Чацкий, за тобой карета!

Изольда Рыбкина (2024)

«Карету мне, карету!» — кричал герой Грибоедова. Но наш Чацкий не таков. Если понравившаяся девушка не хочет с тобой встречаться — ни в коем случае не уходи с её пути. Применяй обаяние на полную катушку, выводи на эмоции, а если и это не поможет, используй хитрость и шантаж. В любви все средства хороши!

Глава 10.

Это было неожиданно. Оттого первые мгновения я совершенно не сопротивлялась и даже в какой-то момент машинально начала отвечать. Ну, как, отвечать — несмело включаться в процесс. И лишь, когда губы, целующие меня, растянулись в улыбке, очнулась и поняла, что происходит.

— Чацкий! Ты не охренел?! — выкрикиваю, резко оттолкнув от себя парня. — Что ты творишь?!

— Там Анечка проходила мимо. Видимо, искала своих помощниц, которые слиняли из подсобки, даже не закрыв дверь… Думаешь, стоило подсказать ей, где находится половина тех, кого она ищет?

Нет, встречаться с вожатой мне сейчас точно не хотелось. Знаю, что этого всё равно не избежать, но после пережитого мной за эти пятнадцать минут…

— Ладно, — вынуждена согласиться с ним в этой ситуации. — Но… можно было бы и предупредить.

— Хорошо, в следующий раз обязательно подмигну тебе сначала.

— Какой еще следующий раз?! Никаких поцелуев, Чацкий! — проговариваю по слогам. — И вообще, прежде чем мы начнем изображать безумно влюбленных, я должна знать, зачем тебе это вообще. Тем более, ты обещал рассказать, если я соглашусь. Я согласилась — рассказывай.

— Не буду.

— Ты серьезно? Что за детский сад! — я настолько возмущена, что притопываю ногами. — Если ты мне не скажешь, то я тоже не буду держать обещания, и сам потом будешь объяснять, почему называешь своей девушкой ту, которая вовсю это отрицает.

— Орлова, ты еще и шантажистка, оказывается, — говорит не с упреком, а с каким-то даже восхищением. — Ладно. Я расскажу. Только пообещай, что ты не откажешься от своих слов, сказанных в подсобке, после того, когда узнаешь это.

— Может мне еще поклясться на Библии? — он меня уже начинает раздражать своими увиливаниями от ответа.

— Нет. Клясться — грех. А на Библии — тем более. В общем, просто пообещай. Этого будет достаточно.

— Чацкий, я вот одного не пойму: клясться, значит, грех, а вынуждать человека делать то, чего он не хочет — не грех?

— Грех. Но поменьше, и я, как видишь, из двух зол выбрал меньшее, — дежавю какое-то у меня с этими «злами»…

— Ладно, святой отец, я обещаю не отказываться от слов, сказанных мною, недостойной грешницей, будучи заключенной в темницу подсобную, моему спасителю, наставившему меня на путь истинный.

— Ну вот! — смеется парень. — Можешь же, когда захочешь! И послушать приятно, и звучит-то как! А то всё «Чацкий», «дурак», «офигел»… — он театрально морщится, а у меня стойкое ощущение, что просто в очередной раз собирается съехать с темы.

— Чацкий! — рычу от нетерпения.

— Ладно, ладно… — он выставляет вперед руку, словно останавливая меня от дальнейших возмущений, и на несколько секунд замолкает, будто подбирая слова. — В общем… фиктивные отношения нужны мне для работы.