Булочка с перцем

Дарья Геша (2025)

Она — ботаник со смешной фамилией, а я — звезда университета и просто отличный парень. Если вы думаете, что это история о том, как мы друг друга даже не замечали, то вот вам Ха! Ха! И еще раз — ХА! С самого первого курса мы ведем войну не на жизнь, а на смерть. Победа уже была у меня в кармане, когда все карты смешала игра в «Бутылочку». Поцеловать злейшего врага? Легко. Вот только теперь наше противостояние стало гораздо… горячее.

Глава 4

Алиса

В очередной раз я зажмурилась, пытаясь сосредоточиться на лекции, при этом чуть не зарычала от злости. Из головы все никак не получалось выкинуть злополучный поцелуй с Островским. Вчера только каким-то чудом мне удалось сохранить лицо — даже девчонки ничего не заподозрили. А Ленок еще и посочувствовала, мол, ей бы не хотелось при всех целоваться с человеком, который ведет себя как последняя какашка.

Я согласно кивала, а сама думала: вот смеху было бы, свались я кулем к ногам Островского. Ну почему это чудовище так классно целуется? Как теперь это забыть?

Снова стиснула зубы от злости — он, наверное, через три минуты и думать об этом забыл, а я даже не знаю, как при следующей встрече не покраснеть. Хотелось орать и драть на себе волосы — ну вот кто тянул меня на эту дурацкую вечеринку? Никто! Сама ведь, всё сама. И Островского сама согласилась поцеловать. И, о боже, еще и первой это сделала! Он точно это на тормозах не спустит — за ночь, наверное, уже придумал миллион унизительных шуточек. Где он, кстати?

Первые пары Островский пропустил, чем несказанно меня обрадовал. Правда, с каждой новой переменой я нервничала все больше и теперь напоминала оголенный провод, гудящий от напряжения. Успокоилась только к последней паре, когда стало понятно, что в университете Островский сегодня не появится.

— Ты сегодня придёшь? — Рома привычным жестом протер очки и снова нацепил их на нос, вопросительно глядя на меня.

— Нет, надо кое-что по учебе доделать, — слукавила я.

Для чего у меня сегодня точно не было сил, так это для дополнительных занятий. На IT-кружке у нас собралась веселая компания, и я всегда с удовольствием туда ходила. Но сейчас боялась, что ребята заметят мое рассеянное состояние, а Рома, который был на вчерашней вечеринке, быстро сложит два и два.

Парень понимающе качнул головой, не заподозрив меня в наглом вранье, и свернул за угол. Я еще немного постояла в коридоре, развернулась и… врезалась в твердую грудь. На плечи легли горячие руки, но прикосновение длилось не больше секунды, потому что я тут же отпрыгнула на безопасное расстояние.

— Привет.

Островский смотрел на меня с такой улыбочкой, что только дурак не понял бы — он что-то задумал. Русые пряди сегодня топорщились больше обычного, и в голове сразу возник вопрос — чем это таким он занимался ночью, что пришел в универ под конец пар, да еще и весь лохматый.

— Чего тебе?

— Мне — ничего, а тебе — вот.

Островский вытащил руку из-за спины и протянул маленький, но очень красивый букет из роз всех цветов и оттенков. Бутоны — штук двадцать, не меньше — плотно прилегали друг к другу, а низ укороченных стеблей был перехвачен простой ленточкой.

Думаю, что сирены, которые звучали сейчас в моей голове, были слышны даже в соседнем корпусе. Я бегло осмотрелась по сторонам, выискивая его прихвостней с камерами наперевес. Для верности сделала еще один шаг назад, а то потом смонтируют всё так, будто я тут лужицей у его ног растекаюсь.

— Островский, ты идиот? Убери от меня эту метлу.

Он недоуменно посмотрел на букет и пожал плечами.

— Как по мне, очень красивый.

Он сделал плавный шаг в мою сторону, даже не шаг — скользнул ногой по полу, подбираясь ближе. Я выставила руку.

— Не подходи, Островский, пожалеешь.

— Да расслабься ты, Булочкина, это просто цветы.

Да-да, рассказывай эти сказки кому-нибудь другому. После вчерашнего он явно решил перейти на какой-то новый уровень сживания меня со свету. Островский все наступал, а я пятилась назад, пока не уперлась спиной в стену. Он остановился в шаге, пристально глядя на меня и уже не пытаясь вручить букет.

— Не возьмешь?

Я быстро замотала головой из стороны в сторону. Сердце громыхало где-то в ушах, и мне приходилось прикладывать чудовищные усилия, чтобы не смотреть на его губы. Но в какой-то момент он решил погладить нижнюю губу пальцами. Островский и раньше так делал, когда сильно над чем-то задумывался, но еще никогда это не оказывало на меня такого вау-эффекта. У него всегда были такие длинные и красивые пальцы?

Теперь я откровенно пялилась на его губы, и Островский, конечно же, заметил мой взгляд. Он криво улыбнулся, но, к моему удивлению, сделал шаг назад.

— Ладно.

— Ладно?

— Ладно. — пауза. — Булочка.

Островский продолжал с улыбкой смотреть на меня, а я с ужасом ощутила, как краснею. Меня многие так называли, но еще никто не произносил дурацкое прозвище таким голосом, будто мы стоим не посреди университетского коридора, а нежимся в мягкой постели.

Я начала медленно скользить вдоль стены, не сводя при этом взгляда с Островского. Вот лопатки уперлись в стеклянный стенд с расписанием, его я быстро миновала. Острый угол поворота — ныряю за него и теряю врага из поля зрения. Наверное, только нежелание выглядеть полной идиоткой остановило меня от того, чтобы броситься наутек. Я чинно миновала длинный коридор, еще раз завернула и так же медленно спустилась к гардеробу. Алиса Булочкина — молодец.

Только на выходе я позволила себе обернуться. Островского нигде не было, и я со спокойной душой вышла на улицу. Хотя насчет спокойной погорячилась — меня до сих пор потряхивало. К счастью, в университетском дворе было пусто, так что никто не мог видеть моего ошалевшего лица.

До дома я дошла пешком, обдумывая поступок Островского. Во внезапный приступ симпатии верилось с трудом, поэтому сделала ставку на какой-нибудь дурацкий спор. В голове сразу всплыли слова матери: «Алиса, такие как мы богатым и успешным нужны только для одного — постели».

Мама растила меня одна. Насколько я поняла из ее сумбурных рассказов, мой отец был человеком непростым. Вернее, непростыми были его родители. Когда мама забеременела, разразился скандал — вводить в семью деревенскую девчонку никто не хотел. Все уговаривали маму сделать аборт, но она не согласилась, до последнего веря в то, что мой папаша одумается и женится на ней, вопреки воле родителей. Но вместо этого тот сказал, что не любит ее и никогда не любил, а спал с ней только потому, что у них с другом был счет на девственниц. Просто он в какой-то момент увлекся.

Мама затаила обиду на всех без исключения мужчин, но особенно доставалось тем, кто был богат и мог похвастаться положением в обществе. Когда я поступила в университет, она сфотографировала списки, вывешенные на дверях корпуса, а потом медленно, но методично начала сопоставлять имена и внешность парней. К тому моменту, когда я поняла, что она находит их в социальных сетях, было уже поздно.

Мама составила список «опасных ребят» и на полном серьезе попросила меня с ним ознакомиться, чтобы впоследствии даже не приближаться к этим людям. Надо ли говорить, что возглавлял черный список Островский.

Я пыталась убедить маму, что все это — какая-то нездоровая вещь. Она же в ответ расплакалась и заявила, что я не ценю ее заботу. Мне оставалось только согласиться. К тому же было не так и сложно соблюдать мамины рекомендации — с тусовкой Островского мы практически не пересекались. Ребята у нас на курсе кучковались по принципу «деньги к деньгам». Единственным исключением был, пожалуй, Гарик, но, насколько мне известно, они с Островским дружили чуть ли не с садика.

В том, что Островский потащит меня в койку, я сильно сомневалась. Для этого всё же нужна хоть толика влечения. Но вот провернуть что-нибудь в духе «ой, посмотрите, Булочкина решила, что я в нее влюбился» — это вполне возможно.

***

Дом встретил тишиной и прохладой. Я протопала в комнату, стараясь не задеть плечом мольберт — вчера я таскала его по всей квартире, пытаясь словить нужный свет. На минуту остановилась, рассматривая рваные линии. Кажется, это будет моя лучшая работа. Какая насмешка. Нужно было выбросить его сразу, но еще никогда у меня не получалось так хорошо: в рисунке была душа, характер и страсть, которой мне всегда так не хватало. Это был глупый порыв, но я не любила оставлять дела незаконченными, даже если в процессе они начинали жутко бесить.