Марс

Владимир Буров

Путешествие на Марс. Где живут не совсем люди, хотя и похожи на них чем-то. Не буду заранее пугать, чем именно. Но некоторые Их боятся. Б-рр-ры-и, а другие даже могут откусить нос. Люди едут Туда не только развлекаться, но чтобы найти киллеров, которые превратили эту, еще вполне пригодную для счастья планету в место, где ни проехать, ни пройти, чтобы у вас чего-нибудь ни попросили: – Дай, да, дай! – Как в Одиссее: – А можно я тебя съем? – И без знака вопроса, тащит каждый и каждая себе.

Глава 6

— А ты не видел?

— Жареную рыбу?

— Нет.

— Копченую?

— Нет.

— Рыбу, которую приготовил я.

— Ну, нет.

— Он съел самого себя.

— Наконец ты все понял.

— Я не буду есть самого себя даже для того, чтобы победить этого Циклопа. Более того, за что его убивать? Вот если бы он ел других, то естественно, его можно считать за врага, которого мы ищем.

— Я…

— Поздно якать, — сказала она. И я мог только прочитать:

Но кто мы и откуда

Когда от всех тех лет

Остались пересуды,

А нас на свете нет.

— Вы что чит-таете?

— Кто? Что? Спи дальше.

— Не понимаю, чем я заслужил такой грубый ответ.

— Ну, хватит, хватит. Я не дура, ты не сможешь меня разыграть.

— Хорошо, если вы так настроены, я пойду схожу в вагон-ресторан.

— Да, конечно.

— Вам что-нибудь надо?

— Да, бутерброд с сыром, бутерброд с красной рыбой и эту…

— Кока колу?

— Не смеши, кафе капучино.

— Ладно. Хотя я никогда еще не слышал про кофе, что это она.

— Здесь кто книжку читает? Я. И ты еще учить меня будешь? Впрочем, учти, что это электричка.

— Серьезно? — И действительно высокий парень в голубых джинсах остановился около нашей скамейки и спросил:

— Разрешите прикурить?

— Кто? Что? — спросила Люда. — Здесь не курят.

— Это шутка, я хотел присесть, — сказал парень в голубом.

— Теперь уже поздно менять свои решения, — сказал я. — Иди, куда шел.

— Это ты иди, куда шел. А именно: в вагон-ресторан.

— На самом деле, сходи, купи что-нибудь, — сказала она.

— Вы меня конечно простите, лэди, но я смотрел на вас сорок минут, не отрываясь.

— И что?

— И что! Ничего особенного, но думаю, что имею право сидеть и дальше.

— Я не знаю, зачем ты пошел в вагон-ресторан в электричке, — усмехнулась она.

— Сходи, сходи, — парень похлопал меня по плечу, а я пока побеседую с дамой по душам.

— О чем вам с ней беседовать? Совершенно не понимаю! — воскликнул я.

— Ну, что ты пристал к человеку, иди.

— Иди, — опять повторил я ее слова. А она ответила:

— Прекрати паясничать.

Пришлось уйти.

В тамбуре она догнала меня и попросила сигарету.

— Ты что, обиделся? — И нечаянно задела рукой член. Я сразу полез ей в трусы. Она была не против. Но дальше, увы:

— Не дам. — Кошмар, у меня даже волосы встали дыбом. Как говорится:

— Пар уже накачали, а ехать не дают.

— Семафор закрыт, — поняла она мои мысли.

— Но почему?! Рукой можно, а по-настоящему нельзя?

— А ты поедешь со мной в Ленинград?

— Ленинград, Ленинград, — быстро повторил я, пытаясь понять где это. Ну, в том смысле, по какой дуге туда двигаться отсюда.

— Ты не знаешь, где Ленинград?

— Знаю так-то, конечно, но не знаю, где мы находимся.

— Может ты не знаешь, и кто я такая?

— Прекрасная девушка, на которую я не отрываясь смотрел сорок с чем-то минут.

— Что ты говоришь, балда?! — она стукнула меня кулачком по лбу.

— Я даже не знаю, как тебе доказать, кто из нас прав.

— Просто. Если бы ты меня Не Знаю, ты бы не полез вот так сразу мне в трусы, верно?

— Наоборот! Ты что?

— Что значит, что? Ты только к незнакомым и лазишь. Хорошо, ответь тогда, почему?

— Знакомой как в глаза потом смотреть?

— Ты вообще соображаешь, что говоришь? — она опять хотела брякнуть меня кулаком по лбу. — В трусы для того и лазят, наверное, чтобы понять по глазам:

— Началось?

— Что, любовь?

— Да какая любовь, ты вообще откуда свалился?

— Я просто сидел напротив и смотрел на тебя сорок минут, как Петрарка на Лауру.

— Честно?

— Абсолютно.

Она попросила еще одну сигарету, и кстати вынуть мою руку из ее трусов.

— Извини, я просто ее там забыл.

— Как бы то ни было.

Я подал ей зажигалку.

— Ты считаешь, что мы уже были знакомы? — спросил я со вздохом.

— На вокзале познакомились, в буфере.

— А-а! Ну, может быть. Я значит, просто забыл.

— Хватит врать, ты купил мне в буфете два вареных яйца и куриную ножку, а денег не взял. В карты, что ли, выиграл у кого-нибудь? Говори, правду, не будь дураком.

— Да, да, да, что-то такое начинаю припоминать.

— Ты еще читал мне книгу, которую купил на зоне.

— Вот это уже интересно, — сказал я. — И как она называется?

— Так, Альберто Моравия, а вот про что не помню. Хотя ты просил меня обратить внимание, что там люди постоянно просят…

— Что? От твоего ответа будет зависеть, поеду ли я с тобой в Ленинград.

— Соль.

— Что?

— Они всегда просят передать соль.

— Ужас. Верно. Почему я тебя не помню?

— Я знаю ответ.

— Скажи.

— Притворяешься.

Не успел я ответить, как двери раздвинулись, и появилась голубая снизу, красная сверху улыбка.

— Капитан, капитан улыбнулись, — спела Люда.

— Улыбнитесь, — сказал он, и вынул красную книжечку.

— Мы ничего не делали, — автоматически сказал я. — Впрочем, это с толкучки? — Я попытался взять книжечку из его пальцев. Но он, как фокусник убрал ее в ладонь. Но другой рукой вынул из-за спины другую книгу.

— Итс май, — сказала девушка.

— Это хорошо, что вы не отрицаете свою причастность к этому делу, — сказал он. — Только этого мало. Надо, чтобы и он, — парень приставил палец мне к носу, — сует свой нос туда, куда он не дорос.

— Куда — и он сует свой нос? — я не поняла.

Красно-голубой мэн показал книгу лицом. Я уж подумал, что это Альберто Моравия, неизвестно откуда здесь, — но это была ее книга, книга, точнее, Артура Миллера:

— Охота не ведьм.

— Откуда он у вас?

— Я просто положила ее на лавку, чтобы никто не занял мое место. Вот и всё, — сказала Люда — Всё просто.

— Эта книга запрещена без русского перевода, — сказал парень.

— Я все равно почти не понимаю по-английски без словаря.

— Где словарь?

— С собой нет.

— Простите, но, как минимум вам придется со мной расплатиться. Натурой.

— Натурой, — повторила она. И добавила: — Это как? Я хотя и только что после зоны, но всё равно не дам.

— Дашь-ш-ь-ь, — как мне показалось даже прошипел парень. — И знаешь почему? Я люблю таких, как ты.

Я выступил вперед:

— Это моя любимая жена, и я не позволю над ней измываться.

— Да пошел ты знаешь куда? — спросил он, но не дал мне даже ответить, открыл дверь железнодорожным ключом, который вдруг появился у него — в третьей руке, что ли? — перевел меня к выходу, и толкнул в жопу всей квадратной стопой сорок пятого размера.

После падения я даже хотел снять свой черный вельвет, и замерить этот размер на всякий случай. Но решил:

— Время еще будет. — Сейчас надо догонять паровоз.

Я конечно подумал, что ту-ту, да разве его догонишь! Но поезд остановился. Впереди что-то произошло. Но это действительно была электричка, и двери открываются автоматически. И на мое счастье они открылись. Но опять закрылись, когда я оказался рядом.

— Лучше не отходить, — решил я. И стоял, стоял, стоял. А поезд пошел, так не пустив меня внутрь. Я конечно, представлял, что в нем происходит, и краска даже выступила у меня на лице. Очень, очень жаль.

Но на всякий случай я зацепился за ручку, и попытался открыть заднюю дверь. Она пошла внутрь.

Я вздохнул облегченно.

— Ну, парень, у тебя голова работает! — радостно сказал… да, это сказал краснокнижечник.

— Ты ждал меня, и рад, что видишь? — задал я риторический вопрос.

— Ты давай тут не умничай, а сразу получи, — сказал парень, и так махнул ногой, что у меня волосы поднялись дыбом. Не от ужаса, а от ветра.

— Что? — спросил он. — Похоже на Комету Галлея?

— Да-а. Вы где-то учились так бить?

— Нет, просто Дар.

— Дар напрасный, дар случайный — жизнь! зачем ты мне дана? Иль зачем судьбою тайной ты на казнь осуждена?

— Это вы меня спрашивае-е-ете.

Пространства здесь было немного, но мне удалось ускользнуть и от следующего его маха ногой. Просто я скинул ему под опорную ногу бачок из нержавейки литров на десять. Жаль, что он был пустой, но парень всё равно не смог его перешагнуть, но, к моему удивлению не упал.

Я посмотрел на потолок, и решил бежать. Куда? Дальше в вагон. Если он смог зацепиться ногой за трубу на потолке, то лучше было и не садиться с ним в один поезд. Скорее всего, он долго отрабатывал приемы джиу джитсу. И, следовательно:

— Только бы не оказаться с ним в одной кровати. — Лежа он меня задушит ногой. Почему? Видно — может.

Но дверь из этого кубрика дальше в вагон была закрыта. Мне показалось, что он спустился вообще по стене. В том смысле, что:

— Зачем? — Он мог бы встать в стойку на руках.

— Надо было остаться на откосе, и махнуть этому поезду рукой на полное прощанье. Куда я спешу? По рогам получить? С этой акулой мне не справиться. И знаете почему? Это Немягкий Путь. А наоборот, жесткий.

Неожиданно я увидел руку, которая могла принадлежать, если не толстухе, то весьма приличной даме, похожей на хомяка, но с весьма крутыми бедрами. Так оно и вышло, когда я ухватившись за эту руку, как за спасительный канат, втянулся в другую часть вагона, и был — нет, не повален на пол, как очередная добыча — а просто поставлен, как экспонат для наблюдения.

— Простите, но, что вы на меня так смотрите?

— Это не тот вопрос, который должен был задать, мальчик.

— Хорошо:

— Вы не забыли запереть дверь?

— Что ж, голова у тебя работает. Ты никогда не учился на э-э?

— На э-э? А понял, понял, я так рад что вас встретил в этой опасной обстановке, что могу даже сказать ваш любимый пароль, который я нигде не воровал, а догадался до него сам, и использовал в ваших интересах в маленькой комнате, где стояла японская хроматография. Вы окей?

— Так это были вы?

— Я.

— Весьма сомневаюсь. Скажите, как мы тогда трахались?

— Не скажу.

— Почему?

— Потому что тогда не интересно будет показывать.

— Ну, ладно, уговорил. — И она, как тогда сняла все, но только до пояса.

— Боитесь, что ослепну?

— Боюсь пистолета заряд будет истрачен мимо цели, — грубо ответила она. Это тогда. Сейчас, ожидать другого не приходилось. Люди не меняются. Если они стеснялись тогда — сейчас тоже их раскачать можно только сзади, когда не видно выражения наслаждения на их милом лице.

— Не смотри.

— Почему?

— Стреляй по два патрона с задержками. Так ты не подпустишь их слишком близко.

— Кого, простите?

— Всех желающих.

Я, как и тогда взял ее за хомячьи щеки, и попросил не слишком наклоняться вниз.

— Почему, я забыла?

— Всё просто: я не достану.

— Угу, я много в жизни потерял, всё потому что ростом мал. Однажды я в одну влюбился! Был молод и красив собой. Когда ее в подвале трахал, лица не видел и не ахал.

— Наоборот, я очень часто вас вспоминал.

— Врешь.

— И знаешь-те почему?

— Почему?

— Я люблю, когда лицо девушки сужается не к низу, а наоборот.

— Как груша?

— Есс.

— Это как раз я.

Но тут она закричала, как будто ее режут.

— Ты не сказал пароль! — она повернулась ко мне, и я опять увидел ее прекрасное лицо жирного поросенка. Нет, нет, хомяка, конечно. Такая красивая. Вы думаете, я вру? Нет. И знаете почему? По крайней мере, очень маловероятно, что это Медуза Горгона, которых я боюсь, как огня.

— Пароль, — сказала она и хотела цапнуть за член, но передумала, так как… ну, вы помните про пистолета заряд. Дама помнила о наслаждении даже в такой ответственный момент.

Я спокойно улыбнулся: пароль мне был хорошо известен.

— Окей, — она тоже улыбнулась.

— Окей, да, или окей, но нет?

— В этом деле все должно быть серьезно. Итак — пароле, милый.

— Пароле, или пароле пе, — опять пошутил я, но тут же схватился за голову. Я его забыл! Как это может быть? Вот доболтался, и теперь всё могло кончится плохо. Тем более, было уже явственно слышно, что кто-то подбирает ключи с той стороны двери. Известно, конечно, кто, но говорить лишний раз про этого голубого мне не хотелось — тип пренеприятнейший. Тем более, вместе с джиу джитсу. И, кажется, это была бразильская система, где вообще душат и делают болевые в партере.

— Партер не люблю, — сказал я.

— Повтори.

— Это не пароль, прости, так, неприятное предположение.

— Ты не можешь повторить пароль? Ты его не знал, и взял меня просто на испуг? Вспоминай, или я тебя не прощу. Никогда.

— Давай хотя бы закончим эти тити-мити, — я приподнял ее бесценно-большие груди. — Не могу на них насмотреться. И знаете…

— Прекрати лицемерить и паясничать одновременно. Пароле пе. Или хотя бы просто пароль, и да: можешь закончить то, что начал давно.

Натренированным финтом я бросил ее на татами лицом вниз.

— Ч-что ты делаешь, паразит?! — завизжала она, как поросенок натюрлих. — Я просила тебя продолжить то, что мы не закончили тогда. — Я остановился.

— Без сомнения, тогда я знал, что это было.

— Ты вообще нарочно притворяешься? Ты и тогда не сказал мне пароль, а только притворился, что в курсе моих устремлений ввысь, и даже под воду.

— А! под воду, вспомнил. Чюрлёнис.

— Я не ослышалась? Ты можешь повторить?

— Алл би бэк.

— Прекрати паясничать, скажи что-нибудь новенькое!

— Остался у меня на память от тебя, портрет, твой портрет работы Пабло Пикассо.

— Всё ты договорился. Теперь тебе придется выбирать между Чюрлёнисом и Пикассо. Ну, что будешь делать? Крути пальцы. Или вообще гадай хоть на кофейной гуще.

— Кстати, я бы кофе принял. Тем более сейчас. Надо ломать экстремальную ситуацию.