Русско-американское общество: первые шаги

Дмитрий Владимирович Бабаев (2024)

Роман о первой половине 19-го века и молодом дворянине, который увлечен астрономией, минералогией и приключенческой литературой. Он примет участие во многих событиях своей эпохи в этом цикле романов связанных с русской Аляской.

Салон: музицирование

В общем-то, обучение выходило складно, о былом Андрей вспоминал редко, увлекался быстро, интересовало его решительно все новое. Время от времени Андрей видел в стенах Казанского университета и Константина Ивановича Соколова, тот был здесь в учреждении краткими набегами, и в те редкие встречи со своим подопечным разводил руками, пенял на нынешнее время и обстановку в университете и империи, но давал обещания, что при получении необходимых знаний, даст свое согласие, рекомендует и истребует в свое распоряжение Бежина-младшего для участии в изучении систем свинца-ртути в металлургии, осмотре уральских заводов и помощи в проведении экспедиций в Уральские же горы для рекогносцировки и изысканий. Все эти обещания сулили много интересного в будущем, но казались такими далекими, а чем прикажете заняться молодому энергичному человеку в томительном ожидании? И времяпрепровождение как-то само появилось.

Как оказалось в паре с Андреем по метеорологическим и прочим наблюдениям поступил по собственному желанию Павел Александрович Евсеев, также, как и Бежин-младший студент университета, они даже виделись на лекциях Лобачевского, собственно, оттуда и лежала дорога в волонтеры. Молодые люди подружились на поле общего дела. Паша, как стал называть его Андрей, оказался сколь умным, столь и спокойным юношей, перечитавшим всю домашнюю библиотеку, прикрепившимся подобно пиявке к университетской — мог вести разговор решительно обо всем, но интеллектом своим не давил, был даже иногда скуп на слова. Научил Андрея играть в шахматы, ну как играть, пока только передвигать фигуры. Ну а Андрей, частенько отвлекаясь от игры, переходил или в рассуждения, которые они проводили, рассказывал о знаниях, почерпнутых из книг и журналов, с восторгом рассказывал о просторах родной страны, да о загадках мира, разных странах, что были на атласах, об экспедициях и тому подобном. Так и стали друзьями-приятелями.

В один обычный день, находясь за составлением дневников метеорологических наблюдений, Паша взял да и пригласил Андрея в салон, как стало модно тогда называть собрания, в дом предводителя дворянства Казанской губернии, подполковника Александра Николаевича Евсеева и его супруги Веры Даниловны, приходившимися Павлу отцом и матерью, которым очень уж хотелось познакомиться и узнать побольше о новом друге их сына. Как выразился Павел, собрания у ма-ма полны слухов и сплетен, пиетета к офицерам и их хвастливым рассказам за карточными играми, а балы ужасно длинны, однако музицирование, если к нему есть желание, легко и непринужденно, можно играть в шахматы и в совсем уж редких случаях в гости с визитом приходят посланники из столицы, среди которых случаются интереснейшие лица и тогда за беседой проходят великолепные вечера. Не искушённому развлечениями губернского города, Андрею пришлось по душе мероприятие, сулившее встречу с интересными или не очень людьми цвета дворянства губернского города Казани и ближайших окрестностей и, возможно, столичных гостей, Андрей согласился прийти.

***

В день собрания в салоне у губернатора Андрей мучался ровно противоположными чувствами: с одной стороны скука и праздность растили в нем необходимость в посещении мероприятия и ответа на приглашение, с другой — неизвестность или анонс предстоящего наполовину отговаривали молодого человека от посещения. Победило любопытство и обещание другу. Андрей засобирался.

Здание в распространенном в те времена стиле цвета бедра испуганной нимфы, лакеи ожидающие и встречающие на входе, зеваки, обсуждающие вновь прибывших — все, как в столицах. А дальше совсем не как в столицах.

— дружище, как хорошо, что ты все-таки пришел — встретил Павел Андрея восторженными возгласами. — Мне так скучно и не хватает отличного собеседника — пошутил Паша и похлопал того по плечам. — Я уже прослушал стихи этого Виглярского и прослушал комментарии нашего местного критика Прокоповича. Стихи — посредственны, а критика слащавая, беззубая, пространная и прославляющая, а вместе с тем щадящая. Однако, ежели б матушка приглашала поэтов, виртуозно владеющих слогом или тем паче хулящих и бранящих деспотов, не в Петербурге б жили мы и даже не в Париже.

На этой фразе засмеяли оба.

— однако ж, твое появление не осталось незамеченным моими родителями, ма-ма сверкает взглядом. Идем. Я представлю тебя им.

Ведомый другом, Андрей подошел к паре, в которых определенно читалось право хозяев. Андрей поклонился мужчине, затем женщине.

— здравствуйте, юноша, мы с супругом безмерно рады видеть вас среди наших гостей, как вас зовут? — сказала Вера Даниловна ласково.

— Андрей Бежин.

В этот момент Павел представил своих родителей, имена которых Андрей и так знал.

После короткого раздумья, Александр Николаевич вдруг спросил:

— скажите, юноша, а кем вам приходится Владимир Константинович Бежин, состоите ли вы в родстве с Бежиными Нижегородской губернии?

— это мой отец, я Андрей Владимирович Бежин, уроженец с. Бежинское.

— Ба! Мир тесен, правда в этом есть! И как изволит поживать ваш отец?

— Живы-здоровы, тому без малого десяти лет в отставке, как и вы в полковничьем звании.

— а ведь мы с вашим отцом приятельствовали, даже соседствовали на бранном поле, я видите ли, после ранения и контузии на поле у Славкова-у-Брна вышел в отставку, война моя на том была окончена. Consumor aliis inserviendo * — гражданский мир стал ныне моим поприщем. Всенепременнейше передавайте от меня салют и приглашение посетить нас с супругой, дабы предаться воспоминаниям о минувших днях на полях наших сражений.

*прим. Изнуряю себя, работая на благо других (латынь)

Вскоре Александр Николаевич, потеряв интерес после короткого диалога с собеседником, хотел было откланяться, но Вера Даниловна не отставала — задала несколько вопросов вежливости о том, как Андрей разместился, приходится ли ему по душе житие в губернском городе, об университете и прочих темах, рассказала о ее сыне, о радости в обретении ее сыном собеседника, указала на пользу и необходимость образования, затем поведала о своих измышлениях на сей счет, да и удалилась вместе с мужем под предлогом подготовки выступления музицирующей группы.

Издалека было видно, как Вера Даниловна сделала несколько повелительных жестов и в просторной зале тут же зашевелились слуги: принесли дополнительные канделябры и у круглого стола враз сделалось светлее, расставили стулья так, что получился чуть более, чем полукруг и сами растворились. Затем музыканты стали занимать места вокруг стола.

— это струнный квартет. — сказал Павел, наблюдавшему за приготовлениями Андрею.

Андрей посмотрел на друга вопросительно:

— ты знаешь, что сейчас будет происходить? — спросил Андрей.

Павел с лукавой улыбкой, выдерживав короткую паузу, произнес:

— давеча, друг мой, довелось мне присутствовать при репетиции музыкантов и, могу тебя с удовлетворением заверить, то, что я услышал, согрело мне душу и сердце.

И разошелся таким смехом, что от взгляда, обернувшейся матери, прикрыл рот рукой, как от приступа щекотания в носу — такой пафосной ему показалась присказка к собственной реплике.

— струнный квартет: 2 скрипки, альт… — и тут же прервался, увидев некоторое затруднение мыслительного процесса на лице Андрея. — ты что? В музыке слаб?

— нет. — Соврал Андрей. В училище нам преподавали основы музыки кое-что о ней я знаю.

— «о ней?!» Видишь самый большой музыкальный инструмент? Это виолончель. Музыкант держит ее между ног. Те две, одинаковые, самые малые — скрипки. А тот, что ни большой, ни маленький — это альт. Все инструменты смычковые, то есть на них играют смычком. Видишь, музыканты держат его в руке?! Продолговатый со струной. Однако, можно играть и без него, но об этом я расскажу тебе как-нибудь потом, когда сам узнаю. — И снова разошелся смехом и тут же погасил в себе его, не дожидаясь недовольных взглядов матери. Павел осмотрелся по сторонам, и, увидев, что никто не смотрит на него недовольно, продолжил. — на репетиции квартет обычно начинал с «маленькой ночной серенады» Вольфганга Амадея Моцарта. На мой скромный взгляд, он — гений, что ни произведение, то услада для слушателя, всё ложится на слух. Партитуру его произведений в наш век легко достать, так как он умер давно и недавно — я бы очень хотел хоть раз побывать где-нибудь в Вене, Зальцбурге или Брно на его симфоническом концерте — всеми правдами и неправдами достиг этой цели, но увы! Теперь только Моцарт играет нам руками современных музыкантов: «пам-па-пам-па-пам-па-пам-па-пам-пам-па-пам-па-пам-пам-…» — начал Павел, свой далекий от совершенства, переклад Моцарта на слова и затих, потому что смог выучить из репетиций только вступление, но в этот момент музыканты, сидевшие за столом и уже явно закончившие все приготовления грянули именно «маленькую ночную серенаду».

Андрей слушал и в его романтическом сознании появлялся образ юноши с музыкальным инструментом: вот он начинает так бойко, с энтузиазмом, ведь цель, приведшая его под окна — очаровать любимую девушку, затем энтузиазм его немного спадает, но он повторяет сыгранную партию, и вот избранница выходит полюбоваться звуками, юноша меняет тембр, тональность и забывает о своем плане и обо всем на свете, играет экспромтом, звуки льются сладко, задорно, от всего сердца, юноша видит это и благосклонный взгляд его возлюбленной и успокаивается, теряет размах, но сохраняет темп, заканчивает мелодично и слышит аплодисменты. На лице Андрея расплылась улыбка — в его воображении юноша победил: одолел дракона, спас принцессу и получил полцарства приданным.