Позывной «Химера»

Екатерина Алексеевна Каримуллина, 2019

К сожалению, то, что мы сделали в прошлом, скажется на том, как мы проживём будущее. К этому и подводят нас все пути. Главный герой здесь не человек, а душа. Душа, которая пытается исправить ошибки прошлого, начиная с 19 века и заканчивая 23 веком. Содержит нецензурную брань.

14 глава

Темнота окутывала со всех сторон. Давила и душила. Немного привыкнув к темноте, я начала пробираться маленькими шажками в пустоту, и в итоге увидела множество зажженных свечей. Какие-то из них были на полу, другие на постаменте, что когда-то нарисовал якобы раб, что сбежал отсюда. Большинство свечей были прямо под куполом и освещали ужасные картины расчленения, убийств, пыток. Мне не следовало всё это видеть. Отвернувшись, от этих фресок, я увидела в одном круге из свечей Глашу. Она стояла босая на каменном полу, голова её было вскинута, а глаза смотрели в потолок.

— Глаша, Глашенька, ты слышишь меня. Очнись, здесь где-то рядом бабушка и Иван. Анна тоже здесь рядом… Глаша… — она не услышала, но услышал кто-то другой.

— Здравствуй, Алёна. — Только сейчас я заметила, что за спиной Глаши кто-то стоит и этот кто-то держал Глашу за волосы и специально направлял её взгляд в потолок, — мы долго тебя ждали, — и в свет свечей вышел тот, что когда-то приехал с моим отцом — высокий с пенсне. В его фигуре была какая-то ломка, неестественность. Голос был надорван и плохо походил на человеческий.

Он отпустил Глашу и та упала на колени. Стал подходить ко мне ближе и шаг скрючивал его фигуру всё сильнее и сильнее. Ноги коленями упирались друг в друга, а туловище накренилось в левую сторону. От этого он казался намного ниже.

— Тебя было легко заманить сюда, в тебе больше нет Глаши. С того самого момента, когда она оказалась здесь. Но торопись! Времени слишком мало, а ты не торопишься. Осталась только твоя кровь! — он схватил меня за шкирку и потащил к постаменту. Я начала кричать, в надежде, что кто-то меня услышит через эти толстые стены. Я так же с надеждой озиралась по сторонам, ведь сюда пришли до меня бабушка, цыганка, Анна и Иван. И в ответ на мои мысли я увидела тело Ивана, которое пожирали те пришельцы, приехавшие с отцом. А именно я узнала женщину, которая следила за нашей усадьбой и она направляла тех пришельцев, что поедали Ивана. Она следила за тем, чтобы они кусали его сильнее и сильнее.

Увидев, как высокий тащит меня к постаменту, она зычным криком призвала всех подходить и становиться вокруг постамента. Они все смотрели на меня и облизывались, они чувствовали, что скоро польётся кровь. Эти звери подходили всё ближе и ближе. Моё сердце вздрогнуло и чуть не остановилось, когда я увидела их настоящие лица в свете свечей. Это были настоящие бездны ада — обугленные и кровавые. Я заплакала от безумного ужаса, что охватил моё сердце и разум.

— Посмотри, как прекрасны твои родные, в ярко алом наряде из их собственной крови. — Только теперь я перевела взгляд на постамент. У меня потемнело в глазах, ведь там я увидела свою семью. Они были одеты в лохмотья, а под их ногами были реки их собственной крови. Не знаю, откуда, но во мне появились силы вырваться и подбежала ближе к ним, в надежде успеть и помочь им, но звери, что были вокруг, схватили меня и стали тянуть в разные стороны, хотев разорвать меня, но высокий приказал отпустить меня. И я снова побежала изо всех сил к ним, родным, любимым… Я забралась на постамент и хотела их обнять, но вдруг поняла, что их сердца уже не бьются. Точнее их вообще не было в них. Слёзы наворачивались постепенно, но с каждой секундой сильнее и давили мне на глаза.

— Вот и всё. Смирись, обратно уже не повернуть. Возрадуйся, ведь вас избрали для высшей цели — для возрождения истинного правителя сего мира, — он восхвалялся сим действием, получал наслаждение от каждого своего слова и от каждой моей слезы.

Я уже чувствовала как он приставляет к моей спине нож, для того чтобы вырезать моё сердце. От холода стали я перестала плакать. В последний раз я хотела взглянуть в невидящие глаза моих родных и самых любимых людей. Не увидев там ничего, кроме смерти, мой взгляд скользнул по потолку, где висят те самые пики, которые потом проткнут нас. Неужели это всё? А как же бабушка и цыганка? А они совсем рядом висели в цепях и с перерезанным горлом. Последняя надежда потеряна… всё хорошее осталось позади… Нож уже надрезал мою кожу, но дальше не пошёл, ведь в этот самый момент одна из пик рухнула прямо на длинного. Остальные звери взревели от злости и досады, что продолжения кровопролития не будет. Длинный корчится и издаёт непонятные всхлипывания, перемешанные со словами другого наречия. А с потолка на него приземлилась Глаша. Как она могла туда попасть? Она была всё такой же отречённой, взгляд пустой. Вся суматоха, что происходила вокруг и безумие зверей её не волновало. Она медленно повернулась ко мне и спросила:

— Мешочек, что дала тебе Анна, ещё у тебя? — ей будто всё равно. А мешочек, и правда, был у меня, я так же держала его в руке. Я показала его ей, Глаша кивнула и продолжила, — когда сделаешь шаг, они нападут. Развей щепотку кирпичной стружки и она освободит тебе путь. — Глаша отступила на шаг вправо от меня и ждала моих действий. Постояв немного и достав из мешочка немного стружки, я сделала шаг. Эти звери с женщиной побежали на меня, а я развела стружку. Женщину это только обожгло, и она упала на колени, закрывая лицо руками и крича как дикое животное. Остальные же рассыпались, и россыпь их была похожа на отчистки от семечек.

Многие видели, что происходит с их сородичами и не нападали на меня, другие всё же испытывали судьбу и терпели поражение. Глаша шла рядом со мной, её не трогали. Она не замечала что происходит, шла вперёд и всё. Вот дошли мы до двери. Я не думала, что ребёнку возможно открыть столь массивные двери, но Глаше это удалось, и по виду она не прилагала к этому много усилий.

Я оказалась на улице. Всё так же шёл дождь, но от этого было спокойно. Я обернулась и ждала, когда Глаша последует за мной, но она лишь постояла на породе посмотрела немного на меня и стала закрывать дверь, явно намереваясь остаться в этом храме.

— Глаша, что… что ты делаешь? Пойдём домой, пойдём! Не оставляй меня! — от страха остаться одна я задрожала и снова зарыдала подбежала к двери и хотела потянуть глашу за рукав. Она остановилась и снова уставилась на меня. Я задыхаюсь от слёз и отчаяния, — Глашенька, пойдём домой. Пожалуйста. — А двери всё закрывались и закрывались, и Глаша оставалась там в темноте.

— Глаша, не оставляй меня, Глаша… — я глотаю свои слёзы, горло отекло, там внутри комки от горя. Последний раз Глаша посмотрела на меня и сказала:

— Я всё, Алёна, я должна остаться здесь. Теперь твой черёд спасать. — Она снова стала закрывать эту тяжёлую дверь, но я толкала её, не давая закрыться.

— Глаша, ты сбрендила немного от страха… пойдём домой. Некого больше спасать. Глаша, стой, подожди! — но она не остановилась и не подождала. Дверь храма захлопнулась. Я стою на улице одна, перед входом в ад. Как я теперь буду одна.

Сев у стены, я проплакала до самого вечера, а потом решила вернуться в усадьбу. Дождь закончился, а мои слёзы нет.

Вот усадьба, вот крыльцо, а вот и я сидящая на этом крыльце. Как много тишины, пустоты. Здесь впервые почувствовала одиночество. Но шорох у сарая, точнее у той кучки пепла, что от него осталась, снова заставил меня почувствовать страх. Схватив немного кирпичной стружки, я пошла к источнику шума. И о Боже! Там в старых шкурах зарылся…Степан. Он маленькими обрубками ткани пытался завязать свои раны. Увидев его, я заплакала от счастья, как он. Я рассказала, что с нами стало после нападения кожистых. А он не помнил ничего, после того, как одна из этих тварей рассекла ему лоб.

Я осталась жить с Прохором и мы с ним уехали подальше от того места. Храм, говорят, ушёл под воду и теперь там озеро. И местные жители его недолюбливают, ведь много жизней оно унесло.

Жили мы с Прохором хорошо. Благодаря ему, я прожила 80 лет. Он ничего не говорил и подливал мне в чай снадобье бабушки Агафьи. Сам же он не позаботился о своём здоровье. А я на себя вину за это взяла, не углядела за ним. Прости меня, Прохор.

О семье мне больно вспоминать, все эти года я хранила в памяти лишь события до моих восьми лет, остальные стёрла. До сих пор вижу их глаза мёртвые во сне. Да и шрам на спине остался, ноет часто. Но что вам мои старушечьи причитания. Вот что вам хочу сказать. Мой черёд спасать так и не настал, боюсь, что умру и снова с ними встречусь, но видимо так и быть, в следующей жизни… В следующей жизни.

Конец первой жизни.