Солнце для красных

Евгений Аркадьевич Нарута (2024)

История семьи, которая приобрела дом в Крыму и создала там свой уютный мир. Сын Павел, инженер конструктор бронемобилей, знакомится с молодым человеком по имени Андрей Платонович Нагель, который предлагает принять участие в международном автопробеге на приз Государя Императора. Павел стоит перед выбором между продолжением карьеры инженера, или новыми возможностями, которые открывает перед ним мир автомобилей. История на этом не заканчивается. Многие персонажи романа реальны, а события заимствованы из их мемуаров или исторических источников. На пути героя множество испытаний; Первая мировая война , Гражданская война, не простые события в Крыму.

Глава 4

Глава четвертая.

Семьдесят пять дней большевистского царства.

Весной, в конце Страстной недели, тишину и покойный мерный шум накатывающихся на берег волн прервали зазвучавшие со стороны города выстрелы, а шоссе на Керчь заполнилось уныло бредущими солдатами и офицерами в изорванных кителях и обозами с раненными. Их поток быстро редел и пару дней спустя сменился телегами с хмурыми бородатыми мужиками, на рукавах и шапках, которых, словно капли крови краснели лоскутья красной материи. Они входили в город, а скоро и весь город, словно зараженный неизвестной болезни окрасился красными пятнами полотнищ, развевающимися над домами. Мерный, малиновый перезвон колоколов зовущих прихожан на молитву внезапно стих и воцарилась зловещая тишина, нарушаемая разве что порывами сильного ветра, да резкими криками чаек.

Анатолий Петрович взглянув на молчаливый город, прошел в пышно цветущий сад, и присел на скамейку рядом с хлевом, в который превратилась белоснежная беседка с веселым флюгером. На месте цветочной клумбы теперь раскинулись овощные грядки, обдирая свежие побеги кустов малины по саду бродит коза, в хлеву деловито хрюкает поросенок Борька, под деревьями, отыскивая в земле червячков роются куры. Шумно захлопав крыльями на крышу курятника, взлетел огненно-рыжий петух и неприятно громко закричал.

Глаша открыла хлев и выпустив стала кормить поросенка. Поросенок, наевшись отрубей свалился под куст малины и блаженно закатил глаза. Глаша почесала ему брюшко и он, хрюкнув вытянул ноги. Анатолий Петрович, взглянув на эту идиллию невольно улыбнулся.

— Глафира, а почтальон сегодня не заходил?

— Нет, два дня как не было.

— Интересно бы узнать, что в городе происходит.

— Я завтра схожу.

К вечеру, когда город погрузился в бархатную южную тьму, а небо украсилось звездами, на побережье огненными точками запылали костры и зазвучали пьяные песни. Глубоко за полночь в дом громко и настойчиво постучали. Анатолий Петрович зажег лампу и вышел к двери.

— Кто?

— Открывайте, реквизиция!

Анатолий Петрович распахнул дверь. На крыльце стояли двое сильно пьяных солдат. Один, совсем молоденький, икнул обдав сивушным перегаром.

— Велосипеды, бинокли имеете?

— Нет.

— Сейчас обыск будем обыск делать.

— А что искать?

— Оружие, — снова икнув сказал солдат.

— А, выпить есть? — спросил другой, с более осмысленным взглядом.

— Сейчас, — сказал Анатолий Петрович и прошел в кухню.

Солдаты, грохоча грязными сапогами протопали следом. На кухонном столе стоял кувшин с домашним вином. Анатолий Петрович взял его, собираясь налить в стаканы, но икающий солдат перехватил кувшин и поднеся грязный палец к губам произнес:

— Никому не говорить.

Икая, шатаясь и опираясь о стены солдаты ушли. Скрипнув, приоткрылась дверь спальни, выглянула Серафима Степановна, — тревожно и вопросительно посмотрела.

— Ничего особенного Сима, — успокоил Анатолий Петрович, — обычная реквизиция, — совсем как в прошлый раз.

Утром пришел почтальон и объявил о переписи, которая будет проходить в правлении.

В тесный двор собралось несколько десятков в основном пожилых людей. Здоровенный матрос с красным бантом, выйдя на крыльцо, строго оглядел собравшихся.

— Военнослужащие Добровольческой армии присутствуют?

Толпа замерла, прекратив кажется и дышать. Матрос, не обнаружив офицеров сказал:

— Всем получить и заполнить анкеты.

Повернулся и ушел.

Самый трудный вопрос анкеты состоял в сословии, — рабочий, крестьянин, интеллигент, буржуазия. Анатолий Петрович, как и в прошлый раз ответил скользко: «Из рабочей интеллигенции, пенсионер по возрасту».

Комиссия, состоящая из коротко стриженной полной женщины в кожаной куртке и солдатской фуражке и кучерявого тощего молодого человека в круглых очках, в сопровождении двух вооруженных винтовками красноармейцев пожаловала к Соболевым через три дня.

— Гражданин Соболев Анатолий Петрович это вы? — строго спросил молодой человек.

— Совершенно, верно.

Анатолий Петрович, одетый в штопанные порты, широкую, выгоревшую на солнце до неопределенного цвета, опоясанную кушаком рубаху, сильно похожий на бедного крестьянского деда поставил к стене лопату и вопросительно посмотрел на гостя. Красноармейцы беспрерывно лущили семечки сплевывая шелуху на чистенький пол веранды.

— Оружие, велосипеды, военное обмундирование имеете?

По прыщавому лицу молодого человека обильно стекал пот, почесав под круглыми очками горбатый нос, юноша вопросительно посмотрел на Анатолия Петровича.

— Нет, не имеется, ваши товарищи, три дня назад приходили с обыском.

— Вот как! — удивился молодой человек, — Пройдемте в дом. Сколько человек здесь проживает?

— Шестеро.

— Указано, что вы из рабочей интеллигенции, это как понимать?

— До выхода на пенсию работал механиком на Путиловском заводе.

Скрипя хромовыми сапогами, молодой человек заглянул во все комнаты, поправил ремень,

— В соседних домах кто проживает?

Из соседей у Соболевых никого не осталось. Шикарные некогда дачи зияли выбитыми окнами и пустыми дверными проемами. Лишь кое где продолжала жить прислуга, распродавая остатки мебели и железо с крыш.

— На даче Аникеева бывший сторож, дом генерала Шелковникова пустует с тех пор, как в восемнадцатом генерала расстреляли. Да, там почти ничего от дома и не осталось. Убранство, крышу, двери, окна растащили, а дом подожгли. Одни обгорелые стены стоят.

— Если заметите подозрительных военных, из числа офицеров, то ваш долг сообщить.

— Непременно. Могу я узнать вашу должность товарищ?

— Член местного ревкома Зингальский Яков Иосифович.

— Ваш отец кажется владел аптекой?

Молодой человек неопределенно хмыкнул, поправил фуражку, и повернулся к молчаливой женщине.

— Сара Самуиловна, что скажете насчет уплотнения семьи Соболевых красноармейцами? Окинув брезгливым взглядом сильно поношенное платье Серафимы Степановны, и дырявые постолы Глаши, женщина неопределенно пожала плечами.

— Далеко от центра и телефона нет. Нет, не годится. Пойдемте Яков Иосифович, у нас на сегодня еще несколько адресов.

На следующий день, зашел сторож дачи Аникеевых, и сообщил, что в потребкооперацию завезли муку.

— Я пойду, — сказала Глаша.

— Посмотри, если есть газеты, то непременно купи, — попросил Анатолий Петрович.

Глаша взглянула в зеркало, порывшись в обрезках материи у швейной машинки, выбрала красный лоскут и приколола на лацкан кофты. Анатолий Петрович в изумлении уставился на это действо.

— Глафира, ты в красную армию идешь вступать?

Глаша смутилась.

— Сейчас все с красными бантами ходят Анатолий Петрович.

— Правильно — не надо выделяться, — одобрила Серафима Степановна.

Газет купить не удалось, но зато страшных новостей в очереди рассказали много.

Говорили, что схваченных офицеров посадили в тюрьму, а некоторых скрутив проволокой побросали в море. Еще рассказывали, что из квартир выгоняют купцов, разрешая им взять лишь по одной смене белья, а в освободившиеся комнаты селят рабочих, матросов и красноармейцев, а еще, что всех зажиточных граждан обложили контрибуцией, обязав сдавать даже ношенную одежду. После шести часов вечера выходить в город нельзя, а виновных ожидает расстрел. А еще необходимо заделать все окна, иначе малейший свет сочтут за пособничество Добровольческой армии, и могут за это расстрелять.

— Глаша, прекратите нас пугать, ну какие мы пособники? — возмутился Анатолий Петрович.

— Рассказывали, что два дня назад, четырнадцатилетнего подростка с фонарем поймали, так до смерти били и провели по всем главным улицам города.

— Свят, свят! — испуганно перекрестилась Серафима Степановна, — Анатолий не спорь, окна надо заклеить! А еще что узнала Глаша?

— Излишки продовольствия будут изымать.

Как будто услышав об этом, из сада жалобно заблеяла коза.

— Ой, совсем забыла, Зинку пора доить, — всполошилась Глаша.

Белоснежная козочка Зинка, выменянная у татар на драгоценное фамильное ожерелье Серафимы Степановны, выдавала в день до четырех литров молока и считалась самым выгодным вложением за последнее время. Был еще заморенный крохотный поросенок, которого Глаша отстояла от смерти согревая теплом своего тела и поя козьим молоком, но мясо от него следовало ожидать не раньше осени. Еще по саду бродило несколько курочек-несушек. Вся эта живность, обитавшая в глубине сада за густыми зарослями малины, была незаметна со двора или с улицы, но кто знает прод разверсточные отряды, которые разбредясь по хуторам изымают хлеб у зажиточных крестьян.

Голодная зима семнадцатого года вспоминалась как страшный сон.

— Глафира, может спрятать Зинку в хлев? — с тревогой спросила Серафима Степановна.

— А чем кормить? Сена с прошлого года совсем не осталось, а от свежей малиновой поросли она вон какая гладкая стала, а молоко как мармелад душистое. Совсем забыла. Церкви все пограбили, а священников арестовали. — вспомнила Глафира, — поэтому в колокола больше не звонят.

— Хватит Глафира, не могу больше этого слышать! — возмутилась Серафима Степановна.

В этот момент с моря донесся гул. Анатолий Петрович выглянул в окно. Стоявший на рейде, английский линкор, окутался дымом, звук от выстрела орудий долетел пару секунд спустя.

— Павел где-то там, — сказал Анатолий Петрович.

— Где? — спросила Серафима Степановна.

— На Керченском полуострове — остатки армии там, а корабельная артиллерия их прикрывает. Поэтому окна и требуют заклеить.

— Окна! — воскликнула Серафима Степановна, — У нас совсем не осталось портьер.

— Зато есть старая одежда! — ответила Глафира.

— Платья, из которых девочки выросли, я распорю и сошью вместе, получатся чудесные портьеры, — сказала молчавшая до этого Анастасия.

С одеждой было сложно. Национализированные ткацкие мануфактуры растащили, нового ничего не шилось, а старое донашивалось. Гардероб Соболевых остался в Петербурге, а то, что имелось, покрылось многочисленными заплатами. Жители Российской Империи ходили в обносках. Сторожу дачи Аникеева, Глафира сшила штаны из парусиновой обивки шезлонга, другие для этих целей распарывали кресла, диваны, использовали портьеры.

Глаша ушла доить Зинку, Маша и Саша побежали с ней, а Настя принялась распарывать одежду девочек. Лицо ее было скорбным.

— Я верю, что Павел жив, мне сердце об этом говорит, — сказала Серафима Степановна. Анастасия, у тебя девочки, радуйся этому, и не печалься постоянно. Это нехорошо для детей. Я знаю, что они уже читают, но этого мало. Анатолий Петрович будет заниматься с ними математикой, географией и историей, а я займусь музыкой.

— Спасибо вам!

— Будь веселее, девочкам это надо, а Павел скоро вернется.

— Я знаю.

Примерно четыре тысячи солдат и офицеров, эвакуировавшись из Новороссийска, закрепились на Керченском плацдарме, и при поддержке орудий соединенной эскадры Британских и Российских кораблей, отражали атаки большевиков примерно неделю, а потом все стихло. Понеся тяжелые потери, Красная армия отказалась от дальнейших штурмов.

Празднуя победу, представители войск Дыбенко и Махно, 29 апреля 1919 года собравшись в Симферополе объявили о создании Крымской Советской Социалистической республики, избрав руководителем правительства Дмитрия Ульянова (брат Ленина).

Тем временем, запертая на Керченском полуострове Добровольческая армия, пользуясь передышкой провела реорганизацию и разработав план, бросилась на прорыв.

В середине июня, фронт по «Акмонайским» позициям, проходящий всего в двадцати километрах от Феодосии ожил гулкими раскатами орудий и пулеметной трескотней, одновременно в «Двухъякорной» бухте высадился конный десант генерала Слащева.

Застигнутые врасплох, большевики и анархисты в панике бежали. Большевистское царство, продержавшееся в Крыму семьдесят пять дней пало.

В город вошла Добровольческая армия. Размахивая нагайками и стреляя, по городу отлавливая большевистских смутьянов носились казаки. Некоторых схваченных выпороли, некоторых отведя за городскую свалку расстреляли, некоторых посадили в тюрьму. С костюмов граждан пропала «красная сыпь», над городом разлился малиновый колокольный перезвон, в окнах появился свет, в ресторанах зазвучала музыка, на улицах и набережной снова гуляли нарядные дамы и учтивые офицеры, а пляжи заполнились голыми загорающими.

В один из вечеров, на подъездной дорожке ведущей к дому Соболевых послышался цокот копыт, а затем раздался пронзительный крик Глаши:

— Паша приехал!

Все бросились во двор. Павел, сияя улыбкой, загорелый и запыленный, в новеньком английском френче с золотыми погонами стоял рядом с красавцем боевым конем.

С возвращением Павла, счастье, своим крылом осенило семью Соболевых. С лиц не сходила улыбка, а в доме не стихал смех. Днем ходили к морю купаться, а вечерами, за неимением беседки, собирались на открытой веранде. Пили чай, вино, скрывая тревогу много смеялись.

Павел нежно щипал девочек за пухлые щечки, шептал им что-то на ушко и девочки смеялись, когда же Настя спрашивала, о чем они смеются, то девочки говорили, что это секрет. Секрет обычно заключался в каком-нибудь милом розыгрыше. Так, один раз, Настя не смогла найти свои заношенные тапочки, а девочки спросили:

— Мама, может ты их у нас оставила?

Начиная понимать, Настя подыграла:

— А может их поросенок Борька забрал?

Девочки, смеясь принесли очаровательные, зеленого сафьяна домашние тапочки, пошитые золотой нитью, Настя прижала их к лицу, но Паши, чтобы расцеловать за чудесный подарок рядом не было.

Полк Павла, регулярно сменяясь поддерживал кавалеристов Якова Слащева на Перекопе. Впрочем, активных боевых действий не велось. Генерал Яша, получивший звание «Крымский» изобрел необыкновенно эффектную тактику удержания полуострова. Пропуская части красных, он их атаковал и уничтожал.

Тем временем, потерпев поражение в Польше, Ленин, подписав «Рижский» договор, начал переброску высвободившихся войск на Южный фронт, готовя вторжение на полуостров.

Генерал

Яков Слащев

П

авел

Дыбенко и Н

естор

Махно.

Дмитрий Ульянов