Оригами. Ничто не бывает случайно!

Иван Николаевич Седов

То, что мы испытываем и чем дышим каждый взрослый день – рутина; все, что мы воплощаем в течение дней свыше, – бутафория судьбы. Мы все в минимальной или более степени даны друг другу, чтобы как-то повлиять на дальнейший ход мыслей, жизни, целей. Каждое наше действие порой принципиально меняет намеченный маршрут на день, каждая встреча вводит нас в различные эмоции, также влияя на дальнейшую судьбу дня, недели, месяца и лет.

Бутерброд с шоколадным маслом

Какое дело сентябрьским утром человеку, по мнению Ларри отданному ему в рабство, до первых оранжевых проблесков на дубах из городского парка? На этот вопрос непристойно отвечал всегда сам же Ларри, раздражавшийся при малейшем опоздании своих рабов. Мне кажется, даже если бы в восемнадцатом веке рабы имели и кулеры, и даже личный «Форд», делавший по шоссе на Ричвуд полторы сотни скорости, топились бы в грязных водах городской реки. Чисто от факта, что Ларри был их боссом. А вот, кстати, несколько плах в гостиной нашего офиса он с удовольствием бы поставил.

Сегодня в нашей типографской мастерской должен был с минуты на минуту появиться человек в шляпе и длинном плаще, которому со своей привычной услужливостью должен был Ларри сунуть белый конверт. Ни Чарли, ни Скотт тоже не понимали, что же в этом выдающегося. Мы единолично пришли к выводу, что заставлять нас надевать рубашки с длинным рукавом и выглаженными воротниками было лишним.

После всей меркантильной канители ожидало самое приятное время рабочего дня. Обед. Я, как обычно, доверял всегда только плову в местной столовой. Чарли же в этом деле был заезженный отважный каскадер — сочетал жирное молоко, одному только Богу известно, свежее ли, с не менее жирным гарниром столовских рукодельниц. Зато мы всегда шутили над Скоттом, что тот наестся одними своими сигаретами. Если находиться с ним рядом целый день, можно заметить, как вечером перед глазами сгущается туман.

Обычный сентябрьский день проходил по своему сценарию, не менявшемуся уже седьмой год, как я устроился работать в отдел к этим славным пройдохам. Вот, сейчас Чарли закончит уничтожать зубочистки с соседского стола, и положит их за батарею, будто так было задумано еще египетскими богами. Спустя пару минут ходики на дальней стене, казавшейся издалека больничной, отчеканят половину первого, разбудив тем самым старого зеваку Брэдли, снова заснувшего вместо обеда. Наверное, это искусство заснуть за столом и не уронить голову в тарелку с первым. К слову Брэдли вегетарианец. Он охранник соседнего с нашей мастерской офиса, в данный момент, как мы уже поняли, спит. Т.е. охраняет собственное пузо от губительного воздействия явно прокисшего супа. Наверное, человек, не знавший Брэда, мог счесть, что у того как минимум три ребенка, в один голос именно по ночам достающих его расспросами, откуда берутся дети!

Расскажу одну историю, пока мы со Скоттом и Чарли ждем чай. Вообще, Брэдли был очень жив и бодр. До определенного момента. Сейчас он — живой ответ на вопрос моей мамы «Чего же я никак не женюсь?». Брэдли тоже не женился. Единственного, кого он завел — это был маленький ручной медведь, которого ночью, находясь в веселом состоянии, он на спор вытащил из придорожного цирка. За несколько дней они так хорошо поладили, что мы со Скоттом шутили — когда уже ждать пополнения с человеческим телом и медвежьей головой? Но ребята в форме и со значками так и не дали нам узнать, когда же это случится. Но грустен и сонлив Брэдли стал от девушки по имени Марли.

Закончив архитектурную, Брэд всерьез начал работу над открытием собственной фирмы. Его раздражало, что все дома в нашем Оуквуде словно старые бесхозные дубы. Большие, широкие, но мрачные и ненужные. Он пытался создать красоту из простых вещей, и дизайн, который он упорно талдычил местным властям, был совершенно неплохим. Но наконец пришли новые молодые соки в мэрскую палату. Подающие надежду, интеллигентные дипломаты, поставленные на наши пролетарские плечи кем-то свыше. Им предложения Брэда показались довольно перспективными, пока тот не влюбился в сестру местного сапожника Тарни, и не уехал путешествовать на Юг. Новых земель он не открыл, острова на карту не нанес, так своего дома и не построил. Да и с Марли они разбежались, спустя одиннадцать лет насыщенных ссор. На одно утро, после очередной ссоры, а вследствие, порядочного принятия Брэдом виски, она оставила его лежащим пузом к потолку, собрав из дома все, что стоило хоть цент. С тех пор старина продал тот треклятый дом, похоронил в себе Марли и переехал к нам, в старый и недобрый Оуквуд. «Спокойнее» — отзывался он, сидя за кружечкой эля в пятницу, изредка откровенничая.

«Благодарю!» — Сухо отозвался задумавшийся Скотт, принимая наш чай от улыбающейся кухарки. Чай вводил Скотта в некую прострацию, и одному черту известно, что он там в себе анализировал, из раза в раз обжигая верхнюю губу о чашку. Собственно, все шло своим привычным чередом сентябрьским днем. Чарли в своем духе поправлял подтяжки, а я медленно помешивал сахар, стараясь не обделить каждую крупинку. Почему же глава названа «Бутерброд с шоколадным маслом», если я рассказал только о том, кто такой Брэдли и как же трапезничают три доходяги из типографской мастерской?

Наконец, я перестал размешивать сахар и поднял голову. Дверь заведения приоткрылась, и словно легкий ветерок, впорхнула за дальний столик молодая девушка в красной блузке, в этот же цвет за секунду повергшая все мужские лица.

— Добрый день! Что Вы предпочтете?

— Бутерброд с шоколадным маслом.

«…именно так выглядел этот самый столик у окна пятью минутами ранее — неприглядно, одиноко и мрачно. Присутствующим явно показалось, что он буквально ожил, встречая яркую любительницу сладкого…»