Штурм бездны: Океан. Цикл «Охотник»

Дмитрий Янковский

Первые серьезные победы в охоте на биотехнологических тварей радуют, но не дают почивать на лаврах.Год после событий романа «Штурм бездны: Море» прошел для особой команды Вершинского в тяжелых тренировках, и пришло время решиться дать биотехам новый бой, на этот раз уже всерьез. Теперь задачей Долговязого, Чайки, Чернухи, Бодрого и Чучундры станет расчистка значимой акватории в Атлантическом океане от ракетных платформ, и, после этого, закладка первой островной боевой базы охотников.

Глава 2. «Бросок»

Гравилет приземлился на посадочную платформу, и первой из него выбралась на палубу транспортника Чернуха, изящным движением руки придержав глубинный кинжал на поясе. Выпустить ее вперед было прямым приказом Вершинского, и я видел две причины, почему он так поступил.

Во-первых, среди моряков женщин почти не встречалось, слишком уж опасной и трудной была у них работа. Так что Чернуха, будучи редкой красавицей, тут же приковала к себе фокус внимания всех членов команды, наблюдавших нашу посадку с палубы. И ее выход они хорошенько запомнят, тут уж сомнений, нет, и поймут, что в отряде охотников получше, чем в моряках, пойдут записываться, а нам на базе люди не будут лишними, тем более с опытом работы в море.

Во-вторых, Чернуха по штатному расписанию пилот батиплана, а значит, при отсутствии капитана, исполняет его обязанности, и по статусу она выше, чем я — обычный стрелок по штатному расписанию. Так что ей представлять базу «Керчь», не мне.

Я сошел с кромки люка следом, держа на плече легкий гарпунный карабин. Это тоже былая причина, и достаточно веская. Если бы я первым оказался на палубе с таким серьезным оружием, это бы моряков напрягло, а так, после выхода Чернухи, оно воспринялось вполне естественно, мол, какой же дурак отпустит столь яркую красавицу без охраны. В общем, ни испуга, ни растерянности в глазах моряков я не заметил, один лишь восторженный блеск устремленных на Чернуху глаз. Покидать же гравилет без оружия Вершинский запретил прямым приказом, а ему виднее, что к чему.

Возможно, он считал, что так двое охотников на чужой палубе будут выглядеть более авторитетно, а возможно не относился к морякам с полным доверием. Хотя, к ним мало кто вообще относился с полным доверием, потому что время честных тружеников, по сути, в здешних водах еще не наступило. Черное море бороздили либо охотники на боевых кораблях, добивая уцелевших тварей, либо такие вот гражданские морячки с сомнительной репутацией, так или иначе запятнанной перевозкой не очень легальных грузов, из числа тех, что официально не погрузишь в баллистический лайнер. Это в лучшем случае. В худшем, могли и пиратствовать, нападая на первые рыбацкие поселения, живущие ловлей такого ценнейшего для Метрополии ресурса, как морская рыба. Стоила она диких денег, поэтому порой находились желающие рискнуть жизнью и выйти в море с сетями на небольших катерах, вооруженных ракетно-бомбовыми установками, чаще самодельными, а иногда нелегально купленными у бандитов в глубине Таманского полуострова.

Но рыбу ловить надо уметь, и соответствующее оборудование надо закупить. Это не всем по силам, не всем по умениям, и не всем по карману. Гораздо проще для некоторых было отобрать у рыбаков уже выловленную добычу, да еще без риска нарваться на биотехов. Такая, вот, прибрежная жизнь. Но, если честно, я был рад, что началась хоть такая, потому что еще год назад не было вообще никакой. Со временем, я был в этом уверен, подобные уродливые формы взаимодействия с морем обязательно перерастут во что-то куда более светлое и цивилизованное. Так всегда бывало после больших потрясений.

Я считал, что охотники не должны оставаться в стороне, когда дело касалось усилий по развитию прибрежных зон, что они, обладая мощным вооружением, отменной выучкой, сплоченностью, дисциплиной, безупречной репутацией, по мере освобождения акваторий от биотехов могли бы брать на себя полицейские функции, бороться с пиратами, контрабандистами, с незаконной торговлей оружием. Я и Вершинскому говорил об этом, а он лишь отшучивался, мол, когда умрет, тогда я и займусь, а пока есть более важные задачи, с которыми никто, кроме охотников не справится. Понятно, о чем он говорил — о возвращении человечеству океана. Спорить с ним было чуть более бессмысленно, чем селедкой дрова рубить, так что пока приходилось работать только на его идею фикс. К тому, же, он был прав, как ни крути. Полицию не пошлешь в океан, крушить донные платформы, а охранять рыбацкие деревни ей скоро станет по силам.

Не сговариваясь, хотя у нас были гарнитуры на головах, мы с Чернухой двинулись к надстройке, ведущей к капитанскому мостику. На самом деле мне не понравилось, что нас никто не встретил, так что карабин, действительно, пусть лучше будет при мне, тут Вершинский прав. Теперь я жалел, что Чернуха почти без оружия, но тут, опять же, приказ Вершинского — карабин один на двоих. И без объяснений, что обидно. Таков уж Вершинский, тяжелый у него характер. Впрочем, на мой взгляд, он уже столько полезного сделал за свою жизнь, что оно с лихвой компенсировало несовершенства его натуры.

Наметанным глазом я прикинул число моряков на палубе. Человек тридцать. Две трети безоружные, у двоих скорострельные винтовки, еще у нескольких в кобурах старинные пистолеты еще военного производства. Но, не смотря на более чем столетний возраст, такие образцы, как БМФ-200, БМФ-400, «Рекс-Барел-12», «Атомакс-45» были оружием весьма совершенным, произведенным, можно сказать, на пике развития технологии с использованием гильзовых боеприпасов. К тому, же, БМФ-400, имевший аж 54 патрона в двух магазинах, мог лупить очередями, а это, в умелых руках, могло представлять значительную угрозу. Я к ней уже внутреннее подготовился. Не нравилась мне обстановка на «Амбере», ох, не нравилась.

Казалось бы, какого дьявола Вершинскому вообще было нанимать сомнительный корабль с еще более сомнительной командой для транспортировки такой наиценнейшей штуки, как боевой батиплан? Вылетая на это задание, мы с Чернухой были уверены, что «Шпик» был доставлен с Суматры баллистическим лайнером, но Вершинский не доверял никому из пилотов на базе охотников «Анталия» настолько, чтобы позволить ему перегнать секретный батиплан. Это было понятно, ведь у «Шпика» не только броня необычная, но и силовая установка, и вооружение, этого не скроешь. Поэтому, по моей исходной версии, охотники с базы «Анталия» погрузили батиплан на транспортник, не расчехляя. Но почему на гражданский транспортник? Что мешало так же, не расчехляя, погрузить его на любой боевой корабль базы «Анталия» или базы «Босфор»?

Ответ у меня сформировался только теперь. И только теперь стало ясно, почему Вершинский велел иметь при себе карабин. Меня осенило, что «Шпик» вообще никто из охотников Причерноморья в глаза никогда не видел, что баллистик, наверняка, сел не в Анталии, а в другом месте, не подконтрольном адмиралтейству. Там его доставили к морю силами гражданской транспортной службы, погрузили на зафрактованный «Амбер», и доставили в указанные координаты.

Ход рискованный, но Вершинский так дорожил секретом реликта, настолько не хотел выдавать его хоть кому-то, кто не узнал случайно, как мы, что пошел на такой колоссальный риск.

Эфир могли слушать, поэтому я не стал говорить в гарнитуру, а показал Чернухе жест Языка Охотников, означавший «Внимание, проявляй осторожность!». Она тут же поняла, что я или заметил нечто важное, или до чего-то важного додумался, и что нет смысла уточнять, а надо действовать по обстановке и как можно более слаженно.

Мой мозг работал на повышенных оборотах. Мысль двигалась, как учил Вершинский, по самому худшему из возможных сценариев развития событий. Если будет лучше, чем кажется, хорошо, но готовиться надо к худшему.

Если моя новая теория верна, если Вершинский зафрахтовал случайный транспортник, не ставя никого в известность из адмиралтейства, то мы сейчас запросто могли находиться на палубе самого настоящего пиратского корабля. Весело, сказать нечего. Как дальше могут развиваться события?

Самым оптимистичным сценарием можно было считать такой, где капитан Асланбек удовлетворится полученной от Вершинского суммой, и без всяких затей передаст груз в наше с Чернухой распоряжение. Но как-то на это не очень было похоже по обстановке.

Вариант похуже — капитан Асланбек еще не принял решение, что делать с грузом. Хотя бы потому, что он представления не имел, кто за ним прилетит и каким числом. Мог прилететь штурмовой отряд на трех гравилетах, высадить десант на палубу, а один гравилет держал бы «Амбер» под прицелом ракет. Никого бы тут это не удивило. Так бы и следовало сделать, так бы и было сделано, если бы Вершинский доверил свою тайну адмиралтейству. Но он ее доверить не мог никому, кроме нас.

Так что прилетело не три гравилета, а один, да еще не со штурмовым отрядом, а с одним подростком и девчонкой. Конечно, капитан Асланбек удивился, иначе и быть не могло. Поэтому нас никто не вышел встречать. Капитан еще не принял решение. Каким оно могло быть в теории? В чужую голову не залезешь, и не любил я строить предположения такого рода, но тут уж пришлось.

Наверняка еще при погрузке морякам стало ясно, что именно им пришлось взять на борт. Возможно, и скорее всего, никто из них никогда не видел боевых батипланов, но то, что это тяжеловооруженный подводный корабль с реактивным приводом, было очевидно. Даже самый технически безграмотный человек сделал бы такой вывод, а моряки не были технически безграмотными. Я попытался поставить себя на место пиратов, и понял, что от такого лакомого куска они вряд ли бы отказались по доброй воле, и вряд ли бы сочли сумму перевозки ценнее самого груза. В их положении трудно было отказаться от искушения захватить столь полезную для них вещь. Ведь владея даже одним батипланом, можно поставить на уши все побережье Турции раньше, чем слух об этом дойдет до базы охотников и прежде, чем те примут какие-то меры.

Но почему пираты просто не скрылись на «Амбере» в одной из скалистых бухт, зачем вообще было выходить с нами на связь? Погрузили бы батиплан, поняли бы, что он из себя представляет, и дали бы деру. Если они этого не сделали, значит, они уже попытались проникнуть внутрь «Шпика». Безрезультатно, естественно. Думаю, они не слабо удивились, когда не только не смогли вскрыть шлюзовой люк, но и обшивка не поддалась их плазменным резакам. В результате они поняли, что без нас им в батиплан не попасть, наверняка сейчас капитан именно над этим раздумывает.

В отличие от него мне и без раздумий было понятно, что нас надо брать живьем. Да, ключ от шлюза мог быть у кого-то из нас в кармане, но, в то же время ключом мог быть код, или отпечатки пальцев, или еще что-нибудь посложнее. Такое не вынешь из кармана у трупа.

Скорее всего, капитан Асланбек еще не дал соответствующую команду, но я уже точно знал — огня на поражение поначалу не будет. Будет потом, когда мы с Чернухой перекосим больше половины команды. Вот, тогда нас начнут убивать. Но не раньше. Хотя нет, это меня начнут убивать. Чернуху в любом случае попытаются взять живой. По понятным причинам.

Загадкой для меня оставалось лишь одно — почему Вершинский не дал нам более четких инструкций, почему не сказал правду, что доверил батиплан махровым контрабандистам? Мы бы поняли. Мы за два года привыкли к завесе секретности вокруг много, чем были заняты. Мы привыкли к бзикам Вершинского, которые были на грани маниакальности, а то и за гранью. С другой стороны, если бы он нас накрутил изначально, мы бы сразу корабль попытались взять штурмом, а так, в принципе, оставался шанс на мирное решение всех вопросов. Маленький, такой, шансик.

Больше всего я волновался за пилота. В текущей ситуации он превратился в пешку на доске. Если начнется перестрелка, его убьют первым, наверняка для этого уже снайпер сидит на позиции. Убьют, чтобы захватить гравилет, чтобы отрезать нам путь к отступлению, чтобы не дать нам огневого превосходства в воздухе. Много причин.

Именно мысль о пилоте заставила меня перейти от раздумий к действию. Я щелкнул пальцем свободной руки по наушнику гарнитуры и произнес:

— Ты под прицелом, срочно взлетай!

Пилот, словно ждал команды, а может и ждал, опытный, он рванул рычаг вертикальной тяги антиграва, сферы Шерстюка сместились, и машина свечой взмыла в небо. С решетчатой мачты основной надстройки грохнул винтовочный выстрел, но пуля попала а посадочную площадку, когда гравилета там уже не было. Он, подобно ракете, с не хилым ускорением умчался ввысь и превратился в едва заметную точку, по которой не попасть из стрелкового оружия. Я невольно поморщился, прикинув, какие перегрузки испытал при таком старте пилот, но мне было не до глубокой эмпатии.

В общем, получалось, что я сделал первый ход и выиграл, противник ответил выстрелом и промахнулся. При этом мы с Чернухой получили не слабый козырь в виде хорошо вооруженного гравилета в воздухе, с двумя ракетными установками и пулеметом. Если понадобится, он даст нам внушительную огневую поддержку.

Дальше некоторое время вместо ума работали наши рефлексы, вбитые Вершинским на тренировках. Секунды не прошло после винтовочного выстрела, а мы с Чернухой уже перекатились в укрытие, спрятавшись за стальным кнехтом, который пуля точно не прошибет. За это время стрелок при всем желании не успел бы перевести на нас прицел. Локти я, правда, сбил о палубу, Чернуха, возможно, тоже, но в бою это не в счет.

Морячки на палубе выхватили пистолеты и вскинули винтовки. Плохо, что я не знал, как поступить дальше.

С одной стороны у нас была достаточно выигрышная позиция. Бойцы на палубе вооружены преимущественно пистолетами, а это так себе оружие против гарпунного карабина, снайперу с мачты нас не достать за кнехтом, а если кто попытается броситься в атаку, я отвечу из гарпунного карабина. Одно дело, когда пуля прошивает человека и тот падает, едва вскрикнув, совсем другое, когда гарпун влетает в грудь на такой скорости, что тело, без преувеличения, разрывает надвое, раскидывая во все стороны фонтаны крови и фрагменты плоти. Одному так прилетит, другие сильно задумаются, хотят ли они того же, или лучше не надо. В общем, попадание из легкого гарпунного карабина в живую цель обладало не только мощным останавливающим действием, но и внушительным деморализующим эффектом.

С другой стороны, использовать имеющиеся у нас преимущества для немедленного подавления противника я не хотел. И не потому, что боялся проигрыша. Нет. Я мог выкосить половину моряков на палубе за пару секунд, а еще через секунду остатки контрабандистов накроет пулеметным огнем пилот гравилета, а затем уничтожит капитанский мостик кумулятивной ракетой. Это просто и почти без риска в создавшейся ситуации. Но развивать ее в таком направлении я не хотел, потому что у нас все еще был шанс решить ситуацию вообще без жертв. Маленький, такой, шансик. И пока можно, я не хотел его упускать.

Тут выступила Чернуха. Красиво выступила, на уровне. Она щелкнула пальцем по наушнику гарнитуры и произнесла в эфир по-английски:

— Подожди, не убивай никого, может они не станут идти в атаку.

Конечно, это было не для моих ушей. Мне она могла сказать то же самое без посредства эфира, к тому же по-русски. Это предназначалось для ушей тех, кто слушал эфир.

Прошло всего секунд пять, и мы услышали в наушниках голос капитана Асланбека.

— Эй, Долговязый, не стреляй пока, — попросил он.

— Думать будешь? — спросил я, не скрывая иронии.

— Буду.

— Ну, подумай, Асланбек-джан, а то у меня руки чешутся перебить твоих головорезов и пригнать корабль на базу. Хороший корабль, нам такой нужен.

— Нас тут сто человек, а у вас один карабин, — попытался образумить меня Асланбек.

— Нет, Асланбек-джан, — ответил я. — У нас один карабин и один гравилет в воздухе. С пулеметом и ракетными установками. Через две секунды после начала боя из твоих головорезов выживут только те, кто в трюме, потому что на палубе останутся лишь кучи кишок и пятна крови, а капитанский мостик будет гореть после попадания парочки кумулятивных ракет. Малейший ответ, начнем долбить по надстройкам. Никто из вас физически голову наружу не высунет. А через пару часов, если я вызову, подойдут ракетные катера с базы «Керчь», от одного вида которых ты неделю будешь иметь жидкий стул. Глупую игру ты затеял от жадности, Асланбек-джан. Плохой бизнес.

— Ладно, давай не будем стрелять, будем говорить.

— Ну, поболтать я люблю, только ты один выстрел сделал, а я еще нет. Давай, на выбор. Или я делаю выстрел, так будет честно, или твои головорезы складывают оружие в кучу в одном конце палубы, а сами занимают место на другом. Причем, не только те, что сейчас наверху, а вся команда без исключения, включая тебя. Только если я один выстрел сделаю, это будет выстрел ракетой с гравилета по капитанскому мостику. Нормально? Тогда начнем говорить. Выбирай.

— Я выведу людей на палубу. Время нужно.

— Мы завтракали, не спешим никуда, — ответил я.

Я вызвал пилота и велел ему занять в воздухе выгодную огневую позицию на безопасной дистанции, чтобы можно было, в случае чего, увернуться от выпущенной из ружья ракеты. Выглядел он эффектно, чуть дрейфовал по ветру, маневрируя не турбинами, для экономии водорода, а рулевыми плоскостями. Опытный, очень опытный пилот.

Машины «Амбера» встали и судно легло в дрейф.

Морячки принялись разоружаться. Те, что изначально находились на палубе, складывали оружие метрах в тридцати от нас и перемещались в носовую часть судна. Другие выбирались из люков, вытащив с собой три ракетных ружья, два четырехствольных пулемета системы Гундера, несколько абордажных линеметов, а так же еще штук двадцать винтовок и пистолетов. Последним вышел, как я понял, капитан Асланбек с безгильзовой скорострелкой «Шарк-Магнум» имеющей систему впрыска жидкостного метательного состава. Штучка редкая и недешевая, но в бою довольно капризная из-за новизны технологии.

Я напрягся, когда Чернуха высунулась из-за кнехта. Конечно, если бы в нее кто-то выстрелил, пилот бы реально всех на палубе превратил в кровавую кашу, что позволяло надеяться на взвешенность решений даже самых горячих голов и на отсутствие неожиданностей. В общем-то, Чернуху даже не было смысла прикрывать из карабина при таких раскладах, но я все же был начеку.

Она поднялась на ноги и, потирая ушибленный локоть, направилась к куче оружия. Выбрала она себе пулемет системы Гундера, и повесила его на плечевом ремне так, чтобы он находился у бедра, стволами к противнику, а затем еще сунула под ремень тяжелый пистолет БМФ-400. Я, не опуская карабина, тоже поднялся и двинулся к Чернухе, не сводя прицел с приунывшей толпы. Пулемет я брать не стал, так как карабин, не смотря на меньшую скорострельность, имел ряд преимуществ, и я с ним хорошо умел обращаться, а вот отказать себе в удовольствии завладеть легендарным БМФ-400, я все же не смог и сунул его за пояс.

Капитан Асланбек к толпе обезоруженных головорезов присоединиться не стал, положил свою трещетку в общую кучу, и теперь переминался с ноги на ногу у люка ходовой надстройки, хмуро поглядывая то на нас, то на висящий на удалении гравилет.

— Как ты вообще? — поинтересовался я, подойдя к нему.

— Бывало лучше.

— Это от жадности, — заявил я тоном опытного врача. — Но проблема в другом, я думаю.

— В чем же?

— Год назад вы знали об охотниках только то, что они существуют. При этом сами охотники уже несколько десятилетий крушили биотехов в океанских глубинах. Понимаешь? Мы убиваем тварей в пучине, в их естественной среде обитания. Чего ты ждал, пытаясь сотней вооруженных головорезов одолеть трех охотников? Ох, Асланбек-джан, ты ведь изначально был обречен на поражение. Нас же трое, и хотя одна из нас безоружная девушка, мы втроем бы надрали задницу гораздо более многочисленному и лучше вооруженному противнику, чем ваша жалкая банда. Причину я назвал. Убивать мы учились не на людях, а на тварях, которые тысячекратно опаснее любого штурмового отряда. За год, а мы за это время выбили почти всех тварей в этом море, вы не поняли ни кто мы, ни чем от вас отличаемся, ни что нам не стоит переходить дорогу. Нас трое. Мы не сделали ни одного выстрела. Вас сотня, вооруженных до зубов. Почему же вы сложили оружие, а мы держим вас под прицелом?

Капитан Асланбек слушал, надувая ноздри от кипящей злости. Мои слова его ранили. Похоже, он был не последней шишкой среди контрабандистов и пиратов, похоже, у него за плечами осталось много побед. Мечтая завладеть батипланом он и подумать не мог, что всю его команду разоружит один пилот, парень и девушка с глубинным кинжалом в качестве оружия. До сегодняшнего дня он в это бы никогда не поверил. Зато теперь он знает, кто такие охотники, и другим расскажет. Через некоторое время это сделает нашу работу на этих берегах несоизмеримо более легкой.

В который раз я удивился прозорливости Вершинского. Как он спланировал операцию и как он ее нашими руками провернул, не имея с нами даже прямой радиосвязи! Интересно, он вообще нервничает сейчас на берегу, не зная, что происходит? Или чаек попивает на камбузе?

— Ладно, капитан, — добавил я. — Урок хороших манер закончен. Что делать с кораблем и командой, я решу, когда мы с тобой придем к какому-нибудь соглашению. Мне нужен мой подводный корабль. Тебе есть что по этому поводу возразить?

Неожиданно для меня капитан Асланбек перешел на русский.

— Ты думаешь, крутой, да? — сквозь зубы прошипел он.

Впрочем, для турка это не было чем-то запредельным, после войны многие с северного берега Черного моря перебрались на южный, но все же я вздернул брови от удивления. Правда, удивило меня не знание русского, а неприкрытая агрессия.

— Думаю, да, — спокойно ответил я.

— Крутой тот, кто может сражаться один на один с голыми руками или с ножом! — констатировал Асланбек. — А ты, малявка, щенок, прикрывшийся гравилетом. А твоя мелкая сучка…

— О, как! — Я широко улыбнулся. — Может, тогда с ней сразишься один на один?

— Что? А ну повтори что ты сказал?

— Один на один, с девчонкой. Потянешь? Чернуха, тут тебя на поединок вызывают!

Асланбек взревел и ринулся на Чернуху, стоило мне отшагнуть в сторону. Он выхватил из ножен кривой нож, но Чернуха, глянув искоса и ухмыльнувшись, свой кинжал доставать не стала. Да и я понимал, что это излишне. Она лишь сбросила с плеча пулемет, чтобы не мешал двигаться. Оказавшись на эффективной дистанции, Асланбек попытался нанести Чернухе стремительный тычковый удар ножом, но она крутанулась еще быстрее, присела, словно завинчиваясь в палубу, и, уже снизу, нанесла хлесткий удар противнику кулаком в промежность. Тот лишь крякнул, выпучил глаза, согнулся, все еще продолжая двигаться по инерции, выронил нож, и налетел на Чернуху, сгруппировавшуюся на корточках у его ног. Через миг он повалился на нее, а она схватила его за руку, резко привстала, с жутким треском ломая ему локтевой сустав, а затем провела превосходный бросок через плечо. Ноги Асланбека мелькнули в воздухе, он рухнул с высоты роста головой в стальную палубу, снова раздался треск, на этот раз шеи и костей черепа, после чего Асланбек дернулся несколько раз и затих. Из уголка рта потекла струйка крови.

Чернуха повернулась к толпе и бросила по-английски:

— Кто-то еще хочет поединок с малолетней сучкой? Можно десять на одного, если смелости хватит. Можно и двадцать, но тогда вообще без шансов, вы сами себе начнете мешать.

Ей никто не ответил. На лицах читался ужас.

— Пери! — донеслось до меня на фарси.

— Похоже желающих померяться крутизной больше нет, — обратился я к морякам. — Тогда перейдем к главному. Кто из вас суперкарго?