Затерянный книжный

Иви Вудс (2023)

Невероятная история о волшебной силе книг и магии места, в котором каждый найдет свое. Этого книжного магазина на тихой улочке Дублина будто вовсе не существует: для обычных людей он лишь пространство между домами № 10 и 12. Но именно там, словно корни старого дерева, переплетаются жизни трех людей, разделенных временем. В 1921 году Опалин сбегает от деспотичного брата и брака по расчету в надежде найти дело по душе. В настоящем Марта устраивается прислугой в дом эксцентричной актрисы, а Генри пытается разгадать секрет потерянной рукописи. Поиски никому не известной книги и магазина, пропавшего без вести, откроют героям тайны, что изменят их жизни навсегда… Для кого эта книга Для тех, кто любит магическую атмосферу книжных магазинов и библиотек. Для читателей «Дневника книготорговца» Шона Байтелла, «Круглосуточного книжного мистера Пенумбры» Робина Слоуна, «Службы доставки книг» Карстена Хенна. Для тех, кто хочет на время переместиться на тихую улочку Дублина и заглянуть в таинственный книжный.

Глава 1. Опалин

Лондон, 1921

Мои пальцы нежно гладили корешок книги, и тисненый рельеф обложки позволял сознанию уцепиться за нечто материальное, за то, во что я верила больше, чем в фантастический спектакль, который разыгрывался прямо на моих глазах.

Мне исполнился двадцать один год, и матушка решила, что настало время выдать меня замуж. Мой брат Линдон отыскал, к несчастью, какого-то недалекого претендента — кажется, он только что унаследовал семейный бизнес, связанный с… ввозом товаров из каких-то отдаленных мест? Я почти не слушала.

— У женщины твоих лет есть лишь два варианта, — заметила матушка, ставя блюдце с чашкой на маленький столик подле кресла. — Выйти замуж или же найти занятие, в достаточной степени благородное.

— Благородное? — скептически переспросила я. Стоило только бросить взгляд на нашу гостиную с ее облупившейся краской на стенах, с выцветшими занавесками — и нельзя было не восхититься напыщенностью, которую демонстрировала матушка. Брак родителей был мезальянсом, о чем матушка старалась почаще напоминать отцу, дабы он не позабыл.

— А обязательно делать это именно сейчас? — осведомился Линдон, обращаясь к нашей горничной, миссис Барретт, которая чистила каминную решетку от золы.

— Мадам пожелала разжечь огонь, — ответствовала горничная тоном, который не подразумевал и тени уважения. Сколько себя помню, она всегда присматривала за домом и слушалась только матушкиных приказов, а с прочими обращалась так, будто мы не более чем самозванцы.

— Суть в том, что ты должна выйти замуж, — повторил Линдон, ковыляя по комнате и тяжело опираясь на трость.

Он был на восемнадцать лет старше меня, и всю правую сторону тела ему изуродовало шрапнелью во Фландрском сражении. Брат, которого я знала, остался похоронен где-то там, на поле боя, а от ужаса, то и дело проскальзывавшего в его глазах, меня бросало в дрожь. Не хотелось признавать, но я начинала всерьез бояться его.

— Он составит тебе хорошую партию. Пенсии отца матушке едва хватает, чтобы вести хозяйство. Пора наконец оторваться от твоих драгоценных книжек и выйти в реальный мир.

Я еще крепче сжала в руках книгу. Очень редкий том — первое американское издание «Грозового перевала», подарок отца, как и любовь к чтению в целом. Будто талисман, я носила при себе книгу в тканевом переплете, на корешке которой была золотом выгравирована наглая ложь: «От автора “Джейн Эйр”». Мы с отцом совершенно случайно наткнулись на нее, гуляя по блошиному рынку в Кэмдене (о чем, разумеется, не должна была прознать матушка). Позже я узнала, что английский издатель Эмили Бронте намеренно допустил эту ошибку, желая нажиться на коммерческом успехе «Джейн Эйр». Книга была отнюдь не в лучшем состоянии: по краям тканевый переплет потрепался, а на обороте и вовсе щеголял V-образным вырезом; страницы едва не выпадали, потому что нитки, которыми их когда-то прошили, истерлись от времени и пользования. Однако для меня все эти детали, включая запах крепких сигарет, который впитала бумага, были подобны машине времени.

Возможно, тогда-то и упало первое семя в благодатную почву. Я поняла: книга никогда не бывает такой, какой кажется.

Думаю, отец надеялся, что любовь к книгам перерастет в любовь к учебе, но в моем случае она лишь усилила отвращение к урокам. Я жила в мечтах и каждый вечер мчалась домой из школы, чтобы с порога начать упрашивать его почитать мне. Отец работал на государственной службе, был хорошим человеком и любил учиться новому. Он говорил, что книги — это нечто большее, чем просто слова на бумаге, что они, подобно порталам, переносят нас в другие места и другие жизни. Я всей душой полюбила книги и те миры, что скрывались в них, и этой любовью была обязана отцу.

— Если наклонить голову, — сказал он мне как-то раз, — можно услышать, как старые книги шепчут о своих секретах.

Я нашла на полке старинный том в переплете из телячьей кожи со страницами, выцветшими от времени. Поднесла его к уху и крепко зажмурилась, воображая, что вот сейчас-то я услышу все тайны, которые хочет поведать мне автор. Однако этого не случилось; по крайней мере, никаких слов я не уловила.

— Что ты слышишь? — спросил отец.

Я помедлила, позволяя звукам наполнить меня до краев.

— Я слышу… море!

Казалось, будто к уху поднесли раковину, будто страницы перелистывает свежий морской бриз. Отец улыбнулся и потрепал меня по щеке.

— Папа, это они дышат, да? — спросила я тогда.

— Да, — ответил он. — Ты слышишь дыхание историй.

Когда в 1918 году отец умер от испанки, я всю ночь провела подле него, без сна, держа его уже холодную руку и читая вслух его любимую книгу — «Дэвида Копперфильда» Чарльза Диккенса. Глупо, но тогда я воображала, будто слова смогут вернуть его к жизни.

— Я отказываюсь выходить замуж за мужчину, которого никогда в жизни не видела, исключительно для того, чтоб поправить семейные финансы. Сама эта идея абсурдна!

На этих словах миссис Барретт уронила щетку, металл зазвенел о мрамор, а лицо брата исказилось. Он терпеть не мог громких звуков.

— Подите вон!

Колени у бедной женщины были уже немолодые, поэтому она поднялась на ноги только с четвертой попытки, после чего гордо покинула комнату. Не знаю, каким чудом она удержалась и не хлопнула дверью.

Я тем временем продолжала защищаться.

— Если я для вас такая обуза, то это легко решается — я просто уеду и начну жить самостоятельно.

— И куда же, во имя всех святых, ты намерена отправиться? У тебя ведь ни гроша за душой, — прокомментировала матушка. Ей уже минуло шестьдесят, и мое появление на свет она всегда считала «небольшим сюрпризом», что звучит весьма затейливо, если не знать о ее стойком отвращении к любого рода неожиданностям. Меня растили люди много старше меня, и это лишь усиливало мое стремление вырваться на свободу и познать современный мир.

— У меня есть друзья, — упрямо сказала я. — И я могла бы работать!

От этих слов матушка так и ахнула.

— Ах ты неблагодарная дрянь! — рыкнул Линдон.

Я попыталась вскочить со стула, но он мертвой хваткой вцепился мне в запястье.

— Мне больно!

— И будет еще больнее, если не начнешь делать, что говорят!

Я дернула рукой, пытаясь высвободиться, но он держал крепко. В поисках поддержки я оглянулась на матушку, но та внимательно изучала ковер, не поднимая глаз.

— Понятно, — мрачно сказала я. Итак, Линдон теперь хозяин дома, и именно за ним будет последнее слово. — Я… буду.

Однако он все еще не отпускал меня, нависая так близко, что я ощущала его кислое дыхание.

— Я сказала, что сделаю, как ты хочешь! — Наши взгляды пересеклись, и я попыталась отстраниться. — Я встречусь с этим… воздыхателем.

— Ты за него выйдешь, — отрезал Линдон и медленно отпустил меня. Я тотчас принялась разглаживать юбку, сунув книгу под мышку.

— Значит, решено, — продолжил он, холодно глядя куда-то сквозь меня. — Я приглашу Остина на ужин, сегодня же вечером. Там и уладим все формальности.

— Да, брат, — согласилась я и удалилась наверх, к себе в комнату.

Порывшись в верхнем ящике туалетного столика, я нашла наконец сигарету, которую стащила когда-то из тайника миссис Барретт на кухне. Открыла окно, подожгла ее и медленно затянулась, будто роковая женщина из кинофильма. Потом села за туалетный столик, а сигарету положила на старую устричную раковину, которую подобрала прошлым летом на пляже. Мы отдыхали тогда с моей лучшей подругой Джейн, и она еще не вышла замуж — какое беззаботное время! Хоть женщины теперь и получили право голоса, но удачный брак все еще принято считать единственной достойной перспективой.

Я тронула место, где кончались волосы, на затылке, не сводя глаз со своего отражения. Матушка едва не лишилась чувств, увидев, что я сотворила со своими длинными локонами. «Я больше не маленькая девочка», — сказала я ей тогда. Но разве можно было в это поверить? Мне нужно стать современной женщиной, научиться рисковать… Но если нет денег, что я могу, кроме как повиноваться старшим? Почему-то снова вспомнились слова отца.

«Книги подобны порталам…»

Я бросила взгляд на книжную полку и снова глубоко затянулась сигаретой.

«Что бы сделала Нелли Блай?»

Я часто задавалась этим вопросом. Нелли Блай воплощала бесстрашие — американская журналистка, которая, вдохновившись книгой Жюля Верна, совершила кругосветное путешествие всего за семьдесят два дня, шесть часов и одиннадцать минут. Она говорила, что если внутри горит огонь, если правильно его направить, то можно достичь любой цели. Будь я мужчиной, непременно заявила бы, что до брака намерена устроить гран-тур по Европе. Мне хотелось прикоснуться к другим культурам. Мне всего двадцать один, а я еще ничего не сделала и толком ничего не видела.

Я снова посмотрела на книги. Решение было принято еще прежде, чем дотлела сигарета.

— Сколько вы дадите за них?

Я наблюдала за тем, как мистер Тертон перелистывает мои «Грозовой перевал» и «Собор Парижской Богоматери». Он владел маленькой душной лавкой (которая на деле являла собой просто длинный коридор без окон) и постоянно дымил трубкой. От дыма воздух делался еще более спертым, а глаза у меня слезились.

— Два фунта, и это еще скажите спасибо, что я сегодня щедрый.

— Ох! Мне нужно намного больше.

Мистер Тертон углядел в стопке отцовского «Дэвида Копперфильда» и, не успела я возразить, уже принялся листать его.

— Эту я не продаю, — быстро сказала я. — Она мне… очень дорога.

— А между тем это весьма интересный экземпляр. Так называемое издание для чтения, поскольку именно его Диккенс держал в руках, когда публично зачитывал роман.

Нос картошкой и крошечные глазки придавали книготорговцу сходство с кротом. Он даже понюхал ценную книгу, будто это был редкий трюфель.

— Мне это известно, — ответила я, пытаясь высвободить том из его жадной хватки. Мистер Тертон невозмутимо продолжал, будто уже вовсю продавал его на аукционе.

— Роскошный переплет, чистая телячья кожа. Очаровательное издание: корешок богато украшен и позолочен, как и края страниц, форзацы расписаны акварелями.

— Эту книгу подарил мне отец. Она не продается.

Он глянул на меня поверх очков, будто я тоже была книгой, которую ему предстояло оценить.

— Мисс?..

— Карлайл.

— Мисс Карлайл, это один из наиболее хорошо сохранившихся экземпляров подобного рода, который я когда-либо держал в руках.

— Вы забыли упомянуть иллюстрации Хэблота Брауна, — с гордостью добавила я. — Вот видите, он подписался здесь карандашом? Фитц — это его псевдоним.

— Могу предложить за нее пятнадцать фунтов.

Кажется, весь мир в эту секунду стих, как бывает всегда, когда принимаешь судьбоносное решение. Одна дорога обещала свободу и неизведанный мир. Другая вела прямиком в позолоченную клетку.

— Двадцать фунтов, мистер Тертон, и она ваша.

Он прищурился и сдержанно усмехнулся. Я знала, что он заплатит, а он знал, что я жизнь положу, лишь бы выкупить обратно эту книгу. Когда он отвернулся, я сунула обратно в карман «Грозовой перевал» и покинула ломбард.

Так началась моя карьера книготорговца.