Обручальное кольцо блокады

Екатерина Шардакова

Подруги Лиза, Кира и Валя жили в Ленинграде. Они были молоды и красивы, полны надежд, мечтали о любви, делали первые шаги в своей взрослой жизни.Неожиданно началась война, Ленинград оказался в блокаде. Голод и страх. Казалось, что все рушится, и жизни приходит конец. Но война принесла не только потери.Словно маленький колокольчик, среди руин и смертей промерзшего Ленинграда, зазвенел сладкий детский голосок. Топая маленькими ножками, неуклюже он бежал в раскрытые объятия раненого сердца…

Глава 1

Сегодня у меня день рождения. Кто бы мог подумать, что я доживу до такой круглой цифры. Мне сегодня сто лет. Думаете, что я худая сморщенная старушка с редкими седыми волосами, блеклыми голубыми глазами и вставными зубами? Правильно думаете, такая и есть. Руки уже плохо слушаются, ноги еще хуже, дома хожу с палочкой да за стены держусь, на улицу дальше нашего сада одна не хожу, боюсь, что уйду, а сил вернуться не будет. В зеркало не люблю смотреть, вижу там эту старушку и не знаю, кто это, потому что я себя представляю молодой и красивой, какой была восемьдесят лет назад. В душе я и осталась молодой, наверно потому, что молодость я помню лучше, чем вчерашний день.

Очень хорошо помню, как была написана эта картина, уже много лет она висит в моей спальне: на ней две красивые молодые девушки, полные жизни и надежд. Одна из них голубоглазая блондинка в небесно-голубом платье с аккуратно уложенными волосами, едва касающимися плеч. Правильные черты ее лица излучают спокойствие, однако в глазах едва сдерживаемый смех. Лиза Безбрежная. Это я. Вторая красавица в красном в белый горошек платье — это моя самая близкая и любимая подруга Кира Градова. Кира — огонь! Все в ней наполнено страстью и безудержной энергией: черные вьющиеся волосы ниже плеч, черные глаза, слегка вздернутый нос и неизменная красная помада на губах.

Мы дружили с самого раннего детства, жили в соседних домах, учились в одной школе, сидели за одной партой, всегда и везде вместе. Мы были как бурное море, с которым можно было сравнить Киру, и песчаный берег, который мягко его сдерживал.

Картину эту написал мой дедушка, Карл Вернер, известный в свое время художник. Он преподавал в художественной академии им. И. Е. Репина (тогда это были «свободные художественные мастерские»). Портреты он редко писал, в основном на его картинах оживали ленинградские городские пейзажи и натюрморты с цветами. Я долго уговаривала дедушку написать наши с Кирой портреты, а он долго не соглашался. Однако любовь ко мне и такое знаменательное событие, как окончание мной школы, смягчили дедушку, и он согласился. На мой день рождения 8 сентября 1936 года он подарил мне эту картину. А до этого дня были несколько веселых недель позирования.

Помню то летнее утро, когда собиралась к дедушке в мастерскую. Мне хотелось быть идеальной. Я тщательно погладила любимое голубое платье и попросила маму уложить мне волосы. Узкий белый ремешок вокруг моей тонкой талии идеально подходил к белым туфлям на низком каблуке и белой сумочке. Собралась. В прихожей остановилась перед зеркалом: какая милая девушка смотрела на меня оттуда! В этой темной маленькой комнатке (окно выходило в узкий двор-колодец, и солнце лишь летним ранним утром заглядывало в него), которая служила нам и кухней, и прихожей, я почувствовала себя красивой бабочкой, случайно залетевшей в темный подвал.

Мама напомнила мне, что пора идти. Я улыбнулась себе в зеркало, обняла маму и выпорхнула из двери. Быстро спустилась с пятого этажа, стуча каблучками по ступенькам, пересекла двор и выбежала на улицу. Кира уже меня ждала. В утреннем солнце на безлюдной улице в своем красном платье она казалась ярче огня.

— Ты просто куколка! — воскликнула Кира, увидев меня.

Я подбежала к ней, она взяла меня под руку, и мы пошли по залитому солнцем Невскому проспекту. Мы жили на улице Рубинштейна, я жила в доме №2, на углу с Невским, а Кира напротив, в доме №1. В мастерскую к дедушке я всегда ходила пешком, и в этот раз мы решили не нарушать традицию: по Невскому до Дворцовой площади, через Дворцовый мост, дальше по набережной вдоль Невы, напротив Исаакиевского остановиться и в очередной раз восхититься его красотой, еще немного пройти и вот уже и сфинксы.

— Может быть предложить твоему дедушке изобразить нас на фоне сфинксов? — смеялась Кира. — Мы очень удачно впишемся в городской пейзаж.

— Лучше не рисковать, он и так с трудом согласился на наш портрет. Пойдем, уже почти 9 часов, он нас ждет. У нас два часа, потом у него урок с Валей.

— Валя все еще учится рисовать? — вскинула бровь Кира. — Сколько лет она уже учится, со второго класса? Она всерьез решила стать художником?

— Не знаю, почему бы и нет, дедушка говорит, у нее есть талант.

— Никогда Валю не понимала, как ты с ней дружишь? — пожав плечами, Кира взяла меня за руку и стремительно направилась через дорогу к зданию академии.

Академия… У дедушки всегда было много учеников, он постоянно писал картины, поэтому почти жил там. Мы с мамой чаще ходили в его мастерскую, чем домой. Когда я была маленькая, попадая в длинные с высоченными потолками коридоры Академии, я представляла себя Алисой в стране чудес. А это и была страна чудес! Здесь расцветали цветы на белых холстах, и оживали статуи в умелых руках скульпторов.

Мы шли по длинному сумрачному коридору мимо многочисленных дверей, стук наших каблучков отдавался эхом от высоких стен.

— Давай заглянем в какую-нибудь дверь, — шепотом предложила Кира, и озорной огонек вспыхнул в ее глазах.

— Давай на обратном пути, — шептала я и тянула ее за руку, пытаясь оттащить от двери, за ручку которой она уже взялась.

Вдруг дверь резко распахнулась, и пред нами предстал высокий стройный широкоплечий молодой мужчина в военной форме. От неожиданности мы отскочили и одновременно вскрикнули. Военный, увидев нас в таком испуге, рассмеялся открытым чистым раскатистым смехом.

— Мы перепутали дверь… Здесь их так много… Они все такие одинаковые… — быстро пришла в себя Кира, и из ее глаз уже сыпались смеющиеся искры на этого молодого человека.

— Бывает… — улыбнулся военный, лукавым взглядом глядя на Киру сверху вниз.

— Нам пора, всего доброго, — улыбнулась я и потащила Киру дальше.

— Какой красивый! — прошептала она, оглядываясь назад.

— Да, очень, — я искренне согласилась с ней.

— Сколько в нем чувствуется силы! Ты заметила?

— Мы пришли! — я остановилась и повернула Киру лицом к двери с табличкой «Карл Вернер».

Я любила бывать в дедушкиной мастерской. Кира тоже иногда приходила туда со мной. И каждый раз мы испытывали какое-то трепетное чувство, попадая в этот красочный мир. Большая комната, высокие потолки, огромные окна. Там было так много света! На стенах висели дедушкины картины, вокруг были разные карандаши, кисточки, палитры и специфический запах масляных красок. Всю дальнейшую жизнь этот запах всегда будет напоминать мне о дедушке.

— Здравствуйте, красавицы! — улыбнулся дедушка, когда мы вошли. — Какие у меня сегодня великолепные натурщицы!

— Самые лучшие! — я подбежала к дедушке и обняла его за шею, встав на цыпочки, а он прижал меня к себе своей сильной рукой.

— Садитесь вот сюда, — дедушка поставил два стула на середину комнаты, — и, чур, сидеть смирно!

— Мы будем очень стараться! — хором сказали мы с Кирой, улыбаясь.

Дедушка поставил чистый холст на мольберт и стал внимательно всматриваться в нас.

— А говорить можно? — пытаясь не шевельнуться, спросила Кира.

— Нет, — ответил дедушка, выдавливая краску из тюбика на палитру.

— А смеяться? — не унималась Кира.

— Нет.

— А тебя смешить? — поддержала я подругу.

— Будете хихикать и мешать мне работать, нарисую каждой бородавку на носу и большие уши! — серьезным тоном сказал дедушка.

Мы с Кирой рассмеялись звонким счастливым смехом. Дедушка смотрел на нас с любовью и тоже смеялся.

Наконец, мы угомонились, и дедушка погрузился в работу. Я смотрела на него и как будто видела первый раз. Такое бывает, когда сморишь на человека с другой стороны или в другой, непривычной роли. Карл Адольфович Вернер, его дедушка, тоже Карл Вернер, был известным немецким художником. Его сын Адольф, отец моего дедушки, будучи молодым архитектором, приехал в Санкт-Петербург работать, и здесь он создал не только архитектурные шедевры, но и свою семью, встретив русскую красавицу Елену. Дедушка с раннего детства рисовал и мечтал стать художником, родители поддержали его в этом, и его мечта сбылась.

В тот день мне было семнадцать лет, а дедушке семьдесят. Конечно, он казался мне старым (юность жестока), однако, я видела, как красив он был в молодости. Дедушка был среднего роста и очень хорошо сложен, красивые сильные руки, густые и тогда уже седые волосы, правильные черты лица и завораживающий голос. Во всей его фигуре чувствовалось благородство и сила. В двадцать пять лет он встретил свою будущую жену Елизавету, через два года они поженились, и у них родилась Жанна, моя мама. Бабушка умерла, когда маме было десять лет. Дедушка один воспитывал мою маму и никогда в его жизни больше не было ни одной женщины. Как он однажды сказал: «настоящая любовь в жизни бывает лишь одна, мне посчастливилось ее встретить, и этой любви мне хватит на всю жизнь».

Сидеть два часа и не двигаться, словно статуя, оказалось не просто: устала спина и затекла рука, однако скучно мне не было, в моих мыслях был Максим, мой красавец-сосед, который недавно обратил на меня внимание.

Кира, как потом выяснилось, тоже грезила о своем принце, который с сегодняшнего утра был облачен в форму военного летчика. Однако, долго мечтать о встрече с ним ей не пришлось, мы встретили его на улице, когда вышли из Академии после сеанса у дедушки. Он ждал нас, точнее, одну из нас.

— Кто умеет ждать, получает в жизни все! — услышали мы веселый мужской голос. — Еще раз здравствуйте!

Мы остановились и молча смотрели на этого летчика большими от удивления глазами. Он подошел к нам ближе, посмотрел на нас ласковыми улыбающимися глазами, протянул руку сначала мне, а потом Кире.

— Мое имя Георгий, — представился летчик, — но все называют меня Гер. Как на счет мороженого?

Так вошел в нашу жизнь своей уверенной походкой Гер. В тот день в Академию он пришел, чтобы увидеться с другом. Гер только окончил учебу в Оренбургском авиационном училище и вернулся домой в Ленинград.