Имперский лекарь 1. Китайский демон

Дмитрий Леонидович (2024)

В столице Российской империи, городе Константинове, расположенном на пересечении Транссибирской магистрали и реки Обь, происходит череда ужасных преступлений. Лекарь по профессии, тайный агент по призванию, колдун и княжич по происхождению, его высокоблагородие Данила Мышкин ведет расследование.

4. Допросы

Утром Данила приехал в сыскное отделение, к господину Пинскому. Полицейский сыщик выслушал его рассказ о разговоре с князем, о подозрениях.

— Если мы, Данила Григорьевич, станем проявлять упорство и пытаться получить от князя и его семьи больше правды, ничего мы не добьемся. Скорее, наоборот, князь пожалуется нашему начальству. Не знаю, как в Демонке, а у нас, в полиции, такие жалобы сыщику могут большие сложности создать.

— С этим я, Давид Борисович, согласен. Но ведь князь не единственный муж пострадавшей женщины. А преступления все однотипно совершены. Надо других опросить повторно. Кто-нибудь нам расскажет, каким боком мужья замешаны.

Пинский улыбнулся довольно, отчего кончики его усов встопорщились верх.

— Хорошая мысль. Только давайте вдвоем этим займемся. Вы, Данила Григорьевич, мужчина молодой, видный, с манерами. Вы езжайте по домам и больницам, поговорите с дамами. С вами они будут охотнее общаться. А я — с мужьями, проедусь по тем местам, где они работают. Авось, за день управимся. Нам торопиться надо, пока еще кому-нибудь лицо не ободрали.

* * *

Данила выписал себе в блокнот имена и адреса пострадавших, даты нападений, да и поехал.

Первой, самой близкой от здания сыска, оказалась еврейка, жена богатого купца, который свое дело получил в наследство от отца. И отец его уже был богат, иначе не позволили бы ему переселиться в столицу из Польши. Для купцов-иудеев переселение становилось возможным при условии значительных ежегодных затрат на налог и взнос в купеческую гильдию. Конечно, не только купцам дозволялось селиться за пределами черты оседлости, достаточно было получить высшее образование и стать врачом, фармацевтом или инженером, чем многие евреи пользовались, чтобы вырваться из бедности польских местечек и городов.

Дом купца оказался и внешне, и внутри скромным. Богатство свое он не выпячивал.

Пострадавшая женщина встретила посетителя благожелательно. На лице — повязка, сама она измучена, но не грустит, ведет себя живо и свободно. Ей оказали медицинскую помощь, пересадили кожу на лицо, и колдун к ней приходит. Муж приказал денег на лечение не жалеть. Плохо, конечно, что придется ждать, пока заживет, и что шрамы останутся — нехорошо, но в ее жизни красота — не главное.

— Расскажите о вашей супружеской жизни? — вопрос выбил ее из колеи.

— Что там рассказывать. Я домом занимаюсь, детей ращу. Муж часто в разъездах по делам… — пожала она плечами.

— А на досуге что делаете?

— Откуда досуг, если дети у меня? Четверо.

— Вы няню не нанимали?

— Есть, есть служанка, она может с детьми посидеть, пока я на рынок хожу или еще куда.

Эта тема вызвала у женщины смущение. Но ничего конкретного Данила так и не выудил.

Перешел к вопросам о демонах — тоже ничего нового. Странных событий никаких не приключалось, со странными людьми не знакомилась, необычных животных не видела.

* * *

Следующим местом для визита стал китайский городок.

Хотя переселение китайцев и корейцев из их родных губерний ограничивалось, но не так строго, как для иудеев. Трудолюбивым крестьянам было позволено свободно селиться на всем юге Сибири на восток от Оби. В столице устроиться им было непросто, но возможно — кто-то по чиновничьей линии поднимался, кто-то — благодаря богатству, покупал право на строительство особняка. С присоединением китайской и корейской губерний население Российской империи выросло на четверть, так что сейчас никто не удивится, увидев человека восточной внешности в любом крупном городе.

Китайский городок в Константинове застроен богатыми домами, внешне напоминающими восточные. Но только внешне. Зимой в столице холод и снег, традиционные фанзы, представляющие собой сарай без потолка, с соломенными или глинобитными стенами, с обогреваемой дымом очага длинной лежанкой-каном, тут не подходят. Потому строят из кирпича и камня, с современными печами, с утепленными потолками, и только очертания крыш и раскраска стен напоминают о родных местах.

По дороге Данила полюбовался на многоярусную крышу высокой буддистской пагоды.

Когда он уже подъезжал к воротам нужного дома, обратил внимание на вышедшую оттуда миниатюрную женщину в китайском, а точнее — маньчжурском, традиционном широком платье-ципао до пят. Женщина эта шла нормальной походкой, а не семенила, как родовитые китаянки, которым в детстве бинтовали ступни. Но и на служанку она не походила — слишком гордую осанку имела, да и платье у нее шелковое, такие носить простонародью в Китае запрещено.

В голове Мышкина мелькнуло удивление, несоответствие отложилось в памяти, но значения ему он не придал.

В последний момент Данила решил взять с собой датчик энергий.

Один, попроще, был встроен в приборную панель его автомобиля. Он был включен всегда, если поблизости происходил всплеск, давал звуковой сигнал, маленький молоточек бил по стальной чашечке. Именно так Данила узнал о суккубе, которая кормилась в общежитии Политеха. Процесс ее насыщения датчик почувствовал метров со ста. И перевоплощение оборотня он мог заметить с такого же расстояния. Еще хорошо реагировал на демонов в чудовищной форме и на колдовство. Для других целей он подходил мало.

При осмотре мест происшествия Мышкин использовал другой прибор, более точный, допускающий переключение диапазонов чувствительности. Вот и сейчас он вытащил из ящика для перчаток небольшую брезентовую сумку, в которой лежал тяжеленький ящичек с переключателями, к нему подсоединялись проводами щуп и электроскоп на ручке. Сумку повесил на плечо и пошел в дом.

Его встретила служанка. Она провела его в комнату, которую можно было бы назвать гостиной.

— Госпожа сейчас придет, — тихо прошелестела китаянка и удалилась.

Скоро появилась хозяйка дома.

Она семенила крошечными шажочками, покачивая бедрами. Под краем длинного платья мелькали маленькие шелковые туфли с вышивкой, больше похожие на остроносые копытца. Китайские поэты называли такую походку «ивовый побег, овеваемый утренним ветерком».

Китайцы — большие ценители поэтических названий. Когда они говорят, что ножки девушки похожи на золотые лотосы, это значит, что восьмилетней девочке сломали пальцы ног и кости ступни, потом согнули и сильно прижали стопы к ноге и в таком положении плотно бинтовали, пока кости не срастутся. И потом до старости женщины продолжают бинтовать ноги, поддерживая скрюченную форму ступней. Из-за искалеченных ног знатным китаянкам больно ходить, они могут опираться только на пятки, потому и семенят так потешно. Надо заметить, китайские мужчины не стремятся видеть, как выглядят эти «золотые лотосы» на самом деле, женщины должны даже в постели с мужем находиться с забинтованными ногами и в матерчатых туфлях. Этому обычаю, калечить ноги старших в роду девочек, предназначенных для продажи в наложницы, тысяча лет. Кроме Китая он не прижился нигде, даже в соседних Корее и Вьетнаме. Но именно это стало поводом для гордости китайцев, которые объявили весь остальной мир дикарями, потому что нигде, кроме Поднебесной, не бинтуют девочкам ноги.

В обычное время на лице богатой китаянки лежал бы толстый слой желтоватой пудры, брови были бы нарисованы черным, а губы — красной помадой. Сейчас всё это заменяла повязка.

— Позвольте, я проведу измерения, — предупредил Данила и поднес к китаянке щуп датчика.

Лепестки электроскопа резво раздвинулись в стороны, показывая высокий уровень остаточной энергии. Мышкин озадачился, глянул на свою сумку, чтобы проверить установленный на приборе уровень.

— Вас только что лечили колдовством? — догадался он.

Китаянка закивала головой.

— Оборотень это делал? — предположил Данила, для человеческого колдуна уровень был высоковат.

Опять женщина закивала.

— Лисица?

Снова подтверждение.

С китайскими оборотнями-лисами люди не враждовали. Даже хорошо, что одна из них поможет несчастной жертве. «Хотя под таким слоем пудры, какой они носят, лица не видно, можно и не особо стараться», — мелькнула язвительная мысль.

Вопросы Мышкин стал задавать издалека.

Муж пострадавшей китаянки, как оказалось, происходил из рода одного из тех китайских генералов, которые за взятку продали провинции, которые должны были защищать.

Тогда импульсивный император Константин неожиданно для всех начал войну с одряхлевшим Китаем, который уже начали ощипывать англичане и американцы, на очереди стояли немцы, французы и японцы. Злые языки утверждают, что Константину просто хотелось сослать подальше Войско Польское. Он лично создавал его, еще до восшествия на престол, за счет русских денег и русского оружия. Но когда гоноровитые шляхтичи восстали против российской короны, Войско Польское без сопротивления сдало им все крепости. Императора это сильно обескуражило, и после того, как русские полки разгромили восставших, он решил услать ненадежных поляков туда, откуда разница между Польшей и Россией покажется не такой уж значительной. Конечно, и русскими полками восточную армию усилили, и казаками.

Армию послали на восток и вдруг оказалось — то, что почти невозможно сделать одним оружием, легко — если войска везут с собой сундуки с серебром. Китайские генералы, возглавлявшие гарнизоны двух малонаселенных северных провинций Китая, составлявших две трети Маньчжурии, за баснословные взятки без боя отвели свои войска на юг.

А потом дипломаты в Пекине закрепили сложившиеся границы договором. Поставили правящую династию перед выбором — либо Российская империя прихватит и третью провинцию, родную для маньчжуров, правящих Поднебесной, либо — ограничится двумя уже захваченными. Император Китая принял правильное решение. Ему еще денег в долг дали за это под два процента годовых. А потом в Поднебесной разразилась гражданская война, самая кровопролитная за всю мировую историю, восстание тайпинов. И Китаю, потерявшему в ней двадцать миллионов населения, стало не до России.

С Кореей тогда получилось еще проще — своего войска у нее не было. Китай ее не мог захватить, чтобы не вмешалась Япония, Япония — еще не готова была воевать с Китаем. Когда туда маршем через север Китая пришли русские полки, воевать с ними оказалось просто некому.

Итак, муж жертвы был человеком богатым. Он выписал себе жену из Китая. Как принято у аристократов-китайцев, главным критерием выбора стал размер ступни. Чтобы не больше десяти сантиметров.

Дальше жизнь женщины протекала богато и спокойно. Она радовала своей красотой мужа, рожала детей, на этом ее обязанности заканчивались. Праздный образ жизни был вынужденным — передвигаться без помощи носильщиков или хотя бы слуги она не могла из-за искалеченных ног, а делать что-то руками — мешали длинные ногти на мизинцах и безымянных пальцах. Судя по длине защитных золотых футляров, надетых на эти пальцы, ногти были сантиметров по десять.

— Так что, вы совсем не выходите из дома? — уточнил Данила.

— Выхожу, — тихонько ответила китаянка, опустив глаза. — У меня есть слуга, который мне помогает ходить и иногда возит на повозке.

Из этого дома после окончания беседы Мышкин вышел с чувством облегчения. Его вся эта восточная экзотика возмущала чрезвычайно. Очень хотелось кого-нибудь убить. То ли мужа китаянки, то ли родителей, много лет калечивших свою дочь, чтобы продать ее подороже, то ли ее саму, чтобы не мучилась.

Российский император пытался искоренить обычай бинтования ног в присоединенной китайской губернии. Возможно, ему это удастся, у маньчжуров этот обычай не так распространен, как у южных ханьцев. Впрочем, еще неизвестно — в Китайской империи это не удалось за сотни лет владычества ни монголам, ни маньчжурской династии. Мода на женщин с ногами-копытцами оказалась сильнее императоров.

«Во всем есть хорошее, — решил Данила. — По сравнению с болями в ступнях боль от раны на лице ей вообще неважна».

* * *

Разговор с кореянкой ничем особенным не запомнился.

Муж ее владел землей, на этой земле жили и работали их соотечественники. Люди они послушные, трудолюбивые, неприхотливые. Их труд год за годом обогащал семью. И работники были счастливы — жили сыто, мирно, по своим обычаям. А к холодным зимам они уже привыкли.

В доме и около его хозяйки датчик Данилы показал остаточную энергию. Кореянка подтвердила — тут тоже побывала оборотень-лисица, она лечила пострадавшую.

* * *

Следующая жертва, русская, была женой приказчика. Она находилась дома. Операцию по пересадке кожи ей сделали, но на помощь колдуна денег у семьи не было. Вместо этого врач выписал пациентке лауданум, настойку опия, — от боли и для успокоения нервов. Больная этой настойкой, похоже, злоупотребляла, добиться от нее каких-то связных ответов Мышкину не удалось.

Зато дома оказался муж несчастной. Муж находился в запое. Он пытался плакать и кричал:

— Это я! Я виноват во всем! Я не смог ей обеспечить достойную жизнь, — рыдал он. — Я — неудачник! Ничтожество!

Взаимосвязь между достойной жизнью и нападением демона Мышкину установить не удалось.

Устав от попыток понять невменяемого супруга и его не менее, хотя и по-другому, невменяемую жену, Мышкин решил исполнить свой врачебный долг. Он осмотрел раны пациентки. Они уже почти затянулись, эта жертва пострадала давно, одной из первых.

После осмотра лекарь прошелся по швам и наложил экономное, но полезное заклинание, которое рассасывает рубцы на ранах. Действует оно медленно, энергией подпитывается от самого пациента. Оттого не требует много сил или частых повторений процедур, а в условиях военно-полевой хирургии, которой частенько занимался Мышкин во время службы лекарем в полку, — это очень полезное качество. Вот и сейчас, в мирной жизни, пригодилось.

Данила попытался объяснить женщине, что он с ней сделал, и что она постепенно восстановит красоту. Не сразу, за несколько месяцев. И не полностью, но толстых рубцов на лице не будет. Кажется, пациентка поняла. По крайней мере она стала пытаться встать на колени и поцеловать лекарю руку.

На случай, если пациентка проспится и забудет его слова, Мышкин перед уходом написал сообщение на бумаге и оставил записку на видном месте.

* * *

На конец дня Мышкин оставил самых бедных пострадавших.

Первая из них, жена машиниста паровоза, подверглась нападению давно.

Как оказалось, в больнице для бедных ей просто делали перевязки, кожу не пересаживали, о помощи колдуна и речи не шло. Гостя она встретила в полотняной маске, надетой на уже зажившее лицо.

— Дайте-ка я посмотрю, — попросил Мышкин.

Рана уже зарубцевалась. Исправить что-то хирургически он возможности не видел. Исправлять магией — очень долго получится, площадь рубцов огромная.

— Что ж так-то, — вздохнул Данила от беспомощной злости на плохую работу врачей.

Вздохнул и стал накладывать заклинание, которое пусть медленно, но переработает рубцовую ткань в здоровую кожу.

— Вот… постепенно рубец станет зарастать, — пообещал он женщине. — Медленно, несколько лет потребуется, но хоть так.

Пациентка тихо заплакала. Потом заговорила:

— Я уж и не надеялась… думала — такое мне наказание от Бога… согрешила я.

— Как же вы согрешили? — Данила почувствовал, что зацепил ниточку, которая может куда-то привести.

— Мужу я изменила.

— А он знал?

— Узнал, когда я от него к другому ушла. Сейчас со вторым мужем я гражданским браком живу, десятый год уж пошел. С первым я венчана была, выходит — прелюбодействую я всё это время.

— Да? Ну, демонам наши грехи обычно без разницы. Хотя… скажите-ка мне, как вашего первого мужа зовут и где он живет?

Мышкин записал ответ себе в блокнот.

* * *

Последняя жертва демона лежала в больнице. Той самой больнице для бедных, где искалечили ненадлежащим лечением предыдущую.

Помощи пациентке врачи никакой не оказали, только промыли рану и делали перевязки. Еще лауданум ей давали от боли.

— Неужели нельзя было сразу кожу пересадить? И колдуна, колдуна почему не привели к ней? — ругался Мышкин.

— Нет у нас хирурга, который умеет пересадки кожи делать. Мы тут больше с нарывами и ампутациями дело имеем. А колдуна мы только к тем ведем, кто без его помощи умрет, колдун у нас один на всех, — защищалась пожилая медсестра. — А у нас каждый день — то дизентерия, то чахотка!

Кричать и требовать было бесполезно. Нельзя сделать то, на что не хватает средств. И, что хуже всего, персонал больницы давно привык к тому, что у них на руках умирают люди, которым можно было бы помочь, но помочь некому и нечем. Привык и смирился с этим. А испорченное лицо пациентки на фоне ежедневных смертей — это и вовсе мелочь.

Так было и с Мышкиным, когда в его полку разразилась эпидемия холеры. Он тогда тоже выбирал, кому помочь, а кого оставить умирать, потому что помощь потребует слишком много сил и их не хватит другим.

— Давайте я посмотрю, если не зарубцевалась рана, прооперирую, — предложил он.

— Не положено, — вяло возразила медсестра.

— Тогда приведите главного врача, пусть он положит!

Больная на пересадку согласилась. Главный врач — тоже.

Остаток дня Данила потратил на операцию. Срезал у больной с бедер полоски кожи и прилаживал их на лицо. Работа вроде несложная, но очень кропотливая — неровно кусок кожи пришьешь, потом никакая магия не спасет пациентку от уродства. Закончил с лицом — глянул удовлетворенно, вроде всё ровно легло. Быстро стянул швами свежие раны на бедрах.

— Я к вам завтра приду, заклинание наложу и допрос проведу. А то так и не допросил больную, — попрощался Данила с медсестрой, когда закончил. — Как после наркоза проснется, скажите ей — всё хорошо с ее лицом будет.