Кто-нибудь видел Сару?

Демиан Файн (2025)

Демиан — обыкновенный восемнадцатилетний парень, который мечтает провести студенческие годы в Праге: найти близких по духу людей и вместе наслаждаться молодостью, пока это возможно. Вот только в жизни все редко складывается так, как хочется. По нелепому стечению обстоятельств Демиана заносит в маленький, всеми забытый городишко, где ему предстоит учиться в университете. Он и представить не мог, что именно здесь ему суждено обрести нечто большее: лучших друзей, настоящую любовь и даже самого себя. Однако, чтобы найти своё место в жизни, нужно что-то потерять… Эта книга напомнит читателям о том, каково это — когда столько всего предстоит сделать впервые.

Глава 2

На следующий день я встал неприлично рано и подметил, что Эдо спал крепче любого знакомого мне человека — разве что за исключением моего отца. Заканчивая разбирать шмотки, я несколько раз ронял чемодан, стукал гитарой о стены и разбрасывал ванные принадлежности по стеклянным полкам, но бесперебойности его храпа позавидовали бы даже швейцарские часы. Разобравшись с вещами, я на кухне этажа приготовил завтрак из того, что раздобыл в первый день в магазине. Я собирался питаться яйцами, сосисками и тостами как можно дольше. Вкус растворимого кофе нравился мне даже больше, чем нормального — зернового или хотя бы капсульного; и это заставляло время от времени ставить под сомнение свою адекватность.

Сделав пару глотков, я уселся за компьютер, чтобы как следует подготовиться к первому учебному дню, который должен был начаться в понедельник.

Внимательно изучив расписание предметов, а затем пройдясь по требованиям их сдачи, я понял, что слишком уж разгуляться не выйдет. По каждому из шести курсов первого семестра нужно было прочесть кучу и другую литературы, написать несколько семестровых работ и не завалить парочку промежуточных тестирований, не говоря уже о финальных экзаменах. Пока я искал в интернете нужные книги по маркетингу, за спиной послышался сонный голос:

— Только не говори мне, что ты из этих.

Я недоуменно обернулся на Эдо; он сканировал экран моего ноутбука.

— Из каких?

— Из тех, кто читает вводные лекции еще до начала учебы.

— Ну, не то чтобы мне есть чем еще заняться в девять утра в субботу, — честно признался я.

— Боже, да чем угодно. — Эдо сел в кровати и протер ладонями лицо. — Хотя вообще-то идея неплохая. Завтра мы вряд ли будем способны на что-то толковое.

Я вскинул брови, не припоминая никаких совместных планов, которые бы вывели нас из строя, — да и планов вообще. Воскресенья как раз для того и существуют, чтобы отдаваться на волю случая.

— А что такого случится завтра?

— Надеюсь, хорошее такое похмелье, — лыбился Эдо.

— Погоди, а откуда ему взяться?

— Ахренеть, силлабус долбаной социологии тебе известен, а что сегодня тусовка в честь начала нового учебного года — нет? Ты почту вообще читаешь?

Я действительно не открывал университетский ящик уже несколько дней; он оказался под завязку забит сообщениями. Из лавины приветственных писем от ректора, декана и преподов, рекомендаций по адаптации для новых студентов и инструкций по пользованию студенческой картой я выловил формально оформленное приглашение на сегодняшний вечер: в семь в главном зале факультета. В графе «отправитель» уместилась руководительница учебного отделения. Я усомнился, что такого рода мероприятие способно оставить после себя «хорошее такое похмелье».

— Чувак, да тут написано, что мы встречаемся в универе. Блин, декан будет речь толкать. В лучшем случае нам предложат бокал шампанского. И не знаю, как ты, а я с такого не напиваюсь.

— Расслабься, я тоже так думал. А потом Ричард — тот хрен со второго курса, который постоянно готовит свои вонючие брокколи, — объяснил, что после официальной части все хлынут прямиком в «Парадайз». Это клуб у них такой. Вполне возможно, единственный. — Эдо чистил зубы в одних трусах, разбрызгивая пасту по всей комнате. — И под «всеми» я имею в виду только студентов. Никаких преподов и, надеюсь, рамок приличия.

Остаток дня мы провели дома за подготовкой к учебе, болтовней о прошлом и будущем и постоянными перекурами на крыльце. Иногда мимо слонялись обитатели кампуса; с многими из них Эдо здоровался, но меня не представлял. Я удивлялся тому, как за четыре с лишним дня можно было успеть познакомиться со столькими людьми. Я-то пока только с ним знакомство завел, да и то потому, что нас поселили вместе. В тот день Эдо успел поделиться кое-какими фактами из своего прошлого, которые не очень вязались с тем, каким он мне казался — довольно прямолинейным и пофигистичным. Например, воскресный церковный хор для мальчиков или волонтерство в приютах для бездомных. Но это точно объясняло, откуда он знал столько плохих слов.

Ближе к вечеру мы разобрались со всеми необходимыми делами, чтобы на следующий день не пришлось ни о чем беспокоиться. Я посоветовал Эдо не надевать треники — пусть он и считал их предметом формального гардероба, а сам нацепил рваные джинсы и единственный свой пиджак, на покупке которого когда-то настояли родители. Мне казалось, что выглядел я в нем крайне несуразно: особенно с длинными растрепанными волосами и серьгой в ухе. По правде говоря, я вообще не собирался носить официальную одежду — никогда. Не потому, что на мне она смотрелась глупо, — с этим я давно смирился, — а потому, что костюмы, рубашки и галстуки означали бы посредственную, ничем не примечательную жизнь с девяти до пяти. Кто-то до жути боится пауков, кто-то клоунов, а моим величайшим страхом было стать таким, как все: грустным офисным клерком с пивным пузом и кредитом на двадцать пять лет. Да, я уже встал на этот путь, поступив на менеджмент и экономику. Но пообещал себе не забывать, что учеба в универе была лишь способом выиграть время и понять, чем таким можно заняться, чтобы в будущем не пришлось с утра пораньше завязывать на шее удавку и отправляться на работу в офис, мечтая попасть под трамвай по пути.

Мы вывалились из общаги вместе с кучей других ребят. От некоторых уловимо разило. Пока что я не встречал никого помимо Эдо, кто бы говорил на любом другом языке, кроме чешского, — хотя он заверил меня, что такие есть. Дорога до универа напоминала вход в муравейник, и я всерьез задумался, что студенты составляли существенную часть населения Градца: такого плотного трафика я здесь еще не видел. Коктейль из гулкого смеха, легкого перегара и наивной веры в то, что все в этом мире возможно, постепенно заполнял главный корпус факультета.

— Может, пойдем поищем каких-нибудь твоих друзей?

Это была для меня отличная возможность обзавестись знакомствами.

— Потом поищем. — Эдо указал на барную стойку в конце холла, где уставшие люди в белых рубашках наливали шампанское. — Сначала надо настроиться. Да и вряд ли можно назвать другом кого-то, кого знаешь меньше недели.

Я был хорошо знаком со способностью алкоголя делать всех вокруг интереснее для меня, а меня — интереснее для всех вокруг, что куда важнее. Ловко проманеврировав между безликими телами, мы разжились парой бокалов и растянулись в розовых креслах-мешках.

— Выпьем за лучшие годы, — предложил Эдо тост.

— Давай за то, чтобы мы сами сделали их лучшими.

Мы подняли шампанское и сделали по глотку, затем по второму, а дальше раздобыли добавку.

Несколько минут спустя декан факультета — тот самый мужчина, который разъяснял правила на вступительном экзамене, — поприветствовал новых студентов, поздоровался со старыми и напомнил всем о значении образования в жизни молодых людей. Словно нам не твердили об этом предки, учителя и все кому не лень на протяжении последних десяти лет. За этим последовало несколько претенциозных выступлений от руководителей кафедр и парочки отличников. Но слушать их никто и не думал, поэтому среди гула непрекращающейся болтовни до меня время от времени доносилось название заведения, куда мне уже не терпелось попасть, — «Парадайз». Вскоре объявили об окончании основной части программы, и прозвучал жутковатый гимн университета, напоминающий похоронный марш. Мы с Эдо съели по паре маффинов и направились следом за толпой парней и девчонок на продолжение вечера в менее официальной обстановке. Народ вел себя куда шумнее. Еще бы: у всех в крови плескалось игристое вино и предвкушение тусовки. На секунду мне стало жаль жителей Градца, для которых каждый наш выход в свет означал чуть ли не гражданскую войну: судя по тянувшемуся за нами беспорядку.

«Парадайз» действительно оказался единственным клубом в городе, если его вообще можно было отнести к этой категории заведений. Не то чтобы я был экспертом — в клубах я бывал раза три в жизни — но все они были куда… моднее, что ли. Но когда передо мной предстало место, напоминающее киношный американский бар из восьмидесятых, мои глаза загорелись. Приглушенный теплый свет разливался по просторному залу без окон, насквозь пропитанному алкоголем и сигаретным дымом. Ветхие деревянные столы понемногу заполнялись бесчисленной выпивкой любых градусов и цветов. Прилипая кедами к полу, мы нырнули вглубь: вдоль игровых автоматов, бильярдных столов и постеров старых фильмов, о которых человечество давно позабыло — а зря. Добравшись до бара, мы заказали по светлому пиву, и татуированная барменша сказала, что внизу есть еще один этаж для танцев, который открывается после одиннадцати вечера: когда народ успевает вдоволь налакаться, чтобы захотеть растрястись. Сам я танцевал не лучше, чем двухсотлетняя черепаха с выпавшей толстой кишкой. Настолько плохо, что даже когда на школьном выпускном Мария Романофф, моя тайная школьная любовь, по которой я тащился с восьмого класса, осталась без пары на медляк, я не осмелился ее пригласить.

Быстро разделавшись с пивом, мы не теряя времени отправились за вторым, обсуждая присутствовавших здесь девчонок, к которым ни один из нас все равно не подошел бы познакомиться. Пока мы ждали заказ, проходящий мимо крепыш остановился, заметив Эдо. Парень оказался одним из редких не-чехов, о которых говорил сосед.

— Здорóво, старик.

Они побратались, и здоровяк сразу перешел к делу:

— Надо бы бухнуть!

— Мы как раз над этим работаем. — Эдо кивнул в сторону бара. — Кстати, знакомься, мы делим один унитаз на двоих.

— Демиан, — представился я. — Рад познакомиться.

— Я Тим. — Он чуть не раздавил мою ладонь. — Взаимно. Ладно, парни, мне бы отлить, а то все штаны обоссу. Еще увидимся.

— Занятный чувак, — заметил я, когда Тим растворился в толпе.

— Ага. Правда, психованный чутка. Мы с ним на днях ходили выпить с ребятами. Тим нажрался и весь вечер твердил, что чехи — просто кучка ссыкунов. И это на ломаном чешском. Кажется, он им даже сменой режима угрожал. — Палец Эдо характерно покрутился у виска.

Я засмеялся, отдавая должное стойким анархическим взглядам Тима. Судя по размеру его бицепсов, он не боялся сболтнуть лишнего. Я понадеялся как-нибудь послушать его провокационные идеи. Мои щеки уже налились теплом, но Эдо все равно настоял на том, что вместе с пивом нам необходимо заказать по стопке «Зелены» — крайне дерьмового, но очень аутентичного ликера со вкусом ментола. Для иностранцев он считался чем-то вроде крещения. По неведомой причине местные страшно гордились этим пойлом и если встречали иностранцев, то считали своим государственным долгом напоить их этим ополаскивателем для рта ядовито-зеленого цвета.

Толпа нехило разрослась, и маленький чемпион, с которым я «делил один унитаз на двоих», заметил за одним из высоких барных столов тех самых чехов, которым Тим пару дней назад пообещал революцию. Эдо познакомил меня с Мартином, Кубой и Тиной, которая сказала, что ей мое имя понравилось. Я ответил тем же, хотя имя у нее было отстойное. Как и она сама. Мама могла бы гордиться моим воспитанием. Я едва слышал собеседников из-за громкой музыки, улавливая лишь каждое третье слово, так что просто кивал и вставлял универсальные «ага» и «круто». Тем не менее, мы с Эдо время от времени бегали к бару за добавкой, и с каждой вылазкой мой язык зеленел и развязывался. Между количеством выпитого и моим уровнем чешского существовала прямо пропорциональная зависимость. Допивая шестое пиво, я уже с пеной у рта перечислял новым знакомым любимые песни из последнего альбома Fidlar. Пусть они и не выглядели как фанаты гаражного панка, они все же слушали не перебивая, переняв мои же «ага» и «круто». Их мамы тоже могли гордиться ими.

Когда маленький чемпион опять пролил содержимое своего стакана, я заметил, что он покраснел. Хоть я и был выше, моя худощавость не позволяла мне выпить столько же, сколько он. Слегка пошатываясь, Эдо отошел в туалет, а я решил проветрить голову на свежем воздухе. Ребята, с которыми он меня познакомил, воспользовались возможностью и сразу же свалили.

Лестница привела меня наружу, и в лицо бросился отрезвляющий ветерок, напоминая о скором приближении дождей. Не успел я выскользнуть из дверей, как мимо пролетел какой-то парень.

— Да что с тобой не так? — закричал он куда-то в пространство и скрылся внутри.

Я не придал этому значения. Наверняка он успел порядочно перебрать: на часах перевалило за полночь. Пройдя по длинному коридору, ведущему на улицу, я прислонился к стене и решил размять легкие Кэмелом.

— Что со мной не так? — раздался справа женский голос, говорящий на моем языке.

По другую сторону прохода, точно так же опираясь о здание, стояла девушка с бокалом красного вина и мерцающей во рту сигаретой. Она разглядывала древнюю плитку под подошвами. Узкие черные джинсы идеально подчеркивали ее длинные стройные ноги, а майка без рукавов обнажала пикантные места ровно на столько, чтобы оставлять место воображению.

— Что со мной не так? — Повторив свой вопрос, она развернулась ко мне.

Ее лицо окрасилось лишь тусклым светом уличного фонаря, но этого было достаточно, чтобы с уверенностью заявить: передо мной оказалась самая красивая девушка в истории самых красивых девушек. Я был уверен, что она останется ею и через тысячу лет. И через две. И по прошествии многих веков после коллапса человечества новые формы жизни будут исследовать руины людской цивилизации и тоже окрестят ее самым прекрасным земным созданием. Нежные скулы, пухлые, слегка окрашенные вином губы, изящные формы. Я подумал, что перепил, откинулся и попал в рай, — а мерцающая синим неоном вывеска «Парадайз» только подтверждала мою теорию. Но спустя несколько мгновений отвала башки до меня дошло, что ее вопрос не был риторическим. Она ждала от меня ответа. Я потряс головой, чтобы выйти из ступора, и все же смог кое-что выдавить.

— С тобой… С тобой все так. — Я прокатился плечом по стене, чтобы развернуться. — Даже очень. А этот чувак, он… — Я указал на дверь и осекся, решив, что это уже неважно.

Девушка приподняла уголок рта и нахмурила брови: вероятно, удивляясь тому, что я ответил на том же языке. Зачем вообще спрашивать кого-то о чем-то, если думаешь, что тебя все равно не поймут? Но в случае с ней это было далеко не единственным, что не поддавалось никакой логике.

— А тебе откуда знать? — Незнакомка сложила темно-красные губы трубочкой и пустила дым в мою сторону. — А на этого нюню можешь забить.

— Мне просто… Знаешь, мне просто так кажется. Ну, что с тобой все в порядке. А многие говорят, что я проницательный.

Сердце вырывалось из груди и отдавало стуком в висках. Если бы по моей кровеносной системе в тот момент не слонялось литра три пива и несколько шотов, я бы больше двух слов не проронил. Дверь в клуб распахнулась, и вместе с глухой музыкой до нас донеслись чьи-то спутанные шаги.

— Ты смешной. — Девушка ухмыльнулась и пронзила меня голубыми как полуденное небо глазами.

По телу пробежала электрическая дрожь.

— Эм, спасибо. Наверное.

В эту секунду между нами оказалось инородное тело, которое удалось опознать как Эдо. Вернее, как то, что было им пару стаканов назад.

— Какого хрена, чувак? Ты что делаешь?

Он напоминал буек, свободно покачивающийся на волнах. Эдо икнул, обернулся к обворожительной незнакомке, и мне стало невероятно любопытно, отреагирует ли он так же, как я.

— Эдвард. — Она почтила его по имени, небрежно кивнув в знак приветствия.

В груди вырос ком зависти; я ушам своим не поверил. Было ясно, что сосед мне попался общительный, но как он мог не сообщить еще при первой встрече, что она в числе его знакомых?

— Че как, Сара? — Он икнул. — Смотрю, ты с моим соседом познакомилась?

Он икнул снова. Та самая Сара, благодаря который мы за день до этого наворачивали кебаб на лучшей в мире скамейке?.. Неудивительно. Слово «лучшая» отлично применялось в ее отношении.

— Не совсем. Имени твоего симпатичного соседа я все еще не знаю. — Она растоптала сигарету высоким ботинком и вернула ко мне свои лазурные глаза.

Черт, черт, черт. Мне подумалось, что я выжил из ума, когда она назвала меня симпатичным. Я приоткрыл было рот, но ничего не ответил.

— Ахренеть, Демиан, скажи ей уже свое долбаное имя, и валим нахрен отсюда. — Эдо глубоко задышал. — Мы с Тимом еще «Зелены» бахнули, пока ты тут… прохлаждался… — Он сплюнул на землю. — О, мне домой надо… Я хрен дойду, чувак… Будь же ты другом, а?

Я охотно ему поверил — пусть общагу с клубом и разделяло всего несколько кварталов.

— Демиан, значит. — Сара подошла ко мне вплотную, грациозно обогнув шатающегося Эдо.

— Можешь звать меня просто Дем. — Я протянул ей руку, понадеявшись, что она не вспотела от волнения. — Очень рад с тобой познакомиться.

— Взаимно. — Ее ладонь утонула в моей.

Люди постоянно твердят, что «рады» друг с другом «познакомиться», хотя в большинстве случаев это вранье, о котором известно обеим сторонам. В основном им тупо наплевать; познакомились и познакомились. Но на сей раз моя радость была самой что ни на есть настоящей. Даже если бы на «Парадайз» прямо в ту же секунду свалился метеорит, я был бы счастлив, что знал эту девушку хотя бы парочку мимолетных минут. Но свалиться мог только Эдо, за что я его откровенно ненавидел: мне пришлось взять его под мышку.

— Я бы рад остаться и поболтать еще немного, но боюсь, что он вырубится на полпути и его изнасилуют или типа того.

Услышав это, Эдо посмотрел на меня исподлобья и показал средний палец.

— Тогда спасай его девственность. — Сара отдала мне честь и попятилась ко входу, провожая глазами наши силуэты.

Мне хотелось еще столько всего сказать ей… и еще больше услышать в ответ. Когда она дернула дверь и изнутри полилась приглушенная музыка, я остановился и окликнул ее, ловко балансируя полуспящую тушу Эдо.

— Эй, Сара! Увидимся на самой клевой в мире лужайке!

Обернувшись, она улыбнулась и покачала головой: так обычно делают люди, когда хотят сказать «блин, Эдвард, а меня ты спросить не подумал, прежде чем открывать незнакомцам мои тайны?». А потом она скрылась из виду, оставив меня наедине с отключившимся Эдо и до боли знакомым трепетом в животе, который еще ни разу не приводил ни к чему хорошему.