Куплю маму для сына. Дорого

Инга Максимовская

— Ты будешь мамой для моего сына. — С чего бы? — Потому что он так решил. И потому что я очень хорошо тебе за это заплачу. На меня смотрят ледяные глаза. В них нет ни жалости, ни каких либо эмоций. Отец ребенка, найденного мной на улице, не шутит. И мне бы отказаться от безумного предложения, но этот властный человек не оставляет мне ни малейшего шанса на побег. –Ты соглашаешься быть любящей мамой, пока мой сын в тебе нуждается, а я решу твою проблему. Любую. Щелчком пальцев. Поверь, для меня нет невозможного. Так что? По рукам? И как отказаться от такого предложения? Тем более, что на решение самой важной проблемы в моей жизни у меня всего полгода. — По рукам, — подписываю я договор, расторгнуть который невозможно.

Глава 9

— Так скажи мне все это сама, — голос Ястребова звучит грозовыми раскатами. Я вздрагиваю от неожиданности, судорожно запахиваю халат на груди. Скорее инстинктивно, он и так весьма целомудренно обвивает мое тело, словно саван. — Ну, Рита-Маргарита, я жду. Бу, к Тимофею.

— Но…

— Быстро я сказал, — голос Ястребова звучит ровно, но няню будто ветром сдувает. Была и нет. — А ты куда собралась, дорогая?

Куда? Да куда угодно. Лишь бы не чувствовать ледяных игл ужаса впивающихся в мой позвоночник гадкими сосульками. Но показывать страх — значит расписаться в собственном бессилии и трусости. А я не желаю пасовать перед этим проклятым всеми богами, злом во плоти. А как иначе назвать человека, который собственного чудесного сына дрессирует как собачонку неразумную. Я со мной этот номер я ему провернуть не позволю.

— Вас не шокирует, что я в халате? — стараюсь звучать насмешливо, насколько это позволяет идиотская ситуация. — Простите, но какой-то гад приказал выкинуть мой любимый костюм.

— Это тот на котором пятно на ляжке странного цвета и надорван капюшон? — насмешка в его глазах кажется издевательской. Злая насмешка. — Тогда этот гад я. И я способен не только дешевый костюм приказать уничтожить, ты ведь это понимаешь? Ненавижу плохие вещи. Те, которые склонны к неповиновению и самовольству, грязные и неподдающиеся химчистке. Я достиг достаточных высот, чтобы позволить себе окружать себя хорошими вещами, служащим добрую службу.

— Вы скот, — я задыхаюсь от яростного неприятия настоящего. Ненависть? Нет, это даже не она. Это страх. — Значит для вас все вещи? И ваш сын? Злобный монстр вы.

— Ты ошибаешься, я хуже. И ты боишься, Рита. Потому что понимаешь, что я не выпущу тебя. Никто ведь даже не знает где ты, — он ухмыляется, но глаза его при этом ледяные. И я чувствую, как колют позвоночник ледяные иглы, врастают, пробивают кожу. Да, я боюсь этого человека. Аж ноги слабнут.

— Страх — один из основных человеческих инстинктов. Точнее, чувство сохранения. И да, сейчас мне страшно, — я говорю ровно, хотя хочу кричать. — Вы это хотели от меня услышать?

— Тогда ты должна понимать, что то, что чувствует мой сын — это даже не страх. Ты ведь слышала сегодня ночью, как он кричит? — щурит глаза Ястребов. Красивые глаза. Цвета полевых васильков. Но они будто неживые. Сейчас в них боль и ярость.

— Нет. Тимофей не кричал, — я говорю чистую правду. Но вижу во взгляде хозяина неверие. — Один раз ночью испугался, но я его успокоила. И если бы вы…

— Ненавижу когда мне врут, — его рык похож на гром в горах. И будь я послабее, наверняка бы свалилась в обморок. Но, я ведь обещала моему мальчику завтрак, так что кисейные проявления излишни сейчас. — Бу. Бу, сюда иди, быстро, — кричит он, подняв голову к потолку. Блин, он сумасшедший. Куда я попала?

Няня появляется сразу. Я не знаю, как у нее так получается, но обязательно выясню.

— Не кричал, — с порога рапортует Бу, как солдат, не дожидаясь вопроса хозяина. — И после печенья с молоком его не рвало. Один раз был приступ, но, Маргарита справилась. Она интуитивно делает то, с чем не справляются дорогие психологи.

— Подождите, вы что…? Вы за мной следите? — я аж дышать забываю. От злости кипящей во мне словно лава.

— Конечно. Эта часть дома находится под постоянным видеонаблюдением. За комнатой Тимофея наблюдает охрана. За вашей Бу, — черт, он даже не видит моего возмущения. Точнее не так, ему плевать. — Вы же девочка, — ухмыляется он.

— И на том спасибо. Но, девочка вынуждена послать вас на три веселых, господин Ястребов. Девочки они такие, вы бы должны это знать. Не получится у нас с вами сотрудничества. Я собираюсь и уезжаю. Прямо сейчас. Прямо в халате. Пешком ухожу. Лишь бы не видеть вашей самодовольной рожи. Вы безумны, это даже без психиатра видно.

— Никуда ты не уйдешь, — улыбка сходит с губ Ястребова, будто ластиком стирается. Передо мной снова зверь. Хитрый, сильный, опасный.

— Потому что вы прикопаете меня под миндальным деревом, в случае неповиновения? Тем что растет у ворот.

— Потому что ты не сможешь бросить моего сына. И я прав. Ты очень предсказуема, дорогая. Очень, — он оказывается возле меня в один прыжок, я даже моргнуть не успеваю. Сильные пальцы сжимаются на моем подбородке, и я вижу его глаза совсем рядом, будто смотрюсь в странное бездонное зеркало. Я слышу как тихо ахает Бу, и слепну от злости. Нет, мне не больно. Он аккуратен, даже нежен насколько это возможно, гладит пальцем большим мою губу нижнюю. Наслаждается моей растерянностью. Сжимаю руку в кулак и бью не разбирая куда. Мне кажется, что кулак врезается в каменную стену.

— Молодец, Рита. И я точно уверен, что поступаю правильно, — шепчут каменные губы.

— Пусти, — я шиплю, но не дергаюсь. Словно гипноз, ворожба или еще какая богомерзкая сила исходит от этого мужчины.

— Папа, пусти маму, — звенит детский голосок, словно ветром свежим занесенный в эту чертову розовую комнату. — Пусти ее. Слышишь? А то я тебя стукну. Пусти ее.

Тиски, сжимающие мою душу слабнут. Вместе с захватом сильных пальцев. Глаза хищника теплеют, и даже в них появляется подобие страха и раскаяния. Дурдом. Но в одном он прав, я не уйду. Я не смогу предать мальчика, который бросился меня сейчас спасать.

— Жду вас к завтраку, — он идет к выходу не оглядываясь.

— Я уже сказала, что буду завтракать с Тимошей, — выплевываю в широкую спину. Малыш жмется ко мне. Но сейчас он не напуган, он… Зол? Вздрагивает, и его дрожь передается мне. — И вам бы стоило. Ему нужен отец, а не злобный дракон, следящий за ним неусыпно.

Ястребов замирает на пороге. Поворачивается медленно. Ну да. Он меня точно убьет, растворит в ванне с кислотой в подвале этого замка Дракулы. Никто же не знает, где я.

— Бу, распорядись, чтобы в столовой поставили прибор для моего сына. И пусть Маргарита скажет, что приготовить Тимофею. Завтрак через полчаса. Не задерживайтесь. — Халат — бомба, кстати. Тебе идет, дорогая, — поворачивает ко мне лицо, и я вижу в бездонных глазах чертово веселье. — И прическа.

— И камеры уберите из моей спальни, — я наглею. Он поднимает бровь.

— Начнем с семейных завтраков, — ухмыляется Алексей Романович. — Ты слишком нахальная, мама моего сына.