Бабочка, выкованная из стали

Екатерина Островская (2024)

По просьбе девушки, которая ему очень нравится, лучший сыщик Санкт-Петербурга подполковник Гончаров разбирается в странной истории с задержанием ее отчима. Уважаемого человека, доктора наук, бывшего ректора престижного вуза почти год держат в камере. Основанием для задержания стали показания ректора провинциального филиала, пойманной на взятках и растрате. И заявление этой дамы, и сама ее личность вызывают у опытного сыщика сомнения, которые он пытается развеять или подтвердить. А в результате сам оказывается в большой беде… Татьяна Устинова рекомендует: «Островская играет жизнями, тасует героев, заставляет их совершать неожиданные и странные поступки, а читателя — с замиранием сердца следить за ними и гадать: сработает, не сработает, выберутся, не выберутся!.. Сюжет то и дело поворачивает в какую-то другую сторону и на полной скорости несется дальше. Это почти невозможно, но ей удается удержаться на этих виражах!.. И очень хочется, чтобы у героев все получилось!.. И финал! Он всегда феерический, во всех отношениях».

Глава третья

Дежурная машина высадила его возле магазина. Игорь пробежался по торговому залу, мимо знакомых прилавков, хватая с привычных мест знакомые продукты, подошел к кассе, начал выкладывать на ленту хлеб, колбасу, сосиски, макароны, томатный соус, бутылку пива… Поднял глаза и увидел, что рядом стоит Лена^[5]. Смотрит на него и улыбается. Так красиво улыбается, что он растерялся.

— А я только сегодня вас вспоминал… — сказал он, — То есть не только сегодня, а вообще вспоминаю вас постоянно последнее время. Куда вы пропали?

Это было совсем глупо, потому что не она пропала, а он перестал гулять с Баксиком.

— А я вчера вас видела, — доложила девушка. — Себе ужин готовлю, а на кухне включен телевизор — просто для фона, поднимаю глаза, а там вас показывают.

— Увы, мне такая реклама не нужна вовсе. Если бы Паша Ипатьев предупредил, я вообще бы отказался перед камерой стоять. А теперь так будет: если приду куда-нибудь инкогнито, то все равно меня узнают и пальцем будут показывать: вон тот самый мент! А вообще, давайте лучше сменим тему. Что у вас нового?

— У меня все новое, — ответила Лена, — ведь вас не видно в последнее время: ни вас, ни вашей жены, ни вашей собачки и даже вашей машины.

— Все меня бросили, — весело ответил Игорь, — жена, машина, собачка. Собачку жалко, конечно, увезли ее в чужие края, не спросили даже…

— Надолго?

— Надеюсь, что ей там будет лучше и они вдвоем останутся в дальних краях навсегда.

— Печально, — вздохнула девушка.

— Зря вы все близко к сердцу принимаете, — успокоил ее Гончаров. — Они живы — уже хорошо, а если они живут припеваючи, то за них надо только порадоваться. Но вы уж больно печальная сегодня. Платье на вас черное — у вас траур?

— Платье не черное, а темно-серое и в горошек. Хорошее платьице, кстати, — итальянское. Я его долго искала. Но если вам не нравится — скажите: я его подарю кому-нибудь.

Подошла очередь.

— Мне подарите, — предложила кассирша, которая, как оказалось, прислушивается к чужому разговору. — Хотя на меня оно точно не налезет. У вас ведь какой размер? Сорок четыре, а у меня…

Кассирша вздохнула и внимательно посмотрела на Гончарова, пытаясь вспомнить, где она могла его видеть, и на всякий случай приветливо улыбалась. И наконец вспомнила.

— Ой, это же вас Ипатьев вчера показывал. — И тут же перешла на шепот: — А я все думаю, как с вами связаться. У меня к вам дело. Дело мое в том… — Кассирша покосилась на спутницу Гончарова и стала шептать совсем уж тихо: — Меня сосед домогается, шантажирует…

— Чем же он вас шантажирует? — так же тихо поинтересовался Игорь.

— Он говорит, что все мужу расскажет.

— Что расскажет?

— Ну как что. Говорит, что расскажет мужу, что у нас было. Просто он один раз… то есть уже два раза домогся.

— Так это вам не ко мне, а к участковому.

— Так мой сосед и есть участковый. Он мне уже который год в любви признается.

— Так вы в нашем районе живете?

Кассирша кивнула.

— Тогда я наверняка знаю вашего ухажера, — сообразил Игорь. — Как его фамилия?

Кассирша помялась, но все-таки назвала имя:

— Романов.

— Романовых у нас двое: какой из них? Есть Романов Николай Второй, а есть еще и Денис Иванович.

— Денис, — вздохнула кассирша, — такой серьезный с виду.

— Это только с виду, — начал веселиться Гончаров. — Он однажды составлял протокол осмотра места преступления. Там женщину убили, а он написал: «На раскладном диване в естественной позе лежит стройный труп молодой женщины лет сорока: волосы темные, крашеные, глаза жгучие, полные страсти и мольбы, — одного нет». Потом начальник нашего РУВД приказал вывесить этот протокол на доску объявлений со своей резолюцией. Красным фломастером полковник Жаворонков написал: «Умри, Денис, ты лучше не напишешь!»

— Ну и что здесь смешного, — удивилась женщина, — чтобы сразу смерти кому-то желать.

— Никто никому ничего не желает, — присоединилась к разговору Лена, — это Потемкин сказал Фонвизину после премьеры комедии «Недоросль».

Игорь оплатил товар, взял свой пакет, отошел к выходу и стал оттуда наблюдать за Леной, которая о чем-то оживленно беседовала с кассиршей. Потом она отошла, подняла голову и улыбнулась Гончарову. И тут же смутилась. Подошла, и тогда Игорь сказал ей, что платье действительно замечательное и не надо его никому дарить.

— Я его нашла на Кола ди Риенцо прямо возле площади Рисорджименто.

— Звучит как музыка, — удивился Игорь. — А где это?

— В Риме, в районе Прати.

— Не бывал там никогда, — признался Гончаров. — Меня все время тянуло мимо Европы: Сингапур, Шанхай, Гонконг. А еще Пасир Гуданг…

— А где это?

— Пасир Гуданг? В Малайзии. А о чем вы так долго с кассиршей беседовали, после того как я отошел? Я уже соскучиться успел.

— О вас говорили, разумеется, — призналась Лена. — Кассирша мне сказала, чтобы я вас крепче держала двумя руками и не отпускала от себя. Потому что видно невооруженным глазом, что вы от меня без ума.

— Неужели так заметно? — смутился Гончаров.

— Вообще-то ничего не заметно, — пожала плечами Лена, — просто вы очень галантный мужчина.

— Это да, — согласился Игорь, — я вообще натура романтическая, мне даже приснилось нынешней ночью, будто я капитан Грей и мой трехмачтовый галеон «Секрет» рассекает океанскую гладь. Смешно?

— Нет. Я сама такая же романтическая, но только не буду говорить, что сегодня видела во сне.

— А вам сны часто снятся?

— Постоянно… Ладно, скажу: мне сегодня приснилось, как я разбежалась, замахала крыльями и взлетела.

Гончаров посмотрел по сторонам и предложил:

— Не возражаете, если я вас провожу? А по дороге расскажете мне, что у вас нового.

Лена кивнула и тут же спросила сама:

— А как вы оказались в Юго-Восточной Азии?

— На судне туда ходил. Я же был вторым штурманом на сухогрузе. Потом меня обвинили в провозе контрабанды и списали на берег. Списали на один год, но я пошел в милицию, чтобы перебиться как-то, и остался. А мой подельник механик остался на берегу навсегда, но ему и не обещали взять обратно. Так что он действительно пострадал — а еще его морская оса на пляже укусила.

— Кто? — удивилась Лена. — Никогда про такую не слышала.

— Это такая маленькая медуза. Еще ее называют «демоном мелководья». Укус бывает смертельным — раз, и все: внезапная остановка сердца, а противоядия никакого нет. Мой друг механик очень страдал, но коллектив ему помог — точнее, наша буфетчица. Она постоянно смазывала укушенное место уксусом. И это спасло ему жизнь. Но он все равно женился на другой. А когда его списали на берег, от него ушла первая жена, потому что у нее были свои планы на его постоянное долгое отсутствие.

— Но контрабанда как-то окупила его страдания?

— Не знаю, но мы сказочно разбогатели. Привезли большую партию — по сто штук каждый самых современных на тот момент смартфонов, которые взяли на рынке в Сингапуре у китайца по удивительно низкой цене и продали перекупщику из Москвы за бешеные деньги. Потом этот перекупщик, по слухам, стал олигархом и переехал в Лондон, где отрастил бороду и открыл ресторан. А я хотел купить квартиру, потому что мы с первой женой жили с моей мамой, но жена сказала, что она не хочет жить не только с моей мамой, но и со мной. И вообще это выяснилось как-то неожиданно. Наш контейнеровоз прибыл не в родной порт, а в Калининград, и оттуда я прилетел домой на самолете на двое суток раньше, чем она планировала меня увидеть. Дома ее не застал. Она потом сказала, что ночевала у подруги… И все подруги это подтвердили.

— Детей у вас не было?

— Нет. Хотя я потому и женился, что она мне предъявила справку о беременности. Потом доказывала, что врачи ошиблись. Прожили мы почти два года, которые я провел в морях, читая умные книги. На нашем судне была библиотека: капитан приказал экипажу приносить свои любимые книги на борт, чтобы к мудрости человечества приобщались все. Книги в основном были детективные. Но когда-то на нашем судне ходил студент-заочник с философского, подаривший экипажу много книг с библиотечными штампами, поэтому я смог ознакомиться с философией Упанишад — это древнеиндийские трактаты священного писания шрути. Также я проштудировал «Закат Европы» Шпенглера. А «Заратустра» — теперь вообще моя любимая книга, кроме того, я постиг законы формальной логики, которые просто необходимо знать каждому оперу и особенно следователю: закон тождества, закон противоречия, закон исключенного третьего, закон достаточного основания, а еще есть замечательное правило экспликации…

Гончаров замолчал и посмотрел на спутницу:

— Простите, утомил вас, наверное.

— Вовсе нет, — затрясла головой девушкой. — Я никак не ожидала, что вы такой образованный…

Она замолчала и отвернулась.

— Понятно, чего еще от ментов ожидать, — не обиделся Гончаров. — Менты только и знают, что громко кричать: «Всем лежать! Руки за голову! Ноги врозь!»

— Мы пришли, — вздохнула Лена. — Как-то не хочется расставаться.

— Тогда пойдем провожать меня, — предложил Игорь, — тут совсем недалеко… к сожалению.

Очень скоро они подошли к его дому, и Гончаров предупредил, что он только занесет домой продукты и тут же спустится.

— Проводим вас еще разик, — сказал он, — а потом можно поужинать в каком-нибудь кафе.

— Зачем нам кафе, — остановила его девушка. — Вы же купили макароны, сосиски и еще что-то, у меня овощи, фрукты. Можем подняться к вам, и я приготовлю ужин.

— Правда? — обрадовался Игорь. — Вы будете готовить, а я сбегаю за вином. Вы какое предпочитаете?

— Крепче сухого ничего не пью. И почему мы друг другу выкаем? Ведь мы давно уже на «ты».

— Да, — согласился Гончаров, хотя знакомы они были не так уж давно.

Он вернулся из магазина, притащив бутылку кахетинского цинандали и нарезку сыров. Гостья хозяйничала на кухне.

— Я на скорую руку, — сказала она. — Приготовила овощной салатик и макароны под соусом «карузо» — это когда мелко нарезанный лук и колбаса обжариваются, а потом заливаются томатным соусом и добавляются специи. А еще я нашла у вас в холодильнике банку оливок.

— Да-а, — вспомнил Гончаров, — оливки ведь не просто так. Сбежавшая от меня в теплые края жена покупала для себя вино, которое почему-то хранила в гардеробной, словно от меня прятала, а вот оливки ставила в холодильник, потому что я к ним равнодушен.

Он отправился в гардеробную и нашел вставленную в голенище зимнего женского сапога бутылку вина, принес ее на кухню. Очевидно, эти сапоги вышли из моды и подходили лишь для того, чтобы в них прятать от мужа бутылки с вином. А может, жена уехала в те края, где зимы не бывает вовсе и теплые сапоги на меху не нужны.

— Понятно, почему она прятала это вино, — рассмеялась гостья, увидев бутылку. — Это бароло — достаточно дорогое: в наших магазинах тысяч пять стоит.

— Дороже коньяка? — не поверил Игорь.

— Ну, коньяки ведь тоже разные бывают.

Они сидели за столом и уже выпили вина, когда Игорь спросил:

— Лена, ты ведь хотела со мной о чем-то поговорить?

Девушка кивнула, задумалась, вздохнула.

— Хотела поговорить и попросить об одном одолжении. Еще в магазине решилась, но потом увидела, как кассирша на вас… то есть на тебя наехала со своей просьбой, и решила… в общем, ничего мне от тебя не надо.

— Очень жаль, — вздохнул Гончаров, — я бы с таким удовольствием что-нибудь для тебя сделал, что-нибудь… какой-нибудь подвиг совершил бы.

— Ну вот, ты уже смеешься, тогда я тем более ничего рассказывать не буду…

— А как ты оказалась в Италии?

— К сестре в гости приезжаю иногда: она там живет. Муж у нее русский, занимается бизнесом, но считает, что им там лучше. Вообще-то ее муж сначала был моим ухажером, но я познакомила его с сестрой, и он переметнулся к ней.

— Такое, оказывается, не только в кино бывает.

— А он и в самом деле киношный персонаж — нечто среднее между Шуриком и Джеком Воробьем — интеллигентный, но взбалмошный очкарик. Умный, образованный и очень, очень энергичный авантюрист. Он ухаживал за мной, переключился на сестру, которая младше меня на три с половиной года, сразу сказал мне об этом. Только потом я поняла, что он ухаживал не за мной и не за сестрой, а подбирался к моему отцу, у которого тогда бизнес шел в гору. Мой ухажер понял, что младшую сестру отец любит больше. Мы же с ней сестры по отцу, а мамы у нас разные. Моя мама сильно болела и вдруг узнала, что у отца есть любовница, а у той дочь от него. Мама подала на развод, отец не спорил… Некоторое время мы с ней жили вдвоем, потом перебрались к Владимиру Петровичу Дроздову, который был маминым научным руководителем в Промтехе…

— Где? — не понял Гончаров.

— В Академии промышленных технологий, которую сам же Дроздов и создавал на базе разрушенного завода-ВТУЗа.

— Что такое завод-ВТУЗ?

— В советские времена была такая форма обучения, совмещенная с работой на производстве. Полгода студенты сидели в аудиториях, а полгода осваивали рабочие профессии, а также специальности диспетчеров, мастеров. Советский Союз исчез, и завод-ВТУЗ стал никому не нужен. Здания выставили на торги. Дроздов каким-то образом сделал так, что серьезные покупатели в тендере не участвовали. И победила фирма моего отца. Дроздов стал ректором… Нашел деньги на восстановление зданий и аудиторий. Даже ПТУ, которое было при заводе, тоже восстановил. Только его назвали лицеем для особо одаренных детей.

— Ты говорила, что преподаешь там.

— Я была заместителем директора лицея по учебной работе.

— А теперь? — спросил Гончаров.

Лена махнула рукой и попыталась сменить тему:

— Ты же про Италию что-то спрашивал?

— Я? — удивился Игорь, которого Италия не интересовал вовсе. — На самом деле я про тебя хочу узнать как можно больше. Какие у тебя отношения с сестрой, например. Судя по тому, что ты бываешь у нее, вы дружите.

— Очень даже. После смерти мамы папа забрал меня от Владимира Петровича, и я стала жить у них. Его новая жена относилась ко мне как к родной, сестра за мной вообще бегала хвостиком. Она меня называла бабочкой.

— А почему бабочкой?

— На самом деле меня так назвал Дроздов. Не просто бабочкой, а стальной черной бабочкой. На школьном новогоднем празднике несколько девочек из моего первого класса должны были танцевать танец бабочек. Все классы изображали разные времена года — нашему досталось лето. Вот я и попала в бабочки. Те должны были быть разного цвета. Розовая, красная, голубая, зеленая. Я стала черной. У меня были огромные крылья с блестками и какой-то рисунок на спине, тоже блестящий. Мне казалось, что я самая красивая бабочка на свете. На сцене стояли декорации с огромными нарисованными цветами, еще там были разноцветные домики, изготовленные из картонных коробок, в которых продают стиральные машины и холодильники, и мы летали над всей этой красотой. То есть как летали — мы порхали над сценой, у каждой был карабинчик на спине, к которому был прикреплен тросик, и папы, стоящие за нарисованными цветами и домиками, нас удерживали в воздухе. Я была самой маленькой девочкой в классе, но тросик почему-то лопнул именно у меня. Оборвался, когда я взлетела выше всех и засмеялась от счастья. Меня поднял так высоко именно Владимир Петрович, потому что папа уже жил с другой семьей. Я засмеялась и рухнула на красивый пряничный домик, который развалился и сплющился. Весь зал ахнул, а я поднялась и произнесла с печалью: «Ну вот, долеталась. Наверное, уже осень». Я сама помню смутно, но мне столько раз говорили это потом, что теперь я будто даже слышу интонацию, с которой произнесла свой экспромт. Зато хорошо помню гипс — вернее, гипсовую повязку: у меня оказалась сломанной рука. Но все равно врачиха сказала, что я не простая бабочка, а стальная. Я спорить не стала, потому что и тросик меня не выдержал, и красивый домик — в лепешку.

— Высоко было падать?

— Нет — метра три, вероятно. Я даже испугаться не успела. Зато Владимир Петрович едва ли не плакал. Я его успокаивала. Маленькая девочка уговаривала солидного человека не переживать и не принимать все близко к сердцу. Я его тоже любила. Да и сейчас люблю. А потом ровно через год — как раз перед следующим новогодним представлением умерла мама, и папа меня забрал обратно в свою новую скамью. До этого мама меня не отдавала, а Настю не забирала, потому что болела уже сильно. Но Владимир Петрович бывал у нас постоянно, привозил подарки мне и Насте.

— Где он сейчас? — поинтересовался Игорь.

Лена как-то странно дернула плечом и ответила, глядя в сторону:

— В тюрьме.

— Как? — не понял Гончаров.

— Его взяли в аэропорту. Он собирался лететь отдыхать в Болгарию. Прямо к трапу подошли и сказали, что к нему есть несколько вопросов. Отвели в сторону, надели на пожилого человека наручники и этапировали в Омск. Как выяснилось, директор местного филиала Промтеха попалась на хищениях и взятках… Сумма хищений не такая уж значительная — два миллиона рублей. Но вот эта дамочка не нашла ничего лучшего, как сказать, что все эти деньги она отдала ректору Дроздову. А он уже четыре года как не ректор и эту даму, вполне вероятно, в глаза не видел, но почему-то ей поверили и выслали за ним своих оперов.

— Похоже на заказ, — оценил ситуацию Гончаров, — кому-то он перешел дорогу.

— Кому мог перейти дорогу старый, больной человек? Пенсионер к тому же. Ему почти семьдесят пять, у него больной позвоночник, и он ходит в корсете. Он гипертоник, и у него сахарный диабет. Кроме того, он имеет государственные награды, а при их наличии ведь не сажают. Если только под домашний арест. Правда?

Она заглянула в его глаза, и Гончаров кивнул:

— Домашний арест — это предел, да и то лишь за серьезные преступления, а с него должны были взять только подписку о невыезде.

— Адвокат то же самое говорил. Я наняла адвоката, и мы с ним летали в Омск. Там нам сказали, что Владимир Петрович сидит в СИЗО, потому что уже пытался скрыться от следствия за границей. Я попросила о встрече с ним, но мне отказали, потому что я не родственница. И адвоката Владимир Петрович не захотел видеть, потому что не считает себя виновным и отказался давать показания следователю. Следователя он вообще видел всего один раз, когда его доставили в Омск, а потом к нему никто уже не приходил… Я передала ему письмо, но он не ответил. Адвокат выяснил, что сидит он в общей камере — в смысле с обычными уголовниками, не с коммерсантами или с чиновниками, а с теми, кто совершал преступления против личности…

— Давно уже сидит?

— Чуть больше года. За это время дама, давшая против него показания, получила два года условно и вернулась в филиал, но не директором, а проректором по учебной работе. Ей назначили штраф в миллион рублей, она подала апелляцию, и размер штрафа снизили до двухсот тысяч — то есть до ее месячного оклада. А Владимир Петрович продолжает сидеть в тюрьме.

— Почему ты сразу об этом не сказала? Ведь мы знакомы уже долгое время.

— Неудобно было. Но потом я подумала, что, возможно, мы не просто так познакомились. Но все равно говорить об этом не смогла… Все-таки у тебя жена, она могла неправильно истолковать… А потом тебя показали по телевизору, и я решилась… И тут же встречаю тебя в магазине…

— Случайных встреч не бывает, — напомнил Гончаров.

— Я тоже об этом думала.

— Тем более с черными стальными бабочками, — пошутил Игорь. — Я вдруг вспомнил, что есть очень редкая аквариумная рыбка, которая так и называется рыбка-бабочка, выкованная из стали.

— Я не рыбка, — прошептала девушка.

— Таких, как ты, вообще нет…

Гончаров встал из-за стола, подошел к гостье, наклонился, коснулся рукой ее тонкой талии, то ли обнимая, то ли пытаясь приподнять, но Лена тут же сама поднялась и положила руки на его плечи.

— А кассирша — очень умная и наблюдательная, — шепнул Игорь. — Только взглянула на меня и сразу выложила то, что я сам никогда не решился бы тебе сказать.

Примечания

5

Екатерина Островская. «Девушка вне всяких подозрений».