Один билет до конечной

Геннадий Бабкин

Книга состоит из отдельных рассказов, не связанных между собой и созданных на основе реальных историй из жизни современников.

Мишаня

Я открыл глаза. Море. Красно-желтый парашют медленно плыл по безоблачному небу, следуя на канате за белым катером. У берега торчали мокрые головы купающихся людей. Разборные лежаки были заполнены разморенными телами отдыхающих. Негромко играла музыка, вокруг лениво протекала обычная пляжная жизнь.

Вдруг, капли холодной воды прервали мое дремотное состояние.

— Уф!

Я дернулся и огляделся по сторонам: кудрявый, голубоглазый малыш, похожий на ангелочка, брызгался из пластиковой бутылки. Молодая особа в закрытом купальнике встала с соседнего лежака и забрала у ребенка бутылку.

— Простите.

— Нормально… Ваш?

Я погрозил мальчику пальцем.

— Какая разница?

— Интересно…

Я развернулся в ее сторону. Женщина обтерла мальчика полотенцем, осмотрела меня с головы до ног и опустилась на свой лежак.

— Что, скучно?

— Говорят, общение полезно для здоровья.

Я передвинул свой лежак к ней поближе.

— Но если так…

Женщина сняла очки и развернулась ко мне. Я приподнялся с лежака.

— Надо же! А я Вас знаю, Вы — Герда, артистка.

Герда улыбнулась.

— Меня теперь многие узнают, но было время, когда я сама себя не узнавала.

— Неужели?

— Представьте, да! Поклонники, рестораны, цветы… мне было просто необходимо неуемное мужское обожание.

— Вы о…

— Нет, конечно, не в том смысле, мне нравилось доводить мужчин до кипения, влюбляя в себя по уши, чтобы потом помахать им ручкой.

— Зачем?

— Не знаю, что-то типа хобби.

— И не надоело?

— Все закончилось само собой.

Герда села, вытащила из сумочки сигареты. Мальчик, как по команде, быстро отошел к воде.

— Говорят, беды приходят внезапно. Свою я почуяла задолго. Как-то потемнело вокруг меня, как-то обезлюдело. Я даже сильно не удивилась, когда врачи мне сказали, что у меня четвертая стадия.

Я тоже поднялся и сел на лежак.

— Онко…

— Да.

— И…

— И все, как у всех: клиники, хирурги, деньги, знахари. И химия, напоследок, от которой у меня выпали не только волосы, но и даже брови. Я стала заматываться косынкой, чтобы не узнали, но скоро, меня перестали узнавать даже знакомые. Знаете, я хорошо помню тот день, когда врач не стал осматривать меня, а просто сказал: «Помоги, Вам Бог!»

Герда закурила.

— Один мой друг пошутил, что я в платке похожа на монашку, и я решила уйти в монастырь.

— Насовсем?

Герда засмеялась.

— На три-четыре месяца. Столько отвели мне врачи. Я собрала немного вещей и купила билет.

— И куда ухали?

— В никуда. В самый последний момент я поменяла свое решение.

Герда затушила сигарету, взяла бутылочку с водой, протянула мне.

— Хотите?

— Спасибо, а никуда — это…

— Никуда — это никуда. Я ехала, шла, снова ехала и потом снова шла, пока не закончились все дороги. Поверьте, я нашла настоящую глухомань.

Герда отпила глоток.

— В этой деревне всего два десятка домов, большая часть заколоченных и давным-давно брошенных. Наверное, столько же и жителей, и почти все старики.

— Не страшно было?

— Чего мне бояться? Так — кончина, а этак — смерть. Наоборот, смена декораций, пути-дороги здорово отвлекли меня, у меня даже сил прибавилось. Я отбила доски с дверей крайнего домика и заселилась в него. А там, хочешь, не хочешь, порядок, быт, заботы, только на следующий день пошла посмотреть, куда я попала. Красотища вокруг, лес, как на картинах Левитана: озеро сразу за околицей, а все остальное — небо. Я, аж, залюбовалась. Вдруг, чувствую, кто-то дергает меня сзади. Повернулась, обомлела: стоит старуха с клюкой, в черном вся, и сверлит меня глазами. Пошли, говорит, горемыка, к бабке Глафире, давно тебя жду, сон мне был.

— И пошла?

— Легко. А вот вышла от нее и сразу на землю села. Идти не могу, а слова ее из головы не выходят.

Герда достала новую сигарету, но смяла и отложила на лежак.

— Глафира эта то ли колдунья, то ли целительница, ну, не важно, но когда она мне сказала, что я могу исцелиться, зачав ребенка, я вылезла из своей покорной обреченности и по настоящему испугалась.

— Чего же?

— Что не успею, или не смогу. Все сразу изменилось. Солнце, воздух, предметы: все стало другим. Я поняла, что очень хочу жить, здесь, не здесь, где угодно, как угодно, но жить.

Герда зашмыгала носом.

— Сначала я бегала по дому, опрокидывая все подряд, потом все-таки остановилась, взяла себя в руки и стала размышлять. Во-первых, чтобы родить ребенка, нужен мужчина, и его надо найти, во-вторых, придется ехать в город или на худой конец в район, и, в-третьих, в-третьих, я посмотрела на себя в зеркало и тут же разбила его.

— Плохая примета.

— Зато идея хорошая: искать себе мужика здесь, в деревне, любого, кто не побрезгует.

Герда встала, нашла мальчика взглядом, присела на лежак.

— Глаз, да глаз за ним нужен, убежит, не догонишь. Вот и я бегом к Глафире, спрашиваю ее насчет местных мужчин, а она мне: «ан нет таких, акромя дурачка нашего, тупоумца Мишани».

— Вы знаете, когда все это со мной началось, я понемногу стала привыкать к ударам судьбы, научилась воспринимать их, как сошедшую на меня данность. Но тогда я не удержалась. Я проплакала всю ночь, а потом, встала и пошла искать этого самого дурачка Мишаню.

Глядя на Герду, я собрал лежак в шезлонг. Она продолжила.

— Мишаня сидел на крыше конторы и мастерил ветряк. Он сразу обернулся, как будто почуял меня. Я обомлела. Рябое плоское лицо, широкие крылья носа и застывшая улыбка во весь рот. Он начал что-то говорить, брызгая слюной, но я не понимала. Мои ноги, как-то сами развернулись и понесли меня назад все быстрее и быстрее. Я выбежала за околицу и рухнула в камыш у озера. Сердце мое выскакивало из груди. Я попыталась молиться, но у меня не получалась, мне казалось, что Мишаня идет за мной попятам, я притаилась и боялась даже пошевелиться. И, вдруг, все перевернулось. Свет иссяк. Мир снова изменился. Он стал прежним. И в нем я снова стала лишней. Я поднялась и бросилась в озеро.

Герда поймала мой взгляд на ее сигарете.

— Если бросили, не начинайте, не стоит, впрочем, кто знает, как оно лучше… короче, когда я очухалась, то сразу увидела своего спасителя. Это был Мишаня.

— Мишаня?

— Да! Это он вытащил меня на берег, но он и все сразу усложнил. Что дальше? Я задавала вопрос себе, коту, деревьям, небу. Все молчали, кстати, и Бог тоже. Вроде бы к себе призвал, а не принимает, сама — к нему, не берет, вот и пойми его… Мишаню мне подсуетил, дурачка… что дальше? Повторять суицид не хотелось, искать нормального мужика с моей фотокарточкой — безнадежно, оставался только один выход, да, да, он самый — Мишаня.

— С ума сойти!

— Кстати, можно Вас попросить…

У Герды не получилось собрать свой лежак. Я встал, защелкнул спинку, поставил его рядом со своим. Герда присела.

— Мужчина…

— Спасибо.

Герда улыбнулась.

— Мужчина, по сути, в деревне был один — Мишаня. И он был везде. Починить забор, поймать козу, вскопать огород — это Мишаня. По дрова, за водой, даже занозу вынуть — это все он. Люди давали ему еды, мелочь, всякое барахло и вместо спасибо всегда одно: «ступай, дурак!» И он шел, на всякий зов, по любому поводу, к чужой беде. Я стала присматриваться к Мишане и обнаружила редкую удивительность: его глаза всегда были под цвет неба. От синевы в ясный день, до темно серых в дождь.

В тот день мы встретились с ним в лесу. Мишаня что-то собирал в корзинку.

— Грибы?

— Я тоже так думала. Он показал мне другое: корешки, кору, сухие ягоды. Я удивилась. Мишаня начал что-то говорить, но, глядя на меня, застеснялся. Он достал узловатый корешок, разломил его и выдавил сок в мою руку. Я выпила.

— И что?

— Ничего. Только глаза у Мишани сделались васильковыми.

С этого дня наши прогулки в лес стали регулярными. Мишаня собирал всякую всячину в свою корзинку, и уже меня не стеснялся, много болтал на каком-то своем, неведомом языке. Он давал мне пробовать то корешок, то ягоду, а один раз я проглотила лепестки от черного цветка, и мне, вдруг, захотелось взлететь. Однажды мы встретили медведей. Я так испугалась, что вцепилась в Мишаню, а он отогнал их одним взмахом руки…

— Вы стали привыкать к нему или что-то еще?

Герда помрачнела.

— Я знала, что хотела и шла к своей цели.

— А Мишаня?

— Мне кажется, что и он тоже… и это было страшно.

Герда взяла сигареты, но пачка была пуста. Она достала новую.

— Скоро ко мне пришла Глафира. Она с порога стала говорить, что времени у меня почти ноль, и что серп у меня уже над головой, если я до Купалы не успею, то… в тот же день я решилась. Я пришла к Мишане.

— И-и?

Я аж привстал с лежака. Герда посмотрела на меня.

— Так интересно?

— Еще бы.

Герда усмехнулась.

— Да, не было ничего, Мишаня испугался и убежал.

Я встал и отошел к воде. Появилось волнение, горизонт потемнел. Через минуту я вернулся.

— Зацепило?

— Есть немного.

— Ну, и хорошо. А, вот мне тогда было совсем не очень, даже поделиться не с кем и я, не раздумывая, пошла к Глафире и все ей рассказала. Я ожидала услышать от нее все, что угодно: про чертей, про ворожбу, про серп с месяцем, а она меня просто предупредила.

— О чем?

— Что Мишаня совокупление просто не выдюжит, либо спятит совсем, а то и того хуже.

Подул свежий ветерок. Герда зябко поежилась и накинула халат.

— Дождик будет. В тот сумрачный день тоже шел дождь. Мелкий противный. Я сидела за столом и смотрела на календарь, мне оставалось меньше суток. Я, вдруг, представила, какие сейчас у Мишани глаза, темные, хмурые, как почерневшее небо. Я тысячу раз спрашивала себя, имею ли я право поставить на кон жизнь Мишани, чтобы сохранить свою собственную и не находила ответа. Я ожидала, а вдруг мне что-то подскажет Бог, но в доме стояла тишина, лишь за окном доносились какие-то звуки. Я прислушалась. Кричали люди. Я вышла на улицу и пошла к ним. Возле конторы, на земле лежал Мишаня, рядом с ним поломанный ветряк. Я поняла: он подскользнулся и упал с крыши. Старушки вокруг причитали, как квочки, а Мишаня пускал изо рта кровавые пузыри.

Герда из-под ресниц посмотрела на меня.

— Я не успела пробиться к Мишане: Глафира схватила меня за руку.

— Повезло тебе, девонька, внук нонче проездом у меня заночует, тот ишо конь… придешь, все устрою, зелье нужное сварила ужо!

Из-за конторы подъехала районная неотложка. Фельдшер с водителем положили Мишаню на носилки и затащили внутрь. Я вырвалась и залезла в машину. Глафира схватилась за голову.

— Куды, дуреха, сгинешь, ведь!

Я не ответила, мне показалось, что Мишаня улыбнулся, да и машина уже тронулась.

— Он был в сознании?

— Да. Пока мы ехали, он все время смотрел на меня.

Герда отвернулась.

— В больничке Мишаня впал в кому и пролежал больше суток. Ему даже уколы не делали, просто ждали. Я держала его за руку, когда он снова открыл глаза. Они были васильковые.

— Он… он…

— Да. Его похорониди на районном кладбище. В тот же день я уехала к себе домой.

— А как же…

— Мое чудесное спасение?

— Ну, да.

— Протирая пыль с зеркала, я заметила, что у меня отрастают волосы и брови, и пошла к врачам. После обследования с меня сняли диагноз. Я здорова.

Герда закурила.

— Дайте, дайте мне сигарету!

Я встал и протянул к ней свою ладонь. Герда тоже встала.

— Не надо! Не принимайте это близко к сердцу.

Она спрятала сигареты.

— Почему?

— Потому, что в жизни так не бывает. Это всего лишь мой новый сериал, он скоро выйдет на экраны, смотрите.

Я плюхнулся в шезлонг. К нам подошел мальчик и уставился на меня темными под цвет туч, глазами. Герда взяла его за руку.

— Нам, пора. Пойдем, Мишаня!

Я поднялся с места.

— А чей же мальчик?

Герда остановилась.

— Мой! Какая разница.