Кровь и тени Эльдранора

Дмитрий Кувуруз (2024)

В мире, где магия — дар и проклятие, а великие цивилизации ушли в забвение, древние силы начинают пробуждаться. Эйден, немой изгой с тёмным прошлым, оказывается втянутым в борьбу за будущее, которое решат башни, пожирающие жизни. Древние герои, забытые боги и разрушенные судьбы переплетаются в истории о жертве, надежде и выборе между долгом и человечностью.

Глава 3

Улыбка без сердца

780 год. Эра людей. Месяц Рэйгхарда.

Прошло несколько дней с тех пор, как весёлое застолье оставило свои следы не только в памяти, но и на улице перед таверной. Эйден, опираясь на топор, сделал глубокий вдох, чувствуя, как холодный утренний воздух пронизывает лёгкие, очищая мысли и освежая разум. Раннее утро Фростхейма встретило его суровым, но привычным морозом. Ветра почти не было, но холод пробирался под одежду, словно ледяные иглы, проверяя на прочность каждого, кто осмелился выйти на улицу в такой день.

Деревья вокруг таверны были покрыты густым инеем, а их ветви поблёскивали на солнце, как тонкие хрустальные нити. Лёгкий туман поднимался с земли, окутывая окрестности, и только редкий скрип снега под ногами и ритмичные удары топора нарушали эту тишину. День обещал быть ясным: на горизонте уже мерцали первые золотые лучи солнца, озаряя заснеженные крыши Фростхейма.

Эйден работал в такт, каждый удар топора расщеплял полено на аккуратные дрова, которые постепенно собирались в ровные ряды у стен трактира. Простая физическая работа помогала ему отключиться от всех тревог, даря ощущение спокойствия. В этих действиях было что-то медитативное — каждый удар топора приносил облегчение, как будто он не только колол дрова, но и освобождался от чего-то глубоко внутри.

Сквозь утреннюю тишину он услышал приближающиеся шаги. Он выпрямился и оглянулся. Род, с широкой улыбкой, уверенно направлялся к нему, неся в руках старый щит. Этот деревянный, потрёпанный временем артефакт был весь в царапинах и трещинах от множества битв, а на его поверхности виднелся герб Фростхейма — волк, снежинка и меч, символы, отражающие силу и суровость северных земель.

— Доброе утро, Эйден! — громко приветствовал Род, подходя ближе. Он легко покачал щитом в руке, привлекая к нему внимание. — Думаю, тебе это будет интересно.

Грэй, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони, взглянул на щит с лёгким недоумением. Он ещё не до конца понимал, что задумал Род, но был уверен, что это нечто важное. Род, уловив его замешательство, усмехнулся и пояснил:

— Это щит со времён объединения королевства. Мы с Сэмом тут подумали, почему бы не сделать из него новую вывеску для таверны? — Род оглянулся на Эйден, ожидая его реакции.

Парень молча перевёл взгляд на старую вывеску, что висела у входа. Она выглядела обветренной и потемневшей, её краска потрескалась, и на ней давно не было ничего примечательного. В памяти тут же всплыли воспоминания о той ночи, когда они, пьяные и весёлые, пытались сбить эту самую вывеску снежками. Наутро Эйла обнаружила их проделку и, хотя не выказала открытой злости, её взгляд ясно говорил о том, что она не была в восторге.

Род, заметив лёгкую усмешку на лице Эйдена, рассмеялся.

— Эйла до сих пор бурчит про ту ночь, — сказал он с весёлой усмешкой. — Но теперь у нас будет что-то новое, достойное. Думаю, на этот щит никто не посягнёт! — Род подмигнул, его голос прозвучал с лёгким вызовом.

Эйден кивнул, чувствуя, что идея со щитом была не лишена смысла. Он снова посмотрел на старый щит в руках Рода, оценивая его как возможную новую вывеску.

В этот момент к ним присоединился Сэм, неся небольшой молоток и несколько досок для крепления. Его лицо всё ещё сохраняло остатки былого веселья, и, подходя ближе, он хлопнул Эйдена по плечу.

— Ну что, дружище, готов к новой задаче? — весело спросил он, кивая на дрова и топор. — Сегодня у нас есть работа поважнее.

Эйден, ещё не совсем поняв, что именно задумали его друзья, на мгновение задумался, затем кивнул, понимая, что этот день обещал быть не таким рутинным, как он планировал.

Сэм и Род тут же принялись за дело. Они начали снимать старую вывеску и готовить щит к новой роли. Щит был покрыт пылью и нуждался в тщательной очистке, но его прочная основа выглядела вполне надёжно. Род осторожно начал счищать старые следы времени, словно стирая старую историю, чтобы дать месту новую жизнь.

Сэм, смеясь и подшучивая, занялся сборкой стойки для новой вывески. Молоток в его руках быстро и чётко вгонял гвозди, и доски начали складываться в прочную конструкцию.

В их движениях ощущалась уверенность и энергия — всё делалось на совесть, как полагалось во Фростхейме.

Род на мгновение замялся, затем усмехнулся и развёл руками.

— Эх, вот тут у нас беда. Никто из нас не умеет писать, — с улыбкой признался он.

Сэм, встав рядом, только рассмеялся:

— Да уж, если я что-то напишу, это будет позор для такой вывески!

Эйден покачал головой, усмехнувшись, видя, как его друзья, явно не подумав об этом заранее, оказались в тупике. В этот момент появилась Эйла, её взгляд был одновременно строгим и тёплым. Она подперла бока руками и, глядя на старую вывеску, притворно обиделась на их пьяные проделки.

— Ну что, собрались новую вывеску делать? — с лёгкой усмешкой произнесла она. — Надеюсь, в этот раз вы не будете забрасывать её снежками?

Грэй, взяв кисть, взглянул на неё с вопросом в глазах: «Что написать?». Эйла кивнула, и на её лице появилась лёгкая улыбка. Она понимала, что это был не просто очередной предмет декора, а символ того, как они вместе строят своё будущее, кирпичик за кирпичиком, несмотря на любые трудности.

Эйла внимательно посмотрела на старый щит, затем на Эйден, словно обдумывая различные варианты названия. Её губы слегка поджались, пока она мысленно перебирала идеи. Наконец, на её лице заиграла хитрая улыбка, и она, обведя взглядом всех собравшихся, произнесла:

— «Медвежий ночлег». Кажется, это идеально подойдёт для нашей таверны. — Её голос прозвучал с добродушной иронией. — По ночам, когда вы все засыпаете, храп такой, будто в доме поселился медведь.

Она весело рассмеялась, и Род с Сэмом, уловив шутку, не смогли сдержать улыбки.

— Тут не поспоришь, — засмеялся Род, слегка пожав плечами. — Порой сам просыпаюсь от собственного храпа!

Эйден, услышав название, едва заметно кивнул, признавая его удачность. Оно идеально отражало и атмосферу этого места, и характер его завсегдатаев. Он взял кисть и медленно окунул её в густую бордовую краску. С уверенной рукой он начал выводить первые буквы на щите, и каждая линия ложилась аккуратно и чётко.

«Медвежий ночлег» — эти слова постепенно оживали на поверхности щита. Эйден осторожно выводил каждую букву, придавая им выразительность и силу. Бордовая краска ярко выделялась на сером фоне, делая вывеску не просто заметной, а величественной и притягивающей взгляд.

Когда работа была закончена, все подошли ближе, чтобы оценить результат. Старый щит словно обрел новую жизнь, превратившись в символ тепла и уюта таверны. Эйла шагнула вперёд, внимательно разглядывая надпись, её глаза засияли от восхищения.

— Эйден, это просто невероятно! — сказала она с искренней радостью. — У тебя удивительный почерк. Кто бы мог подумать, что ты так мастерски пишешь. Эта вывеска станет нашей гордостью.

В её голосе было неподдельное восхищение, которое отозвалось у всех. Род и Сэм переглянулись, удивлённо кивнув, явно не ожидая от Грэя такой кропотливой работы. Даже сам Эйден, обычно сдержанный, слегка улыбнулся, ощущая приятное тепло от похвалы. Это маленькое признание его труда было для него значимым.

— Вот это я понимаю — настоящая вывеска! — гордо объявил Род, отступив назад, чтобы полюбоваться результатом.

Сэм, стоя рядом, хлопнул Эйдена по плечу:

— А я и не думал, что ты так хорош в этом деле! Теперь у нас не только новая вывеска, но и свой собственный художник.

Они ещё несколько минут восхищались плодами своего труда, обсуждая, где лучше повесить щит и как его надёжнее закрепить. В воздухе царило ощущение завершённости, приятное чувство довольства, когда хорошо сделанная работа приносит радость.

Но весёлое настроение резко оборвалось, когда до них донёсся звук быстрых шагов, раздающихся со стороны дороги. Эйден, Род и Сэм обернулись и увидели, как к ним уверенно приближаются несколько мужчин из соседней деревни Роискуд. Их лица были мрачными и напряжёнными, словно несли с собой нечто важное и тревожное. Одетые в толстые плащи и меховые шапки, они шли быстрым шагом, и по их виду было ясно, что дело серьёзное.

Род нахмурился, взгляд его потемнел. Он быстро обменялся взглядом с Эйлой и тихо сказал:

— Иди домой. Здесь что-то случилось.

Эйла хотела возразить, но, увидев серьёзность в глазах мужа, кивнула и быстрым шагом направилась к дому, оставив мужчин разобраться с незваными гостями.

Друзья вышли навстречу приближающимся. Мужчины, тяжело дыша от холодного воздуха, остановились перед ними. Лицо каждого было раскраснелось от мороза, но тревога в глазах говорила громче слов. Один из них, старше остальных, выступил вперёд, его голос был хриплым и тяжёлым:

— Род, беда у нас. Нам нужна твоя помощь.

Эйден заметил, как на лице Рода мелькнула тень беспокойства. Мужики из Роискуда редко приходили без веской причины, а уж тем более целой группой. Что-то серьёзное явно произошло.

Снег хрустел под ногами, когда группа мужчин, ведомая Родом, направлялась к старому сараю, что стоял чуть в стороне от таверны. Этот сарай давно стал местом, куда редко кто заходил: его деревянные стены, покрытые инеем, выглядели ветхими, а перекошенные ворота скрипели на ветру, словно предупреждая о забытом времени. Внутри царил полумрак, лишь тусклый свет пробивался через щели в стенах, создавая призрачное освещение. Воздух был пропитан сыростью и пылью, а давно заброшенные вещи превращались в бесполезный хлам, медленно угасая в тишине.

Когда они вошли внутрь, их окружили стеллажи, заваленные ржавыми инструментами и старым хозяйственным хламом. В углу лежали кривые гвозди, изогнутые пилы и молотки с треснувшими ручками — всё это давно покрылось налётом забвения. Однако в центре сарая выделялся старый верстак, на котором, в противовес общей запущенности, аккуратно лежали свежие инструменты, как будто кто-то совсем недавно работал здесь. Вокруг верстака собрались Род, Сэм, Эйден, Айвор и остальные мужчины из деревни. Свет от принесённого фонаря бросал на стены длинные тени, придавая помещению тревожную, почти зловещую атмосферу.

Род, едва дождавшись, пока все войдут и закроют за собой дверь, резко повернулся к Айвору — коренастому, но крепкому мужчине с каменным лицом. Его тяжёлый взгляд и глубокие морщины на лице говорили о том, что он пережил немало.

— Айвор, что случилось? — Род задал вопрос без тени привычной шутливости. Его голос звучал серьёзно, будто он уже предчувствовал что-то недоброе.

Айвор, поёживаясь от холодного воздуха, который всё ещё пронизывал их даже здесь, откашлялся и сделал шаг вперёд. Он опустил голову, как будто не находя сил сразу произнести слова. Его огрубевшие руки сжались в кулаки, и по лицу было видно, что он с трудом решается заговорить.

— Чарльза… нашли, — прохрипел он, словно эти слова вырывались с трудом. — Мёртвого.

Комната погрузилась в тягостное молчание. Свет фонаря качнулся, бросая зыбкие тени на лица присутствующих, отражая гнетущую атмосферу. Грэй, стоявший чуть в стороне, нахмурился и внимательно посмотрел на Айвора, пытаясь уловить смысл сказанного.

Айвор, сглотнув, продолжил:

— Его нашли в пролеске, неподалёку от деревни, — добавил он глухо.

Грэй нахмурился, пытаясь вспомнить, кто такой Чарльз. Имя показалось ему незнакомым. Он украдкой взглянул на Сэма, и тот, уловив его замешательство, наклонился ближе и пояснил:

— Чарльз — мясник, — сказал Сэм, его голос был приглушённым, полным уважения. — Ты его знаешь, Эйден. Огромный рыжий мужик с бородой. Ты с Сигмундом только пару дней назад брали у него мясо для праздника.

Он кивнул, и образ мясника всплыл у него в памяти: большой, крепкий мужчина с рыжими волосами и густой бородой. Недавно они вместе шутили, когда Чарльз помогал выбрать лучший кусок мяса для трапезы. Теперь же этот человек, ещё недавно полный жизни, был мёртв.

Тяжесть навалилась на сердце Эйден. Это известие будто выбило почву из-под ног. Ещё несколько дней назад Чарльз был рядом, смеялся, и казалось, что он — неотъемлемая часть этого мира. И вот его больше нет.

Род, ещё не осознавая всей серьёзности происходящего, скрестил руки на груди и хмыкнул, глядя на Айвора:

— Чарльз, говоришь… Да это просто пьяная выходка. Перепил на празднике, вышел подышать свежим воздухом, да и уснул на морозе. Бывает.

— Я сам чудом домой добирался после таких гулянок, — его голос был расслабленным, с едва заметной насмешкой.

Айвор, однако, медленно покачал головой. Лицо его напряглось, и в глазах мелькнула тень беспокойства, как будто он ожидал, что Род не поймёт всю глубину трагедии.

— Нет, Род, всё не так просто, — Айвор заговорил тише, словно сам воздух стал плотнее и тяжелее. — Чарльз не пил уже несколько лет. После смерти жены он завязал. Ни разу с тех пор не брал в рот ни капли. Так что нет, это не от выпивки.

Его слова, повисшие в тишине, казались почти осязаемыми. В сарае на мгновение замерло всё: ни звука, ни движения.

— И это не всё, — продолжил Айвор, его голос стал ещё ниже. В его глазах вспыхнула тревога, отчего атмосфера в сарае сделалась ещё более гнетущей. — Когда мы его нашли… его грудь была разорвана. Сердце вырвали. А на лице…

Айвор на мгновение замер, будто слова застряли в горле, не желая выходить.

— На его лице была… улыбка, — наконец выдохнул он.

Род сразу же потерял насмешливое выражение, его глаза расширились, а руки инстинктивно опустились вдоль тела. Тишина, повисшая в сарае, стала давить на всех, как непрошенный гость. Мужчины переглядывались, не веря тому, что услышали. Холод прошёл по спинам каждого из них, словно сама земля под ногами вдруг стала ненадёжной.

Эйден попытался осмыслить услышанное, но его разум отказывался принимать эти странные детали.

— И это ещё не всё, — продолжил Айвор, его голос теперь звучал, как шёпот из другой реальности, из мрачных легенд, в которые никто не хотел верить. — Когда мы его нашли, не было никаких следов борьбы. Всё выглядело так, будто Чарльз сам вышел из дома. Его дом стоит на окраине деревни, далеко от всех нас. Мы были в центре, праздновали, пили — и не слышали ничего. Но когда мы его обнаружили… было такое ощущение, что он сам вышел в ночь, будто что-то позвало его. И он отдал своё сердце по собственной воле.

Молчание стало невыносимым. Каждый ощущал его тяжесть, как груз на плечах. В воздухе витала неведомая угроза, будто что-то древнее и опасное уже проникло в их мир. Мужчины стояли неподвижно, словно опасаясь, что любое резкое движение нарушит зыбкое равновесие. Грэй чувствовал, как тревога окутывает его с каждой секундой. Он перевёл взгляд на Рода, чьё обычно спокойное лицо теперь выглядело мрачным и сосредоточенным.

Сэм первым осмелился нарушить тишину, хотя его голос прозвучал глухо и неуверенно:

— Это… это же бред, Айвор. Ты же не думаешь, что он сам… — Сэм замолчал, не в силах закончить мысль. Его взгляд беспокойно метался по лицам окружающих, и в каждом он искал подтверждение того, что это лишь нелепая ошибка.

Айвор медленно вздохнул, глядя прямо на Сэма:

— Я не знаю, что произошло, — тихо ответил он, но в его голосе слышалась неподдельная тревога. — Но это не обычная смерть.

Эйден вслушивался в каждое слово, и с каждым мгновением ощущение угрозы становилось всё более реальным. Он видел тревогу на лицах других мужиков — даже Род, обычно невозмутимый, выглядел встревоженным.

— Чёртова напасть… — пробормотал Род, глядя в пол, будто пытаясь осознать, что это может значить.

Снова повисла тишина, но теперь она была гораздо более зловещей. Это была не просто пауза — это было ощущение, что мир вокруг них медленно меняется.

Словно что-то, сокрытое в зимнем лесу, наконец пробудилось и теперь тихо наблюдает за ними, готовясь нарушить привычный порядок их жизней.

Холодный воздух казался ещё более пронзающим, когда мужчины вышли из старого сарая. Снег скрипел под их шагами, каждый звук отдавался глухим эхом в заснеженной пустоте вокруг таверны. Мороз был осязаем, словно плотная, ледяная завеса, которая сжимала их со всех сторон.

Мужики молча закурили свои люльки, стоя в круге, каждый погружён в собственные мысли. Вокруг них царила тишина, такая глубокая, что казалось, весь мир замер. Ни шороха, ни звука — даже привычные крики птиц и далёкие отголоски деревенской жизни не долетали до их ушей. Только слабое потрескивание табака и медленно поднимающийся дым нарушали эту безмолвную зловещую паузу.

Эйден стоял чуть в стороне, чувствуя, как холод и напряжение медленно пробираются под его кожу. Вязкие клубы дыма из трубок медленно растворялись в морозном воздухе, смешиваясь с лёгким паром от их дыхания. Никто не хотел нарушать молчание, как будто любое слово могло оживить страхи, которые все они пытались отогнать от своих мыслей.

Он взглянул на Рода, который стоял, скрестив руки на груди, и напряжённо всматривался вдаль, словно пытаясь осмыслить всё происходящее. Его обычно жизнерадостное лицо теперь было сосредоточенным и серьёзным. Рядом с ним стоял Айвор, крепкий и приземистый, но его тревожное выражение лица выделялось на фоне суровой зимней сцены.

Сэм, обычно всегда готовый к шутке, был удивительно тихим. Он, казалось, пытался найти слова, но ни одно не подходило к ситуации. Все они чувствовали надвигающуюся угрозу, но никто не мог объяснить, что это было и откуда она могла прийти.

Тишину нарушил быстрый топот. Эйден обернулся и увидел, как к ним по заснеженной тропе бежал Торстен, сын Рода. Его щеки были раскрасневшимися от холода, а дыхание превращалось в облака пара. Он подбежал к отцу, остановился и, тяжело дыша, в ожидании посмотрел на него.

Род встряхнулся от мыслей и посмотрел на сына с серьёзностью, которая не требовала лишних вопросов.

— Торстен, беги за матерью и Сигмундом, — тихо, но твёрдо сказал он.

Торстен кивнул и, не говоря ни слова, развернулся и побежал обратно. Эйден проводил его взглядом, ощущая нарастающую тяжесть в груди. Даже ребёнок понимал, что происходило нечто важное и опасное, хотя, возможно, ещё не знал всех подробностей.

Через несколько минут к ним подошли Эйла и Сигмунд. Лицо Эйлы, обычно мягкое и приветливое, стало строгим и напряжённым. Она встретилась взглядом с Родом, ожидая объяснений.

— Что происходит? — спросила она, и хотя её голос звучал спокойно, в нём чувствовался оттенок тревоги.

Род посмотрел ей прямо в глаза, его лицо оставалось твёрдым и спокойным, хотя напряжение было ощутимо.

— Сэм останется с Сигмундом, — сказал Род, не отрывая взгляда от Эйлы. — Вы будете охранять дом. Если нас с Айвором и Эйденом не будет к ночи, забаррикадируйте все двери и окна. Никто не должен выходить до утра. Спите в одной комнате. Сэм и Сигмунд будут патрулировать по очереди.

Эйла нахмурилась, ошеломлённая таким серьёзным распоряжением, её глаза расширились от недоумения.

— Но… Род, что случилось? — начала она, но Род жестом остановил её.

— Сэм тебе всё расскажет, — его голос был тихим, но твёрдым. — Сейчас не время для обсуждений. Просто сделайте, как я сказал.

Эйла почувствовала твёрдость в словах мужа и, несмотря на беспокойство, кивнула, взглянув на Сэма, который также кивнул в знак готовности выполнить приказ.

Мужики докурили свои трубки в напряжённой тишине. Атмосфера стала ещё более тяжёлой. Никто не знал, что их ждёт впереди, но каждый понимал, что ночь принесёт с собой что-то тёмное и неизведанное.

Когда трубки были затушены, компания разделилась. Сэм, Сигмунд, Эйла и Торсент отправились к дому, начиная закрывать ставни, готовясь к тому, что принесёт ночь. А Род, Эйден, Айвор и мужики направились в сторону деревни Роискуд, где их ждали ответы… или новые загадки. Мороз становился крепче, а шаги по снегу звучали всё тише, словно сам мир вокруг замер в предчувствии надвигающейся бури.

Мужчины молча углублялись в лес, который отделял таверну от деревни Роискуд. Тропа была почти полностью завалена снегом, а деревья, покрытые инеем, стояли мрачными, словно стражи по обеим сторонам. Лес окутывала странная, гнетущая тишина — ни звука животных, ни щебета птиц. Лишь скрип снега под их шагами нарушал это пугающее безмолвие.

Эйден шёл рядом с Родом, погружённый в свои мысли. Мороз обжигал лицо, но этот холод был не обычным — он казался пронизанным чем-то зловещим, будто сам лес затаил дыхание в ожидании чего-то ужасного. Его пальцы, даже под толстыми перчатками, начинали неметь, а каждый вдох обжигал лёгкие плотным морозным воздухом.

Он следил за шагами Айвора, который шёл с выражением решимости на лице, хотя было видно, что и его мучила история Чарльза. Лес, когда-то знакомый и привычный, теперь казался чужим и опасным.

Род первым нарушил тишину, его голос прозвучал тихо, но твёрдо, как удар льда:

— Айвор, — сказал он, его взгляд устремился на спину Айвора. — Кто был рядом с Чарльзом в последние дни? Может, у него были враги? Или кто-то с ним спорил?

Айвор замедлил шаг и оглянулся на Рода и Грэя. Его лицо было непроницаемым, но в глазах отражалось внутреннее беспокойство.

— Мы уже это обсуждали, — начал он, его голос был низким, как будто он боялся, что кто-то услышит их даже в этом безлюдном лесу. — Чарльз почти ни с кем не общался. После смерти жены он изменился. Он отгородился от всех, перестал пить, хотя раньше любил посидеть с нами за кружкой. Никто не приходил к нему. Он жил тихо, будто смирился со своей судьбой.

Род задумчиво хмыкнул, его лицо потемнело, и он продолжил идти вперёд, задумавшись. Грэй шёл рядом, прислушиваясь к разговору, ощущая всё нарастающую тревогу.

— Есть ли кто-то, кто знал его лучше остальных? Кто мог видеть что-то подозрительное? — снова задал вопрос Род, не отводя взгляда от Айвора.

Айвор кивнул, жестом подозвал одного из мужчин, шедших позади. Тот выглядел старше остальных — худощавый, с иссохшими чертами лица, редкими волосами и кожей, потрескавшейся от холода и времени.

— Это Рорик, — объяснил Айвор, когда тот подошёл ближе. — Он был другом Чарльза. Если кто-то и знает, что происходило с ним в последние дни, так это он.

Рорик кивнул в знак приветствия, его лицо выглядело измученным, но в глазах отражалась боль от утраты друга.

— Чарльз сильно изменился после смерти своей жены, — начал Рорик, поглаживая седую бороду. — Мы знали друг друга много лет. Когда-то он был весёлым человеком, любил выпить, даже гнал свою настойку. Но после её смерти всё в нём сломалось. Он перестал пить, стал молчаливым, закрылся от всех. Никого не впускал в свой мир, даже я перестал навещать его так часто.

Эйден слушал с вниманием, в его голове медленно вырисовывалась картина трагедии Чарльза — человека, потерявшего смысл жизни и замкнувшегося в одиночестве. Но этого было недостаточно, чтобы объяснить ту жуткую смерть.

Рорик продолжал, словно хотел поделиться всем, что знал:

— Он всё ещё был добр, но… что-то в нём изменилось. Я заходил к нему время от времени. Мы говорили о жизни, о том, что осталось после всего… Но с каждым разом он казался всё более отстранённым, как будто его что-то звало. Это была не просто тоска по жене. Казалось, он уже не принадлежал этому миру…

Род внимательно слушал, его лицо было сосредоточенным.

— Никто не приходил к нему в последние дни? Никаких странных гостей? — Род задал ещё один вопрос, его голос был резким, как удар плети.

Рорик отрицательно покачал головой:

— Никто. Он редко выходил из дома, разве что по делам. Он не пошёл даже на праздник. Я думал, он просто устал от жизни. Но кто мог представить, что всё обернётся так?

Айвор качал головой, соглашаясь.

— Мы тоже об этом думали. Врагов у него не было. Он был человеком тихим, добрым. Даже в ту ночь, когда мы все собрались у костра в деревне, он оставался дома. Никто не знал, что произойдёт что-то ужасное.

Тишина вновь накрыла их, словно лес сам закрывал свои уши, пытаясь уберечь их от того, что они не должны знать.

Эйден шёл рядом, и в его душе росло ощущение, что за этой историей скрывается что-то большее, чем они пока могли осознать. Его инстинкты подсказывали, что в этом деле не всё так просто, и в глубине леса скрывается нечто тёмное.

Впереди уже начали вырисовываться крыши домов Роискуда, едва видимые за заснеженными деревьями. Чем ближе они подходили к деревне, тем сильнее становилось чувство напряжения. Род остановился на мгновение, оглядываясь на Айвора и Рорика.

— Мы должны выяснить правду, — сказал он, его голос был твёрдым, но в нём слышался намёк на беспокойство. — Я не верю, что это случайность. Здесь что-то не так, и если мы не разберёмся, что это, всё станет ещё хуже.

Эйден кивнул, погружённый в свои мысли. Кто мог быть настолько жестоким, чтобы убить Чарльза? И какая сила могла заставить его покинуть дом и отправиться на смерть?

Роискуд встретил их гнетущей тишиной, в которой чувствовалось не спокойствие, а тревога. Снег покрыл улицы тонким, нетронутым слоем, словно скрывая под собой что-то зловещее. Узкие дорожки между домами, по которым обычно ходили жители, казались заброшенными, как будто их не касалась нога человека уже давно. Воздух был густым, пропитанным чем-то неясным и тяжёлым, словно сама природа удерживала дыхание.

Эйден заметил, что окна домов были плотно закрыты ставнями, и ни один огонёк не проглядывался сквозь щели. То место, которое когда-то наполнялось жизнью и голосами людей, теперь казалось мёртвым. Даже ветер не дул, будто что-то, невидимое и опасное, запретило любому звуку нарушать этот жуткий покой. Хруст снега под их ногами звучал непривычно громко, словно они нарушали некий запрет, вторгаясь в запретную тишину.

Тени деревьев, чёрные и острые, легли на застывшие дома, добавляя ещё больше мрачности. Ледяной воздух был не просто холодным — он проникал под кожу, оставляя ощущение необъяснимого страха. Грэй чувствовал его всем своим существом, как будто что-то невидимое и недоброе следило за ними из-за угла.

Род шёл впереди, его лицо было сосредоточенным и напряжённым. Привыкший к опасностям, он выглядел спокойным, но Грэй заметил, как тот несколько раз оглядывался по сторонам, словно пытался уловить движение, которого не было.

Они прошли несколько домов, когда Айвор внезапно остановился. Его суровое лицо, обычно непроницаемое, выдало признаки тревоги. Он шагнул ближе к Роду и Эйдену, понизив голос до полушёпота, как будто даже стены домов могли услышать его слова.

— Я велел всем оставаться внутри, — его голос прозвучал глухо, как будто сам лес поглощал его звуки. — Никто не выходит. Они знают, что если мы не вернёмся до темноты, нужно быть наготове. У всех уши на востро. Но лучше им не показываться наружу, пока не станет безопасно.

Он посмотрел на пустые улицы, где не было ни души. Деревня, всегда мирная и живая, теперь казалась неживой, как будто все здесь уже знали, что произошло что-то страшное. Грэй почувствовал, как внутри него зародился холодный ком, который только усиливался с каждым шагом вперёд. Что-то в этой тишине было зловещим и неприручённым, заставляя их сжимать кулаки крепче, а взгляды становиться более настороженными.

Айвор кивнул в сторону дома Чарльза — того самого дома, который раньше был всего лишь домом обычного мясника. Но теперь это место стало чем-то иным, символом угрозы, которая укрывалась в тени.

Дом Чарльза стоял на самом краю деревни, отдалённый от других зданий, словно его специально изолировали от всего остального мира. Когда-то это было обычное жилище, ничем не примечательное среди других, но теперь оно вызывало мрачные ощущения. Даже при свете дня дом выглядел тёмным и зловещим. Его деревянные стены, обветренные и потемневшие, казались старыми, как доски корабля, выброшенного на берег давным-давно. Окна, плотно закрытые ставнями, напоминали пустые глазницы, безжизненные и немые.

Ставни были крепко заперты, изнутри не доносилось ни звука. Дом словно замкнулся в себе, будто знал, что его хозяина больше нет, и теперь просто ждал своего разрушения. Деревья вокруг, окутанные инеем, стояли, как немые стражи, не позволяя никому потревожить это место.

Эйден почувствовал, как его сердце сжалось. Он помнил этот дом ещё несколько дней назад — это было место, где жил добрый, приветливый мясник. Но сейчас оно казалось чужим, принадлежащим другому миру, где правила не подчиняются обычным законам. Вокруг всё было слишком тихо, как будто сама природа затаила дыхание перед чем-то неотвратимым.

— Это здесь, — прошептал Айвор, приближаясь к двери.

Как только они вошли внутрь, тяжёлая дверь с угрожающим скрипом нарушила гнетущую тишину. В доме стоял затхлый, плотный воздух, словно его давно не проветривали. Запах старого дерева и сырости наполнял пространство, смешиваясь с пылью, которая словно впитала в себя следы давно ушедших дней. Почти полная тьма окутывала дом — лишь слабый свет пробивался сквозь щели в ставнях, отбрасывая редкие, размытые тени на пол.

Первое, что почувствовал Эйден, был ледяной холод, но это был не просто мороз зимнего воздуха. Этот холод казался чем-то иным, проникающим в самую душу. Он был неподвластен времени и выглядел так, будто бы существовал здесь всегда. Внутри дома чувствовалось нечто незримое, но угрожающее. Тени в углах казались живыми, притаившимися в ожидании чего-то.

Комнату окутывала неуютная, гнетущая тишина. Дом выглядел заброшенным, как если бы его обитатель уже давно покинул этот мир. На кухне пыль покрывала старые ножи и мясные крюки, висевшие на стенах, словно реликвии давно ушедшей эпохи. Пол был усыпан тонким слоем грязи и пыли, будто сюда уже долгое время не ступала человеческая нога.

Посреди комнаты стоял массивный деревянный стол, некогда крепкий и надёжный, но теперь пустой и безжизненный. Рядом — несколько старых стульев, каждый из которых был покрыт толстым слоем пыли, будто здесь давно не садились люди. Холодный камин, оставленный без внимания, стоял в углу, мрачный и неиспользованный, как символ замерзшего времени. Весь дом словно замер во времени, ожидая своей участи вместе с его хозяином.

Эйден огляделся по сторонам, и его взгляд остановился на зеркале, висевшем рядом с камином. Покрытое пылью, оно тускло отражало свет, проникающий сквозь ставни. В полумраке зеркало казалось почти зловещим, как глаз, наблюдающий за каждым их движением.

Он машинально подошёл к зеркалу и замер, глядя на своё отражение. Что-то внутри него содрогнулось, когда он встретился взглядом с лицом, которое показалось ему чужим. Это лицо, хоть и было его собственным, казалось отдалённым, словно он давно не узнавал себя. Обычно он не обращал на себя внимания, но сейчас что-то заставило его задержаться и всмотреться.

Отражение показало ему измученное, исхудалое лицо с резкими, словно вырезанными, чертами. Его скулы стали более выступающими, чем он помнил, лицо утратило ту детскую округлость, которая когда-то делала его беззаботным. Теперь его черты выглядели заострёнными, как если бы тяготы жизни и пережитые события вытянули из него остатки юношеской беспечности.

Его глаза, глубоко посаженные, зелёные и тёмные, потеряли прежнюю живость. Теперь в них отражалась не только усталость, но и следы внутренней борьбы — той, что бушевала внутри него долгое время. Взгляд стал серьёзным, отяжелённым жизненным опытом, будто лёгкость и наивность остались в далёком прошлом.

Волосы, длинные и спутанные, свисали на плечи, тёмные, как ночь. Когда-то он заботился о своей внешности, но теперь они были грязными и неухоженными, как символ хаоса, царящего в его душе. Чёрные пряди ниспадали до лопаток, придавая его облику нечто дикое, почти первобытное.

Эйден провёл рукой по лицу, стряхивая пыль с зеркала, но отражение не изменилось. Его лицо оставалось таким же тёмным и угрюмым, словно весь свет мира покинул его, оставив лишь тень того человека, которым он когда-то был.

На его лице не было улыбки. Глубокие морщины на лбу и в уголках губ говорили о том, что радость и смех давно покинули его жизнь.

Эти морщины отражали не столько возраст, сколько пережитую боль. Он больше не был тем юным путником, что когда-то с лёгкостью бродил по этим землям, — теперь он был обременён опытом и воспоминаниями, от которых не так легко избавиться.

Он оторвал взгляд от зеркала, отгоняя мысли о своём отражении и тех переменах, которые оно отражало. В комнате царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь едва слышными звуками дыхания, когда Айвор, стоявший рядом с Родом, заговорил. Его тихий, хриплый голос словно впитался в стены дома.

— Вам нужно взглянуть на тело, — сказал он. — Мы осматривали его, но, возможно, свежий взгляд увидит то, что ускользнуло от нас.

Айвор, не говоря больше ни слова, направился вглубь дома. Их шаги глухо отдавались в коридорах, каждый скрип пола казался эхом шёпотов невидимых обитателей этого места. Тяжёлый запах затхлости смешивался с запахом дерева и чего-то неуловимого, что висело в воздухе и заставляло кожу стягиваться от напряжения. Грэй глубоко вдохнул, будто готовясь к тому, что предстоит увидеть.

Когда они вошли в спальню, первым, что бросилось Эйден в глаза, был портрет, висящий на стене напротив кровати. На нём был изображён Чарльз со своей женой. Огромный, бородатый мужчина стоял рядом с изящной женщиной с мягкими чертами лица. Её волосы были аккуратно уложены, а глаза светились добротой и теплом. На фоне её нежности Чарльз казался могучим защитником, прочной опорой.

Эйден застыл, рассматривая портрет. Женщина на изображении казалась воплощением спокойствия и женственности, её улыбка была тёплой, почти живой. Он без труда понял, как сильно Чарльз любил её, и почему потеря этой женщины стала для него катастрофой. Это была утрата, которую невозможно было пережить легко — её смерть стала не просто трагедией, а уничтожением смысла жизни для мясника.

Айвор привёл их к кровати, где под тёмной простынёй лежало тело Чарльза. В комнате повисла тревожная тишина, как будто воздух сгущался вокруг них, создавая невидимую стену. Эйден почувствовал, как сердце забилось медленнее, а по спине пробежал холодок, словно предвестник чего-то страшного.

— Здесь, — произнёс Айвор, и его голос казался ещё более тяжёлым. Осторожно, почти с почтением, он потянул за край простыни, обнажая тело мясника.

Картина, открывшаяся перед ними, вызвала мгновенный шок. Закалённые в боях Грэй и Род на мгновение замерли, не в силах поверить своим глазам. Чарльз лежал перед ними, его рыжая борода была всё ещё густой и аккуратной, но его лицо исказила… улыбка.

Эта улыбка была пугающе неестественной. Лицо мясника выглядело умиротворённым, почти счастливым, как будто смерть пришла к нему во сне и забрала его без боли. Но в этом было что-то ужасное — улыбка, которая не соответствовала ничему вокруг. Его глаза были закрыты, а черты лица, хотя и исказились под воздействием смерти, всё ещё сохраняли странное выражение удовлетворения.

Эйден опустился на колени рядом с телом, его взгляд скользил по каждому участку лица, пытаясь найти следы насилия, которые могли бы объяснить этот жуткий вид. Но ничего не было. Ни одной раны, ни одного следа борьбы — только эта мрачная улыбка, словно Чарльз сам нашёл утешение в смерти.

Род, стоя в стороне, продолжал смотреть на лицо своего старого друга. Внутри его клокотал страх, хотя он и старался подавить его. Наконец, он собрался с силами и спросил:

— Когда он умер? — голос его звучал хрипло, словно каждый звук давался с трудом.

Айвор медленно перевёл взгляд на тело и ответил:

— Мы нашли его сегодня утром. Последний раз его видели два дня назад.

Грэй напрягся, услышав это. Что-то в этих словах показалось неправильным. Он снова перевёл взгляд на лицо Чарльза — впавшие щеки, глубоко посаженные глаза, признаки тления.

Это тело не могло пролежать мёртвым всего два дня. По его виду казалось, что он был мёртв уже гораздо дольше — минимум пять дней, если не больше. Лицо, руки, даже тон кожи — всё это говорило о том, что смерть наступила гораздо раньше.

В голове Эйдена начали роиться мысли. Что могло вызвать это несоответствие? Что-то неестественное, что-то, что выходило за рамки обычного понимания. Он не произнёс ни слова, но внутреннее беспокойство нарастало. Это не просто смерть. Здесь скрывалось нечто большее, нечто тёмное, что ещё предстояло открыть.

Род, уловив тревогу в его глазах, снова посмотрел на тело, но оставался молчаливым. Он знал, что они столкнулись с чем-то гораздо более страшным, чем могли себе представить. И это чувство усиливалось с каждой минутой, которую они проводили в этой комнате.

Эйден перевёл взгляд на грудь Чарльза, и его дыхание на мгновение сбилось, когда он увидел разорванную плоть, словно её безжалостно вывернули наизнанку. Перед ним открылась картина жуткого насилия, совершенно не похожая на то, что он когда-либо видел. Глубокая рана обнажала изломанные кости грудины, торчащие из тела, как рваные осколки старого корабля, выброшенного на берег. Края раны выглядели рваными, обрывистыми, словно кто-то с невероятной силой, но безжалостной грубостью разорвал плоть, не заботясь о том, какие следы останутся на этом теле. Кожа вокруг раны была усеяна глубокими ссадинами, красными и багровыми следами, как если бы её содрали слоями, обнажив израненные мышцы и сухожилия.

Тёмная, почти чёрная кровь застывшими потоками застыла по краям разорванной кожи. В этом застывшем хаосе отражалось что-то зловещее — капли крови словно впитали в себя весь ужас произошедшего. Они тянулись тонкими линиями вдоль разорванных краёв раны, будто жизнь сама истекала медленно, оставив за собой только пустоту. Слабый свет, пробивающийся сквозь грязные окна, едва касался этой сцены, отражаясь на застывших пятнах крови и придавая всей картине жуткое, холодное мерцание.

Эйден невольно сжал пальцы, как будто пытался обуздать страх, нарастающий внутри него. Его разум метался, стараясь найти объяснение тому, что случилось с Чарльзом. В его голове всплывали образы хищников — медведей, волков, рысей. Он видел, как они могли разрывать человеческие тела. Их раны всегда были беспорядочными, полными ярости, с характерными следами острых когтей и клыков. Но ничего из того, что он знал, не подходило под эту картину.

Он снова пристально посмотрел на рану. Она была слишком неестественной, слишком грубой и странной, чтобы быть результатом обычного нападения. Это не было похоже на укус или следы когтей. Эта рана выглядела так, словно плоть была… счесана. Это слово врезалось в сознание Эйдена, вызывая дрожь по его телу. Плоть не была просто порвана или разрезана. Казалось, что её сняли слоями, как снимают кожу с животного, но грубо и жестоко, не заботясь о том, сколько боли это принесёт.

Ещё большее беспокойство вызвали оголённые кости. Они не были просто сломаны — их вырвали с невероятной силой, но с пугающей точностью. Эйден рассматривал изломанные кости грудины, будто изучая карту чужого насилия. Казалось, что кто-то знал точно, какие кости нужно сломать и в каком порядке, чтобы раскрыть внутренности. Он не мог избавиться от мысли, что это было не просто насилие — это было целенаправленное действие. Кости были выломаны аккуратно, как если бы кто-то понимал анатомию человека и знал, как вскрыть тело, не повредив ничего лишнего.

Холодок ужаса медленно полз по его спине, проникая в глубину его разума, заставляя его сердце сжиматься. Это было не просто нападение зверя. В этом действии чувствовалась пугающая ловкость, почти осознанная жестокость, как если бы кто-то преследовал определённую цель. Он знал, что звери действуют хаотично, их ярость неконтролируема. Но здесь, перед ним, лежало тело, и его рана кричала о том, что это не просто случайность. Это было сделано с холодным, расчётливым намерением.

Он медленно наклонился ближе, его глаза скользнули по рваным краям кожи, по обломкам костей, по обнажённым внутренностям. Всё это выглядело так, словно было открыто, как коробка, чтобы достать нечто важное внутри. И тогда он понял — сердце Чарльза отсутствовало. Оно было вырвано, и кости вокруг него были сломаны с такой умелостью, что это не могло быть делом простого зверя. Эта картина была слишком точной, слишком жуткой, чтобы её могла сотворить обычная тварь.

Холод пронзил его ещё сильнее. Он не мог объяснить этого, но что-то подсказывало ему, что это было не просто убийство. То, что они видели перед собой, было не делом рук зверя или случайного нападения. Это было чем-то большим, чем-то тёмным, что выходило за пределы его понимания.

Эйден глубоко вздохнул, почувствовав, как тяжесть этого открытия наваливается на его плечи, будто весь дом заполнился этой зловещей, пугающей энергией.

Он оторвал взгляд от груди Чарльза и медленно поднял глаза на Рода. Тишина в комнате становилась всё более гнетущей, словно стены этого дома впитывали в себя каждый их выдох, каждую крупицу страха, что рождалась в их сердцах. Взгляд Рода уже был прикован к телу мясника, его глаза, обычно ясные и спокойные, сейчас казались затуманенными, полными тревожных мыслей. Их взгляды встретились, и в этот момент Грэй почувствовал, как холод ужаса окончательно прокрался под его кожу.

Мгновение их взгляды оставались соединёнными, как будто они пытались найти в глазах друг друга ответы, которых не было. Эйден видел, как Род сжал челюсти, напрягшись, словно стараясь подавить рвущиеся наружу эмоции. Но было очевидно — даже Род, видавший немало в своей жизни, чувствовал, что столкнулся с чем-то необъяснимым, чем-то, что выходит за рамки его опыта.

На мгновение он увидел, как руки Рода слегка дрогнули, и этот крохотный жест выдал больше, чем любое слово. Род, который всегда был скалой в бурю, сейчас ощущал ту же слабость и бессилие, что и он сам. Эта жуткая картина, лежащая перед ними, будто забирала у них силы, оставляя только ледяной страх и недоумение.

Эйден почувствовал, как по спине пробежала волна холода, словно кто-то вылил на него ведро ледяной воды. Он осознал, что Род тоже понял — раны, их характер, отсутствие сердца и, главное, та странная улыбка на лице Чарльза… Всё это было связано. Это был не зверь, и не человек, действовавший в ярости или с желанием убить. Это было нечто более тёмное, более опасное. Их худшие опасения подтвердились, и это осознание било по ним сильнее, чем любой физический удар.

Эйден глубоко вдохнул, пытаясь собрать мысли, и медленно наклонился над телом Чарльза. Его взгляд остановился на руках мертвеца — они были застывшими, как у всех умерших, но что-то в них привлекло его внимание. Руки Чарльза, когда-то сильные и грубые, натруженные долгими годами работы с мясом, теперь выглядели измождёнными, словно жизнь покинула их давно. В отличие от лица, искажённого жуткой улыбкой, руки не имели этого странного выражения умиротворения. Они были застывшими в каком-то инстинктивном, почти агрессивном жесте, будто его пальцы пытались удержать что-то перед тем, как смерть настигла его.

Эйден медленно поднял его правую руку, осторожно, как будто прикосновение могло пробудить скрытую силу. Рука была холодной, задубевшей от смерти, и под пальцами чувствовалась мёртвая тяжесть.

Когда он поднял её, на свету стало видно, что пальцы покрыты запёкшейся кровью. Глубокие борозды засохшей жидкости чернели на его ногтях, особенно на указательном пальце.

Эйден замер на мгновение, вглядываясь в этот палец, и почувствовал, как внутри него медленно нарастает мрачное осознание. Он пристально посмотрел на ноготь, под которым что-то застряло. Сначала он подумал, что это могла быть просто грязь или кровь — следы борьбы или нападения. Но что-то заставило его наклониться ближе, сжав челюсти, чтобы заглушить нарастающий страх.

Осторожно держа руку Чарльза, он медленно нажал на указательный палец. Его движения были аккуратными, почти почтительными, как если бы он боялся нарушить этот мёртвый покой. Под давлением ноготь медленно сжался, и из-под него выдавилось нечто… Это была не просто грязь. Под ногтем было застрявшее вещество, напоминающее плоть. Засохшие частицы красной ткани выглядели неестественно, они казались слишком тёмными, слишком сырыми для того, чтобы принадлежать кому-то другому. Грэй смотрел на них с ужасом, осознавая, что это — останки его собственной плоти.

Каждая деталь, которую он наблюдал, всё больше и больше усиливала его худшие опасения. Руки Чарльза, которые когда-то держали нож и мясо, теперь сами стали инструментом уничтожения. Но это не было просто борьбой за жизнь. Нет, что-то гораздо более тёмное происходило в этот момент. Эйден начал понимать, что эта рана — та жуткая пустота в груди — не была следствием нападения извне. Руки Чарльза не защищались. Они совершали что-то невообразимое.

Эйден почувствовал, как его голова слегка закружилась. Мысль о том, что Чарльз мог сам совершить такое, казалась невозможной. Но все улики указывали именно на это. Никакой зверь, никакой хищник не обладал бы такой точностью и ловкостью, чтобы разорвать грудь с хирургической аккуратностью и вырвать сердце так… филигранно. Это было дело рук самого Чарльза.

Когда он медленно поднялся и встретил взгляд Рода. Лицо его друга было бледным, напряжённым, как будто он изо всех сил старался держаться. Род стоял, тяжело дыша, его глаза метались от тела Чарльза к Эйдену, как будто пытаясь найти объяснение тому, что они только что осознали. Молчание между ними было настолько плотным, что его можно было почти ощутить. Оба они понимали, что ответов нет — только мрачная правда.

Род наконец отвёл взгляд от тела, его рука нервно провела по волосам, как если бы он хотел очистить свой разум от ужаса, который медленно просачивался в сознание. Он глубоко вздохнул, и это движение отдалось в комнате, как глухой удар.

— Эйден, — хрипло произнёс он, глядя в пол, — что-то тёмное творится здесь. Я не могу… — он остановился, словно слова не могли выразить то, что он чувствовал. Род замолчал на мгновение, затем взглянул на Айвора, стоявшего неподалёку. — Это не зверь, Айвор. — В его голосе слышались решительность и страх одновременно. — Это не могло быть зверем. Чарльз… он сделал это сам.

Айвор, который до этого стоял, как каменное изваяние, всматриваясь в происходящее с растущим ужасом, замер, услышав слова Рода. Он, казалось, потерял дар речи, его лицо побледнело, а глаза широко раскрылись. Он был человеком, который видел смерть и знал, что такое жестокость, но то, что он услышал, казалось, полностью выбило почву из-под его ног. Айвор выглядел так, словно его разум пытался сопротивляться этой мысли, но она всё равно проникала в его сознание, как медленно растущий яд.

— Сам? — еле слышно прошептал Айвор, как будто не веря своим ушам. Его голос дрожал, слова будто застревали в горле, не желая выходить наружу. — Как это возможно? Зачем?

Род сделал несколько шагов к Айвору, его взгляд был твёрдым, но полным тяжести. Он коротко взглянул на Грэя, словно ища подтверждения своих слов, и снова повернулся к Айвору.

— Подумай сам, — тихо, но уверенно сказал Род. — Это не следы зверя. Никто не мог бы вырвать сердце с такой точностью, кроме самого Чарльза. Мы нашли под его ногтями… его собственную плоть. Это он сделал.

Айвор отшатнулся, его лицо исказилось в смеси страха и отвращения. Он несколько раз медленно покачал головой, как если бы пытался отогнать мысли, которые приходили к нему. Но правда уже прижалась к его сознанию, как хищник, готовый разорвать душу на части. Айвор перевёл взгляд на тело Чарльза, его глаза были полны недоумения и ужаса.

— Но… как? Почему? — произнёс он снова, в отчаянии глядя на Рода и Грэя. — Никто не делает такого с собой… Это невозможно.

Род замолчал, его лицо стало напряжённым, а челюсти сжатыми. Он не хотел говорить вслух то, что они оба уже понимали, но кто-то должен был озвучить эту тёмную догадку. Род глубоко вздохнул и произнёс:

— Что-то вынудило его. Заставило. Это не просто безумие. Это… что-то тёмное. Что-то, что мы пока не можем объяснить.

Слова Рода словно опустились на комнату тяжёлым покрывалом. Тишина, которая последовала за ними, была оглушающей, как если бы само время остановилось. В комнате казалось, что воздух стал гуще, сдавливая грудь, лишая возможности дышать свободно. Тишина была больше, чем просто отсутствие звука — она была живой, как затаившееся чудовище, наблюдающее из тени.

Эйден стоял, чувствуя, как эта тишина обволакивает его, как холодный туман, проникающий в каждую щель сознания. Он смотрел на тело Чарльза, но теперь его мысли были заняты не только тем, что они увидели, а тем, что это означало. Это была не просто смерть — это был знак. Знак того, что нечто гораздо более опасное скрылось в этих землях. Он чувствовал его присутствие, словно невидимое дуновение ветра, касающееся кожи. В комнате больше не было простого ощущения трагедии. Здесь ощущалась угроза.

Айвор, казалось, замер в ступоре, его лицо оставалось бледным, а глаза стеклянными. Он не мог или не хотел до конца осознать, что именно произошло. Тело его друга, человека, которого он знал долгие годы, лежало перед ним, и правда о том, что Чарльз вырвал своё собственное сердце, переворачивала всё, во что он верил. Айвор слегка дрожащей рукой прикрыл рот, как будто пытался удержать рвущиеся наружу звуки ужаса. Его грудь судорожно вздымалась от быстрых вдохов, а глаза не могли оторваться от тела, словно что-то магическое держало его взгляд прикованным к этому кошмару.

Эйден взглянул на Рода. Тот стоял, широко расставив ноги, как будто готовый выдержать натиск волны страха, который накатывал на них. Но даже Род, стойкий и невозмутимый, не мог полностью скрыть дрожь в голосе и страх в глазах. Они оба знали, что произошло что-то гораздо более зловещее, чем просто смерть. И эта угроза, которую они пока не могли постичь, витала где-то рядом.

Тишина продолжала давить, каждая секунда длилась бесконечно, как если бы время замедлилось. Эйден ощутил, как гулкое, почти незаметное напряжение заполняет пространство. Казалось, что даже стены дома, покрытые слоем пыли и тьмы, смотрят на них, как живые свидетели того, что случилось здесь. Эта тишина была предвестником чего-то более тёмного, словно невидимое зло уже было среди них, готовое ударить в любой момент.

Воздух в комнате был густым, неподвижным, как будто сам мир ждал следующего хода. Эйден и Род молча смотрели друг на друга, понимая, что их ждёт нечто страшное и неизведанное. Никто не знал, что именно за этим последует, но было ясно одно: эта ночь, это место и эта смерть — всё это было лишь началом чего-то гораздо более опасного и необъяснимого.