Вампиры: Тени прошлого

Евгений Гончарик (2024)

Женя, увлекающийся историей и мистикой, покупает на аукционе странный лот: старинные вещи, принадлежавшие Гарри Карди, который вроде как герой мистического романа о Вампирах, но на деле оказалось, что реально когда то живший, реальный человек. Заинтересованный этим именем и событиями, связанными с ним, он решает разобраться, что из рассказов о Карди — вымысел, а что страшная правда. Чтобы раскрыть тайну, Женя отправляется с друзьями на поиски замка в горах Трансельвании, намереваясь разгадать темные страницы истории. В пути их ждут опасности, древние легенды о вампирах и странные события, которые заставляют сомневаться в том, что они столкнулись с обычным мифом. Путешествие в Карпаты становится для Жени не просто исследованием прошлого, а настоящим испытанием, которое может перевернуть его представление о реальности. Ведь в этих горах скрывается не только история, но и нечто более тёмное, что невозможно игнорировать.

Глава 6

Женя проснулся от нежного прикосновения Кристины. Она склонилась над ним, её голубые глаза светились теплотой.

— Доброе утро, Евгеша, — прошептала она с лёгкой улыбкой. — Чай или кофе?

Прежде чем Женя успел ответить, его перебил голос Андрея, который уже суетился у импровизированного стола

— Кофе позже, сначала Ролтон с сосисонами! — провозгласил он, раскладывая порции. — А потом можно и кофем шлифануться.

— И ради этого я отказался от отдыха на море! — смеялся Вова, принимая свою порцию. — Бич-пакет вместо шведского стола.

— Море, выпивка, диско — это у нас раз, а то и два раза в год, — подхватила Наташа, улыбаясь. — А тут у нас настоящий мистический экстрим.

— Экстрим — это точно, — кивнул Женя, обводя взглядом компанию. — Но, как я спрашивал вчера перед сном, спрашиваю ещё раз: кто хочет назад в город?

Стефан откашлялся, поднимая руку.

— Женя, Мадалина хочет вернуться.

Все взгляды устремились на жену проводника. Она смущённо пожала плечами:

— Простите, но для меня мистики здесь уже слишком много.

— Я её отвезу, — продолжил Стефан. — Завтра вернусь и нагоню вас. Назад на квадроцикле, это позволит быстро добраться.

Женя кивнул:

— Не вопрос. Мы направляемся в Долину ведьм, к озеру у подножия скалы. В конце долины должен быть Охотничий дом. Или его руины. Там и заночуем.

Стефан улыбнулся, пожимая руку Жене:

— Отлично. Мне самому всё это с Карди кажется всё интереснее.

После завтрака компания быстро собралась.

Выйдя на улицу, компания остановилась на пороге. Их внимание привлекли глубокие царапины на деревянных дверях дома, будто оставленные огромной когтистой рукой. Женя нахмурился, медленно провёл пальцами по зазубренной поверхности.

— Что за черт? — пробормотал Вова, напряжённо всматриваясь в следы.

— Зверь? — предположила Кристина, но её голос звучал неуверенно.

— Или что-то другое, — добавил Саша, отбросив в сторону спичку, которой пытался измерить глубину царапин.

Стефан и Мадалина, попрощавшись, направились в обратный путь, чтобы попасть в город. Их фигуры быстро скрылись за поворотом дороги, оставляя остальных в лёгком напряжении от предстоящего пути.

— Надеюсь, они доберутся без проблем, — произнесла Полина, оглядываясь на дорогу.

— Куда они денутся, — хмуро добавил Андрей.

Около старой церкви друзья наткнулись на полуразрушенные надгробия — следы заброшенного деревенского кладбища. Земля здесь выглядела неровной, будто её не раз переворачивали.

— Посмотрите, где-то холмики могил, а где-то провалы, будто могилы откапывали, — заметила Наташа, глядя старые захоронения.

— Откапывали или откапывались… — произнес Вова, стараясь скрыть лёгкую дрожь в голосе.

— Да, — кивнул Женя, рассматривая следы на земле. — Если не вбивали осиновый кол в грудь, мёртвые возвращались…

Полина поёжилась, отступив назад:

— Ладно, хватит об этом. Лучше пойдём дальше.

Они осторожно пересекли кладбище, стараясь не задеть потрескавшиеся надгробия и выйдя из-за церкви, перед ними открылся вид, от которого захватило дух.

Впереди раскинулся небольшой лесок, за которым возвышалась скала. Её склоны терялись в лёгкой дымке.

На вершине темнел силуэт замка. Очертания его башен и стен сливались с небом, порой становясь почти невидимыми. Лишь мельчайшие детали позволяли понять, что это не природное образование, а рукотворное строение. Замок напоминал призрак, блеклую тень прошлого, едва уловимую, но неизменно настораживающую.

— Замок… — выдохнула Маша, пытаясь рассмотреть больше.

— Это он! — С восхищением сказал Женя. — Всё как в книге. Замок Карди…

Кристина прищурилась:

— Я не верила… Не верила что он существует.

Саша вытащил телефон и, набрав что-то на экране, сосредоточенно уставился в дисплей.

— Сигнал есть, — заявил он, с довольным видом. — Уже хорошо. Но знаете что? В Google картах эта местность просто отмечена как леса и горы. Ни церкви, ни руин, ни замка. Ничего тут нет.

— Как будто это место спряталось от всех, — задумчиво произнесла Полина, поглядывая на туман, который стелился вдоль деревьев, будто маскируя их присутствие.

Кристина слегка нахмурилась, бросив взгляд на невидимые тропы вокруг:

— Может, и не зря спряталось…

— Или нас тут быть не должно, — негромко добавил Вова, но тут же нервно рассмеялся, словно хотел сгладить свои слова.

Женя нахмурился, пытаясь отогнать тяжёлое чувство, которое росло с каждой минутой, но быстро сменил тему:

— Ну что, двигаемся дальше? Саша, помечать на карте гео точки, пригодится нам это потом.

Друзья направились в сторону леса, чтобы пройти его и оказаться у подножия скалы. За разговорами они быстро прошли не слишком длинный лес. Легкий треск веток под ногами, шорох листьев и разговоры создавали удивительно спокойное настроение.

Когда они вышли из-за деревьев, перед ними открылся потрясающий вид. Небольшой лесок словно остался позади, а дальше… Справа возвышалась крутая скала, на которой чернел силуэт замка. Слева от скалы блестело небольшое озеро. Как и в описании, которое было в книге, озеро было в лёгкой дымке, что придавало ему зловещности.

Саша, оглядевшись, произнес:

— Это и есть Долина ведьм? Ух, ну и вид!

Наташа кивнула, обернувшись к остальным:

— Вот мы и нашли это, казалось бы сказочное место…

Кристина добавила:

— Я его так и представляла, когда читала описания Долины ведьм в книге.

Все дружно направились в сторону озера, шаг за шагом приближаясь к его болотистому берегу. Туман постепенно рассеивался, и перед ними открывался водоём, покрытый белыми водяными лилиями. Их изящные лепестки распускались на поверхности, плавно покачиваясь, словно дыша вместе с водой. Между ними, как контраст, плавали обычные желтые кувшинки.

Женя сделал шаг вперёд, останавливаясь у воды, и внимательно рассматривал цветы.

— Водяные лилии, — сказал он, указывая на белые цветы. — Те самые ненюфары, которые срывал сельский учитель.

Кристина, прищурив глаза, тоже приблизилась, наблюдая за цветами, а её лицо выражало не только любопытство, но и лёгкое беспокойство.

— И которые ночью превращались в женщину с золотыми локонами… — произнесла она. — Которая свела с ума этого учителя…

Вова, стоявший чуть поодаль, усмехнулся.

— Андрюха, у тебя девушки нет, сорви себе ненюфар и ночью он превратится в красавицу.

Андрей с усмешкой бросил:

— Чтоб она загрызла меня, а я потом всех вас?

Вова посмотрел на Андрея и ухмыльнулся.

— Помни, что мы друзья, нас не грязи, а я тебя потом гематогена куплю.

Все рассмеялись и продолжали шутить в том же духе.

Девушки начали фотографироваться и делать селфи, наслаждаясь моментом.

Полине вдруг захотелось фоток с цветами и она обратилась к Саше:

— Саня, можешь нарвать нам ненюфаров для фотосессии? Если конечно не боишься, что они превратиться в призрачных дев.

Саша, не раздумывая, согласился. Он снял одежду, ступил в воду и вскоре вернулся с полными руками цветов для каждой из девушек. Когда он начал выходить из воды, ноги его были покрыты болотной грязью. Он бросил цветы на девушкам берег и стал обмывать грязь водой.

Женя, заметив что-то странное, подошёл ближе и вгляделся.

— Саша, у тебя к ногах пиявки присосались. Вот они, первые кровососы, — сказал он с лёгким удивлением.

— Фу, гадость какая! — воскликнула Маша.

— Ужас, всегда боялась этой мерзости! — добавила Кристина, морщась.

Саша, немного растерянный, шагнул на твёрдую землю, и Женя аккуратно начал снимать пиявок с его ног И выкидывать их назад в воду.

Вова, наблюдавший за происходящим, не удержался от шутки:

— Ну вот, это уже экстрим. У кого-нибудь есть антисептик?

Саша лишь усмехнулся, вытирая ноги о траву.

Друзья неспешно шли дальше, оживлённо обсуждая легенды, связанные с этим местом. Пересекая долину Ведьм, они замечали, как туман клубился у их ног, а лучи заходящего солнца пробивались сквозь завесу деревьев. Тишина, нарушаемая только их голосами и шорохом листьев, добавляла странного ощущения, будто долина внимательно прислушивается к их словам.

Пройдя примерно половину долины, перед ними начал открылся вид на старое строение. Силуэт здания чёрным пятном выделялся на фоне мрачного неба, и даже на расстоянии казался внушительным.

— Вот это да… — произнесла Наташа, невольно замедлив шаг. — Я даже не ожидала, что он такой… живой.

— Охотничий дом… Прошло сто лет, как он покинут, — добавил Женя, с интересом вглядываясь в очертания здания.

Подходя ближе, друзья всё больше поражались состоянию дома. То, что должно было превратиться в руины за столь долгое время, сохраняло свою форму и, казалось, даже противостояло природе.

Охотничий дом, несмотря на долгие годы забвения, сохранял удивительное величие. Его массивные стены из серого камня, покрытые пятнами мха и вековой сырости, стояли так же твёрдо, как в день их возведения. Вокруг буйно разросся дикий хмель, оплетающий фасад плотной зелёной сетью, а дикие розы тянулись к окнам, придавая зданию одновременно романтичный и мрачный вид.

Крыша, обросшая тёмным мхом, осталась невредимой, словно была создана, чтобы противостоять всем ударам времени. На балконах, утопающих в зелени, ещё угадывались искусно вырезанные перила, их резьба говорила о заботе и мастерстве строителей. Мутные, застеклённые окна, за которыми давно не горел свет, казались тусклыми глазами дома, но большинство стекол удивительно уцелело, хотя на некоторых виднелись тонкие трещины.

Крыльцо из тёмного дуба выглядело массивным и крепким, его ступени покрылись плесенью, а узорчатые колонны с тонкими трещинами продолжали поддерживать крытый навес. Тяжёлая дверь с металлическими накладками была заперта, её поверхность потемнела от времени, но сохранила свой прежний монументальный вид.

— Он будто ждёт нас, — заметила Кристина, замедляя шаг у крыльца.

— Или тех, кто должен был вернуться сюда сто лет назад, — тихо добавил Володя, озираясь.

Дом словно застыл между прошлым и настоящим. В его облике читались следы запустения, но не разрушения. Казалось, что он выжидал, удерживая свою историю за каменными стенами, готовый рассказать её только тем, кто осмелится войти. Вокруг витала атмосфера неподвластной времени тишины, в которой слышался едва уловимый шёпот прошлого.

Друзья стояли перед массивными дверями охотничьего дома, пытаясь осознать, как такое величественное строение смогло пережить целый век. Даже запертая дверь, с её потускневшим железным обрамлением, выглядела внушительно.

— Надо как-то попасть внутрь, — нарушил молчание Женя, изучая замок.

— Сейчас что-нибудь придумаем, — ответил Андрей, с видимым энтузиазмом роясь в своём рюкзаке. Через минуту он вытащил молоток, отвёртки, стамеску и другие инструменты.

— Ну, давайте посмотрим, что за хитрости нам оставили старые мастера, — сказал он, с азартом принимаясь за замок.

— Смотри аккуратно, — с лёгким беспокойством произнесла Наташа, бросив взгляд на массивную дверь. — А то ещё рухнет.

Андрей, усмехнувшись, продолжил ковыряться в запоре:

— Не рухнет. Она дубовая, еще совсем крепкая. А замок, похоже, ставили на века.

— Будь осторожен, — тихо добавила Кристина, отходя на пару шагов назад.

Через пол часа напряжённой работы дверь издала громкий скрип.

— Всё, готово! — с гордостью заявил Андрей, отступая в сторону.

Дверь медленно отворилась, выпуская наружу холодный воздух с лёгким запахом сырости и старости. За порогом темнота сгущалась, словно скрывая то, что ждало их внутри.

— Ну что, заходим? — спросил Володя, бросив на друзей выжидающий взгляд.

Женя кивнул:

— Да, пошли. Узнаем, какие секреты здесь хранятся.

Друзья шагнули через массивный порог. Внутри царила густая тьма, почти осязаемая, как будто свет никогда не проникал сюда. Грязные, запыленные окна едва пропускали слабые отблески дневного света, оставляя комнаты погружёнными в полумрак.

— Здесь слишком темно, — пробормотал Вова, ощупывая стену в поисках опоры. — Доставайте фонари.

Друзья один за другим включили свои фонарики, и лучи света разрезали мрак, освещая давно забытый интерьер. Перед ними открылась просторная прихожая с массивными колоннами. Колонны, некогда изысканно резные, теперь выглядели тусклыми, где-то почерневшими, покрытыми пылью и паутиной, которая висела тонкими серыми завесами в углах. Пол был засыпан каким-то мусором, а в воздухе витал запах пыли, затхлости и старой древесины.

— Как будто время здесь остановилось, — шёпотом произнесла Кристина, оглядывая прихожую.

Двигаясь дальше, друзья оказались в столовой. Свет фонариков пробегал по огромному камину, чёрному от времени. Внутри его топки лежала застывшая зола, а старые трофеи из рогов и голов убитых зверей казались зловещими в тусклом свете. Охотничьи картины на стенах выглядели потускневшими, краски потрескались, а сцены охоты были едва различимы под слоем пыли.

— Всё точно как в описании, как в книге… — сказал Женя, скользя светом по массивной запыленной мебели из орехового дерева. — А это… что за флаг? — Он указал на обрывок выцветшей ткани, что когда-то украшал стены.

— Когда-то наверное было ярко и празднично, а теперь больше похоже на дом привидений, — заметила Наташа, с любопытством разглядывая остатки декора.

Пол под их ногами слегка поскрипывал, и каждый шаг эхом отдавался в гулкой тишине. Фонарики выхватывали из темноты детали, от которых дом становился ещё более загадочным: потускневшие золотые обои, мебель, покрытую слоем пыли, и паутину, мерцающую в их свете.

— Тут всё дышит временем, — сказала Полина, проходя вдоль стены. — В этом что-то есть…

Через узкий коридор, освещённый только слабым светом фонариков, друзья направились к спальням. Мутные стекла окон создавали причудливые тени, а двери в комнаты казались едва приоткрытыми, будто кто-то только что их покинул.

Кровати, хоть и покрытые пылью, всё ещё сохраняли свою форму, а ночные столики с потемневшими зеркалами стояли на своих местах. Лучи света выхватывали старинные картины, на которых изображена охота.

Когда они вошли в дамскую спальню, их фонарики осветили роскошную, большую кровать, над которой свисала, словно балдахин, паутина и мебель, которая, несмотря на слой пыли, сохраняла изящество. На туалетном столике лежали различные женские вещи.

— Это как музей, который никто не посетил, — сказала Кристина, осторожно дотрагиваясь до напёрстка на столике.

— Музей времени, — добавил Вова. — Время тут остановилось столетие назад…

Их фонари скользнули по портрету, висящему у двери. Суровый старик с горящими глазами в золотой раме словно наблюдал за каждым их движением. Даже через пыль и грязь его взгляд пробирал до костей.

— Это он… Граф Карди, дедушка, — сказал Женя. — Который сам себя привез в гробу из Америки!

— Или его призрак, — с дрожью в голосе добавила Наташа.

Друзья продолжили свой путь, освещая дорогу впереди. Дом жил своей странной, неподвластной времени жизнью, и каждый их шаг отдавался эхом, будто дом прислушивался, впитывал их присутствие, ожидая следующего открытия.

После долгого исследования друзья собрались в столовой, решив, что это место подойдёт для привала. Комната, несмотря на свой запущенный вид, всё ещё сохраняла уют, который когда-то делал её сердцем дома. Большой камин, массивный стол и тяжёлая мебель из орехового дерева — всё напоминало о былой роскоши.

— Останавливаемся здесь, — предложил Женя, оглядываясь. — Если немного прибраться и затопить камин, будет лучше чем на улице в палатке.

— А это идея, — поддержал Андрей. — Камин конечно давно не работал, но почему бы не попробовать.

— Девушки, я с вами на уборку, а парни — пусть берутся за дрова и за камин, — добавил Саша, закатывая рукава.

Девушки тут же принялись за дело, разгребая хлам, который накопился за долгие годы. Они аккуратно собирали тряпки, Саша выносил из дома остатки гнилых досок и поломанных стульев, вынося всё во двор. Полина нашла старую метлу и с её помощью начала сметать толстый слой пыли, осевший на полу и мебели. Кристина осторожно очищала стены от остатков паутины, иногда недовольно вздыхая.

— Невероятно, сколько здесь пыли! — воскликнула она.

Тем временем парни занялись камином. Они сняли решётку и начали выдалбливать старую золу, которая давно окаменела. Обвалившиеся кирпичи внутри камина аккуратно выносили наружу, освобождая место для дров.

— Давно он не горел, — произнёс Вова, стряхивая с рук грязь.

— Лет сто, не меньше, — усмехнулся Андрей. — Но это поправимо.

Когда все приготовления были завершены, Женя сложил сухие дрова в топке, сверил всё и зажёг первый огонь. Сначала камин сильно задымил комнату, густой дым повалил в помещение, заставляя всех кашлять и размахивать руками, пытаясь разогнать его.

— О, отлично! Мы создали дымовую завесу! — прокашлялся Вова, пытаясь открыть окно.

— Надеюсь дымовуха пройдёт, — прокашлял Женя, осматривая камин. — Это нормально, нужно время, чтобы дымоход прогрелся.

И действительно, спустя несколько минут огонь разгорелся, и дым перестал идти в комнату, уходя прямо в трубу. Пламя разгоралось всё сильнее, наполняя комнату теплом. Через какое-то время, в столовой стало парко, сырость от тепла испарялась.

— Открываем окна и двери, пусть парность вывешивается. — произнёс Андрей, дёргаю раму ещё одного окна.

Лишь одно окно удалось открыть и одно развалилась от усилий Вовы.

Девушки вернулись в комнату, довольные своей работой. Теперь столовая выглядела гораздо лучше: хлам вынесли, полы подмели, мебель очистили от пыли. В углу даже поставили несколько принесённых из других комнат стульев.

— Нам бы только ковёр сюда постелить, и будет идеально, — сказала Кристина, глядя на обновлённую комнату.

— Мой живот уже поёт песни, давайте приготовим обед, вернее уже наверное ужин — предложил Вова, усаживаясь у камина.

Друзья расположились у огня. Прямо в камин поставили кастрюлю наполненную водой. Было решено готовить гречку с тушёнкой. Компания наслаждалась теплом и ощущением уюта, который они вернули этому заброшенному дому. Казалось, что он сам оживал вместе с ними, словно радовался, что кто-то снова наполнил его стены жизнью.

Приготовив солдатскую кашу, компания решила остаться возле камина, наслаждаясь теплом и уютом. Все разложили еду по тарелкам, и, когда вечерняя тишина обрушилась на их компанию, каждый занялся своим делом. Но вскоре разговоры затихли, и друзья обратились к Жене, предлагая ему продолжить читать дневники Гарри Карди. Жека взял книгу в руки, взглянул на своих друзей и медленно переворачивая страницы, начал погружаться в рассказ. Его голос звучал спокойно, но напряжённо, как всегда, когда он углублялся в мрачные детали.

— «Я не буду подробно описывать знакомство Карло и Риты — читал Женя. — Всё это вы можете прочесть в письмах к Альфу. Напишу вкратце: Карло встретил Риту в Италии, влюбился в неё и эта любовь взаимна. Вскоре он узнаёт, что его отец Фред скончался. Карло отправляется в родовой замок в Карпатах, и, по возвращении, собирается привезти туда Риту. Его дядька Петро, просит не ехать в замок без него И немного подождать, но Карло не дождался дядька и отправился в замок. С этого места я начну писать подробно, со слов Карло.»

Женя слегка наклонился вперёд, продолжая читать, а остальные, окружённые мягким светом камина, не могли не заметить, как слова из дневника словно начинают оживать, медленно втягивая их в таинственный мир, где каждый новый шаг несёт в себе темную неизведанность.

— «Я на родине.

По милости старого дядьки, затеявшего идти на богомолье, мне пришлось изменить весь план жизни.

Раньше я предполагал, повенчавшись с Ритой, ехать в замок, старый Петро должен был его к тому подготовить, а теперь готовить замок пришлось мне самому. Не мог же я тащить Риту неведомо куда. Пришлось на время расстаться.

1 день

Я здесь, а Рита приедет на днях со старой кормилицей и двумя служанками.

Наряды её готовы, и она ими довольна. Каюсь, не утерпел и купил шкатулку императрицы.

— Это та шкатулка, которая досталась мне в лоте с аукциона, где замок в виде яблока и ключа птицы. — пояснил Женя и продолжил.

Замок запущен гораздо более, чем я ожидал. По словам сторожа, отец уже давно не жил в замке, даже не входил в него. Он ютился в комнатах, предназначенных для прислуги, что лежат близ конюшен и кухонь.

Прислуга частью сама разошлась, частью была уволена отцом.

Ни лошадей, ни коров, ни даже собак я в замке не нашел.

Отец жил вполне отшельником. В лице одного Петра совмещалось и общество, и весь штат прислуги.

Из-за такого порядка вещей даже сад страшно запущен: он весь зарос чесноком. Противный запах так и стоит в воздухе.

2 день

Чистим и жжем чеснок, не покладая рук.

Старый колодезь пришлось бросить: решил выкопать новый.

Почему-то цветов нет. И куда все это делось? Прежде, при матери, сад тонул в цветах.»

5 день

Встаю каждый день в шесть часов утра, тут же сажусь на лошадь и еду в замок на работу.

Впрочем, я забыл сказать тебе, что живу в Охотничьем доме, недалеко от замка.

Мне здесь очень нравится, и я охотно привез бы сюда Риту.

Даже, признаюсь, эта мысль так меня занимала одно время, что я почти приготовил для нее здесь две комнаты.

— Тут мы сейчас по-видимому и находимся. — перебил на мгновенья Володя Женю. Женя читал дальше.

9 день

Пришлось кое-что переменить и пристроить, но меня постигло разочарование. Рита непременно хочет въехать прямо в замок, «как владелица», пишет она.

13 день

Работы в замке идут тихо; все приходится выписывать из города.

Сегодня весь день жарился на солнце; планировали с садовником клумбы и розариум, ведь Рита обожает розы.

19 день

Оранжерея для роз уже готова. Сад представляет много работы. Все дубы заражены омелой, точно кто нарочно разводил этого паразита.

Несколько лучше сохранилась восточная часть сада. Там, в скале, стоит мраморная богиня — при мне её ещё не было. Не поставил ли её отец в память матери; на эту мысль наводит то, что кругом лежит много старых засохших венков. За неимением других цветов они сделаны из цветов чеснока.

Еще странность: в склепе не нашел гробов ни отца, ни матери.

23 день

Сегодня ко мне явился молодой человек в каком-то фантастическом костюме и с церемонными поклонами передал мне сверток, сопровождая его вычурными приветствиями, от моей невесты.

Моя малютка вошла в роль «владетельницы замка».

Первым моим желанием было спустить с лестницы средневекового посла, но, развернув сверток, я всё забыл… передо мной была Рита! Моя умница прислала свой портрет для семейной галереи.

Она одета в тот наряд, что готовит ко дню венчания. Знаменитый гребень украшает её волосы.

Милая, милая. Я так засмотрелся на дорогие черты, что забыл и о посланном. И только при его вопросе: «Когда же могу начать?» — я очнулся.

Оказывается, он художник. Недаром отрастил такую гриву и оделся чучелом, и по желанию Риты должен написать и мой портрет. Пришлось согласиться.

И надоел же мне этот художник! Изволь надевать рыцарский костюм — Рита же его и прислала. Видите ли, иначе не будет ансамбля с её портретом!

24 день

Оденешься каким-то попугаем и сиди, как истукан.

25 день

Дел куча, а тут сиди, позируй.

Утешаюсь тем, что повешу наши портреты в зале, там, как нарочно, есть пустое место.

26 день

Сад почти готов.

Сегодня чуть не вздул «косматого».

— Не делайте хмурых глаз, я их рисую! — говорит он.

О, чтоб тебя!

Догадался, велел повесить портрет Риты, и я смотрю на мою голубку, любуюсь ею.

Молчит чучело, значит, «мрачных глаз» нет.

30 день

Ура! Рита завтра будет.

Почти всё готово. Только мой портрет запоздал. Художник уверяет, что я так мало и так плохо позирую, что это не его вина, и что принцесса, это Рита-то принцесса, не может на него сердиться.

38 день

— «Вот уже неделя, как Рита здесь. Как и было условлено, Рита приехала в сопровождении своей кормилицы, старой Цицилии, и двух молодых девушек.

Только девушки эти не наемные служанки, а бедные дальние родственницы Риты.

Моя голубка очень извинялась, что привезла их без моего разрешения. А я, напротив, очень доволен: у Риты будет женское общество, и она не будет оставаться одна в те часы, когда мне по делу придется отлучаться из замка.

Да и при этом Франческа и Лючия милые, здоровые девушки, и их веселая болтовня оживляет наши обеды и вечера.

Кроме того, Рита говорит, что они так её любят, что отдадут свою жизнь за неё.

39 день

Общество наше совсем маленькое. Кроме нас с Ритой и двух кузин его составляют косматый художник, архитектор и его помощник.

40 день

Утро, хочешь не хочешь, мне приходится посвящать работе. В это время Рита и кузины усердно вышивают. Я это знаю, но что вышивается, от меня тщательно скрывают. Это мне подарок.

— Потерпи, — говорит Рита, — а зато мы весь бордюр сделаем из настоящего жемчуга.

За обедом нам служат два лакея-итальянца, также привезенные Ритой.

Вечер проходит в болтовне и шутках. Лючия превосходно играет на лютне; впрочем, и Рита, и Франческа также играют и поют.

42 день

Через две недели наша свадьба. Когда я сообщил Рите это своё желание, она пришла в восторг.

46 день

Рита в последние дни мрачно настроена. Она побледнела и вся зябнет, уверяет, что «карпатское солнце» не так греет, как итальянское.

А не только дни, но и ночи стоят небывало жаркие.

Этот «нервный озноб», иначе я его и назвать не могу, начался с того дня, как я по своей глупости сводил её в склеп.

Склеп, конечно, вычищен и проветрен.

Я так и не нашёл гробов ни отца, ни матери! Странно, и даже очень.

Рита с любопытством осматривала гробницы и читала надписи: одни прекрасны своей наивностью, другие дышат тщеславием и гордостью.

Уставши, она оперлась об огромную каменную гробницу, ту самую, в которую был поставлен гроб деда, привезённого из Америки.

— Как холодно, — с дрожью в голосе сказала Рита, отходя от гробницы.

На ней было лёгкое кружевное платье с открытой шеей и руками. Только при восклицании Риты: «Как холодно» я сообразил, какую глупость я сделал! В жаркий день позволил ей в одних кружевах спуститься в склеп, где холодно и сыро.

Осел я, дурак!

Вечер прошёл по обыкновению. Рита играла на лютне и пела: «guella fiamma shk…».

Она, видимо, забыла о неприятном ощущении. Когда все разошлись, я ещё долго стоял в саду под открытым окном Риты, беседуя с ней.

47 день

Назавтра она встала бледная и утомлённая, отказалась от работы и всё грелась на солнышке.

48 день

На другой день то же самое.

Я хотел послать за доктором в деревню, но она запретила мне это делать.

Даже кормилица, советов которой она обычно слушается, на этот раз не могла её убедить.

— Вот синьорина отказывается от доктора, а сегодня ночью я сама слышала из соседней комнаты, как она жалобно стонала, — докончила старуха.

— Что тут особенного, — с неудовольствием ответила Рита, — я ночью уколола себя булавкой и от боли застонала.

И она показала мне небольшую ранку под подбородком, на шее.

Ранка была небольшая, но на меня подействовала как удар грома. В первые минуты я даже не мог понять, почему вид этого красного пятнышка так взволновал меня.

Позже я уже сообразил причину: такое пятнышко я видел на шее моей матери!

Тогда я ещё не знал, как умерла моя мать и что было после её смерти. Но помнил из детских воспоминаний — ранки, ожерелье, змея…

Я стал расспрашивать Риту.

— Всё очень просто, — ответила Рита, — заснула я с открытым окном и ночью почувствовала, как из него дует холодом и сыростью.

— Рита, помилуй, ночь была жаркая и душная, — вскричала Лючия.

— А я тебе говорю, подуло холодом, могильным холодом, — упрямо ответила моя невеста. — Я закуталась в тёплый платок, — продолжала она. — И чтобы не спугнуть сон, не открывая глаз, взяла с ночного столика булавку. На моё несчастье, попалась розовая, сердоликовая, та, которую ты мне подарил; я её так люблю! А у неё, ты сам заметил, какая длинная и острая игла. Во всяком случае, это сущие пустяки и завтра ничего не будет, — закончила Рита.

Тогда я думал про пустячность этой ранки, а всё же мне не по себе: вспоминается умершая мать… и всё…

Я решил отправиться в город и завтра к утру привезти оттуда врача.

Рита наотрез отказалась от медицинской помощи, придётся прибегнуть к хитрости.

48 день

Я уже знаю, что в городе живёт старый домашний доктор моих отца и матери. Он очень стар, но не дряхл. Практику он совсем оставил, а живёт на ренту, полученную от отца, и весь погрузился в науку.

Попрошу его приехать в замок не как доктора, а как старого друга.»

49 день

Встретившись с доктором, узнав то, что я в замке с Ритой, он нарушил клятву данную моему отцу и рассказал о смерти моей матери и о том, как она стала вампиром.

Об этом я уже рассказывал, поэтому не буду повторяться, а продолжу, опустив его рассказ…

Тогда меня история доктора потрясла до глубины души. Я не хотел верить в его рассказ. Здравый смысл не позволял мне сделать это. Но сопоставляя факты… может всё правда?

Я остановился в гостинице. Переживания, депрессия навал лишь на меня. Три дня я просидел в снятой комнате и все думал, думал… История сообщенная мне доктором, так страшна и так меня выбила из колеи, что я даже забыл, зачем сюда приехал.

52 день

Сейчас я опять был у него. Придя к старику, я сказал ему первоначальную причину моего приезда сюда, что невеста моя, Рита, не то что хворает, а бледнеет и скучает.

Он вскочил как ужаленный.

— Твоя невеста хворает, она слабеет, бледнеет; есть у нее рана на шее? — вскричал он.

Ноги у меня подкосились… Я не мог выговорить ни слова…

Тут я очнулся.

— Доктор, погодите, с моего приезда никто не только не умер в замке, но и не хворал, — наконец мог я выговорить.

— А в деревне?

— И там не было покойников. — сказал я серьезно и доктор несколько успокоился и пробормотал:

— Слава Богу, я ошибся. Быть может, правда, что здешний горный воздух не годится для здоровья такой южанки, как твоя Рита. Поезжай. Через день я приеду в замок как друг твоего отца. И ты только устрой, чтобы я мог видеть шею твоей невесты.

— Это нетрудно, доктор; Рита любит и всегда носит открытые платья. Она знает отлично, что шея ее прелестна.

И вот, только придя домой, я вспомнил эпизод с розовой сердоликовой булавкой…

А что, если… Господи, спаси и помилуй!

Женя отложил книгу и посмотрел на своих друзей. Странное беспокойство витало в воздухе. Все заново переживали, ту старую историю Карло Карди… Женя продолжил читать.

Я попросил моего друга Альфа приехать ко мне. Написал ему. Мне нужна была его поддержка.

61 день

«Приехал Альф. Я сразу поселил его в охотничьем доме неподалёку от замка. Доктор, к моему удивлению, выглядел взволнованным до крайности. Его речь всё чаще скатывалась к разговорам о вампирах и древних легендах. Альф, человек с острым умом и энциклопедическими знаниями, перед которым я всегда преклонялся, откровенно высмеял эти рассуждения. Он назвал доктора сумасшедшим стариком и логично, шаг за шагом, опроверг его теории.

Сначала всё действительно шло хорошо. Рита выглядела немного лучше, а её присутствие наполняло дом теплом. Однако вскоре её состояние начало стремительно ухудшаться. Она худела, бледнела и становилась всё слабее.

Несмотря на это, она оставалась удивительно ласковой и застенчиво нежной. Рита не отказывала мне в поцелуях, но её тревожные взгляды, будто она чего-то боялась, настораживали меня. Я даже начал подшучивать над её поведением, сравнивая её с девушкой, боящейся строгой гувернантки. Это казалось смешным, но в глубине души меня это мучило

73 день

«Трагическая смерть Франчески потрясла нас до глубины души. Рита с тех пор почти не спит по ночам, её глаза полны усталости, а тень страха словно поселилась в её взгляде.

Мой старик доктор посоветовал перемену места, и я решил перевезти Риту в Охотничий дом, благо комнаты там уже готовы. Нужно лишь отправить всё необходимое для её комфорта — кружева, ленты, цветы и прочее. Лючия обещала заняться этим немедленно.

Надеюсь, переселение будет недолгим. Как только Рита почувствует себя лучше, я переведу её обратно в замок, но уже в другое крыло, чтобы ничто не напоминало ей о недавних ужасах.

Старик доктор, конечно, твердит о вампиризме, но после разговора с Альфом, который убедил меня в абсурдности этой идеи, я с ним согласиться не могу. Однако остаётся много необъяснимого.

Например, как Франческа оказалась на полу у кровати Риты? Её волосы были взъерошены, ночной наряд разорван, тело покрыто ссадинами и синяками, как будто она вела жестокую борьбу перед смертью. На её лице застыл такой ужас, что этот образ невозможно забыть.

Её мёртвые глаза широко раскрыты, а губы сжаты так решительно, что кажется, она отдала свою жизнь за кого-то. Этот трагический облик напомнил мне мучениц первых веков христианства или героев, пожертвовавших собой ради других.

Если Франческа погибла, защищая Риту, то от кого или от чего? Это тайна, которую она унесла с собой в могилу.

Я попросил Альфа не задавать Рите никаких вопросов об этой ночи. Её трясёт при малейшем намёке. Ясно, что она пережила нечто ужасное, но говорить об этом она не может или не хочет.

Старик уверен, что смерть Франчески — дело рук вампира. Он считает, что этот монстр убил её, потому что она помешала ему насытиться кровью или, возможно, любовью Риты. По его мнению, Франческа пожертвовала собой ради спасения своей подруги.

Но ведь возможно, что всё гораздо проще? Может, Франческа, больная или в припадке, упала у постели Риты, и даже самый крепкий человек, проснувшись и увидев такое, мог бы впасть в обморок.

Этот её крик, когда она очнулась и увидела тело у своих ног, я никогда не забуду.

Я попросил не тревожить Риту, чтобы дать ей время прийти в себя.

75 день

Теперь каждое утро в лесной дом будут доставлять букет свежих роз, а любимая канарейка Риты тоже прибудет туда. Надеюсь, её пение не потревожит твоё спокойствие больше, чем молчание и печаль моей невесты.

80 день

О свадьбе я даже не смею заикнуться. Она кажется чем-то далёким и недостижимым.

Скоро я присоединюсь к Рите и Альфу в Охотничьем доме. Надеюсь, их общество немного скрасит моё одиночество».

80 день

Но и там Рита продолжала угасать. Казалось, силы покидали её с каждым днём, пока однажды она не впала в странный сон, похожий на летаргию. Мы с Альфом приняли это за смерть. Её лицо было столь спокойным и красивым, что казалось, она просто уснула.

Я до сих пор чувствую, как что-то внутри меня сжимается от страха и вины. Что я упустил? Что я сделал не так?»

81 день

«Мы одели Риту, дорогую покойницу, в её любимое голубое шёлковое платье. В её волосы я вставил ту самую гребёнку императрицы, которой она так дорожила. Альф и Лючия занимались подготовкой гроба, а я только настаивал, чтобы ни на чём не экономили. Мне хотелось, чтобы она покоилась в окружении всего прекрасного, что она любила, — лент, кружев и роз.

Капеллу украсили чёрным сукном, а сад опустел — все розы я велел срезать. Пусть они увядают вместе со своей госпожой.

Мы с Альфом, Лючией и старой Цицилией сами вынесли тело Риты из её салона. Я запретил пускать туда чужих, чтобы не нарушить ту священную атмосферу, которую создала она сама. Мы договорились, что салон останется закрытым навсегда.

82 день

Прощание состоялось под звон колоколов, в присутствии всей деревни и дворни. Мы отнесли тело в капеллу, где утром должна была пройти заупокойная служба.

Но ночью всё изменилось.

Сначала ничего не предвещало беды, но вдруг разразилась буря — страшная, яростная. Гром раскатами сотрясал землю, молнии разрывали небо, ветер завывал так, что, казалось, стены замка не выдержат.

Мы собрались в столовой. Горе, нервное напряжение и шум бури сделали воздух в комнате почти невыносимым. Никто не произнёс ни слова. Мне казалось, что весь мир рушится, как будто смерть Риты уничтожила желание жить у всего, что её окружало.

И тут, сквозь грохот грома, до нас донёсся странный вой и крики людей. Это был не обычный человеческий страх — это был ужас.

Двери распахнулись, и в столовую вбежали несколько человек из прислуги. Они были бледны, волосы взъерошены, глаза полны паники. «Она встала, она идёт!» — кричали они, бросаясь то ко мне, то к дверям.

Я хотел потребовать объяснений, но тут сам увидел… Риту.

Она стояла в дверях, в голубом шёлковом платье, с розами на груди — точь-в-точь такой, какой мы её похоронили.

Я не мог двинуться. Казалось, время остановилось. Я видел, как Альф застыл бледный, старик-доктор побледнел ещё сильнее, его челюсть мелко дрожала.

И вдруг тишину нарушил крик Лючии:

— Господи, это был обморок! Ты жива! Жива, Рита!

Эти слова словно разбили наш оцепенение. Все бросились к Рите, радуясь её чудесному возвращению. Даже я, несмотря на шок, чувствовал, как моё сердце снова наполняется надеждой.

Только доктор стоял, как статуя, глядя на Риту с тревогой и непониманием.

Рита же была слабой и бледной, но молчаливой. Ни убранство капеллы, ни гроб, в котором она очнулась, казалось, не произвели на неё никакого впечатления. Она не произнесла ни слова о том, что пережила.

Но в ту же ночь случилось снова пришла беда.

Молодая служанка умерла, словно смерть, лишённая своей добычи, всё же решила взять жертву.

84 день

Теперь в замке обосновалась сама Костлявая. Казалось, она наблюдала, выжидая своего следующего часа».

И Рита…

«Говоря правду, мне все труднее мириться с тем, что Рита, моя невеста, так явно отдаёт предпочтение Альфу. Мое положение становится, мягко говоря, неловким.

Когда Рита жила в лесном доме, их отношения не бросались мне в глаза. Всё выглядело естественно, дружелюбно, без тени двусмысленности. Я даже сам себе объяснял это как необходимость, ведь Альф всегда был рядом и помогал ей.

Но после её странного летаргического сна Рита сильно изменилась. Она стала почти неузнаваемой — капризной, отстранённой и закрытой.

Каждый вечер, во время заката, она уединяется, запирается в своей комнате на несколько часов. Я не могу объяснить, зачем это нужно, но она категорически отказывается от моих попыток вмешаться.

Она перестала обедать с нами, предпочитая, чтобы еду подавали ей в комнату. Но при этом я часто вижу, что подносы уносят почти нетронутыми.

Рита даже настояла, чтобы Лючия больше не жила рядом с ней, мотивируя это тем, что одной Цецилии ей достаточно. Лючия обижена, а Рита, кажется, даже не задумывается, что этим её задела.

И всё же, несмотря на эти странности, Рита заметно поправилась. Она больше не выглядит бледной и измождённой, напротив — её лицо снова свежее и розовое, словно те розы, что украшают её грудь.

Странно, что даже смерть двух итальянских лакеев, которых она сама же привезла из Венеции, не вызвала у неё никакого эмоционального отклика. Она лишь пожала плечами и отказалась сопровождать их гробы на кладбище.

Но самое болезненное — это её поведение, когда она ждёт Альфа или собирается в лесной дом. Она оживает, глаза её сияют, а её голос становится нежным и полным ожидания. Со мной же она холодна и вежлива, даже тогда, когда я стараюсь угодить ей во всем.

Например, она настояла, чтобы гроб из капеллы не убирали. У неё к нему какая-то странная привязанность. Она навещает его несколько раз в день, и мне трудно это понять.

Когда она пришла в себя после летаргии, я рассказал ей, что в своём горе мы даже не подумали о том, что её канарейка осталась в запертом кабинете. Я предложил её спасти, но она ответила с холодной отстранённостью:

— К чему, оставь всё по-старому.

Я уже не понимаю Риту. Она стала чужой.

97 день

И, честно говоря, если бы на месте Альфа был другой мужчина, всё могло бы сильно обостриться. Я не уверен, что сдержался бы.

Но Альф — это близкий друг. Я доверяю ему. Думаю, он понимает, что происходит, лучше меня…»

Прости меня Альф. Тогда я ещё не знал…

Через много лет, мне попало в руки письмо Альфа, которое он писал мне, это письмо-исповедь Вот оно.

Хорошо, давай улучшим. Вот переработанная версия текста, сохранив дух оригинала:

Исповедь Альфа

Женя продолжал читать:

"Дорогой Карло, нам надо наконец объясниться. Настоящее положение становится невыносимым, я не раз пытался заговорить с тобой, но ты ускользаешь от меня. Сначала я это приписывал случаю, теперь же ясно вижу, что это не случай, ты бежишь от меня, от объяснений. Волей-неволей приходится прибегать к письму, что я и делаю.

Карло, милый, ведь мы друзья детства. Дружба наша тянется не один год. Мы не можем разойтись с тобой так, из-за ничего. (Каюсь, я порывался уехать, не поговорив с тобою.)

Зачем недомолвки, хождение кругом, будем говорить прямо и просто.

Ты меня ревнуешь к своей невесте, не отрицай. Но в уме ли ты?

Я кабинетная крыса, бедняк, с строгими взглядами на отношения к женщинам. Помнишь, как вы все, товарищи по коллегии, смеялись надо мной. Твой лучший друг и изменю всем и всему и буду отбивать у тебя любимую женщину, невесту.

Скоро разбирая свое поведение, я, положа руку на сердце, не могу себя упрекнуть ни в одном слове, ни в одном нескромном взгляде. Клянусь тебе.

Все же я не могу вполне и тебя обвинить. В Рите есть какая-то перемена и, прости меня, перемена к худшему. Во время болезни, когда ты поселил ее в лесном доме, она была иной. Мы целые дни проводили втроем: она, покойница Лючия и я.

Много говорили о поэзии, Италии. Девушки пели и играли на лютне. Я рассказывал о последних открытиях и изобретениях.

Самый строгий, неумолимый судья не нашел бы в наших отношениях и тени некорректности, ни слова порицания.

Да и ты сам, наезжая вечером и в разное время дня, входя без доклада, видел ли ты хоть раз чтолибо намекающее на скрытые отношения. Ручаюсь, что нет.

В тот страшный день, когда внезапно Рита впала в летаргию, мы все потеряли голову.

Еще утром она была достаточно бодра, только нервна ужасно, казалось, она чего-то ждет. Не было ли это предчувствие? Я все думал, что она ждет тебя, что вы, тихонько от нас, условились о твоем приезде. Но когда от тебя принесли букет полевых цветов, я убедился, что предположение мое неверно.

Ставя букет по просьбе Риты в серебряную вазу, я видел слезы у ней на глазах и в руках маленькую черную книжечку, по-видимому, молитвенник.

Потом она попросила меня и Лючию оставить ее с Цецилией, говоря, что она очень устала. Мы вышли.

Вскоре же она отослала и Цецилию.

"Синьорита что-то пишет", — сказала кормилица.

Мы с Лючией сидели в соседнем проходном салоне и ждали, когда нас позовут к Рите.

Вдруг раздался страшные крик. Мы бросились в комнату Риты, но это кричала не Рита, а старая Цецилия.

Рита же лежала на кушетке, вся вытянувшись и закинув голову назад.

Я бросился к ней, она тяжело открыла глаза и снова сомкнула их; думая, что ей дурно, я поспешил налить в стакан воды, но в ту минуту, когда я приподнял ее голову, чтобы дать ей напиться, она снова взглянула на меня, и… это в первый раз — мне показался ее взгляд… странным, что ли… в нем было что-то манящее, любовное… Она тихо прошептала:

— Поцелуй меня.

Испуганный, не отдавая себе отчета, я наклонился и поцеловал ее в губы…

В ту же секунду она откинулась, тяжело вздохнула и впала в летаргию, или, как мы тогда сгоряча думали, умерла.

Наклонись еще раз, я невольно отшатнулся, лицо Риты сделалось злым, зубы оскалились и казались длинными, это была не та Рита, которую я знал, а чужая, злобная. Вскоре это выражение сменилось тихим и спокойным, такой ты ее и застал.

Ты помнишь, как мы все тогда потеряли головы и я, не то что скрыл, а прямо забыл сказать тебе о поцелуе.

Затем начались приготовления к похоронам, перенесение тела в капеллу, твое, да и общее наше отчаяние.

Тогда же, по твоему желанию, закрыли салон Риты, где она умерла, и второпях забыли там бедную канарейку, а затем внезапное воскресение или оживление, не знаю как выразиться, Риты, среди ночи во время бури, перепугавшее замковую прислугу, да и, что греха таить, нас всех чуть не сильнее самой смерти.

После же воскресения Риты мне уже было неудобно сказать тебе о прощальном поцелуе; да я бы скоро его и забыл, если б не ловил время от времени взгляд Риты, напоминающий тот, что сопровождал поцелуй.

Ты как-то на днях написал мне, что находишь большую перемену в Рите, да и я нахожу эту перемену, и чем дальше, тем больше. Ты прав. Она расцветает физически, но как-то опускается нравственно: прежде такая чуткая к чужому горю, она теперь остается совершенно спокойной; даже смерть Лючии и других домашних проходит, не задевая ее совсем. К гибели своей любимицы канарейки она тоже отнеслась возмутительно холодно.

Наружностью своей она перестала заниматься, я заключаю это из того, что все зеркала она приказала закрыть кисеей"в знак траура", как говорит она, и даже свой собственный туалет.

Ни песен, ни игры на лютне (кстати, лютня, кажется, тоже осталась в роковой комнате) я больше не слышу. Рита предпочитает уединение.

Характер ее тоже пошел на минус. Вот пример.

Последние дни перед летаргией она не расставалась со своим молитвенником, — знаешь, черная книжечка, — я и спросил, где она у ней, не принести ли? Рита прямо разозлилась, глаза засверкали, зубы оскалились, и она наговорила мне дерзостей.

Другой раз я подал ей ручное зеркальце, также прежде вечного ее спутника, — так она не только его бросила, но растоптала каблуком, не пожалела даже художественной золотой оправы.

Несмотря на эти выходки, все же по временам я, как и говорил уже, ловлю на себе взгляд Риты, полный желания, призыва и страсти… да, страсти… Мне невыносим этот взгляд, страшен, я боюсь его. Боюсь как-то безотчетно, даже не по отношению к тебе. В нем есть что-то.

Меня прервали, принесли от тебя приглашение приехать в замок. Такой разницей веет от этого приглашения, против прежних, — какой официальный язык!..

Я отказался, зачем?

Завтра, послезавтра я исчезну с твоей дороги. В начале письма я искал объяснений с тобою, а под конец много продумал и решил лучше уехать; уехать не прощаясь.

Оставлю тебе это письмо, ты сам поймешь, что отъезд — это лучшее, что я могу сделать. Спасибо за прежнюю любовь, крепко верю, что со временем ты опять вернешь мне ее. Я же все люблю тебя по-прежнему и не переставал любить. Привет Рите, желаю вам обоим счастья.

Твой Альф.

…Сутки. А как перевернулся весь мир, посейчас я не могу ясно представить, что случилось. Постараюсь вспомнить и записать. Обыкновенно записывание упорядочивает и проясняет мою голову. Итак.

Я написал Карло прощальное письмо и оставил его на столе, собираясь при окончательном отъезде приписать несколько слов приветствий и пожеланий.

Дальше.

Гулял по саду: ночь тихая, лунная, озеро лежит, как зеркало, только воздух, как перед грозой.

Лег спать с открытым окном.

После полуночи мне показалось, что я не один в комнате и что на груди у меня тяжесть, — открываю глаза…

Пресвятая Дева Мария, Рита у моей постели, вернее, лежит на моей груди!

— Что же это? Хочу вскочить, крикнуть… не могу… ведь я осрамлю ее! Что скажут люди! Что скажет Карло?

Ясно, Рита опять больна, иначе, зачем бы она попала в мою комнату, да еще ночью? Она или лунатик, или в бреду.

Что делать, чтобы не испугать ее?.. Все это вихрем несется у меня в голове. А голова кружится, кружится, истома давит тело… Что делать, как быть?.. И опять все качается.

Затем я теряю сознание, ну это в первый раз в жизни… Открываю глаза, никого нет. Полная тишина, луна заходит, веет предрассветный ветерок… и снова я не могу одуматься. Куда она делась? Что она была здесь, я уверен, еще до сих пор пахнет ее любимыми духами лавандой. Что с ней сталось? Зачем она приходила?

Что это мог быть сон, мне даже не пришло в голову, настолько все было реально. Вдруг меня пронзила мысль: случилось несчастье, Рита приходила за помощью!

Сорваться с кровати и одеться было делом одной минуты, я кинулся вон.

Второпях я даже не заметил, что дверь моей комнаты была замкнута, и вот, только теперь, записывая все, я вспомнил это. Следовательно, еще одна загадка! Обежав дом, я ничего не нашел подозрительного: все спало, все тихо, везде темно. Я бросился в сад. И там тихо. Запутавшись в траве, я упал в кусты шиповника и очень неудачно: изранил лицо, руки и даже сухим сучком ранил шею настолько сильно, что запачкал кровью рубашку.

Когда я вернулся в дом, то слуги уже начали вставать и на мои вопросы: не случалось ли чего ночью? — отвечали удивленными взглядами и полным отрицанием.

Вот факты. Какие же выводы?

Что она была у меня, это несомненно, закладываю душу!..

Первый вопрос: как попала?

Дверь замкнута. Ключ у меня… Следовательно, другим ключом, заказным, значит, с"заранее обдуманным намерением".

А если в окно? Оно достаточно низко от земли и было открыто. Если так, то все же с намерением, а не случай.

Второй вопрос: зачем приходила?.. Фу, даже в пот бросило, неужели Карло прав, и она меня любит, любит настолько сильно, что пришла сама? Рискуя всем… Неужели я так слеп и не видел этой страсти… Вот уж мой ночной обморок был некстати — что она подумала обо мне? Наверное, презирает теперь…

Третий вопрос: что же делать теперь?

Бежать, бежать, бежать немедля… А если она любит, сильно любит?.. Ну, погрустит и забудет… А ведь не все способны забывать, вот и я ее никогда не забуду.

Да и имею ли я теперь право уехать? Ведь она осрамила себя. Положим, никто не знает, что она ночью была у меня, но сама-то она сознает, что она, девушка, красавица, невеста другого, была ночью одна в комнате молодого мужчины… ведь я еще молод! Лежала у него на постели, на груд и… Не замучает ли ее эта мысль?

Не должен ли я во что бы то ни стало остаться?

Нет, нет и нет… не финти и не хитри. Альф, сама с собою, не для тебя эта любовь! Пока ты честен, ты должен бежать.

В замок не пойду, уеду в город, закажу там почтовых лошадей и к вечеру уеду.

Решено… Рассвет.....................................

Вот тебе и уехал!

Правду говорит пословица:"человек предполагает, а Бог располагает". Впрочем, тут Бог, наверное, участия не принимал!..

Я плохо ему молился, плохо верил, и он меня оставил этой ночью!

Сейчас я совершенно спокоен, спокоен, как человек, неизбежно приговоренный на смерть.

Весь ужас открытия правды, вся безвыходность моего положения отошли в сторону, и жалость жизни и боязнь смерти: все переболело, перегорело… Теперь остался один долг — предупредить Карло. Лично я этого не могу,"она"не допустит.

Пусть эти записки откроют ему страшную тайну. Чтобы оберечь их от"нея", я положу их в библию. Конечно, будет следствие по случаю моей внезапной смерти, обыск в моей комнате, их найдут и передадут по адресу.

Чтобы Карло все было ясно, продолжаю рассказ. Итак, я решил уехать. В город, чтобы заказать почтовых, я отправился верхом. В лесу, на крутом повороте дороги лошадь моя заупрямилась. Несмотря на хлыст и шпоры, она не трогалась с места. Можно было думать, что она почуяла волка. Она вся дрожала и покрылась потом. Недоумевая, я слез и пошел пешком, таща коня в поводу.

За поворотом дороги я увидел Риту, сидящую на пне дерева, я, кажется, в первую минуту так же испугался ее, как и моя лошадь волка.

Оправившись, я подошел и заговорил, притворяясь, что я ничего не знаю и не помню. Но один взгляд Риты показал мне, что она все помнит и видит мои уловки насквозь.

Я растерялся. Лошадь рванулась и убежала. Рита смотрела на меня, не спуская глаз, и голова моя опять начала кружиться, все закачалось. Я сел на траву.

Рита наклонилась к моему лицу и начала шептать:

— Зачем ты бежишь? Разве ты не видишь, не чувствуешь, что я люблю тебя?

Я хотел заговорить…

— Оставь, молчи. Я знаю, что ты скажешь, — продолжала она, — но какое нам дело до Карло и до всего земного? Ты будешь счастлив, вечно счастлив. Ты будешь бессмертен, я подарю тебе вечную жизнь, там, где я, Карло не может за мной следовать, не может мне принадлежать: его оберегают! криво усмехнулась она.

Согласись на мою любовь, и я тебе открою тайны, каких не знает никто; я унесу тебя высоко-высоко, лунный луч будет нашей дорогой, а в час покоя мы будем сладко спать!

Я с ужасом отшатнулся!

Уже с первых слов Риты мне показалось многое странным в ее словах и обещаниях и я со страхом убеждался в том, во что до сих пор не хотел верить…

Получив от тебя письмо о том, что твоя мать, по словам старого доктора, была вампиром, я заинтересовался этим поверьем и купил старинную, латинскую книгу, трактующую о ламиях,"не мертвых"и т.п.

Поштудировав ее немного, я, конечно, отбросил ее в сторону, не мог же я тогда верить во всю эту чушь, не мог не считать все вымыслом. А ведь странности твоего старого доктора, его разговоры только еще больше укрепили мое мнение. Я был убежден, что вся история с вампирами бред его больной фантазии. И вот теперь эта фантазия встала передо мной во всем своем ужасе правды!

Я понимал, что Рита любит и под влиянием чувства открывает мне многое, что не должно быть ранее открыто, или, быть может, она так верит в обладание мной, что уже не стесняется.

Она сама вампир, ее погубил или, как она выражается:"призвал к жизни", старый граф Карди., тот что привез себя из Америки.

Он отдыхает в большом каменном гробу, он долго ждал ее… наконец, она пришла и вызвала его теплотой своего молодого душистого тела.

Для того чтобы достигнуть вечного существования, надо умереть для людей.

Так с ней и случилось. Но на вторую же ночь Дракула силою своего могущества заставил ее встать и жить между людьми, как бы по-прежнему.

Она так много говорила о прелести быть вампиром, что мозг мой больше и больше начал тускнеть и все пошло кругом.

Точно сквозь дрему я вспомнил, что в старинной книге сказано, что вампир не дает тени, не любит зеркал, не пьет, не ест, спит на закате солнца. И, к ужасу моему, я находил у Риты все эти приметы! Или я их сам заметил, или о них сообщил мне Карло. Силы совершенно меня оставили.

— Ты согласен, милый, отдайся мне, не бойся, — шептала она. — Я отдыхаю в моем гробу, и я заставлю Карло поставить твой гроб рядом с моим.

При этих словах я рванулся и вскочил:

— Нет, я не хочу! — вырвалось у меня.

Она зло засмеялась.

— Не хочешь, тем хуже для тебя; тебе нет возврата к жизни. Не воображай, что ранки на твоей шее нанесены тебе сучком шиповника; о нет; это я ночью положила на тебя свою печать. Ты погиб. Ты можешь только выбирать: смерть, настоящую смерть, с червями и холодом могилы, или бессмертную жизнь вампира. Я до ночи даю тебе время на размышление. Ночью я приду. Ты не спрячешься, не уйдешь от меня — не пытайся. Выбирай, моя любовь и бессмертие или ты, в недалеком будущем, скелет, с провалившимися глазами и дырою вместо носа.

В это время возле нас раздались голоса; это были слуги, посланные Карло за Ритой.

Нам ничего не оставалось, как взяться под руку и идти в замок.

В удобных местах я все косился, ища тени от"неё", от Риты, все еще надеялся на что-то.

Тени не было.

В замке я провел несколько неописуемых часов."Вурдулак", Рита, не спускал с меня глаз; Карло невыносимо ревновал, сам я не знал, что предпринять, как спастись; ум мой мутился; я пробовал молиться, но не находил слов.

Вся прошлая жизнь в моем воспоминании, и какой она мне показалась прекрасной, а будущее?

Сколько ждет меня интересной работы, открытий; быть может, любовь, но не эта проклятая, а святая, чистая… Я готов был рыдать, а тут Карло, с его резкими речами, и взгляд"его", Риты, говорящий:

— Ты мой, исхода нет!

Наконец, я не выдержал и бросился бежать. Я не только забыл хлыст и перчатки, но даже мою шляпу.

И вот я пишу, торопясь исполнить последнее: открыть глаза Карло, а там… да помилует меня Бог.

Я решился погибнуть: вампиром я не буду. Скоро полночь! Луна сияет.

Мать моя, благослови меня, не дай мне в последнюю минуту жизни изменить себе и согласиться на мерзкое существование вампира..

111 день

Альф покончил собой. Он не стал кровососом, решив свести счёты с жизнью.

Прочти я письмо Альфа тогда, многое стало бы на свои места. Но в тот момент я оставался в неведении. Люди умирали один за другим — в том числе близкие Риты. Со стороны казалось, что ей всё равно.

115 день

В деревне погребальный звон не стихал, как будто сама смерть поселилась рядом. Этот гул тревожил, пробуждал воспоминания из детства и наводил ужас. Кругом вставали страхи, как теневые фигуры в темноте. А тут ещё этот доктор со своими рассказами о вампирах.

Бедный старик! Он окончательно потерял рассудок. Теперь он словно призрак бродит по замку, появляясь неожиданно, источая стойкий запах чеснока. На каждой поверхности, где только можно, он рисует пентаграммы — знак, связанный с древними заклинаниями против нечистой силы.

Особенно сильно он уделяет внимание моим комнатам и вещам. Сперва я пытался спорить, но потом сдался — лишь бы он перестал украшать мою спальню букетами чеснока. Теперь у нас негласное соглашение: пусть разрисовывает стены, только бы не приносил своих «подношений».

С Ритой он теперь враг. Раньше старик ухаживал за ней, почти рыцарски, и она относилась к нему ласково, как к другу семьи. Теперь же она не переносит его, испытывает почти ненависть. Я думал, что это одна из причин, почему Рита стала всё чаще есть одна, у себя в комнате.

Я списывал на эту же причину и её отказ принять мой подарок. Вещь была сделана на заказ, по её собственному желанию, и получилась на удивление красивой: тонкая золотая цепочка с пентаграммой, инкрустированной бриллиантами. Камни играли, как капли утренней росы. Но Рита даже не взглянула на неё.

127 день

Недавно Рита, оглядываясь, вошла в мой кабинет, схватила тяжёлое пресс-папье и с силой швырнула его в большое зеркало. Стекло разлетелось вдребезги.

Затем она столкнула китайскую вазу с подставки, и та с грохотом упала на пол. Когда вбежали слуги, Рита спокойно сказала:

— Передайте хозяину, что я случайно столкнула вазу, и она разбила зеркало.

136 день

На днях я взял в руки латинскую книгу, которую забрал из лесного дома Альфа. Это был труд «О ламиях». Бессонница не оставляла меня в покое, и я начал читать. Без рассказов старого доктора я бы вряд ли что-то понял.

Но всё равно — вампиры? Как в это можно поверить, тем более обвинить в таком Риту? Я пытался искать объяснения: может быть, болезнь, может, стресс.

В книге было сказано, что наибольшей опасности подвергаются близкие вампира люди. Если бы это была правда, я должен был бы умереть первым. Но я жив. Никто не приходит ко мне ночью… кроме кошмаров.

Но той ночью… Я услышал крик. Или мне показалось? Вероятно.

Вскоре я заметил огромную чёрную кошку, крадущуюся у моей двери. Она испугалась меня и скрылась в темноте коридора. Откуда она взялась? В замке нет таких животных. Может, забрела из леса…

137 день

Ну и ночь выдалась! Сейчас солнце светит ярко, как будто издеваясь, но я всё ещё не могу отделить кошмар от реальности… а может, они уже слились?

Вчера ночью в мою комнату заглянула огромная чёрная кошка. Я только успел взять перо, чтобы записать свои мысли, как дверь с грохотом распахнулась, и влетел доктор. На нём был засаленный халат, на голове венок из чеснока, а в руках — тот самый знаменитый осиновый кол, который он таскает с собой повсюду.

— Кто-то был здесь! — выпалил он, заметно возбужденный, и принялся рыскать по комнате. Он заглядывал под кровать, открывал шкафы, смотрел за портьеры и даже в печке попытался найти что-то.

— Ушёл! — наконец заключил он.

— Кто ушёл? Кого вы ищете? — спросил я, пытаясь сохранить спокойствие.

— Его! — бросил он, указывая на вырезанную пентаграмму на пороге моей комнаты. — Сюда не сунется, ага! Я двери-то чесночком намазал, а он в окно! Чёрной кошкой шмыгнул, вверх… А я за ним… эх, старые ноги не поспели!

Старик тяжело опустился на стул, глубоко вздохнул, но, казалось, не собирался останавливаться. Из обрывков его слов я понял, что ночью он запер капеллу и часами караулил «его» — по его словам, это был вампир, и не кто иной, как моя Рита.

Будь передо мной не старик, я бы вышвырнул его из комнаты, несмотря на всё его безумие. Это уже переходит все границы! Но пока я соображал, как его утихомирить, он вдруг вскочил и схватил меня за руку:

— Идём! «Он» наверняка у итальянца. Засосёт беднягу, если не поспешим!

Сопротивляться было бесполезно. Я неохотно последовал за ним. Мы поднялись на третий этаж, где находилась комната итальянского художника, и крадучись приблизились к двери. Старик приоткрыл её, и я замер, глядя на картину, которая предстала передо мной.

В комнате, залитой лунным светом, на груди художника полулежала Рита. Они словно слились в поцелуе. Моё дыхание перехватило. Я не мог двинуться с места.

Когда я, наконец, нашёл в себе силы крикнуть, Рита подняла голову. Её лицо обернулось ко мне в свете луны. Её глаза горели странным сладострастным блеском, а по губам струилась свежая кровь.

— Видишь?! — закричал доктор и кинулся вперёд с колом.

В этот момент порыв ветра резко распахнул окно, занавеска взвилась в воздухе и ударила старика, сбив его с ног. Я поспешил ему на помощь, но тут же осознал, что луна скрылась за облаком, погружая комнату в кромешную тьму.

Я с трудом нащупал свечу и зажёг её. Свет слабо осветил помещение. Риты больше не было. Никого не было. Старик, охая, поднимался с пола, а художник мирно спал на кровати.

Я был готов всё списать на галлюцинацию, пока старик не подошёл к художнику и, приподняв его за плечи, спокойно произнёс:

— Засосала.

Я шагнул ближе. Художник был мёртв. Его лицо побледнело, руки обвисли, как плети, а на вороте ночной рубашки виднелись следы свежей крови.

Господи, что же это? Как всё это понять? Неужели Рита… не мёртвая? Неужели она… вампир? Нет! Это старик с его сумасшедшими идеями затуманил мой разум. Но в то же время я знаю, что я здрав, разумен… Хотя разве не считают себя такими все сумасшедшие?

А дальше…

139 день

Я чувствую, как сомнения разрывают мой разум, не оставляя ни минуты покоя. Они сильнее любых мук ревности, терзают меня до предела. Я осознаю, что нахожусь на грани безумия — стоит ли доверять тому, что я вижу, или же всё это плод моего уставшего воображения?

141 день

На счастье, из Рима вернулся старый Петро. Я едва узнал его: похудевший, с усталым лицом, он выглядел ещё старше, чем прежде. Но в его глазах горела странная решимость, а голос звучал твёрдо.

— Господь помиловал меня, а святой отец благословил на борьбу с тьмой, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Я ничего больше не боюсь, мой господин. За вас я готов бороться с любой нечистью. Мы справимся, не унывайте.

Петро быстро освоился в замке. Он провёл день в деревне, чтобы узнать о последних событиях, а вечером за ужином рассказал мне о своём пребывании в монастыре.

— Там было спокойно, как в раю, — сказал он, и в его голосе слышалась грусть. — Я мог бы остаться там навсегда, но моё сердце рвалось сюда. Я боялся за вас, мой господин. Слава Богу, я не опоздал.

Старик был осторожен в словах, но я чувствовал, что он пытается завести разговор о матери. Когда он наконец спросил напрямую, я не стал скрывать правды.

— Да, я знаю, — признался я. — Доктор рассказал мне.

Лицо Петро потемнело, он задумчиво произнёс:

— Так вот она, причина его безумия… Несдержанная клятва. Но куда он исчез? Вы знаете?

— Он всё ещё здесь, в замке, — ответил я.

Петро нахмурился, но перешёл к главному:

— Господин, я вернулся, чтобы уничтожить упырей. Это моя миссия.

Его слова не вызвали у меня возражений. Петро заверил меня, что наша семья в безопасности, по крайней мере пока.

— Склеп вашей матери, он в горе — с ним всё в порядке. Запечатано надёжно. Видимо, старый граф «отмолил» её. Это счастье, господин. Ведь представьте только: вонзить осиновый кол в сердце собственной матери… — Он замолчал, покачав головой.

Но я видел, что его беспокоит не только это. Петро осторожно завёл разговор о Рите.

— Я слышал, она была тяжело больна, но оправилась. Люди говорят, что она стала ещё прекраснее. Это… странно.

Его слова меня насторожили.

— Ты её видел? — спросил я.

— Нет, пока не имел чести, — ответил он.

Я чувствовал, как сомнения вновь подступают ко мне. Мне хотелось поделиться с Петро своими страхами, рассказать о тех странностях, которые я замечал за Ритой, но я не мог решиться. Что, если это всего лишь плод моего воображения? А если он решит, что и я схожу с ума, как доктор?

К тому же доктор уехал в город, и мне не хотелось будоражить Петро раньше времени. Я решил пока молчать, отложив этот разговор на потом. Возможно, молчание — это единственный способ сохранить хоть крупицу здравомыслия.

142 день

По нашему обычаю, после обеда мы с Ритой, хоть и обедаем раздельно, совершаем прогулку по тропе над обрывом. Прежде эти прогулки были для нас особенными: каждое мгновение было наполнено словами, чувствами и общением. Но теперь мы словно отбываем ритуал, который давно утратил смысл. Вместо откровений — натянутые фразы о погоде.

Вчерашняя прогулка не стала исключением. Мы шли молча, бросая друг другу случайные замечания, когда на площадке появился Петро. На нём была старинная парадная ливрея, туфли с большими серебряными пряжками. Его седые волосы были аккуратно зачёсаны, а в руках он держал небольшой свёрток.

Я сразу понял, зачем он пришёл. Старик хотел представиться своей будущей госпоже.

— Рита, — обратился я к ней, указывая на Петро, — это мой старый дядька Петро, верный слуга моих родителей.

Рита снисходительно кивнула, едва удостоив его взглядом. Петро с низким поклоном подошёл ближе, протягивая ей руку для приветствия. Но, к своему ужасу, я впервые заметил перемену, произошедшую с руками Риты. Прежде нежные и розовые пальцы, с изящными ноготками, теперь стали длинными, бледными, а ногти — твёрдыми и острыми, словно когти.

Когда Петро попытался коснуться её руки, Рита резко отдёрнула её и холодно заявила:

— Я не хочу!

Старик замер, растерянный и смущённый её поведением. Вместо того чтобы отступить, он попытался вручить ей свёрток.

— Я принёс это для вас, — сказал он. — Сам святой отец благословил их.

На этих словах лицо Риты исказила злоба. Она отпрыгнула в сторону, словно от огня, и прошипела:

— Убирайся прочь, дурак! — После чего быстрыми шагами направилась к замку.

Петро остался стоять, бледный и растерянный. Его руки дрожали, бумага свёртка порвалась, и из неё выскользнули янтарные чётки с маленьким крестиком.

Я смотрел на эту сцену, и моё сердце сжалось. Всё, что происходило, наполняло меня страхом и пониманием. Разве могла Рита, в её теперешнем состоянии, принять чётки, благословлённые святым отцом? Конечно, нет.

Я шагнул к Петро, пытаясь его успокоить.

— Отдай их мне, старина, — сказал я, забирая чётки. — Мне они скоро пригодятся.

Но старик был убит случившимся. Его голос дрожал, когда он произнёс:

— Милый Карло… что же это? За что? Почему?

Я посмотрел на него и тихо ответил:

— Мужайся, Петро. Это значит только одно: ты опоздал. Старый граф Дракула сделал своё дело. Он погубил ту, кто освободил его.

В моей голове эти слова звучали, как приговор, и, возможно, как последнее предупреждение.

После долгих моих рассказов и своих собственных наблюдений Петро, с его проницательностью и знанием мира нечисти, пришёл к страшному заключению: Рита — вампир, и её необходимо уничтожить.

Я слушал его выводы, чувствуя, как холодный страх впивается в мою душу, но, несмотря на это, где-то в глубине сердца всё ещё теплилась надежда. Надежда на то, что это ошибка, игра моего измученного воображения, может быть, галлюцинация или даже обострённый психоз.

Петро видел мои сомнения, мою борьбу с самим собой, и, чтобы развеять их, он твёрдо решил доказать мне правду. Он не оставил мне выбора, кроме как взглянуть в лицо реальности, какой бы страшной она ни была.

145 день

Петро стал следить за Ритой. Он был уверен, что её вампирский сон происходит в гробу, скрытом в капелле. Не зря она так бережно охраняет это место. Для него это стало истиной, и он уже не сомневался. Сегодня ночью мы решили окончательно подтвердить его подозрения.

148 день

Вчера, когда солнце стало клониться к горизонту, и, по мнению Петра, вампиры должны были укрываться в своих могилах, мы с ним отправились в капеллу. В коридоре было тихо, и только наш шаг эхом раздавался в пустом пространстве. В капелле царил мрак. Последние лучи заката проникали через высокие окна и окрашивали стены в багряный цвет, подсвечивая засохшие розы на полу и тёмный катафалк в центре. Вся атмосфера наполнялась зловещей тишиной.

Петро, с его неизменным сосредоточением, расставил два стула, обвёл круг мелом и начал произносить тихие слова, из которых едва можно было уловить смысл. В центре круга он начертил пентаграмму. Время тянулось, и полумрак, наступивший в капелле, сгущался, становясь всё более зловещим. Гроб, подсвечники, аналой — всё это сливалось в единую мрачную картину.

Петро время от времени осторожно клал руку мне на колено, как бы подбадривая, успокаивая. Я же сидел, закрыв глаза, ощущая тяжесть в воздухе. С каждым мгновением становилось всё труднее выдохнуть.

Когда я открыл глаза, капелла была залита холодным светом луны. И всё вокруг стало как бы нереальным, фантастическим. Лунный свет придавал всему, что окружало, призрачный вид, а даже засохшие розы казались живыми, их запах наполнил пространство.

Петро снова коснулся моего колена, его жест был настойчивым. Я посмотрел в сторону двери, которая только что была закрыта, а теперь стояла настежь. В проёме появился силуэт — это был старик. Высокий, седой, в чёрном бархатном одеянии, с золотой цепью на груди. Без сомнений, это был старый граф американец.

Моё сердце пропустило удар. Я едва верил своим глазам. Если бы не мрак, я бы поклялся, что передо мной — портрет, который когда-то висел в лесном доме моего отца, перенесённый в эту капеллу.

Старик, не спеша, подошёл к гробу, отодвинул крышку. Внутри, в голубом платье с розами на груди, лежала Рита. Она открыла глаза, и её лицо озарила счастливая улыбка. Она протянула руки к старику.

— Пора, милый, — сказала она. — Ты мой учитель, ты сделал меня могущественной, я люблю тебя.

Она приподнялась и вскоре стояла на ногах. Рита с улыбкой продолжала:

— Зачем ты хочешь, чтобы я жила с ними днём? Мне лучше с тобой в темном склепе. Эти люди мне противны. Я чувствую их присутствие.

Она тревожно оглядывалась вокруг, как будто что-то её настораживало. Старик успокоил её:

— Полно, они не смеют сюда явиться!

Мы с Петро сидели в затаённом дыхании, замерев. Рита подняла голову, и её взгляд был направлен прямо в сторону хоров, где мы прятались. Я заметил в руках Петра маленький ковчежец с облатками.

— Уйдём отсюда, уйдём, — сказала Рита, обняв старика. И, с лёгкостью, как будто не касаясь пола, они понеслись к окну. Лунный свет, словно отражаясь от их тел, на мгновение заслонил пространство, а затем всё снова вернулось в привычную светлую ясность.

Мы увидели только пустой гроб и закрытую дверь. Всё это выглядело так нереально, как сон, из которого не хотелось бы просыпаться.

— Будем ждать, — сказал Петро. — Летняя ночь коротка. Они скоро вернутся.

Время тянулось мучительно медленно. Я чувствовал усталость, мои ноги стали тяжелыми, а голова как будто налита свинцом. В воздухе витал тяжёлый запах тления, словно рядом разлагается труп.

Скоро на востоке показались первые лучи солнца. Риты всё не было. Но на окне сидела большая чёрная кошка. Я уже собирался встать, но кошка, словно невидимая тень, прыгнула в капеллу. И это была не кошка. Это была Рита.

Она шла к гробу, её глаза горели каким-то жутким алым огнём, а на губах играла кровавая пена. Мгновение — и она исчезла.

— Пора уходить, — сказал Петро, хватая меня за руку. — Нам нужно быстрее уйти отсюда.

— Да, да, — прошептал я, — и правда, пора.

Едва я дотащился до своей постели, как рухнул, будто убитый.

149 день

Что мы пережили сегодня. Ну и ночь! Она еще страшней той, когда в первый раз встала Рита. Но по порядку.

После бессонной ночи, проведенной в капелле, а главное, от разных дум и пережитого горя я свалился на постель и заснул тяжело, без грез, без видений.

Вдруг кто-то сердито меня толкает, открываю глаза, передо мной стоит Рита. Лицо ее перекошено злобой, острые ногти впиваются в мою руку.

— Вставай, что же это за безобразие, твои два дурака залезли в мою капеллу и не хотят оттуда уходить. Прогони их сейчас же! И прикажи снять решетки и глупые цветы, — кричит Рита.

— Какие цветы, какие решетки, я ничего не знаю, — говорю я.

— Я так и знала, что ты ничего не знаешь! Идем! — и она тащит меня в капеллу.

Оказывается, сумасшедший ездил в город за тем, чтобы заказать на окна капеллы решетки из омелы и теперь они с Петро укрепили их на место и всюду развесили гирлянды цветов. Тяжелый запах сразу открыл мне, что эти белые цветочки не что иное, как чеснок.

— Прикажи убрать, прикажи убрать! — кричала Рита. Я взглянул на Петро.

— Хорошо, Рита, я распоряжусь, и завтра все уберут.

— Нет, сегодня же, сейчас! — настаивала Рита.

— Сегодня поздно, скоро закат солнца, а вечером никто из слуг не станет работать там, где стоит гроб, хотя бы и пустой, — сказал я самым равнодушным образом, — вот тебе ключ от выходной двери капеллы, завтра, когда ты пожелаешь, тогда и очистят здесь. Я прикажу.

Рита взяла ключ и еще колебалась; Петро в это время проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Надо прочесть «Аве Мария», солнце закатывается.

— Уходите прочь, я замкну дверь, — сказала Рита.

Мы вышли. Оба старика довольно улыбались и подталкивали друг друга.

— Ну, Карло, теперь за дело, пока ты спал, мы с Петро все приготовили, — сказал сумасшедший, и он сказал это так спокойно и решительно. Голос был такой ясный.

Я невольно взглянул на него. Глаза светлые, разумные.

— Да, милый Карло, я поправился. Я теперь знаю, что я не один и что Петро поможет мне. Да и ты сам видишь теперь, что я говорил правду и только от горя и бессилия у меня кружилась голова и я, правда, временами сходил с ума. Сегодня же, как увидел Петро, мне сразу стало легче, а когда он мне все рассказал, то с меня точно гора свалилась! Вот помогу вам, кончим здесь все, и я пойду в тот монастырь, где был Петро. Хорошо там, он говорит!

— Дело, дело говори, пора уже, — перебил его Петро.

— Да, мы решили на всякий случай заделать окна решетками из омелы через нее нечистая сила не проходит, — а двери, кроме наружной, замкнули и залили свинцом, смешанным с св. облаткой, так что ходу им, кроме двери, нет.

Два осиновых кола и большой молоток мы приготовили… так через четверть часа и пойдем.

Я буду держать кол, Петро ковчежец и ты, Карло, должен вбить кол. Не бойся, я направлю его прямо в сердце, я ведь все же доктор. Покончим с женщиной, спустимся в склеп. Хорошо?

Я согласился.

Мы прошли в замок. Он был пуст. Слуги, видимо, нарочно были отпущены.

Старики принялись молиться, а я сел на окно и смотрел на закат солнца.

И вот картина за картиной стали вставать в моем воображении:

Закат солнца, темный канал, а на нем гондола и черные красивые глаз а…

Вот церковь. Орган тихо играет и тут близко от меня — черные, милые глазки, но они не смотрят…

Вот снова черные глазки, но как они светятся, сколько ласки, любви… я чувствую нежные руки… запах роз… скоро-скоро она будет совсем моей, моей обожаемой женой…

«Идем», — говорит кто-то. Меня берут за руку, ведут… кто, куда, зачем?

Мрачные стены обтянуты черным сукном, украшены белыми пахучими цветами. Серебряный гроб покрыт богато расшитой пеленой и засыпан розами…

Солнце закатилось, и последние отблески наполняют воздух бегающими зайчиками.

Жарко и душно.

Вот две черные фигуры подходят к гробу. Молча свертывают покров, снимают крышку.

В гробу, на белой шелковой подушке, вся в кружевах и лентах лежит дорогая мне головка, черные волосы, как короной, украшены жемчужным гребнем, между розовых губ блестят белые зубки… Встречи на канале, в церкви снова проносятся в моей голове. Виски стучат.

Вот одна из черных фигур подает мне что-то длинное и упирает это что-то в грудь моей невесты. Затем мне дают тяжелый молоток и я слышу:

— Ударь, сильнее ударь!

Я повинуюсь, поднимаю руку и… вдруг два милых, черных глаза тихо открываются, смотрят на меня, не мигая губки шепчут: «Карло».

«Бей, бей», — кричит голос мне в ухо. Я опять повинуюсь, поднимаю молоток… черные глаза печально мерцают, губы скорбно сжаты, маленькая ручка беспомощно поднята… Минута. Молоток с грохотом падает на пол, и я сам валюсь на ступени катафалка.

Слышу отчаянный крик, злобный хохот… и теряю сознание.

Очнулся я поздно ночью у себя в комнате. Открываю глаза и вижу: Петро и доктор стоят возле моей кровати. Петро усердно меняет на моей голове компрессы, а доктор говорит:

— Ничего, отойдет, это «она» его заколдовала. Ну, да мы в обиду не дадим.

Вдруг страшный порыв ветра пронесся над замком. Захлопали двери, застучали ставни, слышно было, как забегали и засуетились слуги. Новый порыв ветра.

— Сорвало крышу, сломало старый дуб! — кричали голоса. Я вскочил на ноги.

— Ну, это «они», ведь на небе не было ни одного облачка давеча. Откуда же такая непогодь? — сказал Петро.

— Да, не иначе, как «они», теперь «их» время, — подтвердил доктор.

Затем они сообщили мне, что когда вынесли меня в обмороке из капеллы, они тотчас же закрыли дверь и залили свинцом с св. облаткой, как сделали это и раньше с остальными дверями. И вот теперь «нечисть», не находя выхода, вызвала бурю.

Вдруг раздался такой удар грома, что, казалось, сама скала, на которой стоит замок, лопнет сверху донизу.

Оба старика бросились на улицу, к дверям капеллы. Двери дрожали, точно кто могучей рукой потрясал их… Вот внутри что-то упало и задребезжало, опять и опять. Звон разбиваемых стекол и звон металла сливался с ревом бури.

Внутри выли, стонали, скрежетали зубами, в окнах мелькали тени, то белое облако, то черная голова, то светились зеленые глаза…

Буря ревела неистово.

Каждую минуту, казалось, что двери сорвутся с петель. Я ждал, что старая стена капеллы не выдержит и рухнет, похоронив нас под своими обломками.

Петро, с всклокоченными седыми волосами, в развевающейся полумонашеской одежде, крепко стоял против двери, высоко над головой подняв заветный ковчежец. Лицо его светилось глубокой верой и решимостью.

Доктор лежал на земле, распластавшись крестом, он точно хотел своим телом загородить путь.

Новый, еще более страшный удар грома… я упал на пороге капеллы…

Старики страшно, нескладно запели молитвы.

Слуги с криками ужаса бросились в ворота замка. От страха они бежали в деревню.

Внезапно все стихло.

И вот, в тишине, еще более жуткой, чем сама буря, раздался тихий, нежный голос, звавший меня, он прерывался стонами и слезами, в нем было столько любви и нежности…

Я невольно приподнялся, но в ту же минуту почувствовал, что что-то тяжелое придавило меня к земле и строгий, угрожающий голос доктора произнес:

— Лежи, ни с места! Или, клянусь Богом, я всажу в горло этот нож, — и на шее я почувствовал холодок стали.

Просьбы и мольбы из-за двери становились все нежнее. Я слышал ласковые названия, намеки, обещания… вся прежняя обожаемая Рита стояла передо мной…

Еще минута… И Бог знает чем бы кончилось!..

На мое счастье, раздался громкий удар колокола, за ним другой, третий…

Звонили в деревне. Звуки лились к небу, прося и требуя, в них смешивались и молитвенный благовест и тревожный набат…

Оказалось, слуги бросились в деревню и рассказали о наших ужасах.

Священник, уже давно подозревавший, что в замке не все благополучно, бросился в церковь и приказал звонить. Он начал сборы крестного хода в замок.

Только что тронулись хоругви, как яркий луч солнца прорезал облака.

Моментально в капелле все смолкло. Звон колоколов победно усилился.

— Спасены, спасены, — шептали старики. И мы все трое опустились на колени.

В первый раз в жизни я молился от всей души и с полною верой!

Много позже. Мне немного остается прибавить к этой истории.

Успокоившись, мы решили не рисковать и капеллу не открывать. Чтобы обессилить «нечисть», мы придумали «их» разъединить, т.е. не допускать старого Дракулу в капеллу.

Старики сознали свою ошибку, они не заговорили внутренней двери между капеллой и склепом, и этим дали возможность действовать сообща.

Мы вырыли в склепе глубокую могилу и спустили туда каменный гроб с надписью: «Привезен из Америки». Петро с доктором его заговорили, как заговорили когда-то мою мать.

Я, Петро и доктор решили что уйдем в монастырь, где будем молиться о дорогих нам когда-то людях. Да пошлет им Господь, по своей великой милости, вечный, могильный покой.

Быть может, Петро вернется, чтобы наблюдать за спокойствием погребенных.

«А само время уничтожит их страшную силу»

Женя отложил книгу, и его взгляд стал тяжёлым, усталым. Он задумчиво уставился в темный угол комнаты.

— Какая ужасная и трагичная история, — прошептала Кристина, вытирая слезу, скользнувшую по щеке. — Как тяжело осознавать, что это не просто вымысел.

— Да, — ответил Женя, голос его звучал словно издалека. — И самое горькое, что всё это не просто выдумка. Это случилось. Здесь. В Охотничьем доме.

— Верно, — продолжил Вова, его голос наполнился беззвучной тяжестью. — Здесь жил Альф. А потом Карло привёз Риту, когда она начала «болеть».

— И тут она превратилась в вампира, — тихо добавила Наташа, как бы подтверждая догадку.

— Это место даже сейчас в своих стенах таит печаль, — сказал Женя. — Этот дом стал немым свидетелем того, как одна душа погибла… и стала тенью…

— Любовь, не мертвые… — Наташа покачала головой. — Всё, что связано с вампирами, кажется невозможным, но в то же время так реальным. Вся эта история…

Снова воцарилась тишина, но теперь она была наполнена тяжёлым чувством, наполнена той трагедией, которая тут случилась век назад…

— Теперь осталось лишь переночевать в этом волшебном месте, — пробормотал Саша, как бы пытаясь обрести спокойствие.

— Санёк, впереди нас ещё ждёт замок, — усмехнулся Андрей. — Там, наверное, более волшебное место.

— Успокойтесь, — насмешливо ответил Женя, едва заметно качнув головой. — Всё это было… если вообще было, то очень давно. Все те, кого отмолили и заговорили, давно покоятся в своих гробах. Столетие уже прошло, а смертности нет.

— Так умирать-то некому, — возразила Наташа. — Деревня вымерла, и замок тоже пустой. Кому тут умирать?

— А ты что думаешь, — усмехнулся Женя, — если бы тут были вампиры, они бы не добрались до города, чтобы полакомиться?

— Как бы там ни было, но у нас есть амулеты, кресты и Библия, — поддразнил всех Володя, одёрнув пуговицу на своем пальто и показывая крестик на цепочке.

— Точно, Вова! — хлопнул Женя по коленям. — Совсем забыл об этом. Давайте наденем амулеты и кресты, мало ли что.

— Бережёного Бог бережёт, — поддержала Кристина, при этом едва заметно поёживаясь. — Ну что, может, на бочек? День был тяжёлый, с ног валюсь.

Все устало переглянулись. Понимание того, что день был действительно долгим и изнурительным, плавно перешло в общее согласие. Никто не возражал. Стали готовиться ко сну, укрываясь одеялами в этом странном и таинственном Охотничьем доме. Тишина в комнате постепенно поглощала последние разговоры, и лишь скрип старого дома нарушал её, добавляя этому дому ещё большую атмосферу одиночества и неизведанности.