Портрет властителя ада

Галина Беляева (2024)

В данной книге описывается «нелегкая» жизнь представителя золотой молодежи. Чувствуя себя ущемленным в правах и никому ненужным, молодой человек пытается всячески привлечь внимание занятого родителя. Проявляя юношеский эгоизм, он действует порой безрассудно. Но необдуманные поступки чреваты последствиями, за которые приходится расплачиваться. Пережитые испытания подсказывают правильное направление. Жизнь становится проще, когда отец и сын начинают друг друга слышать.

Глава 1

Кто я такой? Да я и сам с трудом это понимаю. В общем — никто, пустое место, избалованный вседозволенностью самовлюбленный эгоист. По крайней мере, так думает доброе большинство знающих меня людей. Они все как есть сочувствуют моему отцу: не повезло ему, такому умному и красивому, с оболтусом-сыном. И наверняка дивятся, как я у него, такой бестолковый, уродился. Он достоин лучшего. И в этом я, пожалуй, согласен с большинством. Но им известна лишь одна сторона его жизни. А как же быть с другой, которую вижу только я?

Начну с того, что мой великосветский папаша — Литвинов Юрий Андреевич — депутат Государственной Думы Федерального Собрания. В недавнем прошлом преуспевающий юрист и грамотный политолог. Имеет три высших образования и владеет четырьмя языками. Он умен, эрудирован и в любой момент готов заткнуть за пояс оппонента, проявляя завидные навыки психолога и не стесняясь показывать свое превосходство. Лидер во всех смыслах и всех своих проявлениях, будь то на работе или дома. Он везде одинаков и почти во всех видит подчиненных, как, собственно, и во мне. Я, в его представлении, должно быть, такой же сотрудник, которого нужно гонять и одергивать, хотя… будь у него столь нерадивый сотрудник, долго бы он на работе не продержался. Даже деньги на расходы он перечисляет мне на карточку два раза в месяц. Смешно… смешно и грустно.

А еще мой отец почти до неприличия красив. Он высок, статен, имеет прекрасную фигуру, в которую вкладывается не скупясь, а главное… его лицо — оно словно просится на страницу глянцевого журнала. У него большие, орехового цвета глаза в обрамлении по-женски длинных ресниц, и, пожалуй, это единственное его сходство со мной. Я унаследовал лишь их. Ни ума, ни предприимчивости, ни лидерских качеств. На его фоне я словно блеклое, но въедливое пятно, портящее репутацию строгого политика. Я — тот, кого он, должно быть, стыдится. Тот, кто лучше бы не рождался, не создавал ему лишних неудобств и проблем. А еще я — вечное напоминание ему о женщине, которая произвела меня на свет и которая свечой потухла, умирая на его руках.

Мама… мамочка — она умерла семь лет назад, съедаемая раком. А при жизни была простой школьной учительницей, преподававшей рисование. Тогда отец, еще не успевший заматереть в политике, только набирал обороты, и наша общая беда сильно подкосила его. Я был еще ребенком и мало что понимал, или меня просто так тщательно оберегали от понимания, но трагедия в доме стала для меня неожиданностью. А ведь мне шел двенадцатый год.

Я все еще помню то утро, когда вошел в комнату родителей и увидел отца, растрепанного и опустошенного, обнимающего, как мне показалось, спящую жену. Я знал, что мама больна, но не ведал насколько. Забрался к ним на кровать и лег рядом, прижимаясь к уже холодному телу. А потом зазвонил телефон. Не вставая с постели, отец взял трубку и сообщил неизвестному мне человеку, что Анна ночью умерла. Он поцеловал ее в висок и поднялся с кровати, стаскивая и меня. Никогда не забуду тот день. Тогда я потерял единственного человека, который меня любил всяким и поощрял любую глупость как способ самовыражения.

В ночь после похорон со мной спала бабушка Нина — ее мама. Мы долго плакали, а потом она уснула, а я вышел в коридор в поисках отца. Он сидел в своем кабинете за письменным столом и пил. Что — не знаю, помню лишь красивую бутылку с янтарной жидкостью внутри. Я подошел, и он жестом разрешил мне забраться к нему на колени. Прижал и поцеловал в макушку. А на столе стояло фото мамы. Она улыбалась нам обоим такой легкой и светлой улыбкой, какой я не видел более ни у кого. Я тихо заплакал и почувствовал, как, кусая губы, он пытается сдержаться, запрокидывает голову, словно боясь потока слез. Тогда я чувствовал его тепло в последний раз.

Отец ушел в работу и, воодушевившись благосклонностью судьбы, стал продвигаться все дальше по карьерной лестнице, пока, наконец, не дошел до ныне действующей должности. Теперь он для меня недосягаем. Так следом за матерью я потерял и отца. Он, конечно, так не считает: постоянно бросает мне в лицо собственные заслуги, ставшие частью нашей жизни и преобразившие ее. И всей душой надеется, что однажды я поменяю свое отношение к жизни и наконец начну благодарить судьбу, а не проклинать. Хотя порой кажется, что я и впрямь не вправе этого делать. Ведь у меня есть если не все, то многое: шикарный дом в коттеджном поселке на Новорижском шоссе, полный достаток и возможность жить жизнью золотой молодежи, которая меня не привлекает.

Мне идет двадцатый год. Я учусь в престижном университете, куда определил меня мой вездесущий папаша. Осваиваю юриспруденцию — по его велению. Ведь быть художником, как он считает, в наше время значит голодать. Это — хобби, не профессия, но это действо завораживает меня, успокаивает и дает силы жить. Я готов рисовать даже мелками на асфальте, лишь бы рисовать. Предусмотрительно скрываю от отца свое увлечение, заставляющее его прекрасное лицо кривиться в неодобрении. Даже в граффити себя попробовать успел. Порой рисую карикатуры назойливых политиков, высмеивая их лозунги. Однажды и папенька попался мне под горячую руку. Благо он не знает, кто творец. Прибил бы, как муху на подоконнике.

В этом моя сила, и ему этого у меня не отнять. Хватит и того, что он лезет во все остальное. Он знает ректора моего университета лично, как и большую часть моих преподавателей. Предполагаю, что следит за мной в социальных сетях, видимо, опасаясь, что я слечу с катушек без родительского присмотра. Прислуга и охрана тоже начеку. Все бдят. Любит он держать все под контролем, это часть его характера, по-другому просто не может. Меня это бесит. Как и то, с каким пренебрежением он относится к моим друзьям, не дозволяя приглашать их в наш дом. Словно они изгои… быдло какое-то. Но я знаю себя и знаю, что ничуть не отличаюсь от них, а значит, являюсь для отца таким же отребьем, как и они. Только вот меня в своем идеальном доме приходится терпеть, как и мою расписную куртку с капюшоном и красные кеды, которые раздражают его одним своим видом.

Он старается быть сдержанным и закрывать глаза на мой внешний вид, безалаберное отношение к учебе и к жизни в целом, на друзей и вредные привычки, коих у меня немало. Я не считаю зазорным раскуриться с друзьями. Пусть будет благодарен, что не колюсь. Могу позволить себе напиться… с ними же. Хотя и стараюсь, чтобы отец не видел меня таким. Его раздосадованный вид, в котором читается проклятье в свой адрес из-за того, что так плохо меня воспитал, угнетает меня больше, чем проповеди и подзатыльники.

Меня крайне задевает тот факт, что он отказывается покупать мне машину, аргументируя тем, что я расколочу ее за неделю, да еще и сам с миром упокоюсь и прихвачу кого-нибудь с собой. Такое недоверие не удивляет. И злит. Как и то, что на права мне пришлось сдавать самостоятельно, в то время как он вполне мог сделать один звонок, чтобы к вечеру они лежали у него на столе. Сноб! Странно, что в армию не отправил. Помню, грозился. Хотя не удивлюсь, если он и на это пойдет, чтобы лишний раз показать, кто в доме хозяин и насколько он всесилен.

Ненавижу! Как же я ненавижу его. Его лукавую улыбку с экрана. Голос ровный, спокойный… до поры до времени. Взгляд… Должно быть, вокруг него трется целая куча алчных бабенок с силиконовыми грудями. Слава Богу, он не приводит никого домой. А вот запах женского парфюма и отпечатки помады на воротнике замечал неоднократно. Странно, что трусы в бардачке не находил. Выходит, верность не его конек. Он давно забыл маму. Только фото ее на столе все еще стоит. Убрал бы, что ли.

Он уже не мой отец. Он — политик, суровый и своенравный, не стесняющийся резких высказываний. Но других, как ни странно, это в нем привлекает. Литвинов никогда не позволит себе словоблудия. Он продумывает все до мелочей. Знаю, многим он нравится своей прямотой. В универе меня часто спрашивают о нем. Но что я могу им поведать? Ничего! Для меня он так же далек. Девчонки восхищаются его яркой внешностью, откровенно потешаясь над нашим различием. «Он способен возбудить взглядом» — слышал я от одной. Ну не знаю… меня не возбуждал. Глупые курицы. Что они понимают в мужиках? Такой, как он, сломает, растопчет и не заметит. Что для него они? Развлечение на один вечерок. А впрочем, я не знаю об отце даже этого, могу лишь догадываться о количестве его любовниц и радоваться, что это не любовники.

Откуда у него время на меня? При такой-то занятости… А как хотелось мне раньше сходить с ним в поход, поехать на рыбалку — просто вместе отдохнуть. Черт подери… почувствовать хоть немного родительского тепла. Понять, что меня любят, а не терпят. Но это было тогда. Сейчас мне все равно. Он не нужен мне ровно так же, как и я ему. Он и следит-то за мной только оттого, что дорожит репутацией и ему нужно быть в курсе тех дел, что я могу натворить. Карьера для него важнее сына, это я уже понял. Обидно, но такая она — жизнь паренька в позолоте. Как оказалось, никому не нужная.