Реквием по медведю

Елена Медведева

Ты, прекрасная Рената, рождённая покорять сердца мужчин, рождённая для любви из-за некомпетентности врачей стала инвалидом детства. Тебя ещё в роддоме приговорили к смерти. Мать приносила тебе грудное молоко, а его отдавали другим. Но ты выжила наперекор всему. Однако с годами жить становится всё труднее. Ты с трудом передвигаешься на костылях, мышцы твои атрофируются, раны кровоточат и не заживают. Ты уже не можешь сидеть, лежать на спине. Благодаря лордозу – изгибу позвоночника твоя выпирающая попка может свести с ума. Но ниже ягодиц у тебя плети вместо ног, и они теряют чувствительность. Выше нижнего бюста ты умопомрачительная красотка. Но у тебя нет будущего. А если бы ты, к примеру, стала медведицей, ты могла бы рожать детей, узнать радость материнства. «Невозможно – это всего лишь громкое слово, за которым прячутся маленькие люди. Невозможно – это не факт, это только мнение людей, которым проще жить в привычном мире, чем пытаться изменить этот мир. Невозможно – это не приговор. Невозможное возможно!» Так ты согласилась бы стать медведицей? – Меня мог бы застрелить охотник. Или ранить, и я бы мучилась, страдала… – Во-первых, ты бы отомстила убийце. Во-вторых, ты могла бы отлежаться и выжить. И в третьих, если на Земле не будет людей, тебя никто не подстрелит. А сила удара медвежьей лапы может переломить хребет даже тигру. Так ты согласна? – На что? Стать медведицей? Извини, но тебе самому нужна помощь. Помощь психиатра.

ОСКОЛКИ НАДЕЖД

— Предатель! Разводиться собрался?! Каждый день бубнишь, что ты самый порядочный, самый справедливый, самый совестливый. Что тот, у кого нет совести, не человек, а животное. А я, твоя жена, наша дочь Кристина, наша внучка Оксана, моя сестра Галина, а теперь уже и твой любимый зять Олег… да что там перечислять… вообще все, кроме твоей любимой покойной мамочки, дерьмо, фуфло, для которых важнее денег нет ничего на свете. И это ты говоришь МНЕ?! Мне, женщине, так любящей природу, так переживающей за братьев меньших, так сочувствующей обездоленным, одиноким, беспомощным?! Помнишь, как ты восхищался мной, когда морозной зимой я носила еду вороне, жившей в трубе на пустыре?

— Я любил тебя, а ты меня обманула. Никого не родила. Я удочерил Кристину, заботился о ней и маленькой Оксане, а теперь имею от них ноль внимания, фунт презрения. Кристина наконец-то нашла покупателя на свой дом, купила квартиру. Ещё несколько лимонов у неё осталось, а о долге родителям даже не вспоминает. А ведь ты, можно сказать, похоронные ей отдала. Теперь она требует дачу на неё переписать. А деньги, что остались от продажи дома, пойдут на ремонт, на покупку новой машины, на летний отдых и т. д.

— Ты обвиняешь меня в том, что для меня деньги важнее всего. Но я, в отличие от тебя, не собираюсь напоминать Кристине о долге. Один мой знакомый как то сказал, что не даёт в долг не потому, что жадный, а потому, что не хочет потерять друга. Ты же 11 лет судился из-за наследства со своей сестрой. А когда они тебя «сделали», порвал со всей родней. Ты насмотрелся сериалов про нашу жизнь и решил, что во всём мире остался только один порядочный человек — это ты. Ты зануда! Ты достал всех своими нравоучениями! И это ты посадил меня на иглу! Ты сделал ошибкой мою жизнь!

— Ты это о чём?

— Ты увлекался книгами, но не как читатель, а как коллекционер. И ты захотел, чтобы я стала писателем. Заплатил миллион за издание моих первых романов. Но не ради меня. Тебе нравилось дарить сослуживцами мои книги с автографом. Тебе нравилось хвастаться перед ними тем, что твоя жена творческая личность. О самом себе рассказывать было нечего. Все достижения остались в прошлом.

Забросив все дела, забыв о заработке, я писала, писала… Ты говорил, что мои книги расходятся среди русскоязычного населения Канады, США как горячие пирожки. Тебе хотелось так думать, но ты даже не удосужился поинтересоваться тем, что делается на книжном рынке. Книги на русском языке за границей практически не покупают. Писатели превращаются в динозавров, а современные люди предпочитают социальные сети. И теперь, когда ты понял, что успех в денежном эквиваленте это всё равно, что выигрыш в лотерею, заговорил о разводе. Так, для кого же их нас важнее эти долбанные деньги?! Предатель!

— Я давно бы ушёл о тебя, если бы был предателем. Меня удерживала любовь. Это чувство, которое не возможно описать словами.

— Тем не менее я хорошо помню слова твоей любви: «дура, безмозглая, транжирка, неряха» и т. д. и т. п. Устраиваешь скандалы без всякого повода. То начинаешь обвинять меня в том, что 20 лет тому назад вместе с диваном я выбросила какой-то ящик с паяльником, который был дорог тебе как память о маме. То упрекаешь за то, что я не сварила очередную порцию варенья из вкуснейших плодов наших яблонь. Ты подумай своей умной головой, почему ты злишься. Объясняю: раньше ты хвастался тем, что получил звание почётного, «пчётного, пчётного» ветерана крупнейшего концерна Сапфир-Атлант, что у твоей жены издали 64, 65 — ый роман. Но повторяться уже не солидно, а в издании 66-ого романа «Жизнь после кайфа» мне отказали. И сразу мой ореол померк в твоих глазах. Теперь ты говоришь, что я никому не нужна. Всё! Надоело! Завтра обещают летний день в октябре. Поеду на дачу. Тем более что надо заплатить Председателю СНТ за электричество.

* * *

В электричке на меня нахлынули воспоминания.

Год 2002-ой. Болгария.

Самолет плавно набирает высоту. Женщина (это я) всегда любила этот миг — миг отрыва от земного притяжения. Он наполнял ее сердце надеждой. Новое открытие поразило её. Небо было мутновато оранжевым, облака ослепляли голубизной, внизу — ядовитая желтизна только что распустившихся под весенним солнцем деревьев. Своими новыми глазами она различала все цвета, воспринимала их отдельно, но не такими, какими они казались ей в ее прежнем состоянии, которое называют нормальным. «Ненормальным» оно стало тогда, когда я впервые ощутила, что обладаю даром предчувствия смерти, природных катаклизмов, терактов и т. д.

Самолет плавно опустился на посадочную полосу. За окном серый асфальт, слившийся с висящими в воздухе дождевыми каплями. Женщина встрепенулась — не время предаваться грезам, надо подумать о настоящем. Вся ее одежда и необходимые в дороге вещи — в легкой сумке под креслом. Но в багажнике — чемодан с рукописями весом в 15 кг. От них надо избавиться и как можно скорей. Не в прямом смысле, конечно.

Я прилетела в Варну, этот старинный город, основанный греческими поселенцами 2600 лет назад, не для того, чтобы полюбоваться богатыми коллекциями античности и подпитать своё измученное тело живительной силой южного солнца.

Вот уже несколько лет по ночам мне снились цветные сны, и с каждым сном я все глубже окуналась в прошлое, словно время начинало обратный отсчет и переносило меня на крыльях сновидений в те далекие годы, когда ни меня, ни даже моего отца еще не было на свете. Или, напротив, я улавливала из эфира признаки того, что ждёт нас в будущем. Мысли людей, земное существование которых разделено пространством и временем, отображаются в астрале. Кто может при этом утверждать, что чья-то мысль, дух и воля годы, столетия спустя не отобразятся в ином месте, преодолев тысячи километров?

В ночь на 29 ноября 2001-го я встала и, двигаясь, как сомнамбула, подошла к компьютерному столику, включила компьютер и ввела эпиграф новой книги:

В море из кислого молока

Не стоит плавать.

Держи ка себя в руках.

Я не знала, что по смыслу это созвучно песне соло-гитариста легендарной группы «Битлз» Джорджа Харрисона:

«Выбирайся из моря кислого молока

Тебе там не место.

Возвращайся туда, где тебе следует быть…»

В ту ночь угасала звезда — Джордж Харрисон умирал от рака и метастазов, поразивших горло, лёгкие и другие органы. Но почему я так прореагировала именно на его смерть? Как и многие люди моего поколения, я была битломанкой. А Харрисон был к тому же весьма озабочен будущим человечества. По его собственному признанию ему бы потребовалось шесть месяцев для того, чтобы объяснить другим индийскую философию, переселение душ, погружение сознания в непознанный мир. «Только когда начинаешь понимать эти вещи, становится ясно, насколько бессмысленно всё остальное».

Разбуженные сновидениями, мои фантазии загадочным образом отражали, как в зеркале, реальные события прошлого, настоящего и будущего. Я вела дневник этих кодов: код «А» — внезапно выплывший из глубин подсознания, рассказ или стих; декодер «В» — его отображение в реальности.

Однажды ночью я встала с постели, накинула халат и подошла к окну. Мне было не по себе. Материя словно прилипла к рукам и к телу и потрескивала. Звук был мне знаком — подобный ему возникает при соединении положительных и отрицательных электрических зарядов. Мне казалось, что я целиком окружена невидимой наэлектризованной оболочкой. Губы мои беззвучно шептали непонятные слова: «Из серых щелей вышли тридцать червей… тридцать, тридцать, тридцать… Подлодку из серых вод достают, И черви могильные трупы жуют»…

Окно было зашторено зеленоватым туманом. Внезапно туман рассеялся, и я увидела лицо, похожее на лицо Воланда, Дьявола, Сатаны. Оно приближалось к окну. Мне казалось, что кто-то отсасывает содержимое моего мозга. Внезапно на подоконник запрыгнул кот. Начал нервно бить хвостом и издавать непонятные звуки. Я очнулась, пришла в себя.

В нумерологии, веровании в мистическую связь между числами и судьбами людей, число три не обязательно совпадает с цифрой три. Главное, чтобы три получилось при последовательном сложении цифр, составляющих число. 30 это 3+0 =3; 12 или 21 это 2 +1 =3 и так далее и тому подобное.

В тот день в новостях было несколько сообщений, связанных с цифрой 3. При крушении вертолёта Ми-8 в Чечне погибли 3 полковника, 3 охранника, 3 члена экипажа. Тридцать человек погибли в авиакатастрофе, произошедшей с самолётом Ан-12 в Анголе. Мощнейший взрыв произошёл в центре Иерусалима на том же самом перекрёстке, где за 3 дня до этого была взорвана бомба.

Было также произведено опознание ещё одного трупа, извлечённого с подлодки Курск, затонувшей в Баренцевом море 12 августа 2000 года.

Я прилетела в Варну для того, чтобы отправить свои труды с ежедневным кропотливым описанием на английском языке своих фантастических видений и мистических контактов с непознанным литературным агентам англоязычных стран. Почему не в России? По трём причинам.

Однажды я прослушала интервью с известным автором детективов. Писательница призналась, что настоящие деньги за свои творения можно заработать только в Европе и Америке. Если, конечно, получишь признание.

Во-вторых, мою первую рукопись попросту украли. Якобы случайно в электричке со мной познакомилась дама, представившаяся главным редактором крупного издательства. В это время я как раз пролистывала свой труд. И будучи навивной, с радостью вручила его своей попутчице. А когда в назначенное время пришла в издательство, оказалось, что дама эта не имеет к нему никакого отношения.

В третьих, я не раз пыталась отправить этот дневник литературным агентам у себя дома, в России, но кто-то шел за мной по пятам. Я пыталась избавиться от этого хвоста: пересаживалась из электрички в такси, вклинивалась в толпу, снова садилась на поезд… Но стоило мне приблизиться к окошку «Экспресс-почта», этот кто-то, возникнув ниоткуда, касался рукой моего плеча. И его молчаливый взгляд лучше всяких слов говорил мне: «От меня ты не скроешься нигде».

* * *

На ленте транспортера медленно плыли сумки и чемоданы, похожие друг на друга как две капли воды. Сердце женщины учащенно билось от нетерпеливого ожидания. Толпа пассажиров постепенно рассеивалась. Освобожденная от груза, голая лента змеилась, наполняя душу ледяным холодом. Где же чемодан с рукописями?

Вынырнув из темноты, одинокий чемодан вздрогнул и перевернувшись на бок, устремился к своей хозяйке. Ну, слава богу, кажется, все обошлось.

* * *

Такси остановилось возле серокаменной громады кафедрального собора. Попросив таксиста подождать, женщина зашла в храм и, поставив свечи перед иконой всех святых, перекрестилась, беззвучно шевеля губами. Заплатив церковной служке десять долларов за молитву «на удачу», вернулась к такси.

— Теперь на центральный почтамт.

Оператор взглянула на лежащие в пухлых конвертах рукописи с подозрительным недоброжелательством.

— Здесь нет обратного адреса.

Указать обратный адрес означало раскрыть свое инкогнито. Женщина написала на конвертах вымышленные имена и адреса упомянутых в путеводителе гостиниц: Реверанс, Санта Марина… Ее настоящее имя Любовь Раевская, но его, как и адрес можно было узнать, только вскрыв пухлый конверт.

* * *

В юности я в совершенстве владела английским — с отличием закончила специальную школу и факультет «физика на английском языке». Но в отсутствии языковой практики труды свои переводила со словарём. Одна эмигрировавшая в Америку русская писательница как-то призналась в интервью: «У меня ничего не приняли бы к публикации на английском, если бы мой внук, родившийся в США, не исправлял мои рукописи в соответствии с современной разговорной речью».

Письма от литературных агентов англоязычных стран были примерно одинаковые по смыслу: «Интересный сюжет, но я не могу влюбиться в ваш английский». Однако нашлось одно агентство в Вашингтоне

— «Тридент медиа», которое попросило выслать им все имевшиеся у меня переводы. Мне обещали, что сделают меня звездой США и всех стран, находящихся под крылом королевы Великобритании. Но за коррекцию, дизайн, издание и маркетинг нужно было заплатить. Денег у меня не было. И всё же я наскребла по сусекам 600$ и выслала их в Вашингтон. На этом моя карьера на Западе закончилась.

И вот много лет спустя я обнаружила в Киеве издательство, в котором за вёрстку и дизайн книг в электронном виде с автора денег не требовали. При этом арт-дизайнер был высочайшего уровня. За два года у меня накопилась коллекция из нескольких десятков великолепных обложек моих произведений.

Я писала книги на базе ранних наработок со скоростью один сборник за 2-3-и недели. Гонорар был мизерный. Но я отдавала себе отчёт в том, что интерес к книгам заметно упал, да и стоимость электронных книг не высока. Однако когда число изданных сборников перевалило за шесть десятков, а я не получила за них ни доллара, сгоряча написала юристу издательства обидное письмо:

«Вы охотно принимаете мои рукописи, выпускающий редактор по контенту льстил мне, ставя в один ряд с Иваном Буниным, Михаилом Булгаковым и даже Львом Толстым. Но неужели не продано ни одной моей книги? Вот уже год на моей карточке 0,5$».

В ответ мне посоветовали взять справку из банка. Оказалось, что небольшие переводы на мой счёт поступали, но их, видимо, украли. В банке посоветовали написать заявление, но я уже так устала от мошенников, что хочется, как страус, засунуть голову в песок и не думать о том, где и как тебя могут поиметь. Крадут деньги со смартфонов, навязывают платные услуги… В Сбербанке, в этом крупнейшем банке страны, 200 клиентов стали жертвами мошенников из числа персонала. Это по официальной версии. А по неофициальной, возможно, фейковой, 16 миллионов. Подъезды обклеены рекламой типа: «Компьютерный мастер, умелец, работаю быстро, живу рядом, пенсионерам скидки». А на фото — звезда Голливуда.

Коррупция зашкаливает, а Фонд борьбы с коррупцией Алексея Навального объявили иностранным агентом и громят его структуры по всей стране. Я даже подумала, что в иностранные агенты могут при желании записать и за копеечный гонорар от зарубежного издательства.

* * *

Считая, что инцидент исчерпан, я послала в издательство новый сборник и получила от Главного редактора следующий ответ:

«Здравствуйте, уважаемая Любовь!

Если честно, то вашу книгу я не понял. То есть, как всегда у вас очень живо и увлекательно, но сюжет не понял.

Sincerely, Valery Revenko.

Странно! Роман назывался «Жизнь после кайфа. Всё ясно как дважды два равно четыре.

«Жизнь наркомана разделяется на до и после. Наркотик это вовсе не обязательно морфий, героин и т. п. Это может быть игра, навязчивая идея, привязанность к соцсетям в инете, мечта о невозможном. «Всей этой жизни красной цена — одно мгновение свободного полёта». А если судьба исполнит реквием по твоей мечте? Как пережить физическую ломку, фиаско в игре, крушение надежд, жизнь без интернета, горечь послевкусия? Как не озвереть от тоски? Как не превратиться в монстра или в растение, как довольствоваться малым, оставаясь человеком? Как радоваться жизни?»

Подписываясь на английском, главный редактор как бы давал понять, что он живёт в свободной демократической стране, опирающейся на поддержку США и Европы. В стране, где автор может свободно высказывать свои мысли.

Но у нас в России с этим начались проблемы даже у театральных деятелей. Московский Театр Doc, ставящий спектакли на основе документального материала, рассказывающий о реальных судьбах простых людей, не раз подвергался атакам со стороны националистической организации СЕРБ. SERB расшифровывается как «South-East Radical Block» (Юго-Восточный Радикальный Блок). Национал-патриоты забрасывали артистов стаканчиками с говном и химическими добавками, способными вызвать аллергию и даже ожог верхних дыхательных путей. Радикалы размахивали кулаками, и надо было сдерживать себя, чтобы не ввязаться в драку.

Возникла и проблема со спектаклем «Кант-град», который решили показать на родине знаменитого философа Эммануила Канта — в городе Калининграде, бывшем Кёнигсберге, отданном России капитулировавшей гитлеровской Германией.

Спектакль был поставлен на основе исторического исследования «Восточная Пруссия глазами первых переселенцев». А переселенцами были крестьяне из Чувашии, Мордовии. Белоруссии и других регионов. Они с широко открытыми глазами удивлялись незнакомой цивилизации. Немецкая архитектура, аккуратно выложенные камнем тротуары, надёжные коммуникации — всё это поражало воображение.

Но в этом европейском городе остались немецкие семьи. Во дворе дома, где жили переселенцы, нашла приют бездомная собака. Её кормили, в основном, объедками. И однажды увидели, как собачьи миски вылизывают голодные немецкие дети. Их тела, как и тела многих других, покрыты язвами. Дети копались в помойках. При этом город был поделён на территории.

Накануне премьеры, которая должна была состояться в историческом здании одного из музеев, режиссёру позвонил директор и дрожащим голосом сообщил об отмене спектакля. Мол, его предупредили серьёзные люди. А директор этот был одним из авторов исторического исследования «Восточная Пруссия глазами первых переселенцев». Радикалы обвинили его в том, что он хочет вызвать жалость зрителей по отношению к врагу. Он готов показать страдания немецких детей в то время, как в Великой Отечественной войне погибло 20 миллионов советских граждан.

Любому человеку приятно осознавать, что он может говорить, творить, делать что-то, не противоречащее закону, ощущая себя при этом свободным человеком. Что он может не бояться, что его упекут в концлагерь за неосторожно сказанное слово.

Должна честно признать, что мою личную свободу не ограничивали даже во времена СССР, когда многие люди, прошедшие через Гулаг, заболевали манией преследования. Ею страдал и мой отец, брат врага народа, отказавшийся от сотрудничества с органами. Все окружающие люди казались ему агентами спецслужб, собирающими на него компромат. Мама моя и её приятельница тётя Муся были просто осведомительницами. А я даже гордилась тем, что он оценил мой уровень, возведя в чин майора КГБ, когда мне ещё не было 30-и. Мой муж Антон, по его мнению, был агентом, который по заданию спецслужб внедрился в нашу семью под видом жениха. На секретном предприятии, где работал Антон, по моему представлению, действительно каждый второй давал подписку о сотрудничестве с КГБ. Но только не Антон! Упёртый, совершенно не способный делать что-то по чьей-то указке. Он был единственным, кто не подписал донос на своего научного руководителя, не согласного с политикой Министерства обороны.

Конец ознакомительного фрагмента.