Затерянный книжный

Иви Вудс (2023)

Невероятная история о волшебной силе книг и магии места, в котором каждый найдет свое. Этого книжного магазина на тихой улочке Дублина будто вовсе не существует: для обычных людей он лишь пространство между домами № 10 и 12. Но именно там, словно корни старого дерева, переплетаются жизни трех людей, разделенных временем. В 1921 году Опалин сбегает от деспотичного брата и брака по расчету в надежде найти дело по душе. В настоящем Марта устраивается прислугой в дом эксцентричной актрисы, а Генри пытается разгадать секрет потерянной рукописи. Поиски никому не известной книги и магазина, пропавшего без вести, откроют героям тайны, что изменят их жизни навсегда… Для кого эта книга Для тех, кто любит магическую атмосферу книжных магазинов и библиотек. Для читателей «Дневника книготорговца» Шона Байтелла, «Круглосуточного книжного мистера Пенумбры» Робина Слоуна, «Службы доставки книг» Карстена Хенна. Для тех, кто хочет на время переместиться на тихую улочку Дублина и заглянуть в таинственный книжный.

Глава 3. Генри

Я сидел, медленно потягивая свою обычную пинту «Гиннесса», в том же пабе, что и вчера, и позавчера. Мне нравилось сидеть у края барной стойки, забившись в угол. Фоном играла Tainted Love, и я в такт постукивал носком ботинка по стойке.

Sometimes I feel I’ve got to — ТУМ-ДУМ — run away, I’ve got to — ТУМ-ДУМ.

Параллельно я читал свои вчерашние заметки.

«Примерно шесть месяцев вашей жизни уйдут на поиски потерянных вещей. Одна страховая компания провела опрос, который показал, что за день среднестатистический человек теряет примерно девять предметов, то есть к шестидесяти годам мы потеряем 200 000 вещей. А если говорить о книгах — сколько книг в мягком переплете, рукописей, набросков было утеряно или позабыто за всю историю человечества? Бесконечно много. А сколько заброшено библиотек! Вот, например, библиотека Дуньхуана на краю пустыни Гоби: тысячу лет никто даже не знал, что она там, пока один даосский монах, выйдя покурить, не обнаружил ее совершенно случайно. Он прислонился к стене древней библиотеки, и та рухнула, явив глазам монаха гору древних свитков высотой почти три метра, содержащую письмена на семнадцати различных языках. Кто знает, какие еще сокровища нам предстоит открыть заново, какие забытые артефакты еще ждут, когда их извлекут на свет божий?»

Проводя очередную ночь в отеле, который не мог себе позволить, поедая завтрак, который был мне не по карману, и постепенно подводя свои записи к мысли о том самом книжном магазине, я все думал: а существует ли он вообще? Все, что у меня было, — письмо от одного из самых успешных в мире коллекционеров раритетных книг, адресованное владелице этого книжного, мисс Опалин Грей. Коллекционер писал о некой утерянной рукописи.

Где же я наткнулся на это необычное письмо? В единственном месте, где возможное могло стать реальным, — в аукционном зале. Я потратил годы на поиски неизмеримо большого открытия, которое бы увековечило мое имя в мире букинистики, и никогда прежде я не подходил к нему так близко.

Несколько дней назад я должен был улететь в Великобританию.

Я глотнул еще «черной дряни», как называли «Гиннесс» местные. Мотивация бывает всех форм и размеров, и моя мотивация оставаться в Ирландии звучала так: я не хотел выглядеть неудачником. Именно этого все от меня и ждали (включая меня самого). Ведь если никто тебя не воспринимает всерьез, с чего ты сам будешь относиться к себе серьезно?

Я винил во всем отца и не испытывал по этому поводу ни малейших угрызений совести. Самое первое воспоминание — с оттенком предательства, когда он велел мне встать перед всеми и выступить с моим новым игрушечным микрофоном. Было Рождество, к нам пришли его приятели. Я спел пару песен, — не помню уже, что именно, но помню, что он хохотал, почти рычал, как волк. Он был мертвецки пьян. Гости тоже рассмеялись, и мои щеки так пылали от стыда, что я едва ощущал, как по ногам потекло горячее.

— Он обоссался! — прохрипел отец и от хохота повалился со стула.

Не помню, что было потом; наверное, пришла мама и спасла меня. Однако с того момента все считали меня плаксой, слишком чувствительным. Хуже того, моя сестра Люсинда, не успев вывалиться из материнской утробы, уже была готова к борьбе. Отец уважал ее. Да что там, она немного пугала всех нас. Из-за нее за мной окончательно закрепился статус паршивой овцы.

Пока я не нашел то самое письмо Розенбаха.

Внезапно я превратился в баловня судьбы, внезапно оправдались все часы, просиженные за книгами, весь недополученный мной витамин D. Я так много времени проводил в библиотеках, что люди полагали, будто я работаю там, — и в конце концов я и сам начал думать так же. Самообман достиг критического уровня в момент, когда я принялся рассказывать другим сотрудникам, как нужно выполнять их обязанности. Моя мать, узнав об этом, пришла в ярость.

— Сколько денег я потратила на твое обучение! А ты, паршивец, не сдал ни одного экзамена!

Эти деньги ушли на оплату курсов в Лондонской школе букинистики — по моему мнению, на благое дело. Благодаря им у меня была профессия, пусть даже никто, кроме меня, не считал таковой чрезмерную любовь к редким книгам.

И все же я никогда не пытался быть вроде… Ну, в общем, я не Индиана Джонс. Люсинда как-то сказала, что авантюризма во мне не больше, чем в ведре. Ну и кто теперь ведро, а?

Я рассмеялся: выпивка явно дала мне в голову. Неделями я бродил по Халф-Пенни-Лейн в поисках зацепки, которая хоть как-то намекнула бы на существование искомого книжного магазина. Хоть малейший след, хотя бы тень!.. Но все впустую.

Пока в мою жизнь не ворвалась эта девушка.

Откуда она взялась? На меня смотрели самые пронзительные голубые глаза из всех, когда-либо мной виденных. Я даже попятился: она казалась рассерженной, но спустя мгновение стало понятно, что нет, не рассерженной, а испуганной. Кожа белая-белая, но на круглых щеках проглядывал румянец. Длинная обесцвеченная челка не смогла полностью скрыть неприятный синяк под глазом. Будто ангел, спустившийся с небес в трудный час.

Хотел бы я поговорить с ней еще, но что я мог сказать? Вам не встречался позабытый богом книжный магазинчик? Возможно ли, что ваш дом поглотил его? Не хотите ли поужинать со мной?

Когда она захлопнула окно и отвернулась, все еще прикрывая грудь джемпером, я увидел огромную татуировку во всю спину. Не орнамент даже, а просто строки за строками, мелким шрифтом, будто на свитках Мертвого моря.

Мы толком и не поговорили, но я уже был убежден, что это самая занимательная женщина, которую я когда-либо встречал. К моей глубокой досаде, она не пошла поперек обычаев и, как и большинство женщин, возникавших в моей жизни, с первой минуты невзлюбила меня.

И все же, возможно, ей известно что-то о книжном магазине. Придется заглянуть внутрь себя, откопать там хоть грамм обаяния и переманить ее на свою сторону.

Через два часа я вернулся в гостиницу. Коридор, и без того узкий, казался особенно тесным из-за клаустрофобного рисунка на обоях и портретов в рамках (я насчитал по меньшей мере пять пап римских). Оранжевые цветы, казалось, злобно пялились на меня, а коричневый ковер кружился под ногами.

— Вернулся на чашечку чая, милый?

Нора походила на Хильду Огден, но с самым дублинским из всех дублинских оттенков акцента. Она была из тех людей, которые всякое повидали. Вот и сейчас: стояла, скрестив руки на груди, держа в безвольной ладони сигарету с таким видом, будто ничто не способно удивить ее. Я завидовал таким людям. Если бы прямо сейчас разорвался ядерный снаряд и рядом с нами осыпались бы кирпичи и известка, Нора, наверное, даже не шелохнулась бы. Постояла бы еще немного с сигаретой и с бигудями в волосах, гадая, кто поднял такой шум, а потом продолжила бы как ни в чем не бывало жарить яичницу к чаю.

— Нет, спасибо, Нора. Я перекусил в пабе пирогом и чипсами.

Никто еще не был так озабочен моим питанием. Большинство бесед заканчивались активно выраженным беспокойством относительно моего веса — недостаточного, по мнению Норы.

— Ну слава богу! Глядишь, что и налипнет тебе на ребра. — Она одобрительно покивала. — Утром сделаю тебе настоящий ирландский завтрак.

Это она добавила не терпящим возражений тоном.

Я вежливо покивал и пошел вверх по лестнице, к себе в комнату, к оборчатым занавескам и яркому покрывалу. Однако, несмотря на декор, это место ощущалось как дом. Не мой собственный, конечно, а как дом в концептуальном его смысле. Возможно, именно занавески и покрывало позволяли воображать, будто я знаком с Норой много лет, будто я часть ее семьи. Насколько я мог судить, семья состояла из трех джек-рассел-терьеров и мужа по имени Барри, с которым я так до сих пор и не познакомился.

«Он практически живет там, в сарае», — пояснила она мне в первую ночь, демонстрируя общую ванную комнату насыщенного оливкового цвета. С заднего двора доносились удары молотком по дереву. И снисходительно добавила: «Ах, если б он там еще и ночевал…»

— Кстати, тебе письмо, — сказала Нора, вынимая конверт из кармана передника. — Из городской управы. Кажется, очень официальное… Я не читала, конечно, — поспешно добавила она, что означало, разумеется, она его прочла.