Я знаю, что видел

Имран Махмуд (2021)

Когда-то успешный и обеспеченный банкир Ксандер Шют теперь живет на улице и встревает в драки с другими бездомными. Однажды забравшись в чужую квартиру, чтобы переночевать, Ксандер становится свидетелем жестокого убийства. Но в полиции ему не верят, а сам он страдает провалами в памяти и помнит лишь отрывки. В попытке восстановить события той ночи со свойственной ему математической точностью Ксандер сталкивается с воспоминаниями о своем прошлом, все это время отодвинутым на задворки… И как бы трудно ему ни было, Ксандер намерен доказать правду, ведь он точно знает, что видел.

Глава шестая

Среда

Раз в месяц, по пятницам, папа, будучи физиком, усаживал нас за стол и предлагал случайную тему на обсуждение. Сам он просто слушал или иногда модерировал, а в конце вручал приз за лучшие идеи. Ответы не важны, предупреждал он. Важно — думать. Призы по нынешним меркам были не слишком увлекательными: например, модель самолета для склейки или небольшой электромотор с электрической цепью. Только однажды попался скейтборд, что вызвало у проигравшей стороны бурю негодования. Но в целом наши призы, как любые призы, служили символами, подтверждающими превосходство одного над другим.

Из нас двоих гением был Рори. Я любил покрасоваться, притворялся. А его мозг работал бесподобно. У меня в голове все инструменты располагались на своих местах, но музыки, как у него, не получалось. Папа, хоть и любил нас обоих, еще больше любил совершенство и абсолютную чистоту. Он любил математику. И когда он видел счетные задачи, то через них ему в особенном виде являлась Вселенная; мне такое было недоступно, а Рори — да. Рори был чистым гением. Но он был младше меня, поэтому поначалу мне удавалось как-то оттенять проявления его гениальности. Помню, как всеми силами я стремился сдержать его, чтобы оставить себе хоть небольшой шанс на приз. Или на любовь.

Парадокс Ферми: именно он, как мне сейчас представляется, все изменил. Ты его знаешь. Когда физик по фамилии Ферми задался вопросом о внеземной жизни: если в обозримой вселенной есть триллионы планет, из которых миллиарды похожих на Землю, то где же все? Почему же мы так и не получили ни от кого сигналов?

Открывая дискуссию, папа небрежно играл роль этакого добренького профессора, задавая вопросы, которые якобы случайно приходили ему в голову. Но к тому времени я знал: эти вопросы берутся из ежемесячного журнала по физике. Поэтому я время от времени приходил в местную библиотеку и быстро просматривал каждый новый выпуск. А однажды нашел вот этот: про Ферми. Рори обожал космос и астрофизику, и без определенной форы у меня не было против него ни малейшего шанса. Поэтому я смухлевал. Я провел в школьной библиотеке целую неделю, читая все, что только удалось найти по этой теме, и даже расспросил после урока учителя по физике.

Пришел день испытания; помню, Рори сидел тогда у себя в комнате и занимался программированием. Пришлось дважды его позвать, чтобы спустился.

— Итак, — произнес папа, когда в комнату прошествовал Рори. — Где же все пришельцы?

В руках он держал приз. Складной ножик с рукоятью из черного полированного дерева. У меня аж слюни потекли; Рори же в прострации потирал подбородок.

— Несмотря на то, что существуют множество подобных Земле планет — достаточно, чтобы гарантировать наличие разумной жизни где-то еще, — сама вселенная настолько велика, что вероятность обнаружить эти планеты ничтожно мала. Пришельцы, которые живут, скажем, в десяти миллионах световых лет от нас, должны лететь к нам со скоростью света на протяжении десяти миллионов лет. Что означает, им надо было покинуть свои планеты еще до того, как на свет появилось человечество. Чтобы отправиться в огромную космическую авантюру.

— Но что, если они освоили межзвездные полеты? — спросил Рори.

Я улыбнулся.

— Это невозможно, — ответил я. — Даже чтобы приблизиться к скорости света, потребуется огромное количество энергии — я бы сказал, астрономическое.

— Но развитая цивилизация, чьи технические возможности росли бы по закону Мура, могла бы забирать энергию у внешних источников.

— Что? — хмыкнул я. — Термоядерный синтез?

— Может быть, и синтез. Неважно. Если бы можно было собрать воедино всю энергию на планете, этого бы, вероятно, хватило.

— Не хватило бы. Посчитай темпы расходования энергии и умножь на расстояние, которое необходимо преодолеть.

Я знал это. Изучил. Цивилизации первого типа. А он дошел до этого просто своим умом.

Папа улыбнулся, а потом подмигнул мне.

Рори почесал затылок.

— Можно было бы использовать энергию звезды. Этого бы хватило.

— Что?

— Чтобы поддерживать жизнь на планете, нужна звезда. Если собрать всю энергию солнца, этого бы хватило.

Чистой логикой он додумался и до цивилизаций второго типа. Я прекратил улыбаться.

— Не получится. Это невозможно, — сказал я.

Папа потер руки и улыбнулся Рори.

— Или все-таки возможно? — Он вопросительно взглянул на него.

Рори приподнял пальцем бровь. Меня раздражало, что он постоянно так делал, именно пальцем.

— Стой. А что, если, ну не знаю, построить какую-то штуку вокруг солнца, которая бы вобрала в себя всю его энергию или большую ее часть? Тогда бы у тебя появилось нечто, способное к воспроизводству, используя энергию солнца.

Я встал, резко отодвинув стул. Бросил на него полный ненависти взгляд и вышел. Позже я обвинил его в жульничестве, а он убеждал меня, что ничего не делал. Он говорил: «С точки зрения статистики разница между победой и поражением в том, что в конце концов неудачники сдаются сами. Ты слишком быстро сдаешься», — прямо добавил он. У него не было желания поиздеваться, похвастаться или побесить меня, он просто сказал то, что думал, озвучил свое наблюдение.

— И поэтому побеждаешь ты, да? — оборвал его я.

— Победа мне безразлична. Возьми нож себе. — Он протянул его мне.

— Тогда зачем?

— Чтобы решить уравнение. Иногда нужно идти до конца, чтобы решить. Ты же сдаешься. Не борешься.

* * *

Что-то стучит по макушке. Что-то острое, ледяное, будто иглы. Пытаюсь продрать глаза, но тепло сна затягивает меня обратно.

— Эй, парень, — слышу я голос.

Нехотя открываю глаза и переношусь из одного места в другое — туда, где холоднее. Из двери тяжело нависает какая-то фигура, и на секунду я представляю, что на меня сейчас нападут.

Фигура неподвижна. Флуоресцентная вспышка на рукаве.

— Пэ Эс триста семьдесят пять Экс Ти. Нужна помощь на Лордшип-лейн-ист, Далич. Нужна скорая.

Полиция.

Сердце ускоряется. Значит, они как-то нашли ее труп и уже связали его со мной.

— Я этого не делал, — говорю ему.

Он делает знак подождать и продолжает вещать себе в плечо:

— И еще Ю. Принято. Сэр, к нам едут парамедики. Можете назвать ваше имя?

— Что? Ксандер Шют.

Только эти слова вылетают, нещадно кляну себя. Будь я хоть на толику не такой сонный, назвался бы по-другому. Но он застал меня врасплох, в тумане дремоты.

— Ладно, Ксандер. Просто сиди на месте и не опускай голову. Они приедут с минуты на минуту.

Моргаю, пытаясь осмыслить происходящее.

— Парамедики? — наконец выдавливаю я.

Солнце только-только начало окрашивать небо цветом, нанося на мир позолоту, как бывает во сне.

— Да, сэр. У вас очень неприятная травма. Просто не опускайте голову, — продолжает он и легонько приподнимает мне лицо.

Бутылка. Тот идиот швырнул в меня бутылкой. Порез, видимо, закровоточил. Осторожно дотрагиваюсь до головы, запускаю пальцы в волосы. Кончики у пальцев красные. Пытаюсь встать на ноги, но в глазах все кружится, и я вынужден снова сесть.

— Офицер, подождите, — кричу я в его светоотражающую спину.

Он утыкается в свой приемник на плече.

— Сидите спокойно, сэр. Постарайтесь не двигаться, — говорит он вполоборота.

— Нет, правда, — настаиваю я, — мне не нужны парамедики. Да я вот прямо сейчас встану и пойду.

Он продолжает бормотать себе в плечо, выставив ладонь, чтобы остановить меня. Закончив переговоры, он присаживается рядом со мной.

— Они уже едут. Я запишу кое-что, пока мы ждем. Адрес? — спрашивает он, однако, заметив грязь и лохмотья, добавляет: — У вас есть место жительства?

Мотаю головой, и он ставит галочку в формуляре в блокноте.

— Дата рождения?

— Тридцатое, седьмой, шестьдесят девятый.

— Семья? Ближайшие родственники?

— Никого. Мать умерла. Отец тоже.

— Ладно, — говорит он, бросая озабоченный взгляд на мою голову, — а что тогда здесь произошло?

Пытаюсь раскопать все, что осталось в памяти. Ведь что-то случилось, но я не могу сразу сообразить. Там был человек. Бутылка.

— Поскользнулся, — отвечаю я.

Женщина в доме вытеснила все остальное, и я в своем расшатанном состоянии не понимаю, стоит ли мне что-то скрывать. Я бы мог спасти ее. Становлюсь ли я тогда так или иначе виновным в убийстве?

Он записывает что-то в блокнот, смачивая языком кончик ручки.

— Где?

Встаю, опираясь на дверь, чтобы получше его разглядеть. Он молод. Его лицо светится юностью.

— Где поскользнулся? Без понятия.

Он с подозрением смотрит на меня.

— В парке, — спешу тут же уточнить, — в Гайд-парке.

Слегка улыбается и проводит рукой по волосам. Светлые — под утренним солнцем они отливают золотом.

— Как это случилось?

— Я же сказал вам. Упал.

Чувствую, как во мне закипает раздражение.

Он сглатывает и снова смотрит на меня — ручка наготове.

— И как же все-таки? — спрашивает он. — Почему вы упали?

— Я не знаю. Было мокро. Я упал.

— На что вы упали?

— На землю, — щурюсь я в ответ на его настойчивость. — Какое это имеет значение?

— На траву? — продолжает он.

— Да. Офицер, послушайте, мне уже лучше. Я бы хотел уйти, — говорю я и пытаюсь подняться на ноги.

Ловлю на себе взгляд молодой женщины, которая в этот момент проходит мимо. Ей всего лишь любопытно; она, наверное, возвращается домой с вечеринки, но даже этот брошенный походя взгляд создает некую эмоциональную связь, которую я ощутил.

— Стойте, вот и парамедики, — говорит он, махнув приближающейся на всех парах карете скорой помощи.

Он снова усаживает меня на землю и продолжает расспросы, пока машина не останавливается.

— Я не понимаю. — Он втягивает носом воздух.

Мое сердце на секунду замирает.

— Что? Не понимаете что?

— Как вы порезались, упав на траву?

Я закрыл глаза.

— Я упал на траву, но ударился об угол скамейки, пока падал.

В этот миг у меня в голове проносится картинка падающей женщины, ее ноги беспомощно подламываются под весом тела. Голова бьется об угол стола. Он записывает мой ответ, а затем идет представиться бригаде парамедиков. Их двое — мужчина и женщина, — и держатся они на удивление свободно. Слишком они легкомысленны для скорой помощи.

— Привет, Ксандер, так ведь? — радостно восклицает женщина, подойдя ко мне.

Она широко улыбается не только ртом, но и глазами — так, что я могу разглядеть зеленые пятнышки в коричневых радужках.

— Я просто задам несколько вопросов. Вы можете назвать свое имя?

Я вздыхаю.

— Зачем спрашиваете, если и так его уже знаете?

— Тогда запишу, что вы в сознании и отвечаете на вопросы, — так же радостно продолжает она и, надев мне на указательный палец пластиковую прищепку, замеряет пульс. — Мы быстренько отвезем вас в больницу на обследование. С травмами головы лучше не шутить.

Снимаю прищепку с пальца и встаю. Все это мельтешение, свет от мигалки, шум — от них кружится голова и начинает мутить.

— Для этого нужно мое согласие?

— Да, — отвечает она, — но благоразумным на вашем месте было бы…

— Отлично, — прерываю я, кутаясь в пальто. — Тогда я никуда не еду.