Сезон вдохновения

Елена Осадчая (2024)

Сезон Вдохновения — конкурс, который уже более ста лет проходит на Олимпе. На нем девять муз должны раскрыть таланты смертных и представить перед богами нечто уникальное в своей сфере, будь то танец, поэзия или музыка. В награду Зевс исполнит любое желание победительницы. Клио живет в Санкт-Петербурге, ходит с сестрами в Мариинский театр и ведет мировую летопись, ведь она — муза истории. Ей трудно соперничать с талантами других муз, да и выигрывала она лишь однажды. Но в этом году Клио твердо намерена занять первое место. Только загадав желание, она сможет стать счастливой и быть с тем, кого любит. В погоне за выигрышем Клио не замечает, как сильнее отдаляется от сестер. Близится начало сезона Вдохновения, и ей предстоит решить: готова ли она отказаться от сестер ради любви? Быть может, счастье всё это время было не там, где она его искала?

Глава 2

Я спешу к театру, каблуки громко цокают по асфальту. Людской поток несет меня вперед. Смертные собственными телами защищают друг друга от прохлады подступающей ночи. Их дыхание смешивается, и мне кажется, что я стала частью единого организма, стремящегося к высоким дверям здания цвета морской воды, белая лепнина на котором напоминает снежные шапки волн.

Кто‐то трогает меня за рукав пальто, и я резко оборачиваюсь. На меня, хмуря тонкие брови, смотрит блондинка. Шарфик пудрового цвета подчеркивает румянец на ее щеках, а золотая брошь в виде комической маски, которую девушка приколола к лацкану своего бежевого плаща, гармонирует с медовым оттенком волос.

— Ты опоздала, — недовольно ворчит Талия, но в уголках ее губ прячется улыбка. Не помню, когда в последний раз видела сестру по-настоящему расстроенной. Даже когда она печалится, в глубине голубых глаз все равно сверкают искорки веселья. — Пойдем, скоро уже начнется выступление.

Она тащит меня внутрь, и я едва не падаю, споткнувшись о чью‐то ногу. Талия не дает мне остановиться и извиниться. Она упорно ведет меня вперед — люди отступают, инстинктивно уходя с пути бессмертных. Показав билеты, мы спешим в зал, и, только лишь устроившись на сидении с резной спинкой, я могу выдохнуть и оглядеться.

За время, что меня здесь не было, Мариинский театр почти не изменился. Скольжу взглядом по лепнине и скульптурам, вспоминая, как сидела в одном зале с императрицей. Мягкое сияние позолоты плывет по воздуху, и на мгновение мне чудится, что я вернулась на Олимп. Гомон человеческих голосов успокаивает, напоминая шепот бесконечных страниц летописи мира. Я поднимаю взгляд и смотрю на огромную бронзовую люстру, висящую под потолком.

— Никогда не понимала, почему изобразили нимф, — задумчиво говорит Талия, тоже разглядывая красочный плафон. — Они ведь не имеют почти никакого отношения к искусству. Вот был бы здесь парк, они пришлись бы к месту.

— Ты бы хотела, чтобы нарисовали наши лица?

— Это было бы логично, — кивает Талия.

Я хмыкаю, но в душу закрадывается грусть. Муз не чествовали и не вспоминали уже многие годы. Это удручает, и порой я чувствую себя призраком, бродящим среди живых. Уверена, если спросить у сидящего по левую руку от меня мужчины имена муз, он вспомнит разве что парочку. В лучшем случае.

— Дионис планирует устроить вечеринку послезавтра, — отвлекает меня от мрачных мыслей Талия. — Пойдешь?

Улыбаясь, качаю головой. Отказывать Талии тяжело, но мне надо закончить начатое дело. За меня мою работу никто не сделает, а писать про войны и смерти всегда было тяжело, поэтому обычно я трачу на подобные фрагменты гораздо больше времени, чем они требуют на самом деле. Однако есть еще одна причина, о которой я даже не хочу думать. Горло стискивает, а в живот словно кто‐то вонзает кинжал, но я упрямо держу улыбку на лице.

— Может, как‐нибудь в другой раз.

— Ты всегда так говоришь, — нарочито трагично вздыхает Талия и откидывается на спинку. — Дионис скучает по тебе.

— Не думаю, что в хороводе увеселений он вообще замечает мое отсутствие. К сожалению, мне не сравниться с его душистым вином.

— И Аполлон тоже по тебе скучает, — настойчиво продолжает Талия. — Все скучают по тебе, Клио. Почему ты стала так редко показываться на Олимпе?

Пожимаю плечами, не зная, что ответить. На Олимпе, особенно весной, когда каждая клеточка тела ощущает приближение сезона Вдохновения, я чувствую себя загнанной в клетку. Там все идеально. Словно жизнь ставят на паузу на самой красивой картинке. Она прекрасна, но все же искусственна. Поэтому и в словах тех, кто живет на Олимпе, мне постоянно мерещится фальшивость.

— Среди смертных я лучше чувствую течение времени, — отвечаю наконец. Это правда, пусть и не вся. — Здесь я погружаюсь в историю, становлюсь ее частью. А значит, могу лучше отразить ее.

— Ты трудоголик, — заявляет Талия, и я гадаю, поверила ли она мне или только сделала вид, что ее устроил мой ответ. — И ты не права. Все замечают твое отсутствие. Я много раз видела, как Аполлон ищет твое лицо в толпе веселящихся.

Невольно улыбаюсь, вспоминая мужественное лицо лучезарного бога. Помню мягкость его поцелованных солнцем кудрей под пальцами, когда он лежал на моих коленях и лениво перебирал струны арфы. Его голос плыл по дрожащему от жары воздуху, сплетаясь с голосами моих сестер. Но после мне вспоминается, как он плотно сжимал свои пухлые губы, говоря Каллиопе, что расстается с ней. Сестра отпустила его без ропота. Только после того как Аполлон ушел, она перестала сдерживать слезы. В те времена мы еще были близки и я чувствовала ее боль как свою собственную.

— Скоро я вернусь на Олимп и со всеми увижусь.

Прочищаю горло, пытаясь избавиться от тонких ноток страха, которые в нем слышатся. Никто не может заставить меня подняться в земли богов, как не может и наказать за слишком длительное пребывание среди людей. Но мое открытое нежелание находиться на Олимпе вызовет вопросы. А слухи и сплетни никогда не способствуют спокойствию и безопасности. Особенно если эти шепотки ходят между богов.

Я не успеваю спросить у Талии, начала ли она уже готовиться к конкурсу. Свет гаснет, и начинает играть пробирающая до мурашек музыка. На сцену выходят первые танцоры, но я то и дело кошусь на Талию. Она наблюдает за балетом с тихой улыбкой, полностью поглощенная тем, что происходит на сцене. Я же не могу сосредоточиться на выступлении.

Я люблю Талию, и все же она моя соперница. В сезоне Вдохновения может быть только одна победительница, и я твердо намерена стать ею в этом году. Талия никогда не выигрывала и, должно быть, спустя столько лет уже не питает надежд. Но я как никто другой знаю, что стремление к победе не искоренить так просто. Особенно если за первенство Зевс исполнит любое твое желание.

На сцену выходит изящная балерина, и я невольно задерживаю дыхание. Ее точные движения полны грации, а на лице застыло выражение полнейшего блаженства. Балерина кружится, изгибаясь всем телом. Ее танец вводит в транс. От него невозможно оторвать взгляд. Музыка ускоряется, и вместе с ней движения балерины становятся быстрее и резче. Она больше не напоминает волну, ласково набегающую на берег. Теперь она превратилась в бурю, что топит корабли и бросает на скалы тонны воды.

— Ей следует быть осторожнее, — встревоженно шепчет Талия, и я с трудом отвожу взгляд от сцены, на которой взмывает вверх в прыжках прекрасная балерина. — Люди могут что‐то заподозрить.

Женщина из первого ряда оборачивается и шипит на нас, вынуждая Талию смущенно потупиться и замолкнуть. Не могу не признать, что сестра права. В танце балерины чувствуется сверхъестественность. Ни одной смертной никогда не достичь такого же мастерства, при котором каждый взмах руки напоминает порыв ветра, а каждое па вызывает шумный вздох у толпы зрителей. Для того чтобы стать не просто единой с танцем, а его воплощением, надо тренироваться долгие столетия. Или родиться музой.

Все выступление я провожу будто в забытье, неотрывно следя за Терпсихорой. Она словно избавилась от тела, и вместо него на сцене танцует ее обнаженная душа. Даже сейчас, стоя на улице и задумчиво глядя на ночное небо, я не могу избавиться от ощущения, что видела истинную сущность своей сестры. Это одновременно наполняет меня и радостью, и печалью. Выступления Терпсихоры всегда дарили мне внутренний покой, но сейчас мы не на Олимпе, а в мире смертных.

Несмотря на все их очарование и видимую беззащитность, люди опасны. Стоит только вспомнить хотя бы то, сколько ни в чем не повинных женщин они заживо сожгли в темные века. Сколько мужчин повесили за преступления, которых те не совершали. С тех пор мало что поменялось, разве что орудие исполнения приговора да масштаб, с которым оно применяется: костры сменились бомбами, а единичные жертвы — сотнями погибших.

Мне невольно вспоминаются затопленные ужасом глаза и съежившиеся фигурки жителей Афганистана. Находиться там было страшно даже мне. Ненавижу эту часть своей работы, но я вынуждена запоминать каждую деталь, какой бы жестокой и кровавой она ни была. Я вернулась оттуда больше полугода назад, но до сих пор ихор застывает в моих жилах, когда я вспоминаю прогуливающегося по улицам Ареса в сопровождении Деймоса и Фобоса. Глядя на вооруженных мужчин, которые наставили оружие на сопротивляющихся, он улыбался.

Широкая улыбка Талии, озарившая все ее лицо, вырывает меня из безрадостных мыслей, и я поворачиваюсь ко входу. Почти не касаясь ступеней, к нам летит Терпсихора. Она крепко обнимает нас, отвечая радостным смехом на поздравления.

— Ты была восхитительна, — выдыхает Талия, и ее узкая ладонь, которую она положила на плечо Терпсихоре, кажется белоснежной на фоне загорелой кожи сестры.

— Как вам мой партнер?

— Он составил тебе достойную партию, — отвечаю я, наблюдая за тем, как дрожат черные ресницы сестры, а на ее губах расцветает улыбка. — Насколько это было возможно для смертного.

— Он хорош не только в танцах, — поигрывает бровями Терпсихора. — И поверьте, на другом фронте он показывает себя гораздо лучше.

Талия заливается краской, а я смеюсь. Подмечаю уверенную осанку Терпсихоры и тайную силу во взгляде из-под полуприкрытых век. Она довольна тем, что мы оценили ее партнера. Скорее всего, именно танец с ним она собирается представить на сезоне Вдохновения. Злюсь, что думаю об этом проклятом конкурсе даже сейчас, но ничего не могу с собой поделать. В кармане пальто жужжит телефон, и я, хмурясь, достаю его.

«Ты так соблазнительна в этом платье. Ходила на балет?»

Ихор отливает от моего лица, чтобы в следующую секунду ударить в голову. Я снова и снова перечитываю строчку, жадно впитывая каждое слово. Не решаюсь поднять голову, чтобы оглядеться. Он где‐то здесь, смотрит на меня, и на его губах, которые я так люблю целовать, играет улыбка. Сглатываю, дрожа всем телом от одной только мысли, что он рядом.

«Да, ты тоже?» — дрожащими пальцами выбиваю я, облизывая пересохшие губы. Желание поднять взгляд похоже на зуд, и мне приходится контролировать себя, чтобы не поддаться ему.

«Ага, но не мог сосредоточиться на танцорах. Все мои мысли были заняты тобой».

«Развлечемся?»

Два сообщения приходят почти одновременно, и я заливаюсь краской не хуже, чем Талия за минуту до этого. Сердце бьется так сильно, словно собирается выпрыгнуть прямо на землю и само отправиться в ладони того, кому принадлежит. Я блокирую телефон и прячу его в кармане, тщетно стараясь взять себя в руки. Волна жара захлестывает меня. Я будто странник, которому показали оазис в пустыне, но попросили подождать и не подходить к нему. Сдерживаться нет сил. Честно говоря, я даже не пытаюсь.

— Девочки, вы простите, но у меня появились срочные дела, — слова вырываются прежде, чем я даже успеваю придумать достойную причину. Голова не работает, все мысли только о нем. — Мне жаль. Посидите без меня, хорошо?

— Ладно, — недовольно кивает Терпсихора, но не уговаривает меня остаться.

Ее взгляд на миг отрывается от моего лица и сканирует улицу. Конечно, она поняла, что никаких дел у меня нет, и догадалась об истинной причине. Но какая разница? Сердце поет, и я готова прямо сейчас сорваться с места и кинуться к нему, наплевав на все остальное.

— Надеюсь, ты справишься со своими суперважными делами до завтра, потому что я решительно настроена пойти на ту выставку в Париже.

— Справлюсь, — обещаю я, про себя думая, что согласилась бы вечно быть занята, если бы это означало постоянно находиться рядом с ним.

Прощаюсь и, не дожидаясь их ответа, отворачиваюсь. Взгляд начинает прыгать по лицам прохожих, пытаясь выцепить среди них одно-единственное. То, которое заставляет мое сердце сбиваться с ритма.

Он стоит, прислонившись к фонарному столбу плечом. Кожаная куртка небрежно расстегнута, а русые волосы растрепал игривый ветер. Взгляд серых глаз прикован ко мне, и, когда я смотрю на него в ответ, он усмехается. Слышу за спиной порывистый вздох, принадлежащий одной из сестер, но не оборачиваюсь, чтобы узнать, все ли с ними в порядке.

Меня тянет к мужчине, как будто мы два полюса, которым предначертано столкнуться. В каком‐то смысле так оно и есть. На миг я замедляю шаг в нерешительности. Я совершаю ошибку. Мы слишком разные, и это столкновение меня разрушит. Но когда его манящая улыбка становится шире, все сомнения исчезают из моей головы. Я ступаю в его объятия в полной уверенности, что так и должно быть.

Мое место — рядом с ним.