Наследники Мишки Квакина. Том III

Влад Костромин

Продолжение веселых и забавных, а порой и страшных, приключений юных костромят Пашки и Влада, их заумного хвастливого отца, чопорной строгой матери, глупых жадных родственников и деревенских друзей.

Том Сойер

«К середине дня из бедного мальчика, близкого к нищете, Том стал богачом и буквально утопал в роскоши. Кроме уже перечисленных богатств у него имелось: двенадцать шариков, сломанная губная гармоника, осколок синего бутылочного стекла, чтобы глядеть сквозь него, пустая катушка, ключ, который ничего не отпирал, кусок мыла, хрустальная пробка от графина, оловянный солдатик, пара головастиков, шесть хлопушек, одноглазый котенок, медная дверная ручка, собачий ошейник без собаки, чертенок от ножа, четыре куска апельсиновой корки и старая оконная рама. Том отлично провел все это время, ничего не делая и веселясь. А забор был покрыт известкой в три слоя! Если б у него не кончилась известка, он разорил бы всех мальчишек в городе» — дочитав, я закрыл книгу. — Прикинь как интересно, — посмотрел на Пашку. — Он забор красить не хочет, а ему дураки за это разные вещи отдают.

— И что? — Пашка поправил на переносице очки, перемотанные синей изолентой.

— Что непонятного? Том красит забор и не хочет красить. Мимо идут дураки. Они хотят красить забор, и дают за это разные вещи. Что непонятного?

— Почему они хотят красить забор?

— Ну… — я задумался. По правде, этот момент мне тоже был непонятен.

— Если Том не хочет красить, почему этот, — брат открыл записную книжку и прочитал, — Бенброджерс отдал ему яблоко?

— Не знаю, — я пожал плечами.

— Но, с другой стороны, — рассуждал Пашка, — в книжке же брехать не будут?

— Вроде нет…

— Давай и мы так попробуем.

— Забор покрасить? — я задумался. — Забор на дорогу выходит, по ней шляются все. Дураков у нас в деревне много. Если начать красить, кто-нибудь да увидит…

— И попросит покрасить? — глаза Пашки загорелись жадным огнем.

— Посмотрим.

***

— Надо бы нам забор покрасить, — будто невзначай сказал я за ужином.

— Забор? — отец уставился на меня такими глазами, будто увидел говорящий стол. — Покрасить?

— Перегрелся, — мать встала с табурета, подошла, положила ладонь на мой лоб, — напекло на солнце. Говорила же, надо шапку носить! Вон Пашку, небось, не напечет.

Брат носил кепку с накладными кудрями, оставшуюся от костюма львенка.

— Валь, погоди. Так что ты там про забор?

— Покрасить… надо… — смутился я.

— Дурь, — мать вернулась на табуретку, — никто заборы не красит.

— Лобаниха говорила… — внезапно пришел мне в голову аргумент. Мать постоянно соперничала с соседкой — женой отцовского водителя Кольки Лобана.

— Лобаниха?! Вот же сплетница! — мать хлопнула ладонью по столу. — До всего ей дело есть!

— Физиономия нелицеприятная, — согласился отец. — Внушающая определенные опасения.

— Вить, а Вить, надо забор покрасить…

— Мне некогда, — отец отхватил шмат сала, и начал ожесточенно жевать. — Сама покрась.

— А мне есть когда?! — всплеснула руками мать. — Ношусь тут с вами, как ворона с сорокопутами!

— Мы можем покрасить, — пискнул Пашка.

Мать замолчала, отец перестал жевать.

— Что? Ты? Сказал? — отец, по-удавьи протянувшись по столу, навис над Пашкой.

— Мы покрасить можем…

— Валь, ты слышала? — отец вернулся к салу. — МладшОго тоже напекло. Этот клоп и тот готов покрасить, а у тебя времени нет.

— Вот пусть и красит. И только попробуйте не покрасить, падлы!

— А краска? — спросил я.

— С краской и дурак покрасит, даже батя ваш бы справился. Ты покрась без краски.

— Прояви смекалку, — отец погладил меня жирной рукой по голове, вытирая ее. — Я в вашем возрасте краску у родителей не клянчил. Мозгами работайте, дети мои.

Мозг мой после такого напутствия усиленно заработал.

— Надо на стройке взять, — сказал я, когда мы с Пашкой ночью шарились по деревне, присматриваясь, чей забор утащить на дрова. — Там же должна быть краска?

— А строители? — пугливо оглянулся брат.

— Дверь подопрем, они не выйдут. А где склад, я видел.

Мы подошли к строящемуся детскому саду. Тихо подкрались к вагончику, в котором жили когда-то обворованные нами строители⁸, подперли дверь подходящим бруском. В темноте нашли какие-то жестяные банки. Довольные, поволокли добычу домой.

***

— Ну что, маляры — обойщики? — подтрунивал над нами отец, хлебая чай за завтраком. — Нашли краску?

— Да.

— Где?

— В детском саду…

— Не своруешь — где возьмешь? — похвалил он. — А красить чем думаете?

— Руками? — насторожился Пашка.

Отец присвистнул.

— Витя, не свисти — денег не будет! — вскинулась мать.

— С такими наследниками у нас денег не будет, хоть свисти, хоть не свисти, хоть ложись да помирай. — Коньяк «Белый аист» в чае сказывался — отца тянуло поговорить.

— Не каркай! — оборвала мать. — Не хватало еще тебя хоронить. И так денег нет, а там и на гроб, — начала загибать пальцы, — и на поминки и на музыкантов и на плакальщиц.

— Музыканты мне не нужны, — кочевряжился отец. — Я меньше чем на Муслимушку не согласен. Ну, или, на худой конец, Колу Бельды. Увезу тебя я в тундру, увезу тебя я в чум, — заголосил он.

— Вить, не ной, без тебя тошно.

— Хорошо, если вы не цените прекрасное, я умолкаю, — отец встал из-за стола и раскланялся. — Не стоит аплодисментов, удаляюсь на работу. Влад, пошли, выдам вам, раздолбаи, кисточку, от щедрот своих оторву. Помните батькину доброту.

Мы пошли в мастерскую.

— Как знал, специально на заводе прихватил, — протянул мне большую круглую кисть. — Есть еще поменьше, — показал, — но вам и такой хватит. Если умудритесь не поломать за день, то подумаю.

Родители ушли на работу. Мы, вскрыв банку, в задумчивости стояли перед забором.

— Начинай, — не выдержал брат.

— Что начинать? Нет же никого.

Я обмакнул кисть в краску, провел по доске.

— Выйду на дорогу, посмотрю. — Пашка сквозь редкую посадку выбрался на дорогу.

Я красил доску. Непонятно, что в этом такого.

— Нет никого, — вернулся Пашка. — Я пойду Моргуненку позвоню, позову в футбол играть.

Брат ушел в дом. Зеленая краска ложилась на доски, забор получался какой-то убогий. Вернулся Пашка.

— Позвонил, сейчас придет.

Моргуненок жил неподалеку, через дом от нас. Минут через пять он явился.

— Здорово, — пожал Пашке руку. — Паш, чего тут?

— Вот, — Пашка показал на меня.

— Что?

— Вот, красим…

— Зачем? — удивился Шурик. — Заборы же никто не красит.

Пашка молчал, не зная, что сказать.

— В городе красят, — сказал я.

— В городе? — Шурик почесал затылок. — Так-то в городе…

— На кладбище тоже красят, — нашелся Пашка.

— На кладбище ограды, — начал спорить Моргуненок. — Ограды это совсем другое дело, они чтобы мертвые не ходили, а забор, чтобы живые и собаки не лазили.

— Ну… — задумался Пашка.

— Значит, вы в футбол играть не будете?

— Не можем, мы красим, — сквозь зубы ответил я.

— Тогда ладно, я пойду. Вечером на скот придете?

— Куда мы денемся? — вздохнул я.

— До вечера, — Шурик ушел.

— Не попросил, — Пашка пометил что-то в записной книжке, сорвал с березы веточку и начал жевать. — Падла!

— Зато не дурак, радуйся. Что дальше? — я закрыл пустую банку.

— Пойду Башкиренку и Рябичу звонить, — вздохнул брат.

— Звони, а я еще краски принесу.

Я пошел за новой банкой. Краска в остальных банках оказалась синей. Я застыл, предчувствуя крупный скандал. Разукрашивания забора в разный цвет родители бы нам точно не простили. Из дома вышел Пашка.

— Позвонил, скоро придут. А ты чего не красишь?

— Краска синяя…

— И что?

— А то, что покрасил я зеленой…

— И что?.. А точно зеленой?! — глаза Пашки бешено заметались за стеклами очков. — Может там синяя?

— Зе-ле-на-я! — отчеканил я.

— Что делать?! — Пашка схватился за голову.

— Не знаю… Если только заново покрасить, по зеленому?

— Пошли скорее!

Мы схватили банки и кинулись к забору. Я лихорадочно начал перекрашивать доски. Подошел Андрей Башкиренок и, поздоровавшись, стал смотреть.

— Влад, что ты делаешь?

— Забор крашу.

— Он же покрашен.

— Цвет не тот.

По дороге шел Вася Пепа. Пепа был старше меня, ростом повыше, но по уму отставал даже от Пашки и его друзей. Единственной отрадой в его жизни были птичьи яйца. Он не мог пройти мимо гнезда. Ловко как обезьяна залезал на любое дерево и прямо там выпивал яйцо, посыпая солью и заедая черствым хлебом. Уж сколько его гоняли, а все равно. Выйдет, оглянется, что нет никого и юрк на дерево! Только пустая скорлупа вниз сыпется.

Увидев нас, Вася подошел.

— Здорово, мужики.

— Здравствуй, Вася.

— Чо делаешь, Влад?

— Забор крашу…

— Зачем? — удивился Вася.

— Чтобы мертвые не ходили, — выдал Пашка.

Пепа задумчиво посмотрел на него.

— В городе всегда заборы красят, — продолжал Пашка.

— В каком городе? Я был в городе, там заборов не было.

— В этом… в Москве! Ты в Москве был?

— В Москве не был, — признался Вася. — А ты, можно подумать, был.

— У них батя в Москву учиться ездит. Он и рассказал, — подал голос Башкиренок.

Вся деревня знала, что отец ездит в Москву учиться заочно на второе высшее.

— Хорошо, — кивнул Вася. — Но то в Москве. В Москве, говорят, кур доят, а коровы яйца несут. А зачем ты по покрашенному красишь? — вытащил из пришитого к длинным черным сатиновым трусам кармана самокрутку и спички.

— Интересно мне, вот и крашу.

— Странные вы какие-то, — Пепа закурил. — Одно слово — приезжие.

Подбежал Моргуненок.

— Слышали, — начал он, — кто-то строителей в вагончике закрыл ночью.

— Зачем? — удивился Вася.

— Обокрали их! Кирпичи украли, гвозди и краску!

Все посмотрели на банки.

— Краску?.. — Пепа задумчиво выдохнул дым.

— И краску и доски и рубероид! — частил Шурик, радуясь вниманию. — Скоро милиция приедет!

— Милиция? — Пашка медленно сполз по забору и сел на землю.

Непонятно почему он с детства боялся милиции.

— Чего это он? — удивился Вася, показывая на Пашку.

— Краски надышался, — буркнул я.

— Это у него от кепки, — не согласился Моргуненок. — Мамка говорит, что у нормального человека уже давно бы тепловой удар от такой кепки был. Вот — удар. Пашка — нормальный.

— Психи вы, — Вася выбросил в посадку окурок и ушел.

— Я тоже пойду, — сказал Башкиренок, но не успел уйти.

— А чего это вы тут делаете? — спросил подошедший Рябич.

— Влад красит, строителей обокрали, Пашка нормальный, — на одном дыхании выдал Шурик.

— Зачем ты красишь? — спросил Рябич.

— Они от мертвецов красят, — сказал Башкиренок.

— У вас там мертвецы? — Рябич попятился с вытаращенными глазами.

— Нет у нас никаких мертвецов! — закричал я. — Мы просто красим забор!

— А зачем ты его красишь? — спросил Рябич.

— Нравится мне, вот и крашу!

— Что тут может нравится? — не понял Шурик.

— Ты попробуй и сам поймешь.

— Ага, если я в краске испачкаюсь, меня мамка убьет.

— Ты не пачкайся.

— Сам-то уже испачкался…

— Где?!

— На штанах сзади и на коленке.

— И локоть левый, — подсказал Рябич.

Я завертелся, будто собака, пытающаяся ухватить свой хвост, и лихорадочно попытался оттереть дыроватые отцовские штаны, неохотно отданные мне на донашивание.

— Мамка нас убьет! — простонал Пашка.

Ему со штанами было проще. Брат щеголял в двуцветных, сшитых бабушкой Дуней: левая половина — серая, а правая — темно-синяя.

— Она вас правда кнутом бьет? — спросил Рябич.

— Брехня! — на правах близкого друга отрезал Шурик. — Кнута у них нет. Откуда у них кнут? Кнуты у пастухов, вот. Она их кипятильником бьет. Кипятильники у всех есть.

— А что это вы тут делаете, падлы? — послышался вкрадчивый голос.

Все замерли как бандерлоги перед питоном Каа под взглядом незаметно подкравшейся матери.

— Мы… красим… — выдавил я.

— Себя? — мать лучилась доброй улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего.

— Забор…

— Дети расходитесь, цирк уехал!

Пашкины друзья, как ошпаренные, кинулись бежать через посадку.

— Изыдите, паразиты малолетние, — мать посмотрела вслед. — Шныряют тут как чирки, так и норовят что-нибудь спереть. Павел, встать!

Пашка вскочил, будто подброшенный.

— Нечего на холодной земле сидеть, застудишь себе что-нибудь из ненужного… А ты что измазался, как клоун, кулема?

— Я случайно…

— До каких пор вы, дармоеды, — мать пнула пустую банку, — будете меня позорить?!

Банка угодила в собачонку деда Бутуя Каштанку, с визгом бросившуюся наутек.

— Устроили тут шурум-бурум, — взгляд матери ощутимо пригибал к земле. — Марш домой, утконосы!

Мы трусцой побежали к калитке. Мать не спеша шла следом.

— Убьет, — заскочив во двор, прошептал Пашка.

— Угу, — я с тоской посмотрел на сад.

— Побежали?

— Да!!!

Мы ломанулись в сад так, будто за нами гнались бешеные собаки. Вслед неслись угрозы и проклятия. Просвистела банка из-под краски. В саду прятались до самой ночи. Потом вернулись домой и были выпороты. Отец, узнавший причину нашей тяги к покраске заборов, хохотал как безумный и довольно ухал, будто комлевой филин. Мать в бешенстве бросила книжку в костер. Краску с забора пришлось отдирать рубанком и наждачкой, но это уже другая история.

Примечания

8

См рассказ «Деревенский детектив — 2»