась, потому что я очень хотела сказку, а мамочка просто боялась. И вот из-за этого всё вокруг теперь сказочное, а могло быть совсем по-другому. Но это я не очень понимаю, ведь и та девочка из сна сказала, что будет сказка, значит, у нас ничего другого быть не могло, вот.

— Дождик закончился, мамочка, — говорю я, увидев солнечного зайчика. — Пойдём за грибочками?

— Пойдём, маленькая, — соглашается мамочка.

Ей сейчас надо в коляску пересесть, но она как-то неожиданно легко это делает, как будто взлетает. Я минутку смотрю на это, а потом до меня доходит, что произошло.

— Спасибо тебе, дяденька домовой! — кланяюсь я углу комнаты.

— Спасибо большое, — вторит мне мамочка.

— Корзинка вас на столе дожидается, — отвечает нам дяденька домовой. — Возвращайтесь скорее.

Мне слышится в его голосе улыбка, поэтому я тоже улыбаюсь. Мамочка трогает колёса и едет на выход, а я сначала забираю небольшую корзинку, а потом пристраиваюсь рядом с ней. На улице, несмотря на прошедший дождь, совсем не грязно, а чуточку мокро, но я всё равно осторожно хожу, потому что так мама сказала.

— Здравствуй, дедушка Лес, — я останавливаюсь у приметного пня, чтобы разрешения попросить. — Разреши нам грибочков набрать, пожалуйста.

И опять ветерок ерошит мои волосы, как будто дедушка Лес меня гладит. Это значит, что он разрешает, потому что иначе мы бы поняли, что нельзя. Я киваю мамочке, и мы отправляемся в лес. Но далеко идти не приходится, потому что перед нами целая поляна, полная грибочков, открывается. Мамочка едет вперёд и аккуратно ножиком срезает грибочки. Ножик она в корзине нашла, значит, он там и должен быть, иначе бы нам его дяденька домовой не положил.

Наверное, эту полянку для нас дедушка Лес открыл, чтобы мы долго не плутали. Он очень хороший, добрый, даже платьями нас с мамочкой одарил. Они такие красивые и не пачкаются совсем. У меня такого прекрасного платья никогда ещё не было! Мамочка говорит, что на них вышивка «традиционная», правда, что это значит, я ещё не знаю.

— Спасибо тебе, дедушка Лес! — радостно благодарю я его, отправляясь с мамочкой в обратный путь.

Тётя Печка рассказала мамочке, что из грибов можно не только пироги сделать, но и суп ещё, потому что нам с ней суп полезен, особенно мне, потому что я худенькая очень. Кормили меня плохо, потому что я же была нехорошей девочкой, хотя мама говорит, что наоборот, — значит, просто помучить хотели. А грибными пирогами мы дедушку Лес угостим обязательно, ведь он столько для нас делает! Ну и правильно это, всех угощать, по-моему, потому что хорошие девочки должны делиться, а я точно-преточно хорошая!

Сейчас мы вернемся, я немножко посижу, потому что устала, а потом принесу воды из колодца, и мамочка начнёт всякие вкусности делать. Может быть, и я помочь смогу — мне очень нравится мамочке помогать, потому что она моя мама.

Я помню, как мечтала о мамочке, и теперь, когда она есть, я стараюсь её не сердить, быть очень послушной и во всём помогать. Потому что она моя мама. Навсегда.