Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки

Игорь Матрёнин, 2019

В этой книге «Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки», состоящей из совершенно разных по стилю и тематике 836-ти глав, трагикомически описана странная жизнь вокалиста и автора песен реально существующей рок-группы «Алкоголь – его забавные взлёты и печальные падения, «безответное» сотрудничество с известнейшими продюсерами России и весьма популярными отечественными музыкантами, его любовные «запутки», дикие сны, магические сказки, недописанные сценарии… и просто сотни безумно смешных, грустных до боли и дичайших по нелепости зарисовок ситуаций, что происходили с ним, его друзьями и «завистниками» и прочими случайными гражданами нашей общей Отчизны и остального «иностранного» мира.

До трёх лет

Из детства своего «самого глубинного и сакрального» не помню почти ничего. Лет до трёх вообще, будто голодная корова языком слизнула — из полезной информации лишь несколько смутных, будто забытый сон, эпизодов.

Да и надо честно признать, память у меня настолько короткая (такое вот на полном, кстати, серьёзе небольшое психическое отклонение), что мои добрые знакомые укоризненно напоминают о значительных вроде бы событиях, а у меня эти файлы безвозвратно удалены из «игорёшиной» памяти неким зловещим программистом, живущим в моей пустой голове.

Близкие сочувственно знают о моей маразматической (с их точки зрения) привычке, а пожалуй, скорее даже противоестественной страсти судорожно снимать всё, что происходит с нами на мобильник. Сотни, да чего там, тысячи «гигов» волшебных фотографий и незабываемых видео-иллюстраций к нашей неправильной жизни заботливо хранится и многократно «бэкапится», рассовывается, подписывается и пересматривается. Только так, «под мелкоскопом отсматривая» мою странную жизнь, я могу хоть чуток припомнить, что же со мной «эдакого» происходило. Вот такая нелепая особенность моего сознания — я компетентно помню всё в деталях и отчётливо лишь только с момента приобретения вожделенного мобильника с камерой.

Школа, универ — ну какие-то малые крохи остались всё же, их, собственно, и восстанавливаю под глубоким гипнозом, чтобы хоть капельку развеселить тебя, мой милый читатель. Но что же было тогда, до трёх загадочных лет? Словно еле уловимые вспышки, вижу живые картинки…

Вот я совсем ещё крошечный на огромном стадионе среди пьяных и горластых мужланов-болельщиков, и мой улыбающийся папа невозмутимо доказывает гогочущей шайке своих дружков, что я не девица. Ведь я же по воле затейников-родителей всё раннее детство проходил и пробегал с длинными кудрявыми локонами, а они, несправедливые мои предки ещё и досадуют теперь, почему это их дикий сынок имеет странную слабость к «хаеру» до плеч. А доказывает он это очень простым, но самым достоверным образом — элементарно спускает с меня штаны и гордо демонстрирует мою напуганную «пиписку» восторженно улюлюкающей толпе. Вот ведь странно, но я даже помню, как мне было жутко неловко, хоть и все сильно нетрезвые дядьки были настроены весьма доброжелательно.

Ещё крохотный кусочек несуществующей кинохроники — возле забора нашего старого, ещё частного дома меня в мгновение опрокидывает огромная, больше меня, чёрная собаченция, подминает и принимается теребить, словно тряпичную игрушку. А мне совсем не страшно, мне весело, я знаю, что гигантская псинка меня не обидит, я и сам начинаю таскать её за густую шкурку и даже играючи бороться. Собачку звали Мухтар… Говорят, у нас жила ещё некая овчарка Стрелка, но её помню лишь как-то интуитивно, вроде что-то такое было, но картинки нет…

Неужели всё? Любимых родителей практически не вижу, будто их и не было со мной тогда. Только добрая бабушка и суровый дед, которые, видимо, и прилежно возились со мной, заложив основы сложного характера — в общем-то, добрый, но суро-о-ов!

Ага, ещё одна вспышка и яркая! Еще бы — мы с бабушкой в бане. В женской! Она таскала меня туда, совсем кроху, и намыв, вручала тогдашнюю советскую газету и оставляла сиживать за поучительным чтением. Что именно читать мне было абсолютно «по барабану», как гоголевскому Петрушке, и так это меня занимало, что я не орал «дурни́ной», подобно другим горластым деткам, а с замиранием в душе складывал из тридцати трёх удивительных букв различнейшие слова и предложения, и это было Волшебство.

К слову, никто почему-то не верит мне, что я начал довольно бойко читать «литературку» аж в два с половиной года. Ну и не надо, кто желает квалифицированно удостовериться, может спросить у моих предельно честных родителей, раз уж происходит такое оскорбительное недоверие!

Но, несмотря на поглощающий меня целиком интерес к благородному чтению, я прекрасно помню всю захватывающую «обнажёнку», что представала тогда «в баньке» перед детскими любопытными глазёнками — разнокалиберные голые тётеньки неспешно шествовали мимо, покачивая, чем и должно покачивать. И уже тогда я сразу просёк, что молодые женщины выглядят гораздо привлекательнее, чем те, что постарше, и вообще тело женщины оказалось таким красивым, что вот это-то я помню особенно отчётливо даже теперь. И фигурки с точёными талиями и крутыми бедрами перенеслись эротическими снимками через годы, и я, всегда не раздумывая, выбираю только такой безмерно волнующий меня расклад. Это, видимо, и называется грозной фразой «формирование либидо».

Стоп! У меня снова было видение… Смейтесь-смейтесь! Как-то мы всем дружным семейством переезжали на новую очередную квартиру, и жить нам пришлось аж пару недель у старых знакомых. Там я настолько уж «скорешился» с такой же мелкой и бойкой дочуркой хозяев (мы скакали целый день, как обезумевшие мартышки, жутко утомив не то что родителей, а и даже домашних животных), что при отходе, так сказать, ко сну, бойко юркнули в одну кровать и, шустро накрывшись одеялом, принялись немедленно засыпать. Высоконравственные же родители к нашему простодушному изумлению сделали страшные глаза и потребовали немедленного целомудренного расселения. Было так досадно, что мы учинили им гневный допрос с пристрастием, почему же случилась такая оскорбительная несправедливость. Родители, смущённо отводя глаза, неубедительно ответствовали, что, мол, мальчику и девочке в одной кроватке никак нельзя. Ну теперь-то я уж точно знаю: конечно, можно и даже «оченна» нужно!

И весьма похожая драматическая «лав стори» произошла на советской «семидесяшной» вечеринке в гостях давних друзей моих «предков». Какие же они были молодые и красивые, вижу это очень отчетливо — и мамочка, и папочка, и их друзья, тоже счастливая «советская» семейная пара. Имелись в наличии и две симпатичных девчушки, их дочери, с которыми я снова «отрывался и колбасился» от души. В финале нашего «буйства духов» было единогласно решено устроить олимпийские состязания по борьбе. Естественно, что я, хоть щуплый, но всё же, какой ни какой, а мальчишка, валил девиц залихватски и на раз. Девчурки озорно визжали. И снова знакомая укоризна в глазах родителей и неловкое замечание на предмет: «Нельзя мальчикам и девочкам бороться… Ну нельзя, вот и всё!».

Но тут, припоминаю всё же, я почему-то почувствовал, что прилюдно возлежать на хорошенькой девице в таком юном возрасте — это что-то сродни «джазовому» вызову и даже «рокенрольному» бунту! Это было НЕПРИЛИЧНО! Уж не знаю, чувствовал ли я что-то запретное в те небольшие годы, но видимо, да… Но именно тогда я «прозорливо» догадался, как это ни удивительно в такие-то младые лета, о великой тяги полов. Что, собственно, всегда и будет для меня «под магическим советским запретом». Я на полную катушку тогда осознал, что так пугало многоопытных наших родителей… Эдак-то физическая сторона любви могла и ненароком реализоваться!

Ну а «разбитной вечерочек» закончился банальной оплеухой от недовольного отца, после того, как я, светски веселя своих очаровательных спутниц, залихватски допил остатки водки из чьей-то рюмашки. Пакость, доложу я вам, оказалась редкая. Я ещё подумал тогда, как же и для чего они ЭТО глотают и запрещают делать сие нам, маленьким (я, понятное дело, в завидках предполагал в этой загадочной жидкости совершенно райское наслаждение). Так я был вполне справедливо опозорен в присутствии дам и остаток вечеринки провёл в тихой задумчивости.

Всё, не помню больше ни фига!