Сицкари

Гала Артанже (2024)

Марк, молодой геодезист, решает разгадать тайну своих предков сицкарей — исчезающего народа, обособленно проживающего на берегах реки Сить. Он отправляется в эти места и сталкивается с древними ритуалами — фольклором и обрядами, и проявлениям магической силы, спящей в крови сицкарей. Ему предстоит пройти через испытания, ощутить разломы реальности, осознать связь между прошлым и будущим, постичь путь к возрождению забытых традиций и восстановлению древней силы этногруппы сицкарей.

Настройщик Реальностей

Марк шагал по дороге, давно забывшей шум автомобильных шин. Дождь и время превратили её в тропу, заросшую травой и усыпанную опавшими листьями. Справа и слева от неё простирались бескрайние болотные просторы. Между дремучими лесами и перелесками встречались крохотные, почти исчезнувшие деревни, оцепеневшие в забытье.

Воздух здесь был особенным, густым, как мёд, с ароматами сырой земли, влажной древесины и полевых цветов. Солнце то появлялось, то пряталось за низкими облаками, и его лучи вырывали из зелёного полумрака удивительные детали: рябь на поверхности болот, яркие головы лесных маков и застывшие капли дождя на ветках.

Каждое селение встречало Марка молчанием. Избы, покосившиеся и обросшие мхом, наблюдали за путником своими оконными глазницами. Их четырёхскатные крыши напоминали старинные шапки богатырей, а крыльца с деревянными колоннами выглядели так, будто готовы обрушиться в любой момент. Но в каждой избе было что-то величественное, непостижимо вечное.

Особенно поражали резные наличники. Они были не просто украшением — каждый был маленьким шедевром: цветы, птицы, звёзды и корни деревьев, словно застывшие в танце. Эти узоры явно несли сакральное значение. Даже спустя много десятилетий они сохраняли свежесть линий, как будто резчик вложил в них что-то большее, чем просто мастерство.

Вдалеке на холме, виднелись руины церкви. Марк осмотрел её. На полуразрушенных стенах сохранились остатки росписи, и, как ни странно, краски всё ещё были яркими. Это была не привычная иконография — вместо ликов святых стены украшали сцены с деревьями, потоками рек и птицами. Каждая линия в этих рисунках казалась частью сложной картины мира.

Марк не мог избавиться от ощущения, что это место пропитано чем-то древним и необъяснимым. Он попытался представить себе, как здесь жили сицкари, его прабабка Прасковья и баба Настя. Что они чувствовали, когда строили эти избы, что пели, сидя на крылечках, что рассказывали своим детям под свет звёзд?

Должно быть, эти земли до сих пор хранят их голоса. И если остановиться и прислушаться, возможно, удастся уловить тайну, которая ждёт, чтобы её разгадали.

Всё-таки дома эти были не просто местами для жизни, они — хранители истории. Дома стояли как напоминание о народе, который умел видеть мир иначе, чем все остальные. Их архитектура, с одной стороны, была практичной, а с другой — одухотворённой. Каждый дом словно вёл диалог с природой, подстраиваясь под рельеф, играя со светом и тенью.

Шаг за шагом Марк углублялся в эту тишину, ощущая, как она становится всё более осязаемой. На мгновение показалось, что он слышит глухой стук — то ли отдалённый звук топора, то ли шум крыльев большой птицы. Марк остановился и обернулся.

Позади ничего, кроме пустоты, но у Марка возникла мысль: «А ведь они всё ещё здесь. Эти дома, эта земля… Стоят, живые. Они просто наблюдают, ждут. Возможно, ждут меня».

Марк поправил рюкзак и пошёл дальше. Впереди его ожидала деревушка Рысье, та самая, которую он видел на старинных картах. Может быть, она и воды реки Сити расскажут ему что-то, что хранилось веками.

* * *

Пока Марк шёл восемнадцать километров, уже стемнело. Старый крепкий двухэтажный сруб на краю леса казался инородным на фоне пустующих изб. На первом этаже и над крыльцом ярко горели лампы. Марк нерешительно постучал в потемневшую от времени дверь. Внутри послышались шаги — медленные, тяжёлые, будто обременённые веками молчания.

Женщина, ей было то ли восемьдесят, то ли восемьсот лет, встретила его, широко распахнув дверь.

— Входи, — прозвучал её глухой голос.

Ни слова больше не сказав, она прошла в центр горницы и села за стол.

Седые волосы, заплетённые в длинную, довольно толстую косу, никак не вязались с возрастом старушки. Она сняла платок со спинки стула и покрыла им голову. На столе лежал странный камень неправильной формы, с тусклым внутренним свечением.

— Ты ищешь Камень «Сердце Перехода», — это было не вопросом, а утверждением.

Марк вздрогнул:

— Откуда вы знаете?

Она медленно повернулась. Её глаза цвета древесной коры с прожилками серебра казались окнами в другие миры.

— Сицкарская кровь не лжёт, мальчик. Ты внук Анастасии, правнук Прасковьи — хранительницы родовой памяти. А я Варвара — внучатая племянница Прасковьи.

Камень на столе неожиданно начал пульсировать, откликаясь на присутствие Марка.

— Сердце Перехода — это не просто артефакт, — женщина подняла камень, — это живой орган нашего народа. Он помнит больше, чем все летописи мира.

Марк наклонился ближе. Внутри камня двигались странные линии, похожие на корневые системы или генеалогические древа.

— Что он может? — спросил он.

— Всё, — усмехнулась Варвара. — Останавливать время. Создавать проходы между мирами. Восстанавливать утраченные знания целых цивилизаций.

— И почему сицкари его спрятали? — не удержался Марк — Почему о нём никто не знает?

Варвара положила камень обратно на стол. Его свечение стало интенсивнее.

— Они не спрятали. Оставили мне. А знание… знание — это оружие. А этот камень… этот камень может уничтожить или возродить целые материи бытия одним касанием.

Она протянула руку и коснулась камня. На мгновение комната исчезла. Стало пусто, как в подземелье. И вдруг Марк увидел мерцающие линии — различные миры, накладывающиеся друг на друга как прозрачные слои.

— В момент великого схождения звёзд, — продолжала Варвара, — наши предки получили этот дар. Но дар — это всегда испытание.

— Какое испытание?

— Сохранить равновесие миров. Ты должен продолжить наше дело, — голос Варвары звучал как наставление. — Сицкарская кровь пробуждается.

Камень неожиданно остыл. Виде́ния исчезли.

Варвара выдвинула из-под стола старинный сундук, обитый потускневшей медью. Внутри лежали странные предметы: свиток с непонятными символами, кожаный амулет с вплетёнными корешками трав и небольшой шар непонятной субстанции, светившийся изнутри пульсирующим светом.

— Каждому достойному потомку сицкарей дано особое предназначение, — говорила она, разглядывая Марка цепким взглядом. — Твоя прабабка Прасковья была Хранительницей Памяти. Её брат Никандр — Проводником Границ. А ты…

Она умолкла, проведя рукой над шаром. Тот внезапно вспыхнул, и воздух в комнате наполнился интригующим, вибрирующим звуком.

— Ты Настройщик Реальностей, — прошептала Варвара.

— Что это значит? — Марк почувствовал, как по спине побежали мурашки.

— Настройщики появляются раз в несколько поколений. Они могут видеть разломы между мирами, залечивать трещины в самой ткани реальности. Твоя способность — не просто магия. Это ответственность. — Варвара тяжело вздохнула и подошла к печи. — Тебе предстоит несколько испытаний, прежде чем ты станешь Настройщиком Реальностей. Перед испытаниями необходимо очистить плоть от грязи. Полезай в печь.

Марк вытаращил глаза.

— В печь? Как в детской сказке про Ивана и Бубу Ягу, живущую в избушке на курьих ножках?

— Сицкари не имеют бань.

— А где же вы моетесь тогда? Или чушками ходите всю жизнь?

— Мы моемся в печи.

Марк всё ещё оторопело смотрел на Варвару.

— А не отсюда ли происходят все эти истории про колдунью, которую в печь засунули, да заслонкой закрыли? — повторил он свой вопрос про детские сказки.

Варвара лишь многозначительно усмехнулась. Но затем, напоив Марка хлебным квасом, пошурудила остывающие древесные головешки и рассказала, что после готовки блюд в печах домочадцы поочерёдно усаживались на специальную доску для па́рения, предварительно обильно облив стенки печи водой или квасом. Затем, хорошо пропарившись, они наносили на тело щёлок из душистых трав вместо традиционного мыла. После довольно длительной процедуры с мытьём и потением, выходили наружу и омывались речной водой из деревянных тазов.

— Баб Варя, а как вы вообще… ну, это… в печке мыться-то придумали? — спросил Марк, вытягивая ноги и наслаждаясь теплом комнаты после необычного «банного» опыта.

Варвара рассмеялась, обворачивая его голову полотенцем:

— Да мы, сицкари, всегда были ближе к огню и земле, чем к этим вашим кирпичным «хамунским» баням. Печь — это не просто тепло. Это священное место, связь с глубинной силой природы. Тепло печи пропитывает не только тело, но и душу. А ты разве не почувствовал?

Марк задумался: действительно, что-то необычное было в этом процессе. Тепло пронизывало до костей, вытягивало из него усталость, тревоги, даже какие-то неясные сомнения.

— Слушай, а ты говорила про Магию Корня. Это как раз что-то из ваших древних традиций? — наконец спросил он.

Варвара кивнула и уселась напротив.

— Корень — это не просто магия. Это искусство глубокого понимания. Мы, сицкари, никогда не верили в обычное колдовство, в эти пыльные книги и заклинания. Мы не колдуны. Наша сущность — это соединение с ядром мироздания.

— Это как? — Марк слегка наклонился вперёд.

— Представь себе: каждое дерево — живой архив, — Варвара обвела комнату руками, будто объясняя очевидное. — Оно хранит в себе все события, которые видело. Через корни растения говорят друг с другом, а через них — с нами.

— Подожди… ты хочешь сказать, что сицкари могли «читать» деревья? — удивлённо спросил Марк.

— Да, Маркуша. И не только деревья. Мы могли считывать информацию через землю, корни, травы… Видишь этот нож? — Варвара протянула ему старинный резной инструмент, выточенный из чёрного корня. — Этот нож знает больше историй, чем библиотека твоего университета.

Марк осторожно взял нож, его поверхность была гладкой, но от прикосновения к пальцам будто шёл еле заметный ток.

— И что с ним делают? Его лезвие не такое острое, как металлическое.

— Это особый нож. Опытный мастер мог, коснувшись земли этим ножом, узнать, что происходило за сотни километров. Видеть события, чувствовать, как двигается энергия мира. Корень передаёт силу земли, её память.

— Как… интернет, только древний, — пробормотал Марк, не сводя глаз с ножа.

Варвара засмеялась:

— Ну, можно и так сказать. Только не серверы там, а настоящие живые леса… а леса всё помнят.

— Звучит… невероятно. А ты подкованная, баба Варь, про серверы знаешь, — улыбнулся ей Марк.

— Ничего невероятного! Это просто мир, каким его видели наши предки, — серьёзно сказала Варвара. — И если ты хочешь понять сицкарей, то придётся научиться смотреть на него так же. А про серверы, милок, так кто же про них не знает, поди я не неуч и через Кристалл все новости смотрю.

— Через Кристалл? Сицкарский гаджет, что ли? И интернет через него ловишь? — смешливо поддел он Варвару.

— Да, интернет, внучок, только не ваш из коробки, а наш — беспроводной и бесплатный.

Марк вернул нож Варваре, а внутри нарастала странная смесь любопытства и благоговения.

…И когда вечерний туман спускался к ночи на землю, казалось, что где-то совсем рядом — то ли в лесной чаще, то ли в складках древних курганов — затаились те, кто помнит истинную историю сицкарей. История, которая ещё ждала своего часа, чтобы быть рассказанной.

Первое испытание. Разлом

Рассвет был ещё далёк, но Марку не спалось. Он сидел у разведённого за домом костра, вглядываясь в тлеющие угли. Похоже, что и Варвара тоже не сомкнула глаз. Она чувствовала беспокойство и нерешительность Марка, подошла ближе и присела рядом. Её лицо освещалось мягким багряным светом, придававшим ей вид почти небожительницы.

— Ты готов? — спросила она чуть слышно, чтобы не нарушить тишину ночи.

— А если скажу, что нет? — Марк попытался улыбнуться, но голос выдал напряжение.

— Готовность не имеет значения, — ответила Варвара. — Разлом всё равно найдёт тебя. Это не ты выбираешь, а он.

Она помолчала, глядя на огонь, а затем добавила почти шёпотом:

— Помни: разлом — это не место и не время. Это состояние. Когда придёт момент, ты почувствуешь его. Ты должен быть готов принять то, что увидишь, даже если это изменит тебя навсегда.

Марк вздохнул, пытаясь переварить её слова.

— Ты хоть немного можешь объяснить, что это? На что мне ориентироваться?

— Это нечто большее, чем просто трещина между мирами, — ответила она, переводя взгляд на звёзды. — Разлом — это граница, где всё, что ты знаешь, становится зыбким. Там твой разум станет твоим оружием и твоей уязвимостью. Ты поймёшь, когда разлом придёт. Вибрация места скажет сама за себя.

Она встала и бросила на него короткий взгляд.

— Когда почувствуешь это, не сопротивляйся. Просто иди.

И вот когда рассвет застал Марка на краю леса у реки Сить, он вспомнил её слова.

Сначала всё выглядело, как обычно: мягкие очертания берега, лёгкий туман над водой, прозрачная прохлада утра. Но вскоре мир начал меняться. Воздух вокруг стал густым, тяжёлым, будто наполненным прозрачной смолой. Каждое движение давалось с трудом — Марк ощущал, как кто-то невидимый пытался остановить его, отталкивая за плечи назад.

Земля под ногами задышала древней силой, а деревья вокруг начали тихо дрожать, как струны гигантской арфы, будто кто-то задел их. Линия горизонта вдруг расплылась, словно краски на размокшей от дождя картине, и стала пульсировать неестественным светом.

Марк замер, сердце забилось чаще.

— Разлом, — выдохнул он, вспоминая предупреждение Варвары.

Он почувствовал эту трещину не умом, а всем своим существом.

На ладонях Марка через естественных шесть основных линий вдруг начали проступать символы. Знакомые очертания из старого дневника прабабки теперь ожили. Символы светились и двигались, как корни, пытающиеся связать его с землёй и чем-то бо́льшим.

И тогда он увидел её. Часовню.

Часовня выступила из тумана, будто корабль из иной реальности. Её контуры дрожали, становясь то прозрачными, то слишком плотными — обветшалая, перекошенная временем часовня то материализовалась, то снова исчезала в ритме собственного дыхания.

Её двери, покрытые мхом и трещинами, вдруг распахнулись: не медленно, не осторожно, а резко, будто кто-то толкнул их с силой изнутри. Марк замер, чувствуя, как сущность этого места зовёт его. Зов не был голосом. Он был вибрацией, глухим стуком, разливающимся по телу.

— Пограничная зона, — шепнул он.

Варвара объясняла: разлом — это тончайшая нить между мирами. Миры переплетается, и нить должна их сшить. В качестве «портного» и нужен Настройщик.

Марк опустился на одно колено и коснулся земли ладонью. Тепло пробежало по коже, будто сама земля заговорила с ним. Символы на руках вспыхнули ярче, оживая в резонансе с энергией места. Из-под земли начали проступать корни. Но были они не корнями деревьев, а тонкими светящимися линиями, похожими на вены, соединяющие реальность и тень.

Руки Марка начали двигаться сами. Они описывали сложные узоры в воздухе, будто вплетая нити в невидимый ковёр. Каждый жест был полон силы и смысла, каждый взмах напоминал аккорд в мелодии, звучащей для него одного.

Часовня задрожала, её трепещущие контуры начали соединяться, словно кто-то невидимый зашивал трещины между мирами. Энергия стала нарастать, свет вокруг Марка становился ярче, а символы на его ладонях горели как звёзды.

— Я здесь, — прошептал он, глядя на зыбкую часовню. — Ты не развалишься. Я держу. Я с тобой!

Невидимая сила рвалась поднять и унести его прочь, облака стремились втянуть его вверх. Но Марк крепко стоял на земле, широко расставив ноги и раскинув руки, сливаясь с мощью места. Он чувствовал всё: дыхание земли, ритм деревьев, шёпот ветра. Всё это становилось частью его.

И в какой-то момент, одним мощным импульсом мир вокруг затих. Линии корней втянулись обратно в землю, а символы на руках потухли, оставив на коже только лёгкий жар. Часовня теперь стояла перед ним с плотно закрытыми дверьми, такая же ветхая, но уже не дрожащая, не распадающаяся. Она снова стала частью реального мира.

Марк поднялся. Сердце его билось гулко, а взгляд был устремлён вдаль. Он понял, что это испытание было только началом. Варвара оказалась права: Настройщик Реальностей — это не магия, это связь, это ответственность за баланс миров.

Он стоял у порога часовни, наблюдая, как первые лучи солнца окрашивают её стены. И вдруг почувствовал, что ему оставлен выбор — войти в часовню и сделать следующий шаг… или вернуться, но уже другим человеком.

Он смотрел на часовню,мирную и тихую, словно она устала от своего дрожащего бытия на границе миров. Сердце его билось так громко, что казалось эхом земли под ногами.

Марк не колебался. Это был момент истины.

Подойдя ближе, он увидел, что на дверях, раньше обветшалых и покрытых мхом, проступили резные узоры. Это были те же символы, светящиеся ранее на его руках. Марк прикоснулся ладонью к одной из линий. Она заискрилась, и двери открылись сами, без звука, как будто приглашая его внутрь.

Воздух внутри был плотным, насыщенным запахом старого дерева и земли. Лучи света, просачивавшиеся сквозь щели, наполняли пространство мягким, золотистым свечением. Но не это привлекло его внимание.

В центре зала находилось огромное дерево, выросшее прямо из каменной кладки. Его корни проросли в землю, оплетая основание часовни. Ствол сиял тусклым, мерцающим светом, а ветви, усыпанные листьями, казались хрупкими и тонкими, как паутина.

Марк шагнул ближе. Листья на дереве задрожали, приветствуя его. Откуда-то сверху раздался мелодичный звук — не музыка, но пульсация, как биение сердца.

На одном из корней лежал тот самый камень, который он видел у Варвары на столе. Сердце Перехода. Как он оказался в часовне — уму не постижимо, ведь Варвара всегда была рядом с Марком. Камень светился изнутри, и его поверхность была испещрена всё теми же символами.

Марк протянул руку, но не коснулся камня сразу. Он вспомнил слова Варвары:

— Не ищи ответы — почувствуй их.

Он опустился на колени, позволяя энергии места соединиться с собой. Символы на его ладонях опять ожили, светясь в унисон с камнем. Древо задрожало, и тишина наполнилась голосами. Это был не язык, а скорее поток образов и ощущений. Марк закрыл глаза.

И тогда он увидел.

Перед ним пронеслись картины древней жизни сицкарей, словно плёнка старого фильма, которую запустили заново. Вот они — сицкари — кружатся в танце вокруг костров, их голоса сливаются с шёпотом леса и гулом реки. Мужчины с точностью мастеров строят корабли, каждый удар топора отзывается эхом в душе самого дерева. Женщины за ткацкими станками создают полотна такой утончённой красоты, кажется, будто сами звёзды помогали им вплетать сияние в узоры.

Но картины вдруг начали меняться. Их ритм ускорился, замельтешил… И Марк ощутил каждой своей клеточкой, как этот народ, наполненный силой и мудростью, постепенно угасает. Один за другим сицкари покидали этот мир, растворяясь в тенях, переходя в измерение, которое оставалось недосягаемым для обычных глаз.

И вот — разлом. Мир перед ним вспыхнул, словно молния расколола небо, и посыпались искры, как от оголённых проводов. Границы реальности начали трещать подобно ледяному зыбкому узору под ногами. Всё стало хрупким, едва удерживающимся на грани разрушения. Он видел, как сама ткань мироздания напрягалась натянутой струной, готовой вот-вот лопнуть.

И тогда он понял. Сицкари не просто ушли. Они сделали шаг за грань, чтобы стать стражами этой трещины. Они закрыли её собой, отдав свои земли ради сохранения равновесия, чтобы миры могли продолжать своё существование. Эта жертва вплела сицкарей в саму структуру вселенной.

— Ты один из нас, — прозвучал голос, глубокий и древний. — Твоя кровь и твоя сила — это связь между прошлым и будущим.

Марк открыл глаза. Камень на корне сиял, а древо опять пело ту же мелодию, которая звучала в его голове.

Он коснулся камня. Лёгкое тепло пробежало по телу, а затем волна энергии, словно древний код, заполнила его разум. Всё, что было утрачено, и всё, что сицкари сохранили, теперь стало частью его.

Когда Марк вышел из часовни, она вновь обрела свой привычный старый, покосившийся вид. Но теперь внутри неё больше нет разлома. Она больше не переход.

Солнце поднялось над лесом, и тишина наполнилась жизнью. Марк смотрел на реку, на покачивающиеся от ветра деревья и осознал: его путь только начинается.