Позывной «Химера»

Екатерина Алексеевна Каримуллина, 2019

К сожалению, то, что мы сделали в прошлом, скажется на том, как мы проживём будущее. К этому и подводят нас все пути. Главный герой здесь не человек, а душа. Душа, которая пытается исправить ошибки прошлого, начиная с 19 века и заканчивая 23 веком. Содержит нецензурную брань.

Часть II. 1918 год. 1 глава

Историческая справка:

В конце лета 1918 года на территории Уржумского и Нолинского уездов проходило так называемое Степановское восстание. Собственно, это был фактически стихийный бунт крестьян уезда против грабежей пьяной балтийской матросни, типа «героя» Дрелевского, чьим позорным именем названа улица в Уржуме. Восстание карателями было подавлено, расстреляно в Черепановском логу около Шурмы, и немногочисленные остатки восставших уржумцев ушли на Ижевские заводы, рабочие которых в дальнейшем воевали с конной дивизией Чапаева.

О Степановском восстании информации крайне мало, а та, что есть — написана в советский период с соответствующим идеологическим наполнением:

"Степановцы заняли Уржум, а затем и Нолинск, всюду пользуясь поддержкой кулаков, попов и торговцев. Рассказывали, с каким неописуемым наслаждением один из нолинских торгашей выкатил из своих лабазов бочки с керосином, чтобы поджечь здание духовного училища, в котором засели коммунисты. В духовном училище при занятии Степановым Нолинска было сожжено 14 коммунистов".

Летом 1918 года в Вятский край были посланы соединения Продовольственной армии из центра России, в их числе — 1-й Московский продовольственный полк под командованием «военспеца» А. Степанова. Цель армии (и полка), как и следует из названия, — акции по продразверстке. Этим рьяно и занимался политкомиссар полка А. Хомяк. Вот как писал о продотрядах современник: «…Эти отряды, составленные из подонков городского населения, выпущенных из тюрем преступников, «красы и гордости революции» — матросов и другого сброда, отнимая у крестьян продукты пропитания, заодно грабили у них деньги и все ценное. Их «продовольственная» деятельность сопровождалась насилием, избиениями и нередко убийствами». Деятельность Хомяка вызвала, как и следовало ожидать, взрыв негодования местного населения и массовое повстанчество. Но главный и жуткий сюрприз красным преподнес сам 1-й Московский продовольственный полк. Большая его часть во главе со своим командиром Степановым отказалась палачествовать в Вятском крае и повернула оружие против красных. В руки степановцев попали города Нолинск, Малмыж, Уржум, Сердеж, Лебяжье и еще ряд населенных пунктов по реке Вятке, на стыке Марийского края и Предуралья. В Яранском уезде вспыхнуло восстание, явившееся прямым отзвуком степановского выступления. По времени это совпало с занятием Казани каппелевцами и восстанием рабочих в Прикамье, то есть поставило большевиков в весьма затруднительное положение. Действия отряда Степанова широко поддерживались местным населением. Для подавления Степановского восстания — восстания вчерашних красноармейцев! — были брошены крупные силы, в том числе"железная"дивизия В. Азина, но только к ноябрю 1918 года удалось вытеснить степановцев из Вятского края и разъединить их с вятскими и марийскими повстанцами. Остатки степановцев ушли под Ижевск и Казань.

В наши дни в Черепановом логу стоит крест, который уже меняли из-за ветхости, надпись на фанерке едва читается:"Добровольцы отряда штабс-капитана А.А.Степанова, погибшие в бою в 1918 г."

Информация предоставлена с сайта https://kaminec.livejournal.com/10284.html

Тихий ночной лес, который не гнётся под силой ветра и, в котором этот самый ветер не свистит. Его как будто что-то оттесняет от внешнего мира, что-то стоит между ними. Даже луна своим светом будто проходила сквозь деревья, придавая им вид призраков. Любой путник почувствовал бы, что от этого леса веет притаившимся злом, что если он зайдёт туда, то пути назад уже не будет. Но это не почувствовали трое бежавших людей. Их сознание было занято мыслью о спасении. Они бежали от смерти. Знали бы они, что от одной погибели бежали к другой.

Первый бежал стремительно, держа в правой руке тульскую трёхлинейку, которую с таким благоговением ему вручил командир полка ещё в Москве. Левой рукой придерживал растрепавшийся мешок с провизией, который должен был обеспечить, им троим, питание до самого Ижевска. Это был Сергей Ручников, старшина, двадцати восьми лет от роду, который с нетерпением ждал конца продразвёрстки, чтобы увидеть жену Людмилу, сына Игоря и дочурку Олю. Но теперь эта встреча стояла под вопросом, либо они увидятся совсем не скоро, либо больше никогда. Главное бежать.

Остальные двое немного отставали. Коренастым, широкоплечим верзилой был Сашка Калач, доподлинно неизвестно, откуда взялось у него это прозвище. Известно только то, что до гражданской войны он выступал в цирке, но не мог вытерпеть отношение богатого люда к себе. Ведь был он неуклюж, всегда растерян, к тому же картавил, что казалось дворянам весьма умилительным и весёлым. Они же позволяли себе грубые шутки и подстрекательства народа к тому, что бы гнобить таких как он. А он был обычный русский мужик. Просто уродился крупным, как говорила его мать. Благо появились коммунисты. В их рядах он чувствовал себя своим, со всеми был наравне. Тогда, в свои тридцать лет он впервые почувствовал себя человеком, которого слушают и слышат. После этого цирка в его жизни больше не было.

Сашка Калач почти нёс на себе своего однополчанина Андрея Зотова, юноша двадцати лет, закончивший год назад училище. Он был ранен в живот, но всё же продолжал бежать, сейчас не время расслабляться.

На троих у них был мешок провизии, одна трёхлинейка и один Наган. Каждый из них гадал, что же будет дальше? Доберутся ли они до Ижевска? При всей той суматохе, что произошла на дороге на Казань, у них не было времени сориентироваться. Всё случилось быстро, в темноте никто не мог заметить наступающих со стороны холмов красноармейцев, за которых они когда то были. Но кто же знал, что бесчинствовать они будут не хуже царской власти. Разве за это мы боремся? Разве это справедливость? Не это мы обсуждали на многочисленных собраниях? Равенство людей между собой, власть народу, долой буржуазию! Но сейчас мы делаем то же самое! Как они могли узнать на какое направление мы перешли? Долго видимо нас ждали, выбрали самый удобный участок для нападения, теснили нас к реке, а ведь осень. Сколько вопросов, а ответов совсем мало.

Все трое не чувствовали холода, бежали около часа, может меньше. На войне время всегда медленнее идёт, чем на самом деле.

Сергей Ручников остановился и посмотрел в небо. Лунная ночь, звёздное небо, своё часто дыхание и бешенное биение сердца:

— Слышите что-нибудь, Сашка, Андрей? — все трое остановились, но кроме тишины и своих сердец ничего не услышали.

— Влоде ничего… Товалищ камандил… — начал было Сашка Калач, но Сергей его перебил:

— Саша, теперь без званий, просто Сергей. — Ручников устало провёл ладонью по лицу, потом устало уставился в землю. Заметил, что вся трава покрыта толи инеем, толи снегом. От усталости всё будто было под пеленой.

— Холосо… Селгей, Андлюшке совсем плохо. Посмотлите только на него, холосо его тот молячок пылнул ножечком. А он слабенький совсем стал. — Картавость Сашки с его глубоким басом долго приживались в отряде. С одной стороны и, правда, это мило звучало, как отзывались сёстры милосердия, а с другой стороны, его бас заставлял его уважать иногда и бояться, но со временем отряд уже не представлял своего существования без картавого баса.

Сергей внимательно осмотрел рану Андрея. Правда, как он ещё умудрялся бежать с ней. Рана оказалось глубокой.

— Так давай немного в ту сторону возьмём, вот к тем елям, — Сергей указал на несколько елей, которые своими нижними ветками образовали полукруг, — если дождь пойдёт, там не сильно намокнем.

Андрей теперь был без сознания, он держался лишь на одной руке Сашки. Сашка и Сергей осторожно потащили его к елям. Ну как сказать Сашка и Сергей, точнее сказать только Сашка, Сергей сам валился с ног и немного держался за Сашку. Под елями землю застелили своими шинелями, кое — как остановили кровь из раны Зотова и перевязали её.

— Товалищ командил, давайте я сегодня на калауле буду? — предложил Сашка Калач, позабыв, что теперь без званий, но сейчас это мало волновало Ручникова, усталость одолевала его, а глаза предательски смыкались. В итоге он поддался чарам сна:

— Хорошо, Саша, если, конечно, тебе не трудно…

— Конечно, нет, товалищ командил. Хоть ночь была не из лёгких, но до жути она чудная. Спите, всё устаканится… — о чём говорил потом Саша, Сергей не помнил, он провалился глубокий беспокойный, но тёплый сон.