Затерянный книжный

Иви Вудс (2023)

Невероятная история о волшебной силе книг и магии места, в котором каждый найдет свое. Этого книжного магазина на тихой улочке Дублина будто вовсе не существует: для обычных людей он лишь пространство между домами № 10 и 12. Но именно там, словно корни старого дерева, переплетаются жизни трех людей, разделенных временем. В 1921 году Опалин сбегает от деспотичного брата и брака по расчету в надежде найти дело по душе. В настоящем Марта устраивается прислугой в дом эксцентричной актрисы, а Генри пытается разгадать секрет потерянной рукописи. Поиски никому не известной книги и магазина, пропавшего без вести, откроют героям тайны, что изменят их жизни навсегда… Для кого эта книга Для тех, кто любит магическую атмосферу книжных магазинов и библиотек. Для читателей «Дневника книготорговца» Шона Байтелла, «Круглосуточного книжного мистера Пенумбры» Робина Слоуна, «Службы доставки книг» Карстена Хенна. Для тех, кто хочет на время переместиться на тихую улочку Дублина и заглянуть в таинственный книжный.

Глава 5. Марта

Я не думала, что в какой-то момент стану домработницей у женщины преклонных лет с серьезной манией величия, однако продолжала твердить себе, что это временно, лишь до тех пор, пока я не приду в норму (что бы это ни значило). Через пару дней я привыкла к размеренному ритму жизни в доме. Именно это мне и было нужно, потому что внутренне я все еще пребывала в состоянии шока.

В фильмах люди сбегают из дома, оставляют позади брак, вообще всю прежнюю жизнь — и просто начинают новую. В реальности же ты застываешь, будто утопающий, который зацепился за какую-то скалу. Ты понимаешь, что жива, можешь двигаться и даже говорить, но чего-то все же не хватает.

В общем, я сосредоточилась на работе. По утрам я готовила для мадам Боуден завтрак (вареное яйцо и английские булочки, щедро намазанные джемом), потом убирала со стола, заправляла ее постель и прибиралась в ее комнате, пока она совершала утренний туалет, а потом разжигала камин внизу. Дом был старый и холодный, потому что мадам Боуден отказывалась проводить центральное отопление: трубы испортят декор. У нее на все имелось свое мнение, и, честно признаюсь, меня это ставило в тупик — в основном потому, что я не помнила, чтобы у меня хоть по какому-то поводу было мнение, которое я могла бы назвать своим. Единственным, кто имел право на точку зрения в моем доме, был мой отец. Мама вообще никогда не говорила. Сегодня люди назвали бы ее замкнутой, однако во времена моего детства у деревенских для нее находилась масса других прозвищ.

А мадам Боуден читала вслух газеты и разносила в пух и прах мнение авторов статей, не забывая сообщать о том, что сделала бы она сама, будь она у руля. Я больше помалкивала, только пылесосила ковры и стирала белье. Мадам Боуден нельзя было назвать ни злой, ни дружелюбной, и меня это устраивало. По вечерам я ужинала у себя в комнатке (в основном фасолью и тостами) и гуляла вдоль реки. Офисные работники к этому времени уже расползались по домам, и в городе было тихо. По крайней мере, тише, чем днем.

Казалось, я оттаиваю после затяжной зимы. Каждый день я ощущала, как напряжение понемногу отпускает меня, и когда ходила за продуктами в супермаркет, то даже почти не оглядывалась, чтобы проверить, не следит ли он за мной.

Так продолжалось до того момента, когда Эйлин, то есть мадам Боуден, не решила поддаться «погибели двадцатого века» и не заказала телевизор. Я была на кухне, готовила ей обед (припущенный лосось с беби-картофелем), а когда вынесла поднос в гостиную, то увидела мужчину, входящего в парадную дверь.

Поднос выпал из моих рук, и я застыла.

— Ох, извините, дорогая, я стучал, но дверь была открыта, — сказал он, с трудом втаскивая тяжелую коробку.

Я продолжала молча пялиться на него, уговаривая себя довериться собственным глазам. «Это не он, — мысленно повторяла я. — Это не он». Немного придя в себя, я принялась убираться, но руки у меня тряслись так сильно, что мужчина в конце концов предложил мне помочь. Я же была в таком шоке, что не могла даже посмотреть ему в глаза.

На следующий день мадам Боуден попросила меня протереть пыль в ее кабинете — маленькой комнатке на втором этаже, выходящей окнами на улицу. Кабинет был оклеен прекрасными обоями в цветочек, у окна стоял письменный стол, а стены закрывали стеллажи, полные книг, будто в библиотеке.

— Пришло время для хорошей весенней уборки, — заявила мадам Боуден. Она велела снять с полок все книги до единой и каждую протереть от пыли тряпкой.

— Но не слишком мокрой! — предупредила она и дала сухое полотенце, чтобы стереть остатки влаги с книг.

Казалось, это займет уйму времени, но постепенно я выработала методику. Я снимала все книги с одной полки и раскладывала их на полу, на старой простыне, потом садилась, подкладывая под колени старую подушку, тщательно протирала каждую книгу. Некоторые казались очень старыми и грозили рассыпаться от любого прикосновения. Другие были написаны на языках, которых я не знала. Должно быть, мадам Боуден хорошо образована, с завистью думала я. У меня с книгами не ладилось… Ну ладно, не совсем так. Я нервничала при виде книг всегда, сколько себя помню, будто они таили в себе какую-то угрозу. Я предпочитала разбираться в людях. С ними почему-то было проще, чем с книгами. Моя мама научила меня понимать, что представляет собой человек, даже до того, как он что-то скажет.

Вот, к примеру, мадам Боуден. Я знала, что она боится впасть в маразм, а потому так злится на весь мир. Я знала, что моя мама переживает глубоко внутри такую боль, что у нее не хватает слов выразить ее. И наконец, я знала, что англичанин за окном влюблен в женщину по имени Изабель.

Долгое время мне казалось, что все так умеют, и лишь когда друзья начали злиться из-за того, что мне известны их секреты, я поняла, что это мой уникальный дар. Или проклятие. Впрочем, настоящим проклятием было то, что, влюбившись в будущего мужа, я потеряла способность читать его мысли. Люди говорят, что любовь слепа, и в моем случае это было больше чем просто правдой. Я не знала, что внутри него кроется такая жестокость. Да он и сам, должно быть, об этом не подозревал, иначе я почувствовала бы это, не так ли? Отчего он так переменился? Дело во мне? Я сделала что-то не так?

«Думаешь, ты особенная, а?!» — ехидно орал он.

Так и есть. Я думала, что я особенная, но не из тщеславия, а потому что мне казалось, что в этой жизни мне суждено стать чем-то большим. Что впереди меня ждет нечто лучшее, ведь во мне есть скрытый потенциал, ведь у меня имеется какое-то предназначение. Мужу это не слишком нравилось — впрочем, как и никому из моих знакомых. И я научилась скрывать эти мысли, я спрятала их так глубоко, что в итоге сама позабыла об их существовании. Теперь мне не казалось, что я заслуживаю лучшего. Разбитое в кровь лицо, развалившийся брак, место домработницы в чужом доме — вот и все, что мне положено. Однако где-то внутри я все еще надеялась, и эта надежда делала меня глубоко несчастной. А значит, мне предстояло отказаться от чего-то — от счастья или от надежды.