Ненадежный рассказчик

Елена Васильева

Путь к себе каждый ищет по-своему.Когда у тебя рождается ребёнок, которого не только врачи, но и родная бабушка советуют оставить в роддоме, ты ищешь ответы на вопросы.Поиск решений, общение с разными людьми делают из тебя ищущего человека. Начинаешь видеть, как миллиарды пазлов складываются в единую картину.Эта книга написана самой жизнью.В ней нет страданий, но есть целая паутина вечности.Роман станет поддержкой и опорой всем, кто живет и задает вопросы этому миру.

Глава 10. Плыть по теплому течению

Вера Ильинична не соврала: она создала мне все условия для комфортной работы. Это и держало меня на заводе вот уже третий год. В восемь утра я была уже на работе. Дисциплина на заводе была жесткая и опоздания наказывались рублем. Наш рабочий день начинался с плотного завтрака. Вера Ильинична со Светланой Васильевной варили себе кашу. Яичница шкворчала на сковороде, аромат свежей зелени разносился по всему кабинету. Иногда кто-нибудь приносил домашний творог и сметану. Пеклись сырники или блины. На завтрак непременно кто-нибудь приходил из другого отдела, внося свою лепту в виде фруктов, пирогов или домашних оладий. За неспешными разговорами время пролетало незаметно. К работе мы приступали не раньше десяти утра, когда солнце через многочисленные окна освещало кабинет и необходимости включать лампы уже не было.

Конструкторское бюро завода занимало трехэтажное здание. Первого этажа, в сущности, и не было. Второй и третий были заняты разными отделами, входящими в состав «ОКБ — 10». Множество кабинетов пустовало. Одни были завалены томами «Полного собрания сочинений» Ленина и «Капиталом» Карла Маркса — наследством ушедшей советской эпохи. Имелся даже свой музей Ленина. Организовал его завхоз — Эдуард Петрович Шляхов, ярый поклонник вождя революции. Даже внешне Эдуард Петрович очень походил на своего кумира. Каждое утро он открывал музей и старательно вытирал мягкой чистой тряпочкой лысины вождя от пыли на статуях разной величины и из разных материалов. Выцветшие фото Владимира Ильича, вырезки из журналов, книги — Эдуард Петрович много лет собирал дорогую его сердцу коллекцию. Он мог часами рассказывать историю жизни Владимира Ильича всем желающим. Однако желающих было не много. Редкие делегации, приезжающие на завод, приводили в выделенный ему кабинет. И тогда Эдуард Петрович наполнялся гордостью, понимая, что его детище еще кому-то интересно.

Окна кабинета, который я делила с Верой Ильиничной и Светланой Васильевной, занимали большую часть стены. Каждую весну я наблюдала, как дожди смывают грязь со стекол, и она темными струйками стекает вниз, оставляя следы на фасаде здания. Кабинет располагался на третьем этаже. Из всех окон открывались только две форточки. Чтобы помыть окна, пришлось бы вызывать специальную технику, что для завода было недоступной роскошью, а потому чистыми окна были только изнутри. На зиму нижнюю часть окон закрывали пленкой, чтобы защититься от сквозняков. Иссохшиеся от времени деревянные рамы не спасали от холода. Зимой мы доставали обогреватели, но и они не особо помогали. Ноги на бетонном полу к концу рабочего дня превращались в ледяные, и я каждый вечер подолгу согревала их в тазике с теплой водой. Весной многочисленным цветам на узеньком подоконнике приходилось тесниться: и Вера Ильинична, и Светлана Васильевна выращивали рассаду, которая покидала наш кабинет только когда приходило время перевозить ее на дачу.

Работы иногда не было совсем. И тогда Вера Ильинична, глядя на часы, которые показывали около трех часов дня, говорила, что я могу идти домой. Иногда же я заполняла кипу бумаг, складывая на калькуляторе бесчисленные цифры. А затем шла по длинному стометровому темному коридору в компьютерный отдел. Там две девушки переносили цифры с наших бумаг в компьютер. Оттуда же я забирала распечатанные листки и несла их обратно Вере Ильиничне. Та, в свою очередь, куда-то исчезала с ними и возвращалась с исправлениями, которые мы сначала вносили на бумаге, а потом я снова относила их в компьютерный отдел.

Как я узнала позже, сметы или калькуляции, заполненные нами, Вера Ильинична относила к заказчику. Заказчиком выступало военное представительство Министерства обороны. Они вносили правки, изменяли стоимость комплектации… и так до бесконечности. Иногда Вера Ильинична приходила рассерженная, жаловалась на придирчивого Старикова, который никак не согласовывал очередную смету. И мы снова пересчитывали калькуляции.

Особого смысла в своей работе я не видела. Кроме того, я не понимала, зачем держать целый компьютерный отдел, если мы сами могли выполнять эту работу. Но позже я поняла. Средний возраст в конструкторском бюро, да и на всем заводе, был около шестидесяти пяти лет. Вера Ильинична и такие же, как она, не хотели учиться компьютерной грамотности. Заменить их было некому: молодые неохотно шли работать на завод, так как зарплата была очень низкая. Поэтому находили другие выходы.

Позже, когда я уже окунулась в структуры крупных компаний и холдингов, я начала понимать, что системы из советского прошлого работали на свое сохранение. Тяжело было внедрить даже самое минимальное изменение. Инновации, как и люди, готовые к ним, выплевывались из таких систем, как что-то опасное и нарушающее их жизнедеятельность. Однако в то время вопросов я не задавала и свои мысли держала при себе. Не хотела я портить отношения с людьми, которые относились ко мне так тепло.

— Я уйду на пенсию, и ты займешь мое место, — говорила мне Вера Ильинична. Хотя на пенсию она в свои шестьдесят семь и не собиралась.

Второй муж Веры Ильиничны умер почти десять лет назад. Говорить о нем она не любила. Не вспоминала она и о первом муже, от которого у нее был старший сын Алексей. Алексей был успешным бизнесменом, имел двоих детей, но с мамой общался холодно. Младший сын был головной болью Веры Ильиничны: работать двадцатипятилетний Виктор не хотел, личная жизнь его никак не устраивалась, из-за чего он жил на мамины деньги.

Вера Ильинична была властной женщиной. Свое мнение она всегда высказывала твердо и категорично. С ней не спорил даже начальник конструкторского бюро. Однако сына своего она жалела, деньги ему давала регулярно, и постоянно устраивала в какой-нибудь цех, из которого его неизменно выгоняли за безалаберность или, еще хуже, ловили пьяным.

То ли из-за отсутствия дочерей, то ли из-за дефицита тепла, Вера Ильинична с первых минут прониклась ко мне какой-то материнской заботой. Я же ее в шутку начала называть «моя вторая мама». Я была самой молодой сотрудницей, но не могу сказать, что меня расстраивало отсутствие сверстников.

Часто во время обеда Вера Ильинична просила меня сходить с ней в магазин одежды или обуви.

— Померяй вот эти, — протягивала она мне пару обуви. При этом смотрела так, что я послушно садилась мерить.

— Тебе очень идет! Нужно брать! — и не слушая мои возражения, она шла к кассе, вытаскивая деньги из кошелька. — Отдашь с зарплаты, — отмахивалась она.

— Вера Ильинична! Я и так постоянно вам должна, — говорила я на обратном пути. — До зарплаты еще две недели.

— Ничего, мне не к спеху, а вот ты девушка молодая и красивая, и тебе обязательно нужно наряжаться. Вот посмотри на меня, — она останавливалась и поворачивалась ко мне, — я могу себе купить почти все, но разве вся эта одежда, обувь или украшения сидят на мне так, как на тебе? Мне скоро семьдесят лет, и что бы я на себя ни надела, этого факта не изменить. Поэтому, дорогая девочка, деньги отдашь, когда сможешь, но я хочу видеть на твоих стройных ногах эти красивые туфли.

Спорить с такими доводами было сложно. А потому я в следующий раз безропотно шла с Верой Ильиничной в магазины одежды или белья.

Получая свою скромную зарплату из рук Светланы Васильевны, большую часть я отдавала Вере Ильиничне. И вот какая странность. Казалось бы, из-за того, что я приносила домой вместо заработанных денег одежду, обувь или косметику исключительно для себя, мой муж должен был бы злиться. Но ничего подобного не происходило. Кроме того, как только я разрешила себе не испытывать чувства вины, Кирилл вдруг впервые за все время начал дарить мне подарки. На 8 марта появлялись цветы, а под новогодней елкой неожиданно находилась коробочка и для меня. Он покупал мне золотые украшения, телефон. Лица его родителей мрачнели, когда они видели, какие подарки дарит их сын мне.

Я быстро всему училась, работу делала хорошо, бралась за все, о чем меня просили. Но, несмотря на все условия, я понимала, что остаться на заводе я не смогу и будущая должность Веры Ильиничны мне не интересна. Завод был только стартом для чего-то большего.

У нас была одна машина. Утром мы сначала завозили в садик Анжелику, потом Кирилл отвозил на завод меня. Его работа находилась неподалеку. Я никогда не сидела за рулем, но желание разграничить наши жизни было очень сильным. Я хотела независимости во всем. А потому нашла курсы по вождению, и через три месяца получила права. Спустя еще три месяца Кирилл купил мне старенький, подержанный ВАЗ-2104 вишневого цвета. Радости моей не было предела.