Порченый подарок

Галина Чередий, 2019

Они пришли издалека Аниры-Исполины, на всех взирали свысока, а им плевались в спину… Мы проигравшая страна, и я гарантом мира в чужие земли отдана Верховному аниру.

Глава 3

На краткий момент мой характер едва не взял надо мной верх и не подтолкнул рвануться вслед за Алмером, накричать на него, высказывая и свои все обиды-разочарования в полный голос, а не смиренными намеками, но я сдержалась. Остановила меня мысль о том, что каждый брошенный мною в него камень мой бедный муж ощутит в сто крат сильнее, чем могла бы я. Неравный брак — вещь зачастую непростая для обоих супругов, и если моей проблемой были лишь унижение и потеря статуса в глазах общества, которые я могла легко перенести, опираясь на чувства нас связывающие, то ему придется постоянно жить со знанием, что он позарился на то, чего недостоин по факту своего происхождения, вечным презрением со стороны аристократов, даже когда наш союз станет общепризнанным фактом, и бесконечной завистью людей своего слоя. У меня был отец, который, я твердо знаю, потеплеет рано или поздно и не отречется от меня, состояние, принадлежавшее исключительно мне и доставшееся в наследство от матери, а у Альми теперь была лишь я. Так разве достойно будет с моей стороны превратиться в упрекающую фурию, когда ему и так наверняка хуже некуда от понимания своего положения.

Забравшись под одеяло, я решила дождаться возвращения супруга и поговорить с ним спокойно и без вспышек взаимных претензий, именно так, как мы беседовали прежде, иногда часами напролет во время долгих конных прогулок. Между нами было столько чувств и нежности, столько трепета и страсти, они никуда не делись, просто все так сначала закрутилось, потом затянулось и замерло в тягостном ожидании новых изменений, что все наши помыслы сосредоточились на благополучном разрешении, и о настоящей близости мы забыли. И, возможно, если мы вернем ее, то и мое упрямое тело поймет наконец свое предназначение и примет Алмера, как и должно его жене и матери его будущих детей.

Незаметно для себя я уснула и, похоже, очень крепко, потому что ничто: ни единый звук или предчувствие — не побеспокоили меня ровно до того момента, пока грубая рука в мокрой, холодной перчатке не сжала мое плечо.

— Кресса Греймунна, вам следует проснуться и немедленно одеться, — прозвучал пугающе знакомый голос.

Я в испуге открыла глаза, чтобы уставиться в породистое высокомерное лицо Иносласа Арната — главного рунига тайной стражи правителя. В Гелиизене бытовала мрачная шутка, что увидеть его близко после наступления темноты страшнее, чем заметить в зеркале призрачную тень шараака — общеизвестного предвестника тяжкой болезни и даже смерти. Шараак может и померещиться, а если уж в ночи стоишь лицом к лицу с Арнатом — точно готовься к дурному.

Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не закричать, а только сесть прямо, натягивая одеяло до самой шеи, и даже гордо вскинуть голову.

— Кресс Инослас, вам не кажется, что ваше присутствие в моей спальне в столь поздний час… — начала я, но он тут же прервал меня небрежным взмахом руки.

— Оставьте, кресса Греймунна, эти ваши взгляды и позы для других, более подходящих для подобного обстоятельств, — сухим, лишенным любых эмоций тоном сказал он и бросил платье на мои колени. — Конечно, после сумасбродного побега с этим алчным бесхребетным червяком мое мнение о ваших недурных для девушки умственных способностях претерпело приличную коррекцию, но все же вы достаточно умны, чтобы понять: для сцен и демонстрации притворного негодования или недоумения сейчас не время. Одевайтесь потеплее, нас ожидает долгий путь, а дороги осенью просто отвратительны.

— У вас нет права говорить в такой уничижительной манере о моем законном супруге! — Все же не вняла я откровенному предупреждению в его тоне. — И уж тем более никуда не смеете меня забирать без него, ибо наш брак освящен Пресветлой Даиг и он теперь является моим опекуном перед всем миром и владыкой.

Руниг никак не отреагировал на мое возмущенное высказывание, только опять взмахнул рукой и отвернулся, веля одеваться. Спорить дальше в одной ночной рубашке не имело смысла: если у него был приказ забрать меня, то он это сделает непременно, даже если придется уносить в чем есть, и я торопливо оделась, прислушиваясь к звукам за окном и внизу в доме. Но все было тихо. Неужели Инослас приехал за мной в одиночку? Прямо и не знаю, радоваться тогда или бояться, ведь это могло означать все что угодно. Но зачем гадать?

— Кресс Инослас, вас прислал мой отец?

— Вам бы этого хотелось, не так ли? — В его голосе легко различалась усмешка. — Считаете, после того, как поступили со своим несчастным родителем, он непременно должен простить вас и принять обратно? Хотя, думаю, этот ваш пройдоха-любовник ждет такого исхода с еще большим нетерпением и алчностью.

— Супруг! — не сдержавшись, рявкнула я совершенно не подобающе аристократке, борясь с удушливым стыдом от справедливого упрека. — Потрудитесь называть его моим супругом или уж крессом Алмером!

— Оставьте вещи! — резко приказал Инослас, едва я закончила одеваться и потянулась к комоду, надеясь незаметно оставить знак или весточку мужу, хотя за все время так и не повернулся. — Ничего из этого вам не понадобится.

Мое сердце вмиг замерзло до звона и ухнуло вниз. Схватив меня под локоть, не жестко, но так что было понятно: пытаться освободиться не стоит, главный руниг повел меня вниз и подтолкнул к наглухо закрытому экипажу, оставленному перед самым крыльцом. И, естественно, еще пятеро рунигов более низкого ранга мрачными тенями маячили во дворе. Инослас с ледяной учтивостью помог мне взойти в карету и, забравшись следом, уселся на лавке напротив. Мы тут же тронулись, а я просто умирала от беспокойства за Альми, представляя, как он вернется домой, но не обнаружит меня. Надеюсь, он поймет все верно, помчится за нами в столицу, и перед отцом мы предстанем вместе, примем его гнев, разделив его поровну, как и положено настоящим супругам, и тогда папа все увидит, поймет и простит. Вне сомнений так и будет!

Из размышлений о скором грядущем меня вырвало резкое торможение экипажа. Не говоря ни слова, Инослас вышел наружу и протянул мне руку, предлагая последовать за ним.

— Где мы? — спросила, озираясь на улице из обычных крепких деревянных домов, что были здесь повсюду.

Нехорошо ухмыльнувшись, руниг приложил палец в перчатке к своим губам и увлек меня в чужой двор. На этот раз нас сопровождали двое его подчиненных. Обогнав нас, один из них без всяких церемоний ударил ногой по входной двери, широко ту распахивая, а Инослас почти грубо втолкнул меня внутрь, и, лишь раз взглянув перед собой, я едва не завопила от страха.

Абсолютно обнаженный Алмер был привязан за руки к потолочной балке так, что едва касался пальцами ног пола. Во рту кляп, лицо красное, искажено от боли, глаза остекленевшие, тело сплошь покрыто потом и кошмарными розовыми следами, очевидно, от плетей, вытянуто в струну и так напряжено, что чудилось: вот-вот лопнут мускулы.

Я рванулась к мужу, ничего не видя перед собой и игнорируя отстраненную мысль, что впервые вижу его совершенно голым, но Инослас внезапно выбросил вперед свою ручищу и, зажав рот, с силой притиснул спиной к своей груди, одновременно фиксируя оба запястья.

— Не возражаете, если мы присоединимся к веселью? — с ядовитой насмешкой спросил он, сдерживая мое истеричное сопротивление, и наклонился к уху: — Спокойно, кресса Греймунна, не нужно так торопиться. Мы не пропустили ничего действительно интересного, не так ли?

— Да как вы смеете! — завизжала вдруг где-то справа женщина, но я не могла оторвать глаз от Алмера, который, заметив нас, внезапно побледнел, вытаращился, глядя именно на меня прямо-таки с ужасом, и задергался в своих путах, извиваясь всем истерзанным телом. Отчаянно замотав головой, я смогла освободиться от ладони, зажимавшей рот, и заорала что есть сил:

— Кто дал вам право так обращаться с ним! Немедленно развяжите!

— Претензия не обоснована, кресса Греймунна, — невозмутимо ответил мой захватчик. — Ее, как и требование об освобождении, следует адресовать той, кто и связал вашего… оставим без комментариев кого.

Тут к ногам моего мужа тот руниг, что ворвался первым, швырнул полуголую женщину, лицо которой было полностью скрыто светлыми волосами, и Алмер стал вырываться из веревок еще сильнее, глядя теперь исключительно на нее.

— Что здесь про… — начала я и ошалело обвела все еще раз взглядом, понимая, что передо мной открывается иная картина.

Уютно горящий камин, на столе фигурная бутыль дорогого привозного вина, бокалы и недешевые закуски, толстые ароматические свечи, рядом с беспомощным Альми широкая лавка с разложенными на ней предметами, что, безусловно, напоминали бы орудия пыток, но были выполнены из лучшей кожи и серебра с инкрустированными золотом и камнями ручками. И в самую последнюю очередь я таки позволила себе увидеть не только искаженное лицо супруга… а всего его. В том числе и его выпирающую, налитую до предела мужскую плоть, основание которой было перевязано шелковой веревкой.

Мой желудок свело тошнотой, и Инослас наконец отпустил меня. Женщина откинула волосы и поднялась на ноги, нисколько и не пытаясь прикрыть свои тяжелые, немного обвисшие груди, наоборот, выпрямилась, нагло уставившись на меня. Красивая, но явно не наша с Альми ровесница, лет на десять старше, ее лицо мне почудилось смутно знакомым, кажется, видела ее как-то разговаривающей с Альми, но было это давно.

— Жаль прерывать такую многозначительную немую сцену, но времени у нас в обрез, — спокойным и даже нудным голосом начал главный руниг. — Советую присесть, кресса Греймунна, это займет некоторое время, да и выглядите вы что-то неважно.

Я, пребывая словно в каком-то оцепенении, покосилась на лавку с отвратительными приспособлениями и осталась стоять.

— Как хотите. Раз вы тут единственная, кто не до конца все понял, позвольте мне представить присутствующих, ну, кроме меня, само собой, — продолжил мужчина. — Скудно одетая дама низшего сословия перед вами — Таниль Редеос. — Я вздрогнула, услышав фамилию мужа, которую носила теперь и сама. — Да-да, кресса Греймунна, она старшая сводная сестра вашего… хм-м-м… Алмера, по совместительству его совратительница, постоянная и единственная настоящая любовница.

— Я та, кто им всегда владела и будет владеть! — презрительно выплюнула женщина, а мой вероломный супруг, задергался еще отчаянней, мыча и вращая глазами.

— Да, вот тут не поспоришь, кресса Греймунна. Таниль в чрезвычайно юном возрасте была нанята в качестве прислуги в столичный дом кресса Аэгримма Мереха Авро, но обязанности у нее там были весьма специфические.

— Старый ублюдок пользовал меня при любой возможности, причем совсем не в те места, куда имел свою суку-супружницу ради зачатия высокородных детишек! — Мой желудок скрутило еще туже, а вот эта женщина, похоже, прямо получала удовольствие от происходящего и от моей реакции. — Еще бы, разве можно пихать свой вонючий член по утрам в рот благородной крессе, или совать ей в зад все что вздумается, привязав и отхлестав для начала! Не-е-ет, аристократки ведь рождены для почитания и всеобщего уважения, а для удовлетворения поганой похоти есть такие, как я! Только все меняется, кресса Греймунна!

Меня согнуло, и, потеряв равновесие, я привалилась плечом к стене. Зачем она говорит мне все это? Неужели не хочет хоть прикрыться? Разве человек должен испытывать желание вываливать подобную, пусть и происходившую в ее жизни мерзость, на ни в чем не провинившихся перед ней окружающих? Почему она не плачет, в конце концов, не падает в ноги рунигу и мне, как не понимает, к чему все тут идет?

— Таниль высказалась достаточно! — небрежно кивнул Инослас своему молчаливому подручному, и тот скрутил руки женщине за спиной и заткнул рот какой-то тряпкой. — Как мило, наши любовники теперь в почти одинаковом положении. Но вернемся к моему рассказу. Кресс Аэгримм утратил интерес к Таниль по достижении ею определенного возраста и вышвырнул обратно к матери, которая к тому времени успела уже второй раз выйти замуж за овдовевшего отца Алмера. Чрезвычайно привлекательного, слабовольного мальчика, что и пленило уже безвозвратно испорченную натуру более старшей девушки.

Я прижала руку ко рту и хотела бы попросить рунига прекратить весь этот ужас, но не могла издать ни звука, только стоять, смотреть и бороться за дыхание.

— Усилиями сводной сестрицы Алмер очень рано познал прелести извращенного секса, подпав навсегда под ее влияние, уверовав, что лишь она единственная способна дать ему настоящее наслаждение, так? — Таниль даже с заломленными руками умудрялась смотреть на меня с презрительным превосходством, Альми же просто затих, видимо, смирился и глядел на нее с преданностью собаки. Все время на нее, не на меня!

— Спустя пару лет их родители трагически скончались. Угорели в доме, тогда как отпрыски чудом выжили. Застали вас за пикантными игрищами и стали лишними? — Женщина фыркнула и отвернулась. — Жили они, жили, но после бытности в роли щедро балуемой игрушки-фаворитки у богатого кресса несчастной Таниль было противно жалкое существование простой горожанки, что должна с какой-то стати зарабатывать свой хлеб в поте лица. Размениваться на мелочно-прибыльные интрижки с лавочниками и ремесленниками она посчитала недостойным для себя и решила, что ее смазливого послушного любовника можно использовать еще одним, выгодным во всех отношениях, способом. Нанялся он сначала в поместье почтенного семейства Гритан Фуао и стал дурить голову их молоденькой дочери.

Я закачала головой, не желая знать… верить… Даиг, какая же грязь! И я в ней по уши! И так мне и надо! Разве не такое получают дуры и вероломные дочери, предающие доверие своего родителя?

— Но там не срослось — деву быстро пристроили замуж, и тогда родственнички подались в столицу. Само собой, те, кто допустили, что этот Алмер был нанят к вам конюшим, а потом еще и прохлопали развитие отношений между ним и племянницей самого правителя, уже наказаны и больше никогда не повторят своих ошибок.

— Я хочу, чтобы моего… мужа развязали! — выдавила я из себя. Невыносимо было смотреть на него, болтающегося, словно кусок мяса, с этим… впереди…

— К сожалению, в данном действии нет смысла, — безразлично произнес Инослас. — Снимать, потом вешать… время, кресса Греймунна, время. Мы здесь уже почти закончили.

— Вы о чем? — напряглась я.

— О том, что это самое время для Алмера и Таниль уже истекло, да и нам пора отправляться.

Я даже не могла бы сказать, что испытываю. Отвращение, брезгливость, будто стояла в море нечистот, жгучую ярость и обиду, желание схватить один из проклятых кнутов и полосовать тело предателя, а потом и его шлюхи-сестры, искровить ей все это ухмыляющееся над моей наивностью лицо, выбить бесстыжие глаза, горящие торжеством женщины, прекрасно знающей, кто между мной и ею все же победитель. Я страстно хотела, чтобы она сдохла… она, но не Алмер. Не видеть его больше никогда в жизни — да, но смерть… слишком…

— Вы не можете взять и убить супруга аристократки без всякого следствия и разбирательства как обычного простолюдина, и вам это известно, Инослас, — хрипло пробормотала я, ощущая себя истекающей кровью. — Мы состоим в священном союзе, а значит, его можно лишь судить, доказать вину и только потом…

— Разбирательство, огласка, сплетни, скандал! — отмахнулся руниг. — Ничего из этого нам не нужно, кресса Греймунна.

— Как бы то ни было, наш брак — факт, и ничего вы с этим не поделаете. — Понятия не имела, откуда брала силы для спора и зачем это делала.

— Так уж и ничего? — Инослас прошел вглубь комнаты и поднял с пола добротную куртку Альми, лежавшую на полу у камина. Порывшись в ней, он нашел прямоугольный мешочек из мягкой замши, извлек на свет сложенный вчетверо очень знакомый лист плотной бумаги с вензелями, бегло пробежался по нему глазами и, шокировав меня, швырнул тот в огонь.

Вскрикнув, я метнулась вперед, но слишком поздно. Бумага занялась и почернела моментально.

— Это ничего не значит! — воскликнула, сжав кулаки. — Есть свидетели, жрец, записи в храмовой книге.

— Жрец был стар и недавно почил после приступа несварения, свидетели сгинули, а записи… — Он достал из кармана неаккуратно свернутый желтый лист с небрежно оборванным краем и, взмахнув им, как платком, дал на секунду взглянуть мне, смял и кинул в камин.

На этот раз я даже попытки не сделала спасти последний документ, подтверждавший факт нашего супружества.

— И чего вы этим добились, кресс Инослас? Мы связаны Пресветлой Даиг, а не какими-то бумажками и чернилами на них, так что можете жечь что угодно — правды это не изменит.

— Вы потрясающе наивны для девушки, выросшей в коридорах дворца правителя, кресса Греймунна, — покачал головой главный страж, будто на самом деле сожалел. — Правда — столь многоликое понятие, люди вечно твердят о том, что она всегда только одна, но каждый под ней подразумевает нечто свое и меняет ее так и эдак, чтобы не слишком глаза колола и удобно помещалась в карманах, желательно одаривая их приятной тяжестью. О вашем приключении — браком это язык не поворачивается назвать — знает весьма узкий круг людей, а когда мы покинем это место, их станет еще меньше. Но раз, как вы правильно заметили, факт все же имеет место быть, с этим что-то нужно решать.

Резким движением он схватил меня и снова притиснул к своему жесткому телу, обхватив одной рукой поперек талии, а второй сжал подбородок, вынуждая смотреть прямо на мужа, не отрываясь.

— Приступайте!

Стоявший абсолютно неподвижно его подчиненный вдруг накинул через голову Таниль петлю и затянул ее. Женщина забилась, ноги ее подломились, а глаза на краткий миг вспыхнули неверием, шоком и закатились. Алмер, реагируя на это, замычал, бешено извиваясь, и по его запястьям побежала кровь. Не отдавая себе отчета, я тоже принялась неистово вырываться, пытаясь кричать, но Инослас стиснул мою челюсть.

— Дурные поступки приводят к наказанию, кресса Греймунна. Не всегда тяжесть проступка соответствует степени кары, но это, по моему мнению, чистая демагогия и сугубо субъективный взгляд, — вещал он безразличным голосом, пока на моих глазах происходила казнь. — Сейчас вы наблюдаете за тем, как наказание настигает других, но мне бы хотелось, чтобы вы осознали: за ваш проступок оно тоже последует, вам стоит принять его неизбежность и смириться.

Тело Таниль обвисло, перестав подавать признаки жизни, и мой муж заревел сквозь кляп, безумно выкатывая глаза. Отбросив труп, палач подошел сзади к Алмеру и накрыл рукой в черной перчатке его нос и рот, полностью лишая воздуха. Я все надрывалась и колотила Иносласа куда могла достать, а потом зажмурила глаза, не в силах смотреть.

— Ну что же, поздравляю, кресса Греймунна, теперь вы вдова, хотя для широкой общественности никогда еще не были замужем, что, впрочем, скоро изменится. Пора становиться взрослой девочкой и начать наконец приносить пользу родному Гелиизену, как и полагалось девушке вашего происхождения.

Он отпустил мое лицо, и голова бессильно повисла, пока я захлебывалась в рыданиях.

— Проследи за тем, чтобы никто не смог их узнать, и вычистите оба дома, — приказал мужчина за моей спиной. — Догоните нас по дороге.

Я не открывала глаза, пока Инослас меня практически волочил к экипажу, не стала этого делать и внутри, просто скрутившись на лавке и не желая больше никогда видеть весь этот мир.