Замок без зеркал

Евгения Усачева (2024)

События романа «Замок без зеркал» происходят в Мире Мёртвых и рассказывают о посмертном существовании некромантки Ананке. Повествование ведётся от лица сына Создателя — Кетцалькоатля, который, решив посетить мир Посмертия, с ужасом обнаруживает, что там идёт война. К власти пришёл жестокий диктатор Эвклидис, провозгласивший себя Богом Смерти. Он является близнецовым пламенем Ананке, но это не мешает некромантке поднять против него восстание и создать Орден Сопротивления. Её ближайшие союзники — бывшие подопечные, которых она упокоила: король Нового Иерусалима — Балдуин IV и владыка Ананкреона — Лорд Имморталис уже несколько сотен лет ведут изнуряющую борьбу против Эвклидиса. Кетцалькоатль присоединяется к ним, чтобы наказать пробудившееся зло, однако исход этой битвы неизвестен даже ему. На фоне разразившейся войны Ананке также переживает глубокую личную драму, которая сыграет не последнюю роль в этом противостоянии.

4

Мы держали путь в Новый Карфаген — тайный город повстанцев, построенный ими более ста лет назад. Его местоположение до сих пор удавалось скрывать от шпионов Эвклидиса.

Прекрасный город-крепость вовсе не был копией древнего земного Карфагена. Он находился в горах, и был высечен из магнетических скал, поэтому все радиосигналы, пронизывающие его, глушились, и, таким образом, местоположение цитадели повстанцев невозможно было определить.

Когда мы прибыли в Новый Карфаген, город поразил моё воображение. Я не представлял себе, что такое чудо могли сотворить человеческие руки. Радужные светящиеся скалы стали стенами неприступной цитадели Сопротивления. Она являлась единственным местом в мире Посмертия, над которым сияло солнце, отчего камни с разноцветными вкраплениями минералов ярко мерцали под его лучами. Множество высоких башен, замков устремлялись ввысь, город будто был расположен вертикально, а не горизонтально, и вздымался на головокружительную высоту, опираясь на скалы. Он сиял ярче ночных звёзд, и вместе с тем, утопал в зелени, вернее, будто был пронизан цветущими садами, источающими аромат весны, любви и возрождения. Кроны деревьев, усыпанные мелкими цветками: белыми, нежно-розовыми, сиреневыми и небесно-голубыми, виднелись возле каждого дома-замка, иногда даже затмевая его своей красотой.

Мой взгляд устремлялся всё выше и выше. Я замер от увиденного великолепия. Так и стоял с открытым ртом, задирая голову. На самом верху, из потаённого жерла горы бил водопад. Его серебристые струи устремлялись вниз, падая с головокружительной высоты. Воды как бы образовывали реку, чьё вертикальное русло делило город на две части. От водопада исходила прохлада. Он разветвлялся на мелкие ручейки, которые питали деревья, а в самом низу вновь соединялся в единый поток, который уходил куда-то под землю.

— Идём! — усмехнувшись, промолвила Ананке, видя, как я застыл, будто заворожённый, перед великолепием и могуществом творения, к которому и она имела отношение.

Первая, самая нижняя крепостная стена, встретила нас высокими мощными вратами, на которых я увидел железные барельефы, изображавшие фантастические цветы. Их сердцевины и лепестки были украшены крупными драгоценными камнями: рубинами, сапфирами, изумрудами, редкими, но, наверное, не в мире Посмертия, розовыми и оранжевыми алмазами, чарующими, словно море, аквамаринами, сказочными аметринами и волшебными опалами, и, как контраст всего этого великолепия, посредине, разделённый тончайшей щелью между створками врат, был изображён главный символ Сопротивления, сложенный из огранённых кусочков чёрного, как ночь, обсидиана. Он представлял собой десятиконечную звезду: то есть, две пятиконечных, наложенных друг на друга, одна из которых была зеркально отражена по отношению к другой. В самой сердцевине, на пересечении всех линий вздымал свои крылья золотой феникс, возрождающийся из пепла. Я отметил, что этот яркий символ оказался весьма символичен. Наверное, он был очень личным для Ананке. Ведь и она, подобно этому фениксу, словно восстала из пепла себя прежней, из пережитой боли и страданий, из того, что сломало её, — вперёд, вверх, к свету, к жизни, к любви. Но, как ни одна жизнь невозможна без борьбы, так и дело, которому дала начало эта храбрая девушка, прокладывало свой путь сквозь трудности. Мало было построить величайший город за всю историю человеческой мысли, следовало ещё сохранить его на долгие тысячелетия вперёд, что было невозможно без победы над врагами, над одним конкретным врагом, который столетиями выдавал себя за друга.

Перед городом возвышалась высокая скала. По сути, Новый Карфаген располагался в узком ущелье и был со всех сторон защищён горами. Такое местоположение было настолько необычно, что не верилось, что в этом городе жили люди. Но когда по негласному сигналу врата распахнулись, я увидел широкую площадь. Всюду сновали умруны. Эти люди были из разных эпох, и выглядели соответствующе, но большинство из них были облачены в военную форму разных времён. Кто-то был вооружён автоматом, кто-то мечом или луком.

Арсений предпочитал холодное оружие, как и Ананке, хотя в совершенстве владел и огнестрельным. Мне до сих пор не верилось, что он — это он. Я тоже, в какой-то степени являлся его фанатом. Его музыка мне всегда очень нравилась, и видеть, каким он стал, было непривычно: каким абсолютно противоположным, совершенно другим, но вместе с тем, ещё более совершенным человеком, хотя и при жизни он сделал много добрых дел.

Бо́льшую часть своих гонораров за выступления он тратил на благотворительность. Так сложились обстоятельства, что ему пришлось покинуть Родину. В эмиграции он помогал многим своим соотечественникам, порой вовсе незнакомым людям, которые даже не просили его о помощи, но нуждались в ней. Естественно, и к своей семье он относился бережно и внимательно, и трудился, не покладая рук, на благо потомков.

Он прожил достаточно долгую насыщенную жизнь, за которую успел создать бессмертные произведения искусства и помочь многим людям, возможно даже спасти кому-то жизнь. Уж Ананке точно, как она признавалась. Правда, это произошло уже после его смерти. И прожить бы он мог дольше, сетовала она, — хотя бы лет на десять. Но болезнь оборвала его жизнь. Ананке родилась спустя полвека после того, как он перешагнул Черту мира Посмертия, а познакомились они лишь когда её способности медиума раскрылись в полной мере. И теперь Арсений делал, возможно, самое величайшее дело в своей жизни. Я чувствовал, что он обязательно победит Бога Смерти, потому как справедливость была на его стороне. И на стороне Ананке.

Она его просто боготворила: и как мужчину, и как своего кумира, и просто как человека, который вытащил её из бездны глубочайшей депрессии.

— Если б не он, — говорила она, — моя жизнь оборвалась бы гораздо раньше и каким-нибудь нелепым трагическим образом, и я бы, сто процентов, оказалась в Лимбе от безысходности.

Забавно, что Арсений говорил то же самое. А это значило, что всё складывалось правильно в их жизнях, как и должно было, и великий закон Синхронности работал, как надо.

Ещё она рассказывала, что тогда абсолютно серьёзно собиралась умереть. На тот момент у неё уже была одна попытка суицида, которая не увенчалась успехом. Ананке наглоталась таблеток, не в силах больше выносить ментальный гнёт Эвклидиса. Он вытягивал из неё жизненные силы с астрономической скоростью. Она погрузилась в тяжелейшую депрессию, потеряла здоровье и красоту. Её характер и отношения с близкими испортились из-за постоянных нервных срывов, которые провоцировал мёртвый. В общем, жизнь оказалась изуродована настолько, что девушка-медиум решила просто оборвать её, предполагая, что ничего хорошего в будущем её уже не ждёт.

Она погрузилась в такую бездну отчаяния, что и представить нельзя. Какую боль она при этом испытывала, можно лишь догадываться. Сил, чтобы взять себя в руки и встать с колен, не осталось — все их вытягивал мёртвый Эвклидис. Для неё остался лишь один путь — оборвать земную жизнь — так она считала. Ещё бы несколько месяцев, а то и дней промедления, и её бы было уже не остановить. Она всерьёз перебирала способы самоубийства. В конце концов решила вскрыть вены, чтоб уж наверняка. Внимательно изучила строение участков тела, где они проходят, и поняла, как это сделать. И… Буквально, когда до осуществления этого жгучего желания свести счёты с жизнью оставался лишь шаг, Провидение преградило ей путь в лице Арсения. Он вышел с ней на связь сам и отговорил от совершения непоправимого поступка. Он поставил ментальную стену, закрывшую Ананке от губительного воздействия её близнецового пламени, и вскоре душа бедной девушки начала исцеляться.

Прошедшие годы показались ей проведёнными в бреду, будто кто-то наслал чёрное ненавистное колдовство, предназначенное свести её в могилу, и вот, наконец, она сбросила его тенета. Разум и дух освободились от тяжёлого ментального гнёта Эвклидиса. Наступил долгожданный покой.

***

Ананке и Арсения встретили, как долгожданных правителей, вернувшихся с поля боя. А я так и не выяснил, куда они отлучались из Карфагена. Вокруг них сразу же образовалась толпа, люди были рады их возвращению, но Ананке не позволила повстанцам долго ликовать — каждого в этом городе ждали неотложные дела. Толпа постепенно рассеялась. К правителям то и дело подбегали какие-то советники, о чём-то совещались группами. Арсений оставался немногословен и отвечал скупо, в то время, как Ананке сопровождала свою богатую эмоциональную речь ещё и жестами.

Если честно, я чувствовал себя лишним, явившимся без приглашения, поэтому ради приличия я решил не вникать в разговоры и вместо этого любовался городом. Он возвышался передо мной светящейся каменной громадой, воспаряя к облакам. Серебряный звон водопада ласкал слух, а глаза не могли нарадоваться красоте и покою, царившим в этом благодатном месте. Мы ушли с площади и оказались на узкой аллее, засаженной кустами тёмно-фиолетовой сирени. Справа расположилось вытянутое, больше походившее на канал, озеро с бирюзовой водой. От него веяло прохладой.

Мои мысли были далеко, как вдруг они сосредоточились на одном-единственном человеке, шедшим нам навстречу. Я мгновенно узнал в нём Ярослава, и в первое мгновенье просто не поверил своим глазам. Но это был он. Сто процентов, он. Я узнал в высоком широкоплечем парне с доброжелательным, мягким, но одновременно, волевым лицом, своего давнего знакомого, с которым мы успели стать товарищами за то недолгое время, пока длилась наша борьба с Лже-Дмитрием. Я бы крепко с ним сдружился, не находись мы в разных мирах.

Он не изменил своей привычке облачаться в военную форму даже на гражданке. За его плечом висел автомат. В руках он держал какие-то бумаги. Поравнявшись с нами, он сначала поприветствовал предводителей Сопротивления, а затем обратил на меня полный изумления взгляд.

— Кетцалькоатль? Какими судьбами?

— Я здесь оказался, можно сказать, случайно, — скромно ответил я.

— Что ж, я рад тебя видеть!

Мы пожали друг другу руки, я доброжелательно улыбнулся старому другу. Он всё-таки оставался сдержан в своих эмоциях — не таким я запомнил его триста лет назад.

— Нам нужно провести совещание. Как можно скорее, — сказала Ананке Ярославу, и все заспешили куда-то вверх, миновав озеро и оставив сиреневую аллею далеко внизу. Мы поднимались по красивой винтовой лестнице вверх, и мне открывался захватывающий вид на горы и город внизу. Я не надеялся, что мне позволят присутствовать на совещании — всё-таки я был гостем, ещё и явился в мир Посмертия без приглашения, с другой стороны, я представлял Руководство. Но мир мёртвых имел широкую автономию, к тому же, после всех произошедших событий, требовать какого-то права голоса и вмешиваться в дела умрунов, я считал для себя недопустимым.

Мы поднялись на самый верх Нового Карфагена. Большинство зданий остались внизу. Внизу же проплывали лёгкие перистые облака — стоя у обрыва до них можно было дотянуться рукой. Я оказался на площадке перед красивейшим серебряным замком, шпили которого вздымались ещё выше, пронзая чернильную мглу неба. Солнце, которое освещало город, скрылось за горами, а по тёмно-синему бархату небосклона рассыпались, словно жемчуг, первые звёзды. Я задирал голову, любуясь ими, будто не налюбовался великой Космической Паутиной за целую вечность. Но здесь… Здесь всё было другим — словно миром забытых грёз, миром снов, и в то же время, окружающая обстановка ощущалась чётко и реалистично.

Я прошёл в замок вслед за остальными. Меня никто не останавливал и не просил подождать снаружи.

Внутри мне поначалу показалось, что я очутился в абсолютной тьме, но то был просто тёмный коридор, в котором по какой-то причине отсутствовали окна и не горели не одни бра. Вскоре глаза привыкли к темноте, и я различил очертания тёмно-изумрудных стен и фантастических гобеленов, висящих на них. В целом же, обстановка оказалась весьма спартанской. Нас вышел встречать человек, которого я никогда ранее не видел. Он пригласил всех в зал, ну а меня, ожидаемо, отправили отдохнуть в столовую. Тот человек преградил мне путь, мягко коснувшись ладонью моей груди. Его просветлённые голубые глаза смотрели без тени вражды, абсолютно бесстрастно. Ему было прекрасно известно о том, кто я. А вот я узнал о том, кто он, гораздо позже, из весьма скупого рассказа Ананке.

Тот человек тоже выходил с ней на связь, когда она была жива и практиковала. Его звали Юлий. Действительно ли то было имя, данное ему с рождения, либо он его придумал, я не поинтересовался. Теперь Юлий, наряду с Ярославом, входил в ближайший круг соратников Ананке и выполнял самые сложные поручения. Но при жизни… При жизни он был… наркоманом. Наркотики его и сгубили. Он умер от гангрены, развившейся от нарушения кровообращения в ноге, в которую он делал уколы, не дожив даже до тридцати пяти. И на вопрос, чего же такого примечательного было в том человеке, что он оказался приближён к лидерам Сопротивления, Ананке ответила, что он давно уже изменился, а его необычное, нетривиальное мышление являлось большим подспорьем в разработке военной стратегии во время столкновений с армией Бога Смерти.

При жизни Юлий… расследовал преступления и весьма преуспел на этом поприще, если б только оно не оказалось полнейшей иллюзией. Он распутывал сложнейшие дела, и ему действительно казалось, что он мотается по местам преступлений, напару со своим другом-патологоанатомом (приятелем-наркоманом), и реально видит изувеченные расчленённые трупы. Они с напарником ловили преступников, Юлий несколько раз даже присутствовал на судах, выступая в качестве государственного обвинителя. Его наградили медалью за десять лет безупречной службы и дали звание майора. И всё бы было хорошо, если б только… Все вышеописанные события не происходили в его голове во время приходов. По сути, он жил в двух реальностях. И в одной из них, даруемой наркотиками, он становился гениальным сыщиком, а в другой был обычным продавцом-консультантом в магазине, ещё и подсевшим на наркоту, живущим где-то на отшибе Москвы в грязной, съёмной квартире.

Видно, судьба его просто не сложилась, и ему не представилось возможности проявить свои способности в должной мере. Может, он оказался слаб морально, или инфантилен, либо жизненные обстоятельства загнали его в тупик. Ананке не вдавалась в подробности. Но в мире Посмертия его феноменальные навыки стратегического дедуктивного мышления раскрылись в полной мере, и он уверенно занял своё место в настоящей жизни.

— Здесь у каждого есть своя сопливая история. Я при жизни никого не осуждала — не осуждаю и теперь, — сказала мне Ананке.

Эвклидис, видимо, в это число не входил, вернее, являлся единственным исключением. У меня создалось такое впечатление, что Арсений, о котором Ананке отзывалась не иначе, как о святом, неосознанно сверг его с высшего пьедестала в её сердце, сделав врагом номер один, но, конечно, я не оправдывал его методов. Если всё, действительно, обстояло так, как рассказывала девушка-медиум, то Бога Смерти следовало в срочном порядке ликвидировать.

Совещались недолго. Я всё это время провёл на чудесной террасе среди кипарисов, отказавшись от ужина в столовой. Мне нужно было подумать, крепко подумать над тем, как действовать дальше. Не привлекать же асов, в самом деле! Хотя, я не исключал такой возможности, если станет уж совсем невмоготу, и Сопротивление потерпит сокрушительное поражение.

Примерно спустя полтора часа ко мне подошла освободившаяся Ананке. Настроение у неё было хорошим.

— Кетцалькоатль… — Любезно произнесла она. — Я прошу прощения, что мы тебя не пригласили. Ты не в курсе дел. В общем… пока рано тебя посвящать во всё, что здесь творится…

— Но я хочу помочь! — ответил я. Я не был расстроен или обижен.

— Я понимаю. Но вряд ли это удастся. У него четверо Всадников.

— Ты что же, сама не веришь в победу Сопротивления? Набралась этого пессимизма у Арсения?

Она засмеялась.

— Нет, Кеци. Я, скорее, реалист. И всегда им была.

— Всадники… Ну и что? Ты, что, забыла, как вы ловко спасли меня от одного из них, когда мы встретились?

— Война… Война — он самый слабый из них. А в Сопротивлении не все такие сильные, как Арсений. Всадникам практически никто не может противостоять. Ну а уж за Него я вообще молчу.

Ананке умышленно не называла Бога Смерти по имени.

— Я буду с вами, — уверенно сказал я. — И хочешь, я позову асов. Всех, кто согласится прийти. Я понимаю, большинство из них не горят желанием вмешиваться в дела мёртвых, да и мир Посмертия тоже пугает их, как и живых людей, но… Я уверен, мои друзья придут: Унго, Чантико, Шолотль… И мой брат…

— Кеци… — Прервала меня Ананке. — Мы постараемся справиться своими силами. Но ты, конечно, можешь остаться, при желании…

Выглядело так, будто Ананке оказывала мне снисхождение, позволив остаться, хотя я, вообще, не должен был спрашивать у неё разрешения: ни у неё, ни у Арсения, ни у Бога Смерти, и вообще, кого-либо ещё на этом свете, кроме отца, и, может быть, дяди. Но тогда я, как всегда, решил обойти острый угол. По-другому я не умел.

— Я буду рад помочь, Ананке, — ответил я, а затем зачем-то добавил: — ты сильно изменилась.

Она усмехнулась:

— Попробуй не измениться, пройдя через то, через что я прошла.

— Ты о близнецовом пламени?

— Не только.

Её взгляд напрягся. Она задумчиво вглядывалась в темноту гор, озаряемую городскими огнями, что-то усердно вспоминая.

— Я не вижу смысла это скрывать. Наверное, зря не рассказала тебе с самого начала… Я при жизни, как ты знаешь, была медиумом-некромантом, а медиумам многое известно. И конечно, я прекрасно знала о природе той ментальной стены, отделившей меня от Эвклидиса. Мне известно, что её поставил Арсений. Это был единственный способ меня спасти — создать другую некросвязь… с ним…

— То есть… Перебить одну некропривязку другой? — ошеломлённо спросил я, не зная, правильно ли я понял девушку.

Она слабо кивнула.

— Ну, молодцы! Пять баллов за оригинальность! — Я не скрывал сарказма. — Кто это придумал?

— Мы вместе.

— И… Что было потом? Как ты себя чувствовала?

— Лучше, намного лучше. По сути, я сменила одну привязку к мёртвому на другую, менее агрессивную.

— Но это всё равно…

— Да, я понимаю, это всё равно плохо, но другого выхода не было. Такие вещи по-другому не снимаются. Никаким способом. Это равносильно тому, чтобы брать один кредит, чтобы покрыть другой, и в итоге всё равно оказаться в долгах. Но… Как я уже сказала, делать было нечего… Арсений не мучил меня, а наоборот, только вдохновлял. Мне жилось спокойно, и я могла заниматься своими делами с полной отдачей: работать, писать книги, практиковать.

— Но ты перечеркнула свою жизнь.

— Эвклидис перечеркнул! Оставшись привязанной к нему, я бы всё равно не смогла вести нормальный образ жизни.

— Послушай, но есть же методы снятия таких привязок, которые используют маги. Ты не пробовала обратиться к…

— Шарлатаны используют! Чтобы выдурить денег. Ты всерьёз думаешь, что кусок воска или пучок какой-нибудь травы могут разрушить сильнейшую энергетическую связь между живым и мёртвым? Кеци, где твоя логика? Нет… Такие вещи снимаются только так… Вернее… Не снимаются, а перебиваются… подобными привязками, к более высокому духу-умруну. Если уж это случилось, то это будет с тобой всегда, на всю жизнь. Ты только сможешь, если повезёт, минимизировать негативное влияние некроэнергии на свою психику и физическое состояние, но не освободиться полностью.

Я слушал девушку потрясённо. Горечь разливалась в моём сердце, хотя события, о которых она говорила, случились давно.

— Ананке… Мне очень жаль, что всё это с тобой произошло.

— Это было неизбежно, учитывая природу моего дара. У всех медиумов есть привязки к мёртвым. И они периодически их сменяют: тяжелые на более лёгкие, а бывает, и наоборот… в магических целях. Но они никогда не исчезают полностью.

Мы по-прежнему стояли у обрыва. Ветер шевелил листву деревьев, и в этом шелесте мне чудились мифические голоса неупокоенных мёртвых, рассказывающих о каких-нибудь ужасах. Вообще, вся эта некротика вселяла нечеловеческий страх, и даже в мире Посмертия, воспринималась как нечто чуждое. Что уж говорить о восприятии подобных вещей живыми? Но Ананке… Она никогда их не боялась. Напротив, всё, что было связано с миром мёртвых, её вдохновляло, завораживало и побуждало становиться лучше.

— А после твоей смерти… Эта связь прервалась? — осторожно спросил я.

Она устало покачала головой.

— Она просто стала естественной. Ведь, теперь она между двумя мёртвыми.

Нас прервал Арсений, вышедший из темноты террасы. Он мягко тронул Ананке за предплечье и увлёк в сторону.

— Я прошу прощения… Твоя бабушка, Элина, хочет срочно что-то с тобою обсудить. Идём…

Ананке попрощалась со мной, напоследок сказав, что мне приготовили покои на четвёртом этаже, и удалилась, оставив меня наедине с гнетущими мыслями. После нашего разговора в моей душе поселилось какое-то тягостное ощущение беспросветности. Я надеялся, что оно пройдёт к утру после сна, но заснуть в ту ночь я так и не смог. И никто в Новом Карфагене не спал. Город вечно бодрствующих мёртвых сиял тысячами огней.